17 Марко

Ну вот, это случилось. Я хотел бы ее задержать, но застрял на пороге комнаты, голый, в махровом халате. Клиентка торопила меня, заявив, что никогда такого не видела и лучше обратилась бы в агентство. Я был опустошен, мне даже не удавалось думать. Точнее, я думал только об одном: я потеряю Фанни. Я ее потерял.

Оставшись один в номере отеля, я ударил себя по голове кулаками и бросился на кровать, заплакав. Затем я сказал себе, что не все потеряно, что у меня еще оставался шанс, шанс, что Фанни достаточно меня любит, чтобы простить. Я никогда так быстро не доезжал до бабушки. Я вел машину как сумасшедший, повезло, что не попал в аварию. Я помылся, наспех переоделся. Прошло не больше двух часов с той минуты, как Фанни позвонила в дверь номера.

Когда я прибежал домой, Мэгги, гладившая одежду, злобно на меня посмотрела. Карина перезаряжала свою камеру. Фанни не было видно.

— Фанни здесь?

— В своей комнате. Я не знаю, что произошло, но я никогда не видела ее в таком состоянии, — ответила Мэгги ледяным тоном.

Я подлетел к двери, но она была заперта изнутри.

— Открой мне, Фанни! Пожалуйста!

Карина снова принялась снимать. Наконец что-то интересное. Фанни закричала из-за двери, что больше не хочет меня видеть, чтобы я убирался.

— Мне нужно поговорить с тобой, Фанни! Пожалуйста!

Мэгги прекратила гладить. Я стучал в дверь. Мэгги поднялась, крича, что я больной, что я выбью дверь. Но я даже не слышал ее и продолжал стучать в дверь. Карина пила молоко, снимая нас.

Наконец дверь приоткрылась, и на меня враждебно посмотрела Розали. Я вошел в комнату, закрыл дверь у Карины перед носом.

— Что тебя заставило спать со старухой? — бросила мне Розали.

Она вернулась к Фанни, которая свернулась клубочком на кровати и отвернулась, как только меня увидела.

— Фанни…

Она поднялась на минуту, ее лицо опухло от слез.

— Выметайся отсюда! Ты меня раздражаешь!

На одну секунду у меня появилось желание уйти, спрятаться, напиться и больше ни о чем не думать. Но это было последнее дело. Я смотрел, как Фанни рыдала в объятиях Розали, которая убаюкивала ее как ребенка. Я сел на край кровати, Фанни как можно сильнее прижалась к Розали, а та, расстроенная, смотрела на меня, качая головой.

— Послушай меня, Фанни… Позволь мне хотя бы с тобой поговорить.

Она принялась кричать:

— Я знаю, что ты сейчас мне скажешь! Ложь, потому что ты лжец! Я никогда не думала, что ты лжец!

Она снова упала на кровать, плача.

— Это правда, я тебе солгал, Фанни… я тебе солгал…

И я тоже начал плакать. Фанни искоса, сквозь слезы на меня посмотрела. Розали поднялась и сказала, что ей нужно идти, что она даже не приготовила ужин из-за всей этой истории, к тому же Джонатан забыл ключи. Когда она открыла дверь, чтобы уйти, Мэгги и Карина стояли там, подслушивая. Карина немедленно навела на меня свою камеру. Я не знаю, стоило ли ругаться, но я не мог сдержаться.

— Как нам говорить! — крикнул я. — Мы окружены! Нельзя целоваться, нельзя ласкать друг друга, нельзя ничего делать в этом доме! Это невозможно!

Мэгги на меня даже не взглянула.

— Что происходит, моя дорогая?.. Посмотри, как она плачет! Что он тебе сделал?

Она шагнула в комнату, и Фанни мигом поднялась с кровати. Она закричала так же сильно, как я:

— Вы не можете нас хоть на некоторое время оставить в покое! Черт возьми! Это не ваше дело!

Она хотела снова закрыть дверь, но Мэгги ее удержала:

— Мы слышим крики, естественно, что мы беспокоимся.

— Чего ты боишься? Что он меня ударит?

Карина добавила, что она сожалеет, но мы не одни в квартире. Даже если они не хотели бы слушать, они обязаны слышать.

Фанни хотела схватить камеру Карины, угрожая выкинуть «эту гадость» в окно, Карина сопротивлялась, и Мэгги забрала камеру, чтобы положить ее в надежное место, пока две сестры вцепились друг другу в волосы, выкрикивая оскорбления. Мэгги хотела их разнять, но получила удар локтем в живот и отлетела на меня. Я упал на кровать под весом Мэгги, которая вовсе не похожа на нимфу. Фанни и Карина прекратили драться, а Мэгги начала причитать, что у нее разовьется опухоль.


