Ключ любви

Глава 2

Как ни странно, граф не уехал ни на следующий день, ни через день.

Минерва ожидала вестей о том, что все жители замка уехали, однако из деревни до нее доходили слухи об оргиях в замке и о джентльменах, которые скакали сломя голову и брали на лошадях препятствия немыслимой высоты.

Женщины постарше шептались еще о чем-то, но Минерва старалась не прислушиваться.

В то же время она изнывала от любопытства.

Неожиданно пришла записка от Тони. Ее привез молодой грум верхом на одном из прекрасных графских скакунов.

Минерва торопливо развернула записку. Тони писал:

Прочитав записку, Минерва отправилась в кабинет, чтобы поискать отцовскую книгу о замке.

В ней он изложил все, что знал о замке и его истории, но книга не представляла интереса для широкой публики и потому не была напечатана.

Мать Минервы переписала ее своим красивым почерком, а одна пожилая леди из деревни, некогда бывшая переплетчицей, переплела книгу в красную кожу.

Снимая том с полки, Минерва понадеялась, что Тони будет достаточно аккуратен.

Поскольку книгу написал ее отец, она несколько раз перечитывала ее и частенько возвращалась к ней после прогулок в замок, когда Дэвид и Люси одолевали ее вопросами о картинах или о росписи на потолках.

Минерва завернула книгу, перевязала ее бечевкой и вынесла ожидавшему груму.

— Прошу вас, будьте осторожнее, — попросила она. — Это очень ценная книга, ее нельзя испачкать или потерять.

— Уж я позабочусь, мисс, — ответил юный грум, прикасаясь к шляпе. Ему было не больше семнадцати лет, но Минерва заметила, что он смотрит на нее одобрительно. Оставалось только надеяться, что Тони был прав, утверждая, что парень не станет много болтать.

Минерву очень тронуло то, что граф так интересовался своей новой собственностью.

Девушка пожалела, что ее не было рядом с братом, когда он рассказывал графу о гобеленах с изображением Людовика XIV и его придворных красавиц.

Кроме того, на некоторых полотнах повторялись те же сцены, что и в росписи потолков, — богини, окруженные купидонами.

Размышляя о том, что же в замке прекраснее всего, Минерва решила, что граф наверняка занял красную спальню — комнату, в которую ее прадед вложил астрономическую сумму.

Изголовье огромной кровати красного бархата было сделано в форме серебряной ракушки, а балдахин почти касался потолка.

Закрывавшие окна бархатные занавески были специально изготовлены для замка, а на потолке резвились богини, изображенные самим Кентом.

Когда Минерва была еще совсем маленькой, отец показал ей этот потолок и объяснил, что одна из богинь по имени Минерва символизирует мудрость.

Девочке очень нравилось думать, что она украшает самую красивую спальню на свете.

Брюссельский гобелен на стене той же спальни изображал историю Венеры и Адониса, и Минерва часто мечтала о том, чтобы встретить своего Адониса и полюбить его так же, как он полюбит ее.

Впрочем, это было очень маловероятно, ведь она жила уединенно и виделась только с жителями деревни да со своими братьями и сестрой.

Чтобы не расстраиваться, Минерва заставила себя думать о других комнатах замка, которые, без сомнения, также должны были понравиться графу.

«Его наверняка поразит гостиная», — решила Минерва.

Еще бы, ведь в этой комнате были собраны полотна кисти сэра Джошуа Рейнольдса.

На некоторых портретах были предки рода Линвудов, и эти люди на портретах очень схожи с маленькой Люси и самой Минервой.

Потом девушке стало интересно, решится ли граф спуститься, в подземелья замка.

Подземелья располагались под главной башней и очень пугали Минерву, когда она была маленькой.

Впрочем, Дэвид и Люси были настолько любопытны, что то и дело спрашивали, сколько узников содержалось в этих мрачных и сырых подземельях и через какое время они умирали.

— Не нужно быть такими жестокими! — говорила им Минерва, но Дэвид обычно отвечал со смехом:

— Если это были плохие датчане, которые приплыли, чтобы воровать у нас лошадей, овец и коров, они заслуживали смерти!

Минерва не стала рассказывать детям о том, что самые важные узники были утоплены, когда в камеры спустили воду из рва.

Готовя обед, Минерва раздумывала о том, что надо будет развлечь детей.

Когда граф вернется в Лондон, они пойдут в замок и увидят его во всем великолепии.

На мебели не будет голландских чехлов, а на окнах — ставен.

Возможно, чтобы было веселее, Минерва зажжет остатки свечей в канделябрах — это позабавит Люси, да и ее саму тоже.

Ночью, ложась в постель, Минерва тешила себя мечтами о том, как в один прекрасный день Тони разбогатеет и приедет с огромными деньгами.

Тогда