Клятва Грейсона

— Полагаю, что это часть твоего властного драконьего характера?

— Вероятно.

Он поместил небольшой пластиковый пакет, — наполненный, как мне казалось, сэндвичами, которые сделала Шарлотта, — в карман, расположенный на спинке позади сидения и уселся за руль. Я открыла дверь с пассажиркой стороны, смотря на него, но не забираясь в машину.

— Тебе доставляет удовольствие выводить меня из себя, не так ли?

Он сделал вид, что размышляет над этим.

— А это имеет смысл. — Он взглянул на меня. — Но это не поэтому.

— Ты не должен чувствовать себя обязанным делать это, — проговорила я. Откровенно говоря, я не очень хотела, чтобы в первый раз Грейсон встречался с моим отцом, когда я буду говорить ему о нашей свадьбе. Я уже могу представить его холодное презрение, которое он продемонстрирует не только мне, но и Грейсону. И мне нужно узнать будет ли имя Грейсона звучать для него знакомо. Я сомневалась в этом — потому как мой отец имел склонность помнить лишь тех людей, которые продолжали исполнять его прихоти. И помимо всего, та ситуация, что произошла некоторое время назад, могла открыться за пару мгновений. И помимо этого, я не могу представить Грейсона в одной комнате с моим отцом, когда я буду сообщать ему о том, что вышла замуж, не спрашивая его разрешения. Вещи могли выйти из-под контроля, а я не желала, чтобы кто-либо — особенно Грейсон Хоторн — стал свидетелем этого. Особенно, когда я была уверена, что мой отец не приложит ни капли усилия, чтобы хоть в какой-то мере, степени или форме уважительно отнестись к чувствам Грейсона.

Господи, когда я начала задумываться о чувствах Дракона?

Каким-то образом дела обстояли так, что я и правда переживала за его чувства.

— Это самый подходящий способ, чтобы справиться с этим, Кира. Теперь мы можем ехать? Я не хочу попасть в пробку на улицах Сан-Франциско.

— А кто позаботится о Шуги? — поинтересовалась я, делая последнюю попытку убедить его.

— Шарлотта. Верджил охотно поможет ей. Кажется, собаке он приглянулся.

Я раздраженно выдохнула, но затем смягчилась. Отлично, он мог поехать со мной и увидеть своими глазами, почему я была готова выйти за него замуж, чем просить что-то у моего отца в этой жизни или же в любой другой. Он увидит, кем я являлась на самом деле. И это меня пугало. Но почему? А затем я поняла — потому что я хотела, чтобы Дракон уважал меня. Я не хотела, чтобы он видел во мне испорченную наследницу, он определенно точно осуждал меня в тот день, когда я впервые зашла в его офис, когда все, что он смог проявить ко мне — холодное презрение. Я не хотела, чтобы он видел всю ту роскошь, в которой я жила, и думал, что это была часть меня, что это то, что я желала получить от жизни. Я вышла замуж за этого человека, но в то же самое время, я никогда не хотела впускать его в мою личную жизнь, посвящать его в мои планы. Я расценивала эту договоренность, как деловую сделку. И теперь обнаружила, что это внезапно переросло в нечто большее — по крайней мере, для меня. И это ужасно пугало.

И, вероятно, это было очень, очень глупо.

Сглатывая свое внезапное ощущение замешательства, я опустила окно, когда мы выехали за ворота, вдыхая глоток свежего воздуха, который все еще был наполнен сладковатым ароматом позднего лета.

— Где ты планируешь остановиться? — спросил Грейсон, когда мы повернули на скоростную автомагистраль.

— В отеле, — просто проговорила я.

— Не у Кимберли?

Я покачала головой.

— Теперь у меня есть деньги для того, чтобы остановиться в приличном отеле, я не хочу им навязываться. Их квартира крайне скромных размеров.

Грейсон кивнул.

— Кажется, она твоя лучшая подруга.

— Так и есть. Она лучшая подруга. — Я улыбнулась, откидывая голову назад на сидение. — Мы выросли вместе. Ее мама пришла к нам работать, когда нам обеим было по пять лет. Она мне даже больше не как подруга, а как сестра. В то время моя мама как раз умерла, — я прикусила губу. — Произошел несчастный случай на лыжах, и... мама Кимберли, Роза Мария, как бы взяла меня под свое крыло в то время. — Я улыбнулась, возвращаясь мыслями к более приятным воспоминаниям, чем тем, которые были связаны с отцом и моей свадьбой. — У Кимберли было день рождение через пару дней после того, как ее мама устроилась к нам работать, и Роза Мария по этому случаю устроила небольшую вечеринку, куда пригласила детей всех людей, кто работал у нас. Я так отчаянно хотела пойти, умоляла моего отца свозить меня в магазин, чтобы я могла купить подарок, но мой отец проговорил: «Тебе не нужно покупать ей подарок, потому как ты не пойдешь туда. Дэллэйеры не общаются с такими безродными людьми». — Я понизила свой голос, делая его более грубым, чтобы подражать голосу моего отца и улыбнулась Грейсону. Он немного нахмурился и не улыбнулся в ответ. — Ну, и как ты можешь догадаться, — я сверкнула в него еще одной улыбкой, выпрямляя спину. — Я не собиралась спрашивать разрешения, поэтому я взяла цепочку, которую мне подарила моя мама, с небольшим кулоном в виде сердечка и попросила нашего садовника, Джорджа, разделить его пополам. Я повесила его на нитку, затем пробралась на вечеринку по случаю дня рождения Кимберли, подарила ей самодельный подарок, и объяснила ей, что он означает, что мы будем друзьями навсегда. — Мое сердце наполнилось теплом от того воспоминания. — И она до сих пор моя подруга.

Грейсон сохранял молчание, лишь прикусил губу, не смотря на меня. Я уставилась вперед, чувствуя себя неловко, и на протяжении пары мгновений ощущала на своем лице его пристальный взгляд.

— Ты до сих пор близко общаешься с Розой Марией?

— Нет, — проговорила я печально. — Мой отец уволил ее год назад. Это все было очень неловко и болезненно для нее, потому что у них были отношения, так же он заменил ее на новую, более молодую девушку модельной внешности, чтобы та выполняла два занятия одновременно — была его домработницей и любовницей. Роза Мария не ответила согласием ни на одну мою попытку встретиться с ней. — Я махнула рукой, стараясь отмахнуться от предмета разговора и боли, связанной с ним. Впрочем, как обычно, когда я обсуждала это.

— Она винит тебя? — проговорил Грейсон, со странным надрывом в голосе.

— Кимберли говорит, что она не обижается и не держит зла, но для нее достаточно болезненно поддерживать общение с теми, кто напоминает ей о том, что сделал мой отец. Уверена, что она любила его. В то время как он... что тут скажешь, он видел в ней лишь удобного человека, который содержал его дом в порядке и его постель в тепле.

— Понятно, — проговорил он жестким голосом. Я взглянула на него, понимая, что каким-то образом, он осознавал, по какой причине я делюсь этими воспоминаниями с ним.

Хмурясь, я покачала головой.

— Так, о чем вы беседовали с Кимберли вчера утром, когда я спустилась вниз? — спросила я осторожно, потому что у меня не было возможности узнать у нее, о чем был разговор, так как наше общение было прервано ссорой Грейсона и Шарлотты.

Он улыбнулся, прогоняя прочь мрачное настроение, которое повисло в машине после моего рассказа о Розе Марии и моем отце. Послеобеденное солнце лениво светило через окно и освещало лицо Грейсона, подчеркивая его насыщенный карий цвет глаз и оттеняя жесткую линию его небритой челюсти. Я отвела взгляд в сторону, прикусывая губу.

Игнорируй его яркие чешуйки, которые являются красивыми чертами его лица. Драконам свойственно иметь красивые чешуйки.

— О тебе, — проговорил он, вырывая меня из моих размышлений, и когда я перевела взгляд на него, его улыбка стала шире. — Она рассказывала мне занимательные истории о том, как ей приходилось вытаскивать тебя из разного рода неприятностей на протяжении всех этих лет.

Я фыркнула.

— Она милая девушка, но имеет свойство преувеличивать. Это один из ее самых худших недостатков.

Грейсон хрипло и тепло рассмеялся.

— Ну, даже и не знаю. Почему-то мне с трудом верится, что она преувеличивает. — Он вновь перевел взгляд на дорогу, и на его губах растянулась улыбка. — Она говорила, что у тебя всегда в голове были… идеи

— Они всего-навсего забавные, — попыталась защититься я. — Они совершенно безвредны.

— Мне кажется, что это слово очень четко описывает твои идеи — забавные. — Я смерила его сердитым взглядом, но моргнула, когда заметила улыбку на его лице — полную очарования и любви.

Я вновь отвернулась к окну.

— Я приложила все усилия, чтобы сдерживать все эти «идеи», которые переполняют мою голову, с того момента как стала жить с тобой.

— Господи помилуй, — издал стон Грейсон. — Я просто вздрагиваю от мысли, что происходит, когда ты НЕ пытаешься их сдерживать.

Я вздохнула, хмурясь.

— В таком случае, просто поинтересуйся насчет этого у моего отца, — проговорила я, тайно уповая на то, что он все-таки не додумается сделать этого. — Он обязательно посвятит тебя, какой обузой я являюсь, когда вы встретитесь. Даже не сомневаюсь в этом. — Прикусывая губу вновь, я повернула голову к окну, чтобы наблюдать за пейзажем, который проносился мимо нас.

— Эй, — произнес Грейсон, и я почувствовала, как его теплая ладонь накрыла мою, что покоилась на кресле рядом со мной. Я посмотрела вниз на наши соединенные руки, затем подняла взгляд, чтобы посмотреть ему в глаза, потом вновь перевела взгляд на дорогу. — Все пройдет хорошо, ведь так?

Я кивнула, но каким-то образом, я знала наперед, что он был совершенно неправ, потому что я могла видеть наперед ситуацию, где буду полностью унижена перед Грейсоном.

Нет, ничего не пройдет хорошо. Все будет ужасно.

***

Нежно-желтое и ярко-оранжевое свечение становились все ближе во мгле, в которую был полностью погружен итальянский особняк в стиле ренессанс, который располагался на вершине холма, в роскошном районе Пасифик-Хайтс Сан-Франциско, наряду с самыми шикарными особняками в этом городе, возможно, даже в стране. Особняк Дэллэйеров.

Дом, милый дом.

Я внутренне сжалась. С этим местом у меня было связано очень мало приятных воспоминаний.

Этот дом заставил меня понять сокрушительную истину того, что я прожила большую часть своей жизни, как тень, притворяясь тем человеком, которым хотел видеть меня мой отец. Потому что все, чего я когда-либо отчаянно желала, чтобы меня просто любили и принимали такой, какой я была на самом деле.

Я взглянула на выражение лица Грейсона, когда мы выбрались из грузовика, припаркованного на улице перед огромным домом. Я отметила про себя, что он развернулся всем телом, когда находился на верней ступени лестницы, ведущей к входу дома, чтобы насладиться бесспорно ошеломительным видом на мост «Золотые ворота», который представлялся его взору, Алькатрас, остров Эйнджел, прослеживая взглядом горизонт вплоть до полуострова Марин Хедлендс. Я могла слышать, как кто-то играл в теннис позади дома на теннисном корте.

Грейсон посмотрел на меня, сохраняя молчание, когда я нажала кнопку звонка. Я отказала себе в привилегии входить в этот дом так, словно я была его частью. Пару секунд спустя, до моего слуха донеслись шаги, которые раздавались по мраморным плиткам пола, и дверь открылась, представляя нашему взору молодую девушку испанку в униформе горничной, которую я еще не видела прежде. Я улыбнулась.