Мы сели вчетвером за кухонный стол, у Фанни и Карины были растрепаны волосы, Мэгги тяжело дышала и пила свое лекарство, у меня не было ни одной мысли в голове, меня тошнило. Добрую четверть часа мы молчали. Все отходили, избегая смотреть друг на друга. Затем Мэгги потребовала, чтобы ей объяснили, в чем дело, уж это мы должны сделать, учитывая, что мы все-таки были под ее крышей. Я увидел, что Фанни напряглась. Она не ответила сразу. Тогда я сказал, что это по моей вине. Все посмотрели на меня, и я почувствовал во взгляде Фанни просьбу ничего не рассказывать. В любом случае, мне нужно было придумать объяснение, всегда находятся правдоподобные объяснения. Но у меня не было времени их искать. Тогда в объяснения пустилась Фанни, и я должен признать, что ее рассказ был ужасно правдоподобен. Она сама вряд ли догадывалась, как близка была к истине. Она пришла ко мне на работу и застала с красивой женщиной, мы пили кофе и смеялись. Это была хозяйка, она очень удивилась, что я женат. Она даже невежливо повела себя с Фанни. К тому же она бросала на меня многозначительные взгляды. Фанни разозлилась, она и я там же и поссорились, она убежала, ну вот и все.

Мэгги смотрела на меня подозрительно.

— Кто была та женщина?

— Ну… заказчица, — не сразу я ответил.

— Что между вами было?

— Ничего… Смеялись, вот и все.

В первый раз мне было так непривычно лгать.

— Я не знала, что ты так ревнива… в нашей семье нет никого с ревнивым характером, — сказала Мэгги и тихо добавила: — Может быть, жаль, что нет.

Запах гари прервал обсуждение. Это было свиное жаркое, которое Мэгги забыла в духовке. Мы его все-таки съели, не пропадать же, в любом случае никто не остался голоден. Карина убрала со стола, не заставляя себя пять раз просить об этом, и Фанни сказала, что мы выйдем, она и я. Мэгги предложила нам сходить в кино, в мультиплексе шел хороший фильм. Фанни сказала: «Может быть, посмотрим».


Мы не пошли в кино, только вышли во двор. Джонатан, игравший в футбол со своими приятелями, кивнул нам, но мы не ответили. Я не мог начать, у меня не получалось, только ходил перед Фанни из стороны в сторону.

— Ну, здесь ты можешь говорить! Никто не слушает! Что за истории ты мне расскажешь?

— Я не собираюсь рассказывать тебе истории, Фанни.

Она пожала плечами:

— Скажешь тоже…

Ее лицо распухло от слез, я хотел обнять ее, но удержался.

— Женщина, которую ты видела…

— Твоя любовница?

— Это не моя любовница.

— Прекрати сейчас же! Скажи еще, что ты там с ней не спал!

Я сделал ей знак говорить тише: рядом дети играли в футбол. Она заявила, понизив голос, что ей плевать, что я ухожу в сторону, и, что бы я ни сказал, ей понятно, что я с той женщиной спал.

— Я и не говорил, что нет… Но это не моя любовница. Это моя клиентка.

— Твоя кто?

— Моя клиентка… Она… (это было трудно произнести) она мне платит.

Фанни вообще не понимала, о чем я говорю. Почему я не сказал правду, вместо того чтобы что-то выдумывать, зачем мне это? Я поклялся, что это правда. Она секунду смотрела на меня, ничего не говоря. И тогда она поняла.

— Она тебе платит? Как… как платят проститутке?

Она произнесла это слово очень быстро, я догадался, что ей было противно. Она испуганно на меня взглянула и тихо повторила:

— Ты занимаешься проституцией? Почему? Почему ты занимаешься такой мерзостью?

— Ты никогда не думала, как нам каждый раз удавалось платить по счетам? Работай я только с Тутуном, ты давным-давно попрощалась бы со своим салоном! Черт возьми! Я делал это для того, чтобы мы смогли выпутаться!

Она не двигалась, бледная, со сжатыми губами, и начала дрожать. Я подошел и обнял ее, она стояла как деревянная, не реагируя.

— Я так люблю тебя, Фанни… так сильно…

Она отстранилась и прижалась к двери. Я подошел и увидел то, чего не видела она: за ее спиной Мэгги и Карина выходили из лифта в холл. Она невольно проследила за моим взглядом.

— Посмотри на наше гнездо, — сказал я, увидев, что Карина включает камеру.

Я взял ее за руку и повел к машине, которая была припаркована напротив.


Мы едем по окружной дороге, машины движутся ровно, начинается дождь. Мы в первый раз одни со времен… наконец мы одни. Фанни избегает моего взгляда, а я смотрю прямо перед собой. Но я вижу ее отражение в стекле. У нее грустные, усталые глаза побежденной женщины. Мы успели проехать целый круг по окружной дороге, прежде чем заговорить. Мне это не удавалось, слова застревали в горле.

— Как это началось?

И я ей все рассказал, с самого начала, о работе с Тутуном, которую я заканчивал в одиночку, о той женщине, которая захотела заняться со мной любовью. Я не слишком вдавался в детали, видя, что она страдает.

— Старая?

— Сорок, не знаю…

— Старуха!.. И ты согласился?

— Ну, нет, я оставался вежливым, держал дистанцию… Потом она дала мне понять, что готова дать мне денег.

— Ах да, она предлагает тебе деньги — и все, ты идешь, не задумываясь?

Я чувствую, что она снова готова расплакаться.

— Конечно, я задумался! Я серьезно задумался! Вспомни, в то время мы были в сложном положении… Вы даже не знали, сможете ли сохранить салон… А Мэгги ворчала, что она так и знала, что это с самого начала было глупостью… А ты не могла заснуть ночью…

Фанни не издает ни звука.

— Но вы сохранили салон…

Мы молчим, пока спидометр отсчитывает три километра.

— И как ты вызываешь эрекцию?

Я был уверен, что она об этом спросит. Черт! Как ей объяснить, что это не проблема, что это от природы, что в женщине, желающей близости, всегда что-то возбуждает.

— Я задала тебе вопрос! Как?

— Я не знаю… это приходит само… я нахожу что-то такое, что меня возбуждает, и потом, мужчины…

Она перебивает меня:

— Это мерзость! Мерзость!

— Ты хочешь правды, я тебе ее говорю! И потом, я надеваю презерватив! Каждый раз!


Я сказал ей правду, я показал ей правду. Мы зашли в мою мансарду, к бабушке. Я включил компьютер и открыл страницу в Интернете. Она смотрела на нее неподвижно, как птица на змею. Ее взгляд переходил от фотографии на экране к оригиналу, который мешком рухнул на кровать и не осмеливался на нее смотреть. Мне было стыдно, я едва осмеливался двигаться, так мне было стыдно. В конце концов она сказала:

— Патрик… Это мерзко, Патрик… Я тебя не знала, я не знаю, кто ты… Я не знаю мужчину, который сидит напротив меня.

Она разрыдалась. Она плакала, сидя за компьютером, а я лежал на кровати, сжавшись, и хотел провалиться сквозь землю… Я вскочил, открыл шкаф, полный костюмов Патрика, схватил один и начал рвать его в клочья. Мне это почти удалось, хотя и трудно было рвать костюм. «Больше никогда! — кричал я. — Больше никогда! С этой мерзостью покончено!» Я заплакал, все еще пытаясь разорвать рукав льняного пиджака.

Я опустился на пол перед открытым шкафом. Мы так и сидели, продолжая плакать.

— Что мы будем делать? — совсем тихо проговорила Фанни.

Я потянулся к ней, положил голову ей на колени:

— Я тебя люблю, моя дорогая, я не хочу тебя терять… Фанни, я не хочу тебя терять.

Она повторила:

— Что мы теперь будем делать?

Я выпрямился, наши взгляды встретились.

— Ты меня еще любишь? Ты меня еще любишь, моя любимая?

Фанни мне не ответила. По ее щекам все еще бесшумно текли слезы.

— Ответь мне, ты меня больше не любишь? Ты меня больше не любишь, моя дорогая, любимая? Ты дашь мне небольшой шанс? Скажи мне… Маленький шанс, скажи, любовь всей моей жизни…

Она попросила платок. У меня не было ни платка, ни бумажных салфеток. Я пошел в туалет за бумагой и принес ей рулон. Увидев его, она засмеялась, продолжая всхлипывать. Она высморкалась, но у нее осталась маленькая капелька на кончике носа, и я помог ей высморкаться, как ребенку.

— Небольшой шанс, — повторил я. — Пожалуйста… Фанни…

Она кивнула и сказала очень тихо:

— Можно попробовать… Я не знаю, получится ли у нас.

— У нас получится, моя любимая, у нас получится.

Я обнял ее, прижал к себе, чуть не задушив; она не сопротивлялась, почти не шевелилась. Я чувствовал такое облегчение, что не нужно больше лгать. Мы так и провели ночь, прижавшись друг к другу, одетые, в кровати, где я спал до шестнадцати лет.

Загрузка...