Да, учитывая график Джудит, мы все делаем в спешке, ну ладно, хорошо, что она понятлива. И дома дела идут гораздо лучше. У нас с Тутуном на горизонте вырисовывается работа. Салон работает хорошо, и Фанни снова улыбается. Мы успеваем отдохнуть, время от времени ходим в кино, а после сеанса заходим в китайский ресторан или пиццерию, это немного расслабляет.
Иногда жалуется только бабушка. Она видит меня не так часто или мельком, но в общем довольна, что у меня все складывается. Джудит дала мне для нее пару ботинок с электрическим подогревом, но я боялся, что их замкнет. Тогда я отдал ботинки Мэгги. Она была необычайно довольна. Правдоподобное объяснение: в лавке, где я сей час работаю, оставались непроданные товары, и хозяин дал мне пару.
Правдоподобное для Мэгги. Но не для Фанни. Я должен был объяснить ей, откуда они взялись, она вспомнила о видеокамере Карины — словом, сначала мы сдержанно ссорились в спальне, а потом продолжили в машине. Я извинился, все должно было остаться в прошлом, мы не могли позволить себе возвращаться назад. Фанни хорошо это понимала, и мы очень быстро успокоились. Однако я надеюсь, что ботинки будут греть как положено. За последние дни это была единственная проблема. За исключением этого все идет почти что хорошо.
По крайней мере, все шло почти хорошо. До вчерашнего дня. Накануне Джудит позвонила мне, чтобы назначить встречу, ее график был перегружен, а я работал с Тутуном. Квартира довольно большая, немало работы, но и оплата соответствующая. Моя идея была рискованной, но иначе встреча переносилась на восемь дней, и я предложил ей прийти ко мне на работу, пока Тутун вместо обеда пойдет покупать оборудование. Эта идея рассмешила Джудит. Она спросила, сколько у нас будет времени. Я сказал, что два или даже два с половиной часа: Тутун не из тех, кто станет торопиться. Итак, она придет на квартиру. Мы лежали на кровати, в комнате, которую только что я и Тутун закончили ремонтировать. Я снял пленку с кровати, и мы занимались любовью при сильном запахе краски. Вдруг она сказала:
— Я хотела бы провести с тобой выходные.
Я не сразу воспринял это серьезно. Я сказал, что это невозможно, и затем увидел, что было уже без двадцати минут два, и скоро должен был прийти Тутун. Я встал, наспех оделся, но она не двигалась, лежа на кровати и наблюдая за мной.
— Целая ночь, проснуться вместе, завтракать вместе… Это было бы приятно.
Я молча оправил одежду, поднял ее вещи, валявшиеся на полу, и протянул ей.
— Тебе не нравится такая идея?
— Это не обсуждается, Джудит. К сожалению, тебе нужно идти. Если придет Тутун…
Она забрала свои вещи и ушла в ванную. Я накрывал кровать пленкой, когда она крикнула мне из ванной комнаты:
— Ты мог бы обсудить это со своей женой… она кажется понимающей.
Я опешил. Почему она об этом заговорила? Между нами не было непонимания, все было ясно. Я не имел представления, на что она намекала. К тому же это не в ее стиле. Я тоже зашел в ванную. Расчесывая волосы, она сказала мне:
— Ты думаешь, что она откажется?.. Значит, ты не представляешь…
У нас с Джудит никогда не было таких разговоров. Это меня напрягало.
— Я не буду с ней об этом говорить, — ответил я после паузы, — в любом случае нет.
Она бросила на меня взгляд, который мне совсем не понравился. Я первый раз видел ее такой.
— С другими клиентками такой вопрос не возникал?
— Поторопись, пожалуйста.
— Никогда? — настаивала она.
— У меня нет другой клиентки… Как будто ты не знаешь…
— Ты мне никогда этого не говорил…
Она принялась пудриться. Я бы сказал, что она нарочно тянула время.
— Так ваше маленькое предприятие работает только благодаря мне?
Я разнервничался, скорее, разозлился:
— Почему ты так со мной говоришь?
— Это неправда?
Я не сразу ответил; я пошел в комнату, нашел сумку Джудит и вернулся в ванную:
— Это тебя не касается. Мы видимся раз в неделю, остальное тебя не касается.
Кажется, она была удивлена моим тоном. Она взяла сумку у меня из рук и сказала:
— Ты прав, Марко, я вмешиваюсь в то, что меня не касается… В любом случае, она очаровательна… очень-очень милая… и симпатичная.
Она прошла мимо меня и вышла из ванной. Я пошел за ней в комнату:
— О ком ты говоришь?
— О твоей жене.
Она пошла за своим пальто, надела его, не обращая на меня внимания. Я уже ничего не понимал, не мог сообразить.
— Ты знаешь мою жену? Откуда ты знаешь мою жену?
Кажется, я это выкрикнул.
— Она приходила ко мне в студию.
— Фанни?
— Ее зовут Фанни? Милое имя… Я думала, что ты в курсе…
И она вышла из комнаты. Я побежал за ней в коридор. Проклятие, какой же он длинный.
— Зачем она к тебе приходила?
Джудит остановилась у двери, посмотрела на меня:
— Спросишь у нее… Извини, я опаздываю.
Она открыла дверь, когда Тутун уже собирался звонить. Она чуть не толкнула его, извинилась, поздоровалась с ним, затем попрощалась и стала спускаться по лестнице. Тутун смотрел, как она уходит, потом повернулся ко мне:
— Что это за мадам?
Поглощенный своими мыслями, я понял, что он сказал, наверное, только через пять секунд.
— А?.. Это… жена хозяина.
— Я думал, что он голубой.
— Но это не мешает быть женатым.
— Забавно, — сказал Тутун, — если бы я был голубым, я бы не женился, по крайней мере не на женщине.
Весь день я сдерживался, чтобы не позвонить Фанни. Что она придумала, черт возьми?! Зачем она ходила к Джудит? О чем они говорили? Я часами прокручивал эти вопросы в голове. Тутун заметил, что я странно выгляжу, я сказал, что в полдень съел греческий сэндвич, который плохо пошел. Тутун сказал, что не нужно увлекаться греческими сэндвичами, особенно с тунцом, потому что после них часто отвратительно себя чувствуешь.
Я отвратительно себя чувствовал. В висках стучало, меня тошнило. Я вылетел из квартиры, даже не сняв рабочий комбинезон, и поехал к салону ждать Фанни. Я провел двадцать минут в машине, пока не ушла последняя клиентка. Розали кивнула мне, уходя.
Фанни вышла последней. Она села в машину. Я не смотрел на Фанни — не мог. Она поцеловала меня, я не ответил на поцелуй, но она этого не заметила. Она сказала, когда я вырулил на дорогу:
— Я совсем никакая, у меня критические дни, болит грудь.
У меня тоже болело в груди. Я промолчал, и мы поехали дальше. Опять проклятые пробки! Через некоторое время она спросила:
— Ты не хочешь пойти в воскресенье на гуляния?
Я молчал, тогда она сказала:
— Что такое? Проблемы?
— Зачем ты к ней ходила?
Фанни непонимающе на меня посмотрела:
— К кому я ходила?
— Не прикидывайся дурой! К моей клиентке! Зачем ты к ней ходила?
Она помедлила, прежде чем ответить.
— Хочу быть уверена, что останется время и на нас, — произнесла она очень тихо, и это меня еще больше разозлило. И добавила: — И встреча прошла очень хорошо.
— Ты ничего мне не сказала? Кто я? Кто я? Ничто?
Я кричал, но ее это не впечатлило, она пожала плечами и проговорила:
— Я могу рассказать тебе о множестве вещей, которые ты делал у меня за спиной. Хватило бы на год!
Ее поведение выводило меня из себя, я готов был ее ударить.
— Вся разница в том, Фанни, что я никогда не относился к тебе как к пустому месту!
— Хватит кричать! — твердо сказала она. — Я не понимаю, почему ты делаешь из этого драму! Если ты не прекратишь, я выйду и вернусь пешком.
Я смолчал. Я молчал до самого дома. Я вошел, не поздоровавшись с Мэгги, и пошел прямо в комнату. Но она перехватила меня на ходу:
— Кстати, Марко, было бы чудесно, если бы завтра вечером вы помогли мне разобраться на кухне. Тогда мы сможем закончить к выходным.
Я вспомнил, что обещал ей переделать кухню. Вот черт!
— Сожалею, я не смогу в эти выходные.
— И почему же?
— У меня работа в провинции. Только что появилась.
Я заметил, что взгляд Фанни помрачнел, но она тоже промолчала.
— Вы могли бы меня предупредить, — сказала Мэгги. — Я заплатила за полировальную машину.
— Не беспокойтесь, Мэгги, я ее оплачу!
И я вошел в комнату, хлопнув дверью. Две минуты спустя вошла Фанни, тогда вышел я, хлопнув дверью. Я пошел в ванную принимать душ и закрыл дверь на задвижку. Когда я помылся, Карина накрывала на стол вместе с Фанни. Я вышел из квартиры, не взглянув на них.
Я успел выкурить две сигареты, когда Фанни вышла во двор. Она была в гневе, но в этом она не могла меня превзойти.
— Это что за план?
— План, который ты не успела обсудить.
— Ты поедешь к ней?
Я посмотрел на Фанни, ничего не говоря.
— Я тебя предупреждаю, Марко, если ты к ней поедешь, я от тебя уйду!
Ну и наглость!
— Почему? Теперь ты сомневаешься? Вторая половина дня тебя устраивает, а целые выходные вызывают такую реакцию?
— Иди ты!.. Скажи! Почему ты этого не говоришь?
— Почему не говорю что?
— Что ты влюблен в эту женщину!
— Я не влюблен! Я работаю! Я приношу деньги! Ты же хочешь денег?
— Это так! Кричи громче. Ты хочешь, чтобы все узнали?
Я ответил, что в любом случае все пользовались доходами от проституции! И добавил: «Семейка сутенеров!» Она замолчала и отвесила мне пощечину. Я сразу же ударил ее в ответ. Она расплакалась. Ребята во дворе прекратили играть в футбол, чтобы понаблюдать за спектаклем. Я немедленно на себя разозлился. Даже если она толкнула меня на крайности, я не должен был давать волю рукам. Я попытался обнять ее, но она оттолкнула меня изо всех сил:
— Не трогай меня! Ты меня раздражаешь! Отправляйся спать со своей старухой!
Затем она убежала назад в квартиру. Ребята снова стали гонять мяч, я снова зажег сигарету.
Я хотел убежать. Совсем не хотелось подниматься в квартиру. Я вышел из городка и шел целых полчаса, пока не оказался перед вокзалом. Там я сел на поезд до Парижа. Я не знал, куда ехать, мне просто хотелось убежать. В поезде я представлял себе их встречу. Они все спланировали, втайне от меня решили когда и как. Возможно, они пересмотрели ставку, кто их знает. Я немного злился на Джудит, но плохо мне было из-за Фанни. Это она меня предала. Я ее никогда не предавал, никогда.
Я вышел на Восточном вокзале и, не знаю почему, попытался найти того маленького жиголо, но не увидел его. Тогда я вошел в бар с видеоиграми и играл в Street Fighters целый час. Я все время выигрывал, ведь я был в ярости. Затем я вышел на улицу и в конце концов зашел в бистро, решив напиться. Я редко напиваюсь. Я начал пить пиво. У них было много разных сортов, я попробовал все. Я не особо люблю пиво. Я только хотел напиться.
Я не видел выхода, и все решения, которые приходили мне в голову, никуда не годились. Я топил гнев в пиве. Я не знаю, сколько выпил. Светлое, янтарное, темное, сладкое, горькое. Хозяин сказал, что больше не будет мне наливать. Мне было трудно найти в кармане последние купюры, я расплатился, меня тошнило, и я пошел в туалет, но ничто не вышло, я только испачкал брюки. Мне было трудно идти прямо. Выйдя из туалета, я упал на лестнице. Мне должно было быть больно, но я ничего не почувствовал.
Я вышел на улицу как зомби, перешел дорогу — меня чуть не сбила машина, водитель прокричал мне: «Совсем чокнулся!» — и с трудом доковылял до станции метро.