— Привет, я Кира Дэллэйер. Уверена, что мой отец ждет меня. — Я написала ему, когда мы были на пути сюда, но он даже не потрудился ответить, поэтому, если честно, я даже не была уверена, ждет ли он меня или нет. Молодая девушка улыбнулась в ответ, распахнула перед нами дверь, и мы вошли в дом.

— Я пойду и предупрежу его, — проговорила девушка с сильным испанским акцентом. — Не желаете ли вы подождать...

— Мы подождем здесь. — Я не планировала задерживаться здесь надолго. Потому что уже хотела покинуть это место.

Девушка кивнула и отвернулась.

— Просто дай мне минутку обсудить все с моим отцом, — сказала я Грейсону. — И затем я представлю тебя. — Его глаза пробежались по моему лицу, и затем он поднял подбородок, едва кивая, в молчаливом согласии, на мои слова.

Спустя пару минут ожидания в шикарном, мраморном холле, я вновь услышала приближающиеся шаги и подняла взгляд вверх, чтобы разглядеть высокую, статную фигуру моего отца, которая появилась на верхней ступени лестницы. Я взглянула на Грейсона, которой стоял, вальяжно прислонившись к одной из мраморных колонн, на небольшом расстоянии от меня.

— Кира, — произнес мой отец, стремительно спускаясь вниз по лестнице, он сверлил меня своим требовательным взглядом, его губы были сжаты в тонкую линию, которая выражала крайнюю степень неодобрения, с которой я была хорошо знакома. — Рад, что ты, наконец, соизволила появиться дома, — проговорил он с какими угодно эмоциями, что наполняли его слова, но только не со счастьем. Он даже не удосужился взглянуть на Грейсона.

— Проходи в мой кабинет, где мы сможем все обсудить, — проговорил он отрывисто, все еще направляясь в сторону своего кабинета. Я в ответ на его слова вскинула свой подбородок только выше.

— Меня устроит и здесь, — произнесла я свои слова отчетливо и громко. У меня не было никакого желания следовать за моим отцом в его рабочий кабинет, где он бы восседал за своим столом словно судья, который намеревался вынести свой неумолимый приговор. Мой отец неспешно повернулся, желваки предупреждающе дернулись на его челюсти, когда он направился к тому месту, где продолжала стоять я. Именно тогда он увидел Грейсона.

— А ты кто такой? — проговорил он. Я сделала шаг вперед.

Началось.

— Это, папа, мой муж, Грейсон Хоторн.

На протяжении целых трех долгих секунд, мой отец не произносил ни единого слова. Ярко красная полоса образовалась на его шее, когда он сделал стремительный шаг вперед.

— Ты не можешь говорить этого всерьез.

— Но я говорю серьезно. Мы поженились пару недель назад. Сожалею, что не пригласила тебя, но мне известно насколько у тебя занятая светская жизнь.

Удар обрушился на меня внезапно, пронзительный звук пощечины раздался эхом по просторному вестибюлю. Я задохнулась, обжигающая боль в одно мгновение распространилась по моей челюсти, поднимаясь вверх до глазниц. Я подняла голову как раз в тот самый момент, когда увидела, что он занес руку и готовился нанести еще один удар, но этому не суждено было случиться. Я распахнула глаза, когда увидела, как Грейсон крепко удерживал запястье отца в своей руке. Взгляд, что стоял у него в глазах, был наполнен такой отчаянной яростью, на какую был только способен Дракон.

— Что, бл*дь, происходит? — проскрежетал он. Он должен был двигаться с молниеносной скоростью, чтобы успеть сделать это вовремя с того места, где он стоял, чтобы предотвратить действия отца. Я рвано выдохнула.

Лицо моего отца была наполнено испепеляющей яростью, когда он вырвал свое запястье из крепкой хватки Грейсона и перевел свой взгляд вновь на меня, я сделала шаг назад от него. Мне потребовалось мгновение, чтобы прийти в себя, принуждая себя стоять так прямо, как только могла и удерживать зрительный контакт, даже, невзирая на то, насколько сильно болела от удара моя левая часть лица.

— Благодарю, — со всем достоинством проговорила я, еще выше вскидывая свой подбородок, не позволяя ему увидеть ни намека на то, насколько сильно он ранил меня. — Приму это, как мой свадебный подарок.

— Все для тебя, Кира. — Мой отец покачал головой и издал звук отвращения, что вырвался из его горла. — Ты, на самом деле, идиотка, не так ли? — он кивком головы указал в сторону Грейсона, но я не посмотрела на него. — Связалась с чертовым охотником за приданым, конечно, я так полагаю, ты настолько тупа, что тебе просто не по силам понять этого. — Он перевел взгляд на Грейсона. — Она не получит от меня ни цента, мальчишка, так что вам вдвоем не повезло, Грейсон Хоторн. — Он проговорил его имя с таким отвращением, словно то было синонимом слова Сатана. Но мое сердце зашлось в тот момент, когда мой отец сузил глаза, словно имя Грейсона было ему знакомо. Он смерил его еще одним взглядом, затем неспешно покачал головой и перевел свой взгляд, пропитанный яростью и презрением, вновь на меня.

— Мы и не хотим ни единого цента от тебя, — холодно произнес Грейсон. — Пойдем, Кира. — Я начала поворачиваться, когда мой слух настигли приближающиеся звуки шагов, которые раздавались с задней стороны дома. Я повернула голову и увидела Купера.

Господи, они планировали заманить меня в ловушку.

Мой желудок ухнул вниз, словно я только что совершила прыжок с высокой скалы. Купер поспешил ко мне, его золотистые волосы резко выделялись на фоне белой тенниски.

— Кира. — Проговорил он, его нетерпеливый взгляд скользнул по мне. Я поежилась и вновь отвернулась от него, он ласковым движением руки провел по моим волосам.

Как когда-то я могла наивно полагать, что могу провести всю свою жизнь с этим мужчиной?

Я едва могла находиться с ним в одном помещении прямо сейчас. Я почувствовала, как Грейсон сделал шаг ближе ко мне и внезапно ощутила прикосновение его руки к своей. Купер растерянно посмотрел на Грейсона, затем вновь на меня, в его взгляде читался немой вопрос.

— Кира? — он нежно прикоснулся кончиками пальцев к моей щеке.

— Вы, что, ударили ее? — неверяще проговорил Купер, бросая резкий взгляд на моего отца, как будто он сам никогда не причинял мне боли, поднимая на меня руку. Гнев и презрение забурлили в моей крови.

Мой отец сжал губы.

— Она вышла замуж, Купер, — отчеканил он, его голос был насквозь пропитан насмешкой и наполнен снисходительностью. — Поздравь ее. — Глаза Купера распахнулись, он в то же мгновение развернулся к Грейсону. Я бы сказала, что эта новость ранила его, если бы не знала его лучше. Взгляд Купера метался между мной и Грейсоном.

— Кто он? Чем он занимается? — наконец, спросил он, его взгляд сосредоточился на Грейсоне, хотя на самом деле он разговаривал со мной.

Грейсон сузил глаза, адресуя Куперу полунасмешливую улыбку.

— Он управляет семейным бизнесом в Напе. — Ответила я. — Там мы и познакомились. — Я надеялась, что этой информации будет достаточно для них обоих.

Голова Купера резко развернулась в мою сторону.

— Где вы познакомились? Что? Две недели назад? — в его голосе был намек на рычание. Я принудила себя выпрямиться еще сильнее.

— Это тебя совершенно не касается, — резко бросила я Куперу. — Я больше не принадлежу тебе, чтобы тебя это каким-то образом касалось.

— Черта с два, — ответил он резковато. Грейсон в тот же момент придвинулся ко мне в защитной позе. И, прежде чем смогла подумать, я сама непреднамеренно развернулась в его сторону, не сводя своего взгляда с Купера.

— Ты, на самом деле, считал, что я вновь когда-либо захочу с тобой общаться? — спросила я у Купера.

— Кира, мы могли бы все уладить, — сказал он, его голос звучал болезненно. На самом деле, ему нужно было стать актером, а не судьей.

— Я тебя уверяю, мы не смогли бы, и никогда не станем делать этого, по причинам, которые далеки от тех, почему я женилась на Грейсоне.

В течение нескольких минут мы стояли в состоянии напряженного противостояния.

— В конце концов, прекращайте нести весь этот бред, — рявкнул мой отец.

Купер сделал глубокий вдох, смотря на меня еще на протяжении одного долгого мгновения, прежде чем проговорить.

— Но нам необходимо постараться это как-то решить, — в его голосе прозвучала нотка покорности. Я взглянула на Грейсона, переводя дыхание. Теперь они перешли в «нам нужно это решить» состояние.

Слова моего отца, которые я подслушала год назад, внезапно прозвучали в моей голове.

«Не волнуйся, Купер. Я отошлю ее подальше, пока все не уляжется. Просто сосредоточься на конечной цели на данный момент времени».

— Это их территория. Так давай покинем ее им на радость. — Я прекрасно понимала, что мои слова прозвучали горько. На последних словах мой голос сломался, выдавая глубокую боль, что таилась у меня в сердце.

— Кира... — Купер начал говорить, но я упрямо покачала головой и потянула Грейсона за руку. Грейсон отказался следовать за мной, решительно двигаясь в сторону моего отца.

— Ты, возможно, и приходишься ей отцом, — едва слышно проговорил Грейсон, его голос звучал спокойно, — но больше никогда не смей поднимать руку на мою жену. Я понятно выразился? — мой отец высокомерно смерил Грейсона взглядом, а затем посмотрел на меня.

— Будь счастлива, Кира Хоторн. — Проговорил он иронично. Его слова ударили меня словно еще она пощечина.

Но это же было то, чего я так хотела, не так ли? Свобода. Тогда почему мне так отчаянно больно.

На этих словах мой отец развернулся и ушел, Купер остался стоять на своем месте, а мы с Грейсоном развернулись и направились прочь. Грейсон крепко сжал мою руку, когда мы спускались вниз по лестнице. В то мгновение я отчетливо осознала, что единственная вещь, которая не позволяет мне упасть — это его рука в моей.

Глава 15

Грейсон

Я положил чемодан Киры на кровать в отеле и повернулся к ней. Она все еще не говорила с того момента, как мы покинули дом ее отца. Я тоже не предпринимал попыток заговорить с ней — мне так же необходимо было время, чтобы переварить, что произошло. Я бы сразу, не раздумывая, отправился бы в Напу, но Кира хотела посетить ее детский центр, и предполагаю, что он был закрыт к настоящему времени. Мы заедем туда утром после того, как хорошенько выспимся и избавимся от воспоминаний того, что произошло с ее отцом.

Я повернулся, чтобы посмотреть на нее, и ее красивые глаза встретились с моими, огромные, озаренные светом и наполненные такой отчаянной болью. Ее страдания оказали на меня такое влияние, словно меня с размаху ударили кулаком в живот, я судорожно выдохнул.

Это — то, с чем пришлось расти этой красивой живой девушке?

Я понимал ее боль, каково это постоянно чувствовать себя разочарованием.

Каким образом ей удалось не запятнать этот свободный, открытый дух среди этой холодности и презрения? Как ей удалось быть выше этого?

Когда она рассказала мне историю о Розе Марии, я подумал, что понял ее. Ее отец всегда не очень хорошо относился к своему персоналу, всегда был резок со своей дочерью, не зная, как именно совладать с высоко духовной, заботливой маленькой девочкой. Но я недооценил его жестокость.

— Ты должно быть ненавидишь меня из-за того, что я тебя втянула во все это, — наконец проговорила она, отводя взгляд в сторону и прикусывая от волнения губу. — Мне так жаль.

Ненавижу ее?

Я направился в ее сторону.

— Нет, это я должен быть тем, кто извиняется. — Я скользнул нежно костяшками пальцев вниз по ее ушибленной щеке. — Если бы я только смог предвидеть, что он собирается ударить тебя, я был бы намного ближе к тебе, чтобы суметь предотвратить это.

Она покачала головой.

— Мне следовало получше продумать, как преподнести эту новость ему. Он практически никогда не поднимал на меня руку. Я на самом деле удивлена. Но я спровоцировала его. Не могла сделать по-другому. — Она пронзительно выдохнула.

— Это не твоя вина, что он ударил тебя, Кира.

Она кивнула, но не выглядела убежденной.

— Полагаю, что было бы неплохо сейчас принять долгую, горячую ванную и отомкнуть. Может быть, заказать ужин.

Я понял; она хотела остаться одна.

— Конечно. Пойду, устроюсь в другой комнате. Кира кивнула и направилась к двери, которая отделяла ее комнату от остального номера, подхватывая с пола небольшую сумку, где я ее оставил. Я бы и сам не отказался устроиться поудобнее в комнате, в которой она будет спать, но после происшествия с отцом Киры и ее бывшим женихом, я прекрасно осознавал, что было не то время, чтобы попытаться достичь своих сексуальных целей связанных с ней. Я почувствовал новую волну вины за то, что вообще старался получить что-то от нее — кажется, она натерпелась достаточно за свою жизнь.

— О, и Грейсон, — проговорила она, оборачиваясь ко мне на полпути. — Спасибо за то, что ты сказал моему отцу, о том, что я твоя жена...

Я немного помолчал.

— Ты моя жена.

Она мягко улыбнулась.

— Ты знаешь, что я имею ввиду. Просто из твоих уст это прозвучало, будто я твоя настоящая жена. Это было очень даже убедительно.

Я слегка нахмурился, но толком не знал, что сказать. Это было правдой — она не была моей настоящей женой. Если бы она была, то я бы точно знал, что сделать, чтобы убрать этот загнанный взгляд в ее глазах. Я просто кивнул в ответ.

— Увидимся утром.

Я направился к себе в комнату и принял душ, смывая со своего тела дорожную пыль и избавляясь горечи столкновения с отцом Киры из моего разума. Все во мне буквально взывало к тому, чтобы долбануть кулаком по лицу Фрэнку Дэллэйеру, когда он дал Кире пощечину. Но я сдержался. Нападение на кого-то только отправило бы меня обратно в тюрьму, а я не собирался рисковать этим. Таким образом, случившееся только послужило напоминанием о моем позоре, который я принес с собой домой, как ничтожный человек.

Если понадобится, отстоять честь женщины, как мне вообще сделать это? Моей женщины. Нет, конечно, Кира не была моей женщиной в этом смысле, но суть все равно оставалась та же.

Я вздохнул, мысленно вновь возвращаясь к Фрэнку Дэллэйеру. Я никогда не обращал должного внимания на политику Сан-Франциско, но оценивал его, как хорошего мэра, жесткого, но справедливого к дружественным меньшинствам и среднему классу. Полагаю, это была лишь видимость, то, что называется политической игрой. Мне трудно проверить человеку, который обращается со своей прекрасной дочерью таким отвратительным образом, он не мог являться ничьи лучшим другом, кроме самого себя.

И теперь он был моим временным тестем. Господи, во что я себя втянул?

Я мог только уповать на то, что Кира была права, что он каким-то образом выставит все в лучшем виде на публике для себя и оставит нас в покое.

Почему у меня плохое предчувствие, что в этом случае этого не произойдет?

Я встряхнулся, оделся, и направился на балкон, чтобы посидеть немного, задаваясь вопросом, что делает Кира в этот самый момент в другой комнате. Не мог ничего поделать, я представлял ее обнаженное тело, погруженное в воду, ее кожу скользкую и влажную, ее растрепанные волосы, ниспадающие в беспорядке из ее заколки, которую она использовала, чтобы удерживать их. Жар заструился по моим венам, но в тоже время, я отчаянно желал заключить ее в свои объятия и унять ее боль и растерянность, ту, что я видел на ее лице, когда выходил из комнаты. Я не имел понятия, каким образом классифицировать эти новые и сбивающие с толку чувства. Но сидя здесь что-то сильное нарастало внутри меня — мужская потребность обладать моей женой, смешанная с желанием защищать ее, к такому чувству я не был готов.

Прекрати это. Прекрати это прямо сейчас.

Но я не мог ничего с этим поделать. Я желал, чтобы яркий свет вновь горел в ее глазах, хотел утешить ее, чтобы вновь увидеть эту коварную крошечную ямочку. Я откинул голову назад и издал стон.

Это никогда не сработает.

Мне необходимо взять себя в руки. Ничего из этого не было моей заботой. Мы затеяли эту свадьбу, как деловое соглашение и даже если бы мы поддались нашему влечению, все должно было остаться так, как раньше. Мы не могли ступать в непонятные воды того, что мы не могли объяснить. Это не для кого из нас не закончилось бы хорошо. Зная о Розе Марии и ее отце, это помогло мне немного больше понять природу ее сомнений вступать со мной в какие-либо отношения. Она, вероятно, видела физические отношения между нами, чуть большим, чем они были на самом деле. Полагаю так?

Растерянность закрутилась во мне. Возможно, мне следовало бы оставить идею удовлетворения моих физических потребностей с ней и признать, что здесь было задействовано больше, чем просто сексуальное желание, я мог признать, что я забочусь о ней, как о человеке. Но по какой-то причине я терял контроль рядом с ней, и все мои лучшие намерения отходили на второй план. Каждый раз. И я все еще не мог понять почему.

Что в ней такого, что лишает меня покоя?

Все, что я знал... Это то, что Кира находилась в том же номере и, возможно, нуждалась в компании. Возможно, нуждалась во мне. Или, возможно, я просто надеялся, что она нуждалась.

После того, как я пересмотрел меню обслуживания номеров и сделал заказ, чтобы ужин принесли к нам в номер, я постучал в дверь ее спальни. Она открыла, одетая в джинсы и черную кофточку, ее ноги были босыми, а волосы были все еще отчасти влажными. На ней не было макияжа, и она выглядела очень молодо и красиво.

Конечно, она выглядит очень молодой, ей ведь всего двадцать два.

Я не думал про ее возраст очень часто, возможно, потому, что иногда она вела себя, как непоседливый ребенок, а иногда казалась очень мудрой. Ее взгляды и глубокий внутренний мир, вызывали во мне только еще больший интерес.

Интригующая маленькая ведьма.

Я прошел в комнату, глубоко вдыхая принадлежавший ей цветочный аромат.

— Привет, — сказала она, подозрительно посмотрев на меня.

Я прошел в ее комнату без приглашения.

— Взял на смелость заказать для нас ужин. Я знаю, что тебе нравится бефстроганов Шарлотты. Уверен, что повар здесь не так хорош, как Шарлотта, но… — я пожал плечами. Кира выглядела немного неуверенно, но затем она выдохнула, неохотно соглашаясь.

— Звучит хорошо. Спасибо тебе. Хотя я вероятно сейчас не самая лучшая компания.

Она повернулась и направилась обратно к балкону, где она стояла до этого и наблюдала за городом. Я присоединялся к ней, облокотился на металлические перила и посмотрел на нее. Она отвела взгляд в сторону, опуская свой подбородок, словно в попытке скрыть свое выражение лица от меня.

— Эй, — проговорил я мягко, выпрямляясь и поворачиваясь к ней. Я повернул пальцами ее подбородок ко мне. Ее глаза блестели от не пролитых слез. Она резко втянула воздух, крошечный всхлип вырвался из ее горла. Пронзительный укол желания защищать ее распространился по моему телу, и я заключил ее в свои объятия, заставляя уткнуться головой мне под подбородок.

— Ш-ш, — произнес я, — все в порядке. — Я почувствовал, как мое горло сжалось, когда ее тело напряглось в моих руках, словно она не знала, как это, когда тебя обнимают. Господи, без матери и с таким отцом, она вероятно на самом деле не знала этого.

Я еще немного прижался к ней.

— Кира, — прошептал я, — расслабься. Позволь мне обнять тебя, милая. — Она противилась еще немного, но когда я крепче обнял ее, она расслабилась и дала выход слезам.

Кира заплакала в моих руках, она прижимала свое лицо к моей груди на протяжении долгого времени. Мой желудок сжался от болезненного ощущения того, что я стал свидетелем ее страданий. Наконец, ее всхлипы стали утихать, и она подняла свое лицо ко мне. Нежность, что пульсировала в моей груди, была не похожа ни на что, что я испытывал до этого прежде. Это отчасти волновало меня, но я отодвинул свои чувства подальше и провел большим пальцем по мягкой коже щеки Киры, стирая влажную дорожку от слез. Она сморгнула, смотря на меня немного растерянно, но в тоже время более спокойно. Я убрал назад волосы с ее лица.

— Все в порядке, я здесь.

— Сказал Дракон Ведьме, — сказала она мягко, с крошечной искоркой в ее, все еще заплаканных глазах.

Я рассмеялся.

— Вот это моя девочка. — Она мягко улыбнулась и отстранилась. Внезапно мои руки стали ощущаться такими пустыми. Кира опустилась на один из пластиковых балконных стульев, а я уселся на второй, нас разделял небольшой пластиковый столик.

— Не хочешь поделиться со мной?

Она откинулась назад в своем кресле, вздыхая, точно уверенная в том, что я спрашивал о том, почему она сбежала в Африку.

После того, как она сделала глубокий вдох, Кира проговорила:

— Я познакомилась с Купером на благотворительном вечере, организованным моим отцом. Я отдыхала дома на летних каникулах после первого года обучения в колледже. Мой отец взял Купера под свое крыло и помог ему подготовиться к тому, чтобы выиграть его первое дело. — Она прикусила губу и на мгновение отвела взгляд в сторону. — Хотя мой отец больше не задействован в политике, он все еще очень влиятельная фигура в судебной системе Сан-Франциско. — Ее взгляд резко устремился в мою сторону на долю секунды, и я задался вопросом задумалась ли она о моей вовлеченности в судебную систему Сан-Франциско. Слава Богу, мне никогда не доводилось общаться с Фрэнком Дэллэйером. Она хранила молчание на протяжении пары минут. — Как бы то ни было, когда мы с Купером начали встречаться отец был на седьмом небе от счастья. — Ее взгляд устремился к горизонту, казалось, она совершенно растворилась в воспоминании. — Это было впервые в моей жизни, когда я чувствовала, что угодила ему. Это чувствовалось... ну, я чувствовала себя желанной. Это было опьяняющим чувством. Практически вызывающим привыкание, — она замялась, подавленно качая головой.

— Так получается, ты никогда на самом деле не любила Купера? — я ненавидел крошечное чувство ревности, что кольнуло меня, когда Кира упомянула другого мужчину, несмотря на то что он был из ее прошлого. Я попытался избавиться от этого ощущения.

— О, я думала, что любила, так мне казалось. Он был таким изысканным и обладал всеми манерами присущими посетителям загородного клуба для избранных. Мой отец полагал, что мы были просто идеальной парой и безупречно дополняли друг друга. Купер обязательно в будущем приручил бы меня, а я бы смогла взамен предложить ему фамилию Деллэйер для его компании и карьеры судьи.

— Что произошло? — поинтересовался я, чувствуя, как ощущение страха обосновывается внизу живота.

— Мы объявили помолвку накануне Рождества, и я, как это сказать... подарила ему свою девственность. — Она нахмурилась и отвела взгляд в сторону, как мне показалась на длительное время. Мои мышцы были напряжены, и я сознательно сосредоточился на том, чтобы расслабиться. — Я рассказываю тебе это, только потому что это связано с остальной историей.

— Хорошо, — проговорил я.

Кира прочистила горло.

— Я планировала вернуться домой тем летом и начать приготовление к свадьбе. Купер был очень занят своей первой предвыборной компанией и его команда работала в отеле в Сент-Реджис. — На пару мгновений Кира пристально уставилась на свой ноготь, прежде чем продолжить. — Я раньше сдала выпускные экзамены и вместо того, чтобы направиться на квартиру, которую отец держал там для меня, я решила сделать сюрприз Куперу в отеле. — Она сильнее нахмурилась. — Купер... как мне всегда казалось был недоволен мной в постели. Он никогда не говорил этого конкретно, но доходчиво дал мне это понять. Я подумала, что если, может, удивлю его, одену что-нибудь... ну ты понял. — Румянец окрасил ее щеки. — Как бы то ни было, я направилась в его комнату и член его предвыборной компании открыл для мня дверь, очевидно ожидая обслуживания номеров. Он пытался не дать мне пройти внутрь, но я не позволила ему сделать это и прошла, а затем обнаружила Купера с... женщинами...

— С женщинами? Во множественном числе?

Кира кивнула, ее выражение лица стало болезненным.

— Одна была под ним, а вторая позади него, используя что-то наподобие... — она покачала головой и прикрыла глаза, определенно стараясь избавиться от этого образа в своем разуме. — Господи... — Кира прикрыла лицо ладонями на краткий миг, делая глубокий вдох.

— Я не нуждаюсь в полном описании, примерно уловил суть. — Проговорил я, мой голос казался напряженным.

Она кивнула, смотря на меня с облегчением.

—Там были следы от дорожек, которые напоминали кокаиновые на кофейном столике, а также наполовину пустые бутылки из-под алкоголя.

— Иисус, — вымолвил я, проводя ладонью по волосам, представляя Купера, золотого мальчика в его белой тесниной форме, в которой он был сегодня после обеда.

— Купер... «кончил» заниматься своим занятием, и тогда он, наконец, заметил меня, но он был пьян, а может и находился под действием наркотиков, или вероятно и то и другое. Не знаю точно. Он начал с извинений, но закончилось все тем, что он начал кричать на меня, говорить мне, что он не желает иметь жену шлюху. Потому что для этого у него есть шлюхи. Я пыталась покинуть комнату, но он притянул меня к себе, я оказала сопротивление. Он упал на пол, а затем ударил меня, но мне удалось увернуться. И когда я уже повернулась, чтобы выбежать из комнаты, он схватил меня за щиколотку, и я упала на стеклянный кофейный столик, сломав два ребра, а также сильно ударилась лицом, и в довершение ко всему порезала руку. Повсюду была кровь. В комнату вбежали члены компании Купера. Они вывели меня оттуда и вызвали доктора, когда мы приехали домой к отцу.

— Кира, — произнес я резким голосом, мой желудок скрутило узлами. Теперь я понял почему она была такой неуверенной в том, что касалось секса. Это было не только из-за ее отца и того, что он позже выгнал Розу Марию.

Дело было еще более личным — она каким-то образом убедила себя, что проявление страсти в постели было чем-то неуместным и отвратительным, и она верила в это. Но кто мог бы винить ее? Это был ее первый сексуальный опыт, и она была лишь с одним мужчиной.

Кира вновь устремила взгляд в пространство.

— Когда мой отец прибыл домой и узнал, что произошло, — ее выражение лица исказилось, словно она была готова расплакаться вновь, но она взяла себя в руки, благодаря глубокому вдоху, — он сказал мне, что я все разрушила. И затем он прибегнул к спасательным методам: связался с сотрудниками отеля, поведав им историю о том, что у меня проблемы с наркотиками, и я потеряла контроль, на случай если кто-то видел, как я покидала комнату, или в случае того, если остальной персонал будет распускать сплетни после уборки номера. Естественно, он не желал слышать от меня ничего о том, что я отменяю помолвку, но я была непреклонна в своем решении.

— Он подставил тебя.

Она кивнула.

— Да. Предвыборная компания Купера и его статус был ему важнее дочери. Он предложил мне поездку в Европу, чтобы создать видимость того, будто я была направлена на программу реабилитации и затем к моему возвращению, мы могли бы обыграть всю историю нам во благо — выставляя меня в выгодном свете. Можешь представить газетные заголовки? «Наследница употребляет наркотики, разрушает свою жизнь, но благодаря любви и преданности самоотверженного жениха, меняет свою жизнь». Какая идеальная история любви. Конечно же, Купер казался бы героем. Его компания на тот момент, и все будущие компании, были бы куда более успешными, если бы такая история была приписана ему.

— Иисус, — я уставился на нее в неверии.

Она вздохнула.

— Ну, как ты можешь представить, я не согласилась на план отца отправить меня в Европу за покупками, но мне было необходимо уехать. Даже возвращение в Калифорнийский колледж было для меня не достаточным расстоянием. Я отчаянно желала, чтобы нас разделял, как минимум океан — в буквальном смысле. Я была разбита, и мне было необходимо восстановиться, как в эмоциональном плане, так и в физическом. Мне было необходимо принять решение насчет дальнейшего жизненного плана. Я помнила о приглашение Котсо, оказать помощь с его госпиталем — приглашение, которое я первоначально не смогла принять — и отгородиться от моего отца и Купера. Я воспользовалась дополнительным днем, чтобы пройти полный гинекологический осмотр, и затем полетела в Африку, воспользовавшись последними деньгами, которые находились у меня на банковском счету. — Она слегка покраснела, когда упоминала, о гинекологической проверке на ЗППП, и потом ее выражение стало решительным. — Когда я добралась туда, я чувствовала себя такой опустошенной, такой сокрушенной. Но посмотри на меня, — ее глаза внезапно озарились светом, и я втянул воздух, желая видеть блеск в ее глазах вновь. — Я работала с женщинами, которые потеряли слишком много — они были отвергнуты своими деревнями и их семьями из-за предрассудков, над которыми они не властны. Многие из них потеряли своих детей. Они были больными и травмированными. Они потеряли намного больше, чем я. И я подумала, что если я буду воодушевлять их быть сильными, найти силы, чтобы бы пережить их личные неурядицы, тогда я смогу сделать то же самое и с собой. Люди страдают по всему миру каждый день. Но люди также одерживают победы по всему миру каждый день. И я подумала, что если эти женщины смогут довериться мне, чтобы я помогла им выздороветь и одержать победу, тогда и я тоже смогу пережить все невзгоды и тяготы. И я так и сделала.

— Ты говоришь, будто это так легко. — Мой голос прозвучал раздраженно.

Как она может быть такой сильной?

Она покачала головой.

— Это не просто. Это требует работы, и веры, и сердца, наполненного надеждой. Это также требует от тебя пропустить через себя боль. Потому что загвоздка в том, что ты не можешь отключить одну эмоцию, не отключив все. Ты должен почувствовать боль, если ты хочешь почувствовать радость. Это то, как это работает. Поэтому нет, это не просто, но это возможно. И теперь, все чего я хочу, чтобы мой отец оставил меня в покое, и позволил мне решать самой, чем я хочу заниматься до конца своей жизни.

Теперь я понимаю, почему она пошла на такие решительные меры, чтобы заполучить свободу. Теперь я понял, почему она предпочла выйти замуж за незнакомца, чем просить у своего отца деньги — деньги, которые повлекли бы за собой немало изматывающих условий. Она выбрала разделить деньги поровну, как будто это было единственным средством давления, на которые она чувствовала, что была способна. Она выбрала меня, и я внезапно ощутил благодарность, которая намного перевешивала финансовую выгоду.

— И что думаешь делать дальше? — спросил я. — Какие у тебя мечты, милая Кира?

— Я, вероятно, вернусь обратно в колледж. А может стану пиратом и проплыву семь морей, смысл в том, что у меня есть выбор. Благодаря моей бабушке, благодаря тебе, я могу делать все, что захочу. — Наши взгляды встретились, и я ощутил резкое, невыносимое желание упасть на колени и поклясться ей в моей вечной службе.

Успокойся, Грей.

— Ты будешь очень горячим пиратом, — наконец ответил я.

Она рассмеялась в то же время, когда прозвучал стук в дверь, и мы вдвоем немного испугались.

— Обслуживание номеров, — сказал я улыбаясь.

В номере не было стола, поэтому я поставил еду на кофейный столик в просторной гостиной, и мы вдвоем сели есть. Настроение немного улучшилось, несмотря на тяжелую тему, что мы обсуждали, и несмотря на тот факт, что Кира поделилась очень личной, наболевшей историей. Может быть это то, что было ей необходимо. Предполагаю, что она не часто говорила об этом, если вообще говорила об этом, учитывая, что она уехала сразу же после произошедшего, и вернулась только недавно.

— Знаешь, — сказал я, отправляя в рот бефстроганов, который был, не так хорош, как бефстроганов Шарлотты. — Я должен тебе извинения. Я составил о тебе неправильное мнение, с того момента, как встретил тебя. Совершенно неправильно воспринял тебя.

Кира пожала плечами.

— Я привыкла к этому. И я также, составила о тебе неправильное мнение, Дракон. — Она подмигнула мне и улыбнулась.

— Кира, — проговорил я спустя минуту молчания, — знаю, мы договорились на пару месяцев, но ты можешь остаться дольше, если захочешь. Я имею в виду, если это предоставит тебе время, чтобы разобраться каков будет твой следующий шаг.

Она искоса на меня посмотрела.

— Ты можешь пожалеть о своем предложении.

Я сдержал улыбку от ее сарказма.

— Вероятно, ты неустанно испытываешь мое терпение на прочность. Но даже если так, я на самом деле имею в виду то, что сказал.

Она повернулась ко мне, улыбнулась, и появилась это коварная крошечная ямочка. Стремительное желание, что пронзило мое тело, было резким и внезапным.

— Я ценю это. Но, думаю, для меня было бы хорошо найти свое собственное место.

Я не хотел признавать разочарования, которое ощутил от ее слов.

— Ты останешься в Напе?

Пожалуйста. Пожалуйста, останься.

Она выглядела задумчивой.

— Не знаю. Если мы стараемся улучшить твое социальное положение в Напе, я не уверена, есть ли смысл в том, чтобы мне перебираться в свою собственную квартиру. Но я поживу в Калифорнии, пока не будет оформлен развод.

Я кивнул, и за этим последовала неловкая тишина.

Она что думала о моих обстоятельствах, в то время как происходило все это? Почему ей вообще было дело до этого?

Я не был уверен, что мне хотелось анализировать это.

Мы закончили ужин, и я убрал тарелки за дверь, чтобы их забрали. Когда я вернулся в комнату, то обнаружил Киру стоящей перед раздвижными стеклянными дверями балкона, смотрящей наружу. Я наблюдал за ней на протяжении пары секунд, отмечая ее расслабленную позу, длинные волнистые волосы ниспадали по ее спине. Нежность заполнила мою грудь. Она была такой сильной и такой красивой. Я направился вперед, останавливаясь позади нее, убирая волосы на одно плечо и прижимаясь ближе, чтобы оставить поцелуй на ее шее. Она задрожала, но не отстранилась.

— Кира, — пробормотал я, вдыхая ее сладкий аромат. Я был не уверен, стоит ли мне прикасаться к ней, стоит ли мне предпринимать попытку, чтобы направить наши отношения в это русло. Может мне вообще стоило защитить ее от меня? Но черт бы меня побрал, я не мог принудить себя остановиться. И когда я вновь оставил поцелуй на ее шее, она издала тихий стон, и я совершенно утратил контроль.

Я развернул ее в своих руках и заключил ее лицо в свои руки, стараясь быть предельно аккуратным, чтобы не давить на синяк на ее щеке, куда ударил ее отец. Я приблизился к ней, чтобы поцеловать ее восхитительные губы, пронзительный стон вырвался из моего горла, когда я скользнул пальцами в ее шелковистые, волнистые волосы, наклоняя ее голову таким образом, чтобы я мог проникнуть своим языком глубже. Мне хотелось поглотить ее, стать часть ее огня, стать частью ее жизненной силы.

Я начал отступать назад, увлекая ее нежно за собой, пока задняя часть моих ног не ударилась о кровать. Затем я развернул ее, чтобы она могла упасть на кровать, а я бы последовал за ней. Я ощутил себя, буквально обезумившим от жажды, и принудил себя немного остановиться, делая глубокий поверхностный вдох.

Кира впилась в меня взглядом из-под полуприкрытых век.

Боже, какая она красивая.

— Я хочу тебя, — прошептал я, и мой голос показался мне грубым.

Она моргнула, ее выражение лица заполнила неуверенность. Она хотела меня, но была не готова. Я выругался про себя, внезапно вспоминая, как она выглядела ранее в моих объятиях, с красными глазами от слез, с дрожащими губами. Я мог бы убедить ее переспать со мной сегодня вечером, я был в этом уверен, но это больше не чувствовалось правильным. Только не теперь, когда мне была известна ее история. Когда она шла к моей кровати, она делала это по своей воле. Но я все равно мог кое-что сделать для нее.

— Позволь мне доставить тебе удовольствие, Кира. Позволь мне показать тебе, насколько ты можешь быть красивой, когда я заставлю тебя кончить. — Она все еще выглядела неуверенно, но она не сказала мне остановиться, поэтому я принял это молчание за «да» и приблизился, чтобы поцеловать ее шею. Она откинула голову назад и издала тихий вздох, когда я лизнул и прикусил нежную, чувствительную кожу на ее горле. Ее вкус был новым, но в то же время хорошо знакомым, и я почувствовал, как мое сердце забилось в груди быстрее.

— Ты восхитительна. Идеальна, — прошептал я ей на ухо, приподнимаясь над ней, чтобы стянуть с нее кофточку. Она подняла руки над головой, взгляд был менее взволнованным, чем ранее, жар испепелил ее прошлые сомнения.

Я расстегнул ее бюстгальтер и остановился на минуту, чтобы полюбоваться ее восхитительной, обнаженной грудью. Мой член пульсировал за застегнутой молнией джинсов, но я это проигнорировал и переместил руку на ее розовый сосок. Я провел по нему нежно ногтем большого пальца, и она приподняла бедра вверх, над кроватью издавая стон.

— Грэй, — ахнула она. От звука моего имени на ее губах, неистовая похоть пронзила каждую клеточку моего тела, и я стиснул зубы. Облизав большой палец, я увлажнил им ее сосок, превращая его в твердую пику, пока она не стала издавать сладкие крошечные вздохи. Затем я склонился и втянул его в рот, кружа языком вокруг, прикусывая его нежно и потом вновь лаская. Ее бедра прижались к моей набухшей эрекции, и мы вдвоем застонали.

Пальцы Киры скользнули в мои волосы, пока я спускался поцелуями по ее животу. Я приподнялся, чтобы снять ее джинсы и наши взгляды пересеклись.

— Красивая, — прошептал я. — Такая красивая.

Моя яростная маленькая ведьма извивалась и стонала подо мной и так лучилась страстью.

Как может любой ныне живущий мужчина не находить это велеколепно-эротичным? Как может любой ныне живущий мужчина не хотеть попробовать получить такой отклик от женщины, с которой он занимается любовью? От женщины, которая принадлежит ему?

Смотреть на нее таким образом, было подобно вдоху солнечного луча при ярком свете.

Отбрасывая ее джинсы и белье в сторону, я опустился на колени на полу перед ней и мягко притянул ее к своему лицу, таким образом, чтобы мое лицо оказалось, как раз между ее ног. Она была обнаженной и влажной от возбуждения. Я издал рык от ее аромата, яростное ощущение обладания пронеслось по моим венам. Я практически дрожал всем телом от желания к красивой маленькой ведьме.

— Грей, — ее голос надломился.

Она повернула голову в сторону, в попытке заглушить стон о толстую подушку, что находилась рядом с ее головой.

— Нет, Кира, позволь мне слышать тебя, — молил я.

Она посмотрела на меня растерянно, затуманенными глазами, но все-таки оттолкнула подушку в сторону.

Прижавшись к ней, я попробовал ее, кружа языком вокруг ее припухшего клитора, ее вкус взорвался у меня на языке, и хоть это невероятно, но заставил стать мой член только тверже. Я был готов кончить только от того, что доставляю ей удовольствие. Никогда не чувствовал такого отчаянного желания. Она издала тихий всхлип, прижимая свое тело к моему лицу. Я посасывал и лизал, наслаждаясь вкусом ее влажной плоти на протяжении долгого времени, в то время как она стонала и тяжело дышала. Ее звуки буквально заставляли меня сходить с ума. Наконец я прижал два пальца к ее влажному входу, и она издала тихий вскрик, ее бедра извивались, а тело сжималось вокруг моих пальцев. После того, как она успокоилась, я поднял лицо и проложил дорожку из поцелуев вверх по ее животу. Кира издала удовлетворенный вздох, беря мое лицо в свои ладони, тогда я прижался в поцелуе к ее губам, чтобы она могла почувствовать вкус собственной страсти на моих губах и моем языке. Мы целовались медленно на протяжении длительного времени, моя эрекция все еще болезненно пульсировала от нерастраченного желания к красивой женщине в моих руках. Целуя ее в последний раз, я перекатился в сторону и заключил ее обнаженное тело в свои объятия, накрывая ее одеялом, и проводя ладонью по ее волосам.

— Ты восхитительна, — повторил я, чувствуя что-то в моей груди, подозрительно похожее на ощущение страха.

Почему мои чувства к ней так сильно пугают меня?

Она вновь удовлетворенно вздохнула и сильнее прижалась к моей груди. Пока я выводил ленивые круги на ее бедре, стараясь все еще успокоить мое бушующее возбуждение и растерянность от моих эмоций, я вспомнил, как говорил ей, что она совершенно не относится к тому типу девушек, что мне нравятся. Я практически рассмеялся от этих мыслей... Она не только оказалась моим типом девушки... Она была словно сделана только для меня. Я оттолкнул эту беспокойную мысль в сторону. Не могу позволить себе чувствовать вещи подобные этим. Это определенно причинило ей боль, слышать подобные слова от мужчины — даже от того, который ей не нравился — после всего того, через что она прошла со своим женихом. Мысли о Купере Стрэттоне заставили успокоиться бушующую кровь в моих венах, но только временно. Я услышал, как дыхание Киры стало размеренным, и она издала мягкое, небольшое посапывание. Она заснула. Если бы я только понимал, что быть женатым это значит ощущать такое сбивающее с толку сексуальное возбуждение, я, возможно, попросил бы о большем. Она сводила меня с ума, раздражала больше, чем кто-либо известный мне, а возбуждала и того сильнее. Но в то же время она заставляла меня смеяться, улыбаться. Она даже подарила мне чертовую собаку. А теперь она подарила мне кое-что большее. Она доверила мне свое восхитительное тело.

Чувствовал ли я себя возбужденным?

Бл*дь, естественно.

Удовлетворенным?

Точно, да.

Я улыбнулся сам себе, оставляя поцелуй на макушке Киры.

Глава 16

Кира

Тихонько постучав в дверь комнаты Грейсона, я прикусила губу и стала ждать, когда он ответит. Сегодня утром я проснулась одна в своей постели, все еще обнаженная и завернутая в гостиничные простыни. Когда я вспомнила, что произошло между мной и Грейсоном, мне стало неловко, но под этим скрывалось глубокое чувство нежности. Думаю, он понял, какую боль причинил Купер, и попытался исправить хоть что-то. И, как ни странно, это сработало. Он заставил меня почувствовать себя красивой и желанной, и это стоило немалых усилий ему самому. На самом деле, я была уверена, что он остался сильно разочарован. Мне было не по себе, но, когда он, наконец, открыл дверь и улыбнулся мне, я облегченно вздохнула. Очевидно, он не был зол из-за этого. Тем не менее, он ушел из моей комнаты. Я задавалась вопросом, почему он не остался, почему не попытался удовлетворить свое возбуждение. Я бы позволила ему. Возможно, даже умоляла бы его, если бы не заснула сразу после этого, полупьяная от удовольствия и истощения долгого, эмоционального дня.

— Доброе утро, — сказал он.

— Ты ушел из моей спальни прошлой ночью, — пролепетала я, чувствуя, как пылают мои щеки.

Он прислонился к дверной раме, его глаза на мгновение переместились на мое лицо, словно пытаясь прочитать мои мысли. Я опустила ресницы, чтобы спрятать глаза.

— Подумал, что тебе нужно хорошенько выспаться, и не знал, будешь ли ты не против, если я останусь. Не хотел будить тебя, чтобы спросить. У тебя был тяжелый день.

Его забота разлилась по мне, как теплое объятие, и я снова посмотрела в его темные глаза.

— Спасибо, — сказала я, — за... за все.

Странная улыбка заиграла на его губах.

— Не за что, — сказал он. — Готова идти?

Я кивнула, все еще глядя на его рот — этот красивый, чувственный рот, который, как я теперь знала, мог принести столько удовольствия. Когда я поняла, что эти губы изогнулись в еще большей, знающей улыбке, я отвела взгляд и посмотрела на свой чемодан в руке. Грейсон тихонько усмехнулся, схватив свою сумку, и мы оба вышли в холл.

— Ты уверен, что не против зайти в центр временного пребывания? — спросила я, меняя тему, о которой, как я знала, мы оба думали, пока шли к лифту. Мне нравилось, как он выглядел после душа — темные волосы, частично влажные и взъерошенные, его чистый мужской запах окутывал меня. Я не была уверена, что то, что мы сделали накануне вечером, что-то изменит в наших отношениях, поэтому ждала его сигнала. Может быть, это вообще ничего не изменит. Именно на это он намекнул мне, когда впервые заговорил об изменении нашей сделки.

Временно. Он хочет, чтобы наши отношения были временными. Не вбивай в свою глупую голову никаких идей, Кира.

— Вовсе нет, — сказал он. — Пока мы не задерживаемся слишком долго. Я бы хотел вернуться на виноградник достаточно рано, чтобы успеть поработать сегодня.

— Мы не останемся надолго, — заверила я его. — Достаточно, чтобы поздороваться и выписать им чек. У меня есть еще несколько благотворительных организаций, которым я хотела бы выписать чеки, но могу отправить их по почте.

Через полчаса мы подъехали к стоянке центра помощи в районе Тендерлойн, возможно, самом опасном районе Сан-Франциско. Но арендная плата здесь была доступной, в отличие от большинства других мест в городе, и здесь было много бездомных.

Когда мы с Грейсоном вошли в здание, мимо нас протиснулся пожилой, явно бездомный мужчина, и воздух наполнился шумом разговоров, смеха и плача ребенка где-то на заднем плане. В нос ударил запах, который я узнала, как запах Неряхи Джо (бургер, состоящий из говяжьего и/или свиного фарша, лука, томатного соуса или кетчупа, вустерского соуса, приправ и булочки для гамбургеров).

К нам спешила женщина с короткими черными вьющимися волосами, лицо которой я хорошо знала.

— Это ты, Кира Дэллэйер? — она издала небольшой визг, притянув меня к себе и прижав к своему мягкому, большому телу. Я засмеялась.

— Привет, Шэрон.

— Девочка, я так расстроилась, что меня не было здесь на днях, когда ты заходила. Карлос сказал мне, что ты приезжала. Прошло слишком много времени, — она посмотрела на меня с материнской заботой, оценивая меня. — Хорошо выглядишь. Но как ты? И что случилось с твоим лицом? — спросила она, нежно прижимая пальцы к моей щеке и поворачивая мою голову так, чтобы она могла видеть большую отметину, которая все еще не полностью исчезла.

Я улыбнулась, позволяя теплу Шэрон проникнуть в меня.

— Я в порядке. И это любезность моего отца, но я в порядке.

Шэрон нахмурилась, поджав губы.

— Рада, что никогда не голосовала за этого человека. Я могу что-нибудь сделать?

Я покачала головой.

— Об этом позаботились, — я посмотрела на Грейсона рядом со мной.

— Шэрон Мерфи, это Грейсон Хоторн, — я намеренно не стала объяснять наши отношения. Шэрон недоверчиво посмотрела на меня, но протянула руку Грейсону и тепло улыбнулась ему. — Мы не можем остаться надолго, Шэрон, но мне бы хотелось выписать чек. Я говорила с Карлосом о ситуации с финансированием.

Шэрон вздохнула.

— Признаюсь честно, Кира, нам придется закрыться, пока не будет получен грант.

— Ну, теперь не придется, — я улыбнулась.

Шэрон снова обняла меня.

— У тебя такое огромное сердце, милая девочка. Благослови тебя Господь, — со слезами на глазах Шэрон повернулась к Грейсону. — Хотите экскурсию по нашему учреждению? Кира, там снаружи есть несколько детей, которых ты знаешь. Они будут рады, если ты подойдешь и поздороваешься с ними, — сказала она, подмигнув мне.

Я взглянула на Грейсона, который осматривал помещение, в котором я провела так много времени. Было так странно видеть его здесь.

— Ты не против?

Он снова посмотрел на меня.

— Нет, давай.

Через пятнадцать минут я выписала чек и была на улице, играя с детьми в пятнашки. Подняв голову, задыхаясь от смеха и тщетно пытаясь сдержать дико разлетающиеся по лицу волосы, я поймала взгляд Грейсона. Маленький мальчик по имени Мэтью поймал меня и закричал от восторга, а я снова засмеялась, похвалив его за ловкость. Грейсон стоял прямо, его взгляд был пристальным, на лице играла небольшая улыбка, пока он наблюдал за нашей игрой. Мне стало неловко, что я так увлеклась детской игрой, и побежала к нему, попрощавшись с детьми.

— Привет, — сказала я, пытаясь отдышаться.

— И тебе привет. Похоже, тебе было весело.

Я пожала плечами.

— О, да. Они отличные дети. Готов идти?

Он кивнул.

— Понимаю, почему ты так поддерживаешь это место. Похоже, они делают большую работу.

Я ярко улыбнулась ему, а его глаза переместились на мою щеку, и он нахмурился, прежде чем отвести взгляд. Его все еще беспокоило, что меня обидели. Это осознание согрело меня.

— Да, — просто ответила я.

Попрощавшись с Шэрон, мы снова выехали на дорогу, направляясь в Напу, домой.

В свой временный дом.

И все же я почувствовала, что меня возбуждает перспектива вернуться в свой маленький домик и увидеть Шарлотту, Уолтера, Верджила, Хосе и сладкую Шуги Саг. Однако это чувство беспокоило меня. Я вела себя так, словно виноградник Хоторна был моим домом, но это было не так. На самом деле, через несколько недель мне предстояло уехать оттуда. Хотя Грейсон предлагал мне остаться еще, теперь я понимала, что это только усложнит ситуацию. Я сдалась и была физически близка с ним, и, хотя я не жалела об этом, я знала, что это только сделает наше расставание трудным для меня. Конечно, я никогда не говорила ему об этом, но я знала, что это правда. Однако теперь, когда ущерб был нанесен, была ли причина не наслаждаться им, пока я могла? Возможно, я уеду от Грейсона с немного побитым сердцем. Но разве слегка ушибленное сердце не стоило того электричества, которое мы создавали вместе? Я задрожала, вспомнив, как он прикасался ко мне накануне вечером, как он, казалось, знал мое тело лучше, чем я сама.

— Холодно? — спросил он, поднося руку к вентиляционному отверстию, чтобы проверить температуру воздуха.

— Нет, — ответила я, но не стала объяснять, почему дрожала.

Поездка прошла быстро, мы болтали в основном на общие темы. Я решила, что хватит думать о том, что произошло в доме моего отца, а затем в отеле.

— О, — сказала я, когда мы ехали уже около получаса, — забыла упомянуть, что у твоей вечеринки есть тема.

Грейсон поднял одну бровь.

— Оу? Какая?

— Ну, я подумала о том, что сказала о твоем доме, впервые увидев его, когда ты водил меня на экскурсию.

Он замолчал, явно не помня. Наконец он сказал.

— Что это логово дракона?

Я нетерпеливо вздохнула.

— Нет, я сказала это про лабиринт.

— О, точно. Тебе придется напомнить мне, что ты сказала о доме.

— Я сказала, что он похож на сказочный замок.

— Ладно...

Я рассмеялась и закатила глаза, притворяясь, что он еще больше меня раздражает.

— Темой будет сказочный маскарад. Это идеально. И до даты осталось две недели. Я обвела ее на календаре на кухне и в твоем кабинете.

— Две недели? Кто-нибудь вообще придет с таким запоздалым уведомлением?

— Вероятность того, что они придут еще выше. Планирование с таким небольшим уведомлением дает понять, что нам все равно, придут они или нет. Они будут заинтригованы. Весь город придет.

Надеюсь.

Грейсон усмехнулся.

— Ладно. Приберегу для тебя книгу «Психология вечеринок 101».

Я улыбнулась.

— К тому же, у меня мало времени, чтобы оставить свой след в твоей жизни.

— О, ты уже оставила свой след.

Я тихонько хихикнула.

— Я имею в виду положительный след. Что-то долговременное, — размышляла я, обдумывая все способы, которыми, как я надеялась, мои планы на вечеринку принесут ему пользу в долгосрочной перспективе.

Он посмотрел на меня несколько мгновений, а затем снова посмотрел на дорогу. На его губах играла небольшая улыбка, но он ничего не сказал.

Когда мы вернулись в Напу, было уже за полдень. Грейсон вытащил наш багаж из своего грузовика и направился к дому.

— Я собираюсь поставить это в фойе. Почему бы тебе не спуститься со мной на винодельню и не посмотреть, во что ты вложила деньги.

Он очаровательно улыбнулся через плечо, щурясь от солнечного света, и у меня свело живот.

— Хорошо.

Я жила здесь уже несколько недель, но меня никогда не приглашали внутрь этого таинственного здания, где, казалось, постоянно работал Грейсон. Мне не терпелось узнать, что там внутри.

Через тридцать секунд он вернулся на улицу и сказал, что Шарлотта и Уолтер ушли и, должно быть, взяли с собой Шуги. Я пошла с ним вниз по холму, мимо пышных роз и маленьких белых цветов, которые пахли сладко и древесно. Я глубоко вдохнула и выдохнула.

— Здесь так хорошо пахнет.

— Розы и цветы боярышника, — сказал он, его выражение лица было мрачным. — Моя мачеха посадила их много лет назад, когда была беременна Шейном. Шарлотта сказала ей, что роза символизирует баланс: цветок — это красота, а контрастные шипы — напоминание о том, что любовь может быть болезненной. Цветы боярышника, очевидно, означают нашу фамилию (в английском варианте фамилия Грейсона Hawthorn, что переводится, как боярышник). Это последнее, что она посадила здесь.

— О, почему? — спросила я, думая о булавке с розой, которую Шарлотта позволила мне одолжить в день свадьбы.

— Потому что она сажала в тот день, когда моя мать — женщина, с которой мой отец ей изменял, — появилась, чтобы подбросить меня к их порогу. Она не переставала говорить мне, что аромат этих цветов напоминает ей о самом ужасном дне в ее жизни: дне, когда она узнала, что ее предали, и что каждый раз, когда она смотрит на меня, она вспоминает об этом.

Мое сердце замерло, а затем болезненно забилось в груди.

— Ох, — вздохнула я, взяв его руку и сжав ее, пока мы шли. — Это... Мне так жаль. Как жестоко. Но, думаю, тебе надо быть милостивее к своей матери, — сказала я.

— Да, чтобы разочаровать всех еще больше, — ответил он.

О, Грейсон.

Теперь я понимала его горечь, а также его... глубокое одиночество.

Он мрачно улыбнулся мне.

— Мачеха несколько раз пыталась их вырвать, но они не исчезали. Она сказала, что это похоже на меня.

Он снова улыбнулся, как будто его это не трогало. Однако это должно было ранить его до глубины души. Невозможно, чтобы это было не так. Я снова сжала его руку и придвинулась ближе, пока мы шли, предлагая комфорт своего присутствия, если он этого хотел. Мысль о том, что красивый мужчина, идущий рядом со мной, никому не нужен и не любим, заставляла мое сердце болеть. Но в то же время, я не могла не чувствовать себя польщенной. Он был таким закрытым человеком и обычно таким сдержанным. И все же он поделился со мной чем-то глубоко личным.

— Моя мачеха участвовала в стольких благотворительных организациях в Напе, что я едва мог уследить. Думаю, она участвовала в них в основном ради дамских обедов, — он усмехнулся, но в его голосе было мало веселья.

Я подняла глаза, изучая его профиль, и вдруг поняла, что изначально он считал меня похожей на нее.

— Наверное, есть разные виды щедрости. Мне жаль, что твоя мачеха не смогла найти в себе щедрость сердца, чтобы проявить больше доброты к маленькому мальчику, который не принадлежал ей.

Он посмотрел на меня, выражение его лица было почти шокирующим.

— Это все в прошлом, я думаю.

Нет, я так не думаю.

Нерешительно, не зная, насколько он мне откроется, я спросила.

— Ты расскажешь мне о своей матери?

— Моей матери? — его брови сошлись вместе. — По правде говоря, я мало что о ней знаю, кроме того, что она была балериной. Она была членом Нью-Йоркского городского балета, когда встретила моего отца. У них была связь на одну ночь. Она забеременела. Из-за беременности ее попросили уйти из труппы. Ей было трудно содержать меня, она винила меня в разрушении своей карьеры, своего тела и решила, что не может больше смотреть на меня. Она бросила меня здесь с моим отцом и уехала. Я больше никогда не слышал о ней.

— Как ужасно и эгоистично.

А потом быть брошенным здесь, чтобы стать предметом еще большего обвинения, горечи, жестокости и отчуждения. Неудивительно, что он был так осторожен.

— Мы с тобой отличная пара, не так ли? — спросил он, на его губах играла язвительная улыбка.

Я выдохнула.

— Да, наверное, так и есть, — я прикусила губу, обдумывая наши истории. — Забавно, как много у нас общего.

— Мы совсем не уравновешиваем друг друга, не так ли?

Я мягко рассмеялась.

— Нисколько. Мы не подходим друг другу.

Он двинулся передо мной и повернулся так, что я была вынуждена остановиться на месте. Он взял мое лицо в свои руки и улыбнулся мне.

— Не так уж все и плохо, — пробормотал он, приблизив свои губы к моим. Его рот был мягким, а поцелуй медленным, но он распространял ощущения по всему моему телу, как всегда делали его поцелуи. Он отстранился слишком быстро, заставив меня ошеломленно смотреть на него. Его улыбка была медленной и наполненной мужской гордостью, и я не могла не улыбнуться ему в ответ. Я покачала головой в замешательстве.

— Давай, Дракон, — сказала я, потянув его за руку. — Я собираюсь узнать, что ты делаешь в глубинах той темной пещеры, в которой ты так часто бываешь, — он засмеялся, следуя за мной всю оставшуюся часть пути.

Когда мы открыли дверь в каменное здание у подножия холма, Грейсон позвал.

— Хосе?

— Сюда, — услышала я голос Хосе.

Помещение, в которое мы вошли, было большим, с потолочными люками, освещавшими все вокруг солнечными лучами. По обе стороны от входа стояло несколько больших машин, за которыми находились огромные бочки из нержавеющей стали.

Грейсон подошел к ближайшей машине.

— Это сортировочная лента, куда попадает виноград, когда его только собирают. Его сортируют вручную, чтобы удалить все нежелательные плоды, все листья, — он прошел вдоль огромного оборудования, мимо конвейерных лент и, наконец, указал на то, что выглядело как небольшой эскалатор. — Это дестеммер (это устройство, используемое для удаления плодоножек). Стебли выходят вон там, — он указал на металлическую емкость, — и возвращаются в почву виноградника, — он двинулся вперед, и я последовала за ним. — Это второй сортировочный стол, — объяснил он, указывая на другой стол, за которым могли стоять по меньшей мере восемь человек. — Он перемещает ягоды мимо рабочих, и они вручную отбирают все последние части плодоножек или нежелательные плоды, — он бросил на меня взгляд, полный обаяния и с ноткой насмешки. — Здесь, на винограднике Хоторна, мы считаем, что качество вина зависит от качества ягод. Мы тратим много времени на то, чтобы плоды были отсортированы с заботой и усердием.

Я улыбнулась ему, приподняв одну бровь.

— Не сомневаюсь. Сколько человек работало на винограднике Хоторна, когда он был в полном рабочем состоянии?

— Сто семьдесят пять.

А у Грейсона было шесть работников: только один на полный рабочий день, трое на неполный — один из которых был умственно отсталым — и двое, которые были старыми и скорее членами семьи, чем сотрудниками. Если раньше я не понимала, насколько ему тяжело, то теперь поняла.

Он показал мне ферментаторы (специализированная емкость, предназначенная для сбраживания и ферментативных процессов при производстве вина) из нержавеющей стали, а затем провел меня во вторую большую комнату, где стояло похожее оборудование. Хосе, похоже, что-то устанавливал и был сосредоточен на том, что делал. Он быстро кивнул нам, а затем вернулся к работе. Вместо бочек из нержавеющей стали в этой комнате у задней стены стояли очень большие деревянные ферментаторы. Пока он водил меня по комнате, я слушала, как Грейсон описывал различные функции оборудования, обращая внимание на его описания, но также отмечая энтузиазм, исходящий от всего его тела. Ему это нравилось. Мне хотелось отойти в сторону и просто смотреть, как он двигается, его глаза светились гордостью, а широкие плечи были расправлены. Казалось, он был полон энергии.

— Хосе устанавливает новую машину для сортировки ягод в шейкер, — сказал он. — Одна из первых вещей, которую я заказал на щедрые инвестиции Дэллэйер.

Я тихонько засмеялась.

— Хорошее вложение, похоже, — я изучала его мгновение. — Твой отец гордился бы тобой, Грейсон.

Очень неожиданно на его лице появилось выражение, которое сделало его похожим на маленького мальчика — застенчивого и уязвимого. Он засунул руки в карманы джинсов и покачнулся на пятках.

— Думаю, так бы и было, — мягко сказал он, наконец, гордо улыбнувшись в ответ. — Хочешь посмотреть, где хранятся бочки для выдержки?

Я улыбнулась и кивнула, понимая, как сильно он все еще страдает от осуждения отца. Я понимала его больше других, но по какой-то причине мне было невероятно грустно. Грейсон взял меня за руку и повел к двери в задней части комнаты. Воздух стал неожиданно прохладным, и света почти не было. Грейсон шел впереди, а я за ним по длинному цементному коридору. Когда он расширился, я увидела там ряды бочек, нагроможденных друг на друга. В воздухе стоял резкий запах дерева. Я вдохнула в легкие влажный земляной воздух.

— Это бочки, сделанные из французской и бургундской древесины, — объяснил он.

— Хм, — хмыкнула я. — Как долго вы выдерживаете вино?

— Это вино выдерживается пять лет. Оно почти готово к розливу. Что, опять же, благодаря инвестициям Дэллэйер, теперь может произойти, — итак, вино было помещено в бочки сразу после того, как его отец заболел. Одно из последних дел, сделанных здесь, на винограднике Хоторна. До сих пор.

— Вы будете разливать его здесь?

— Будем, — сказал он, — как только прибудет моя новая машина для розлива.

— Я и не знала, что в этот процесс вложено столько сил, — размышляла я, оглядывая бочки.

— Я только что показал тебе, как обрабатываются плоды. Еще больше входит в само виноделие. Когда-нибудь я покажу тебе и это.

Когда-нибудь... и все же мои дни здесь сочтены.

Прежде чем успела задуматься об этом, я поняла, что Грейсон придвинулся ближе ко мне. Я втянула воздух, заметив выражение его лица. Даже в тусклом свете я видела огонь в его глазах. Сделав шаг назад, я вжалась всем телом в цементную стену позади меня. Его руки оказались по обе стороны от моего лица, и он наклонился ко мне. Воздух в этой комнате был таким прохладным, а его губы напротив моих казались особенно теплыми и очень мягкими.

— Ты такая теплая, — пробормотал он, очевидно, думая о том же.

Наклонившись, он провел языком по моим губам, и со стоном я открылась для него. Он поднес руки к моему лицу, а я обхватила его за плечи, чтобы не сползти по стене.

Почему его поцелуй воспламенял меня так, как он воспламенял, и в то же время расслаблял каждый мускул моего тела?

Его поцелуй был полон уверенности, его тело было таким теплым и твердым, когда он прижимался к моему. Он провел языком повсюду: по чувствительному небу, по внутренней стороне щек, по зубам, а затем вернулся к языку, словно стремясь познать каждый уголок моего рта. Я попыталась сдержать стон, который вырвался у меня из горла, но это было напрасным усилием. Прижимаясь к нему, я снова застонала, пульс настойчиво бился между ног, чувствительные соски восхитительно терлись о его твердую грудь.

Я уже целовалась с мужчинами — ну, может быть, некоторые из них были скорее мальчиками, чем мужчинами, но вдруг я поняла, что нет, меня никогда не целовали. Так, чтобы поцелуй вызывал такие чувства. Меня никогда, никогда не целовали так.

— Ты, — сказал Грейсон, оторвавшись от моих губ, — такая вкусная. Не могу насытиться тобой.

И затем, слава Богу, он снова наклонился и поцеловал меня, его язык скользнул в мой рот, а я провела руками по его стройной, мускулистой спине. Он был так прекрасно сложен, такой широкоплечий и высокий, такой крепкий. Меня пронзила дрожь от ощущения незнакомых очертаний его мужественного тела. Я хотела знать каждую его часть, каждую впадинку и твердую плоскость. Я чувствовала, как его эрекция сильно давит на мой живот, и это вызвало прилив возбуждения в моей крови.

Переместив руку вниз между нами, я провела ею по твердой выпуклости спереди его джинсов. Он дернулся, вжимаясь в мою руку.

— Кира, — прохрипел он, — я должен остановиться. Боже, помоги мне, если я не сделаю этого сейчас, то уже и не смогу.

Я задрожала. И чувствовала то же самое, почти хотела умолять его не останавливаться, взять меня прямо здесь, у этой холодной стены. Но нет, Хосе был прямо за дверью. Он мог вернуться сюда в любую минуту. Когда я отдамся Грейсону, то хочу, чтобы у меня было много времени, и я хочу, чтобы это было в постели.

Грейсон отошел от меня, и мой взгляд скользнул вниз, к свидетельству его возбуждения. Спереди его джинсы выглядели натянутыми и заполненными. Я сглотнула, очень желая снова почувствовать его в своей руке.

Да, я хочу его. Хочу его с ноющим отчаянием, которое пугает и возбуждает меня до безумия.

Думала, что смогу противостоять ему, но недооценила ту силу, которой он обладал, когда не только соблазнял, но и позволял мне увидеть нежную сторону своей личности. И сейчас у меня не было никакого желания сопротивляться.

— Нам пора возвращаться, — сказала я, как можно лучше приглаживая волосы.

Он изучал меня несколько ударов сердца, прежде чем одним пальцем убрал с моей щеки выбившийся локон волос.

— Останься со мной на ночь, — прошептал он. — Приходи ко мне в постель, Кира.

Страх и желание одновременно закрутились в моем животе. Это было бы игрой с огнем. Я знала, что так и будет. И все же... Хотела этого. Я хотела узнать его досконально. Хотела, чтобы он заставил меня чувствовать себя красивой и желанной, как он сделал это накануне вечером. Я хотела знать, что чувствует его тело, что ему нравится, что заставляет его сходить с ума от страсти. У меня могут появиться чувства к нему, на самом деле, возможно, так и будет. Возможно, уже возникли. Но я справлюсь с ними. В конце концов, что такое жизнь без нескольких захватывающих приключений? Разве не стоит немного помучиться сердцем, чтобы познать такое прикосновение, как у Грейсона Хоторна? Оно освещало меня изнутри. А что, если я больше никогда не узнаю ничего подобного? Разве я не должна ухватиться за этот опыт, пока у меня есть шанс? Даже если будет трудно, я буду управлять своими эмоциями. И я никогда, никогда не позволю себе глупой надежды на то, что физическая близость с моим мужем приведет к возникновению чувств с его стороны.

— Да, — сказала я, встретившись с его глазами.

Триумф наполнил его выражение лица, и он взял меня за руку, потянув за нее. Мы попрощались с Хосе и вышли на улицу, где ярко светило солнце. Мы прогуливались вверх по холму, и когда через несколько минут мы вошли в дом, я схватила свой чемодан, который Грейсон занес внутрь раньше, и повернулась, чтобы вернуть его в свой домик.

— Эй, эй, куда ты идешь? — спросил он.

Я повернулась.

— В мой домик.

— Ты там больше не останешься. Я перевез тебя в дом.

— Ты перевез меня? — спросила я, сузив глаза.

Мне нравился мой маленький домик. Мне нравилось иметь свое собственное пространство. И, если отношения между мной и Грейсоном будут развиваться в... других направлениях, то я должна буду иметь место, которое будет принадлежать только мне.

— Да. Отчасти ты заболела потому, что вдыхала весь этот пыльный воздух, принимала холодный душ...

— Это смешно. У меня был вирус. Ты не заразишься вирусом от пыльного воздуха или холодного душа.

— Может быть. А может и нет. Ты все еще переезжаешь в дом.

— Нет.

— Переезжаешь.

Мы стояли в противостоянии в холле несколько мгновений, пока Грейсон не скрестил руки, небрежно прислонившись к стене.

— Ты уже согласилась остаться в моей комнате на ночь.

— Да, сегодня, но это не значит, что я переезжаю к тебе.

— Переезжаешь.

— Нет, — выдавила я из себя. Большая лестница привлекла мое внимание, и я посмотрела на Грейсона, приподняв одну бровь.

— Я буду с тобой соревноваться. Победитель получает то, что хочет.

Он засмеялся.

— Соревноваться со мной? О, маленькая ведьма, у тебя нет ни единого шанса в гонке против меня. Ты можешь сдаться прямо сейчас.

— Я никогда не сдамся. И имею в виду не бег наперегонки. Я буду гоняться с тобой по перилам. Ты с одной стороны, я с другой.

Я умирала от желания скатиться по этим перилам с тех пор, как впервые увидела их. Это была идеальная возможность. Я была экспертом по скольжению по перилам. Если кто и разбирался в парадных лестницах, так это я. В доме моего отца их было три.

Грейсон снова засмеялся.

— Ты, наверное, шутишь.

Я подняла брови в ответ.

— Нет, конечно, ты не шутишь. Это просто смешно, ты ведь понимаешь это?

Но он начал идти к лестнице. Я последовала за ним, и когда мы добрались до верха, он переместился вправо, а я — влево. Я расположила свой зад на темном полированном дереве.

— Не могу поверить, что делаю это, — пробормотал Грейсон, расположившись на другом поручне.

— Если ты нервничаешь, я дам тебе фору, — сказала я, мило улыбаясь ему.

Он дьявольски ухмыльнулся в ответ.

— Не нужно, Ведьма, давай сделаем это.

Я вильнула задницей по поручню, устраиваясь на месте.

— На старт, внимание, поехали! — завизжала я, когда мы оба полетели вниз, быстро скользя по гладкому дереву. Я неуверенно балансировала, вскрикнув, когда чуть не опрокинулась набок, но успела выпрямиться, прежде чем упала. Я услышала глубокий смех Грейсона рядом со мной, но не осмелилась посмотреть на него. Набрав скорость быстрее, чем я думала, конец наступил быстро, и я полетела вперед в пустой воздух, не сумев приземлиться на ноги, и вместо этого выставила руки вперед, ударившись о твердый мраморный пол. Я почувствовала легкую слабость и подумала, что слышу, как передо мной открывается и закрывается дверь, но не смогла удержаться от хихиканья, когда услышала глубокий смех Грейсона рядом со мной, и, оглянувшись, увидела, что он тоже растянулся на полу. Я была уверена, что упала на пол первой. Мы оба лежали там какое-то время, переводя дыхание и унимая смех. Я подняла голову и поняла, что перед нами стоят четыре пары туфель, а когда подняла голову, то увидела Уолтера, приподнявшего одну бровь. Рядом с ним стояла Шарлотта с шокированным выражением лица. Она посмотрела сначала на меня, а потом на Грейсона.

Я начала медленно вставать, смех полностью угас, когда я заметила одинаково шокированные выражения лиц высокого, красивого блондина и потрясающей блондинки передо мной.

Блондин вдруг широко улыбнулся и засмеялся.

— Привет, — вздохнула я, вставая в полный рост и делая шаг вперед. Я протянула руку. — Я...

— Шейн, — сказал Грейсон, его голос был странно резким. — Ванесса.

Я перевела взгляд на него и увидела, что его выражение лица внезапно лишилось юмора и стало холодно-отстраненным.

— Какого черта вы двое здесь делаете?

Глава 17

Кира

Боже мой. Шейн. Брат Грейсона. Ванесса. Женщина, которой он собирался сделать предложение до того, как его отправили в тюрьму. Теперь жена его брата. Здесь. Во плоти.

Я разгладила руками джинсы и изо всех сил старалась выглядеть невозмутимой, спокойной и собранной. Или, по крайней мере, настолько спокойной, невозмутимой и собранной, насколько может выглядеть человек, только что поднявшийся с пола после полета с перил.

— Это она? — спросил Шейн, очевидно, игнорируя Грейсона и вместо этого глядя на меня. Я не была уверена, что именно следует понимать под его вопросом, но выражение его лица было дружелюбным, а тон теплым, поэтому я улыбнулась и снова протянула руку.

— Я Кира Дэллэйер.

— Теперь Хоторн, не так ли? — Шейн одарил меня открытой, мальчишеской улыбкой и взял мою руку в свою.

Я посмотрела на Грейсона, чье выражение лица было застывшим.

— О, точно. Ну, да, — я прочистила горло. — Все время забываю, — пробормотала я.

— Ну, это все еще в новинку, верно? — сказал Шейн, одарив меня понимающей полуулыбкой.

— Точно... — прошептала я.

Высокая, яркая блондинка тепло улыбнулась мне и подалась вперед, взяв мою руку в обе свои, как только я отпустила руку Шейна.

Боже, она действительно великолепна — еще более красивая сестра Грейс Келли.

Шейн посмотрел на Грейсона.

— Когда Шарлотта сообщила нам новость, можешь представить наш шок. Но мы надеялись, что это означает...

— Что вам будут рады в моем доме? — ледяным тоном спросил Грейсон. — Вы ошибались. Вы можете развернуться и уйти.

— Грей, — сказала Шарлотта, придвигаясь к нему. — Они проделали весь этот путь, чтобы увидеть тебя и познакомиться с Кирой.

— Ты манипулируешь этим, Шарлотта, — сказал Грейсон, его пылающий взгляд остановился на ней.

— Грейсон, — прошептала я, чувствуя себя неловко посреди этого холодного семейного собрания. — Может быть, мне стоит...

Он перевел взгляд на меня и сделал паузу.

— Я выиграл, — сказал он, и в течение минуты я не могла понять, что он имеет в виду. Потом я осознала, что он говорил о нашем забеге на перилах. Я бы поспорила с ним — потому что он, конечно же, этого не сделал, — но я подумала, что на самом деле он мог иметь в виду, что у меня не было другого выбора, кроме как остаться в доме сейчас, если мы не собирались вызывать подозрения у его брата и невестки — его бывшей девушки, почти невесты.

Боже правый. Если только он позволит им остаться. И, если он собирался сделать так, чтобы все выглядело, будто у нас настоящий брак.

Мое сердце билось со скоростью мили в минуту. Я просто кивнула.

Уолтер прочистил горло.

— Полагаю, что мне нужно откланяться, — я подумала, что сделаю то же самое.

— Я просто, — я кивнула головой в сторону моего чемодана и сумки Грейсона, которые все еще стояли у двери, — отнесу их наверх и дам вам всем поговорить, — я чувствовала себя крайне стесненной и выставленной напоказ, пока шла за сумками. В фойе воцарилась полная тишина, за исключением звука моих туфель. Мое лицо пылало жаром, я повернулась у подножия лестницы. — Тогда я просто… — я прочистила горло. — Увидимся за ужином, — я оглянулась, но Грейсон не смотрел на меня. Он смотрел на Ванессу с выражением лица, которого я никогда раньше не видела. Он не ответил, даже не оторвал взгляд от нее, чтобы заметить меня. Это было похоже на удар кулаком в мое нутро.

Я услышала, как когти Шуги стучат по каменному полу, и она появилась из-за угла, глядя на всех нас. Она слегка фыркнула и опустила голову.

— Сюда, Шуги, — тихо сказала я. Она рысью направилась ко мне.

— Приятно познакомиться, Кира, — сказал Шейн, бросив на меня сочувствующий взгляд.

Он знает, что его брат все еще любит ее.

Шарлотта кивнула мне.

Почему она подтолкнула меня к Грейсону, если знала? Неужели она хочет, чтобы я ушла?

Ванесса слабо улыбнулась мне, ее глаза метнулись к Грейсону и быстро вернулись ко мне, ее щеки порозовели.

Она тоже его любит? О, Боже. Все это слишком.

Я повернулась и поспешила вверх по лестнице, в комнату, в которой жила, когда болела, Шуги шла за мной по пятам. Бросив сумки на пол, я прислонилась к закрытой двери, чтобы перевести дух.

Глупая Кира. Несколько поцелуев, несколько личных откровений, и ты считаешь Грейсона кем? Твоим другом? Твоим настоящим мужем? Какая же ты идиотка! Идиотка, идиотка, идиотка!

То, как он смотрел на ту женщину внизу, было... не так, как он когда-либо смотрел на меня. Но она была замужем за его братом... не похоже, что он когда-нибудь сможет получить ее снова. Боже, но сам факт того, что он все еще хотел ее, причинял боль сам по себе. И я ненавидела это. Ненавидела.

Я встала прямо. Слава Богу, я не отдалась ему полностью. Все было в порядке. Я была в порядке. Итак, мы разделили несколько мгновений. Теперь мы вернемся к первоначальному плану, который в любом случае был намного лучше. Как я позволила себе так далеко отклониться от плана, я понятия не имела.

В дверь неожиданно постучали, и я вздрогнула, отступив от нее и обернувшись. Открыв ее, я увидела, что передо мной стоит Ванесса. Она немного застенчиво улыбнулась.

— Можно войти? — спросила она.

Я сглотнула, но вернула ей улыбку и жестом пригласила войти.

— Просто принимаю здесь душ, — солгала я. — Душ в главной ванной сломан.

Ванесса вздохнула.

— Боже, а что не сломано? Здесь все выглядит так по-другому… — она запнулась, выражение ее лица сказало все — она не имела в виду «по-другому» в положительном смысле.

Шуги подошла и робко обнюхала ноги Ванессы. Ванесса отошла, начала наклоняться, чтобы протянуть Шуги руку, но потом быстро отняла ее, когда хорошо рассмотрела морду собаки.

— О, она... она...?

— Ее зовут Шуги, — сказала я, взяла ее на руки и посадила на кресло справа от кровати, прежде чем вернуться к Ванессе.

Она села на туалетный столик и скрестила свои стройные ноги. Я села на сундук для хранения вещей у изножья большой кровати. На Ванессе была короткая кокетливая розовая юбка и бледно-серая шелковистая майка, которая демонстрировала ее летний загар. Между ее грудей было несколько нитей бус. Она провела по ним пальцами в нервном жесте, изучая меня. Я заерзала под ее пристальным взглядом.

— Мне нравится твой наряд, — сказала я. И это правда. Он был стильным, но в то же время веселым и модным.

Она широко улыбнулась.

— Спасибо. Это из моей собственной коллекции. У меня есть небольшой бутик в Сан-Диего. Вообще-то, я подумываю открыть его и здесь. Это часть цели этой поездки — найти помещение. Я выросла в не очень богатой семье, и одеваться модно при небольшом бюджете всегда было моей фишкой. Это и есть задача моего магазина — модный шик в рамках бюджета, — она мило покраснела и опустила глаза, — прости, я заговорилась.

Она прочистила горло, затем подняла глаза на меня и продолжила.

— Мы были так счастливы, когда узнали, что Грей женился, — сказала она, меняя тему. И она выглядела искренней. Я сжала руки на коленях.

— Спасибо, — наконец сказала я. — То есть, я... не знаю, что именно произошло между Грейсоном и Шейном, но я надеюсь, что они смогут найти способ наладить отношения...

Боже, это неловко. Неужели я должна притворяться, что наш с Грейсоном брак настоящий?

Я жалела, что Грейсон не уделил мне минутку, чтобы поговорить со мной, прежде чем мне пришлось остаться один на один с Ванессой Хоторн. Ванесса выглядела так, будто ей тоже тяжело, и мне было интересно, как сильно она сочувствует Грейсону.

Почему она сделала то, что сделала?

Я отчаянно хотела спросить ее, но это было неправильно, и я даже не была уверена, что мне стоит вести себя так, будто я вообще что-то знаю.

— Я тоже, — сказала она, прикусив губу. — Они сейчас разговаривают в кабинете. В любом случае, просто хотела потратить еще несколько минут, чтобы поздороваться с тобой и дать тебе знать, как я рада, что у меня появилась сестра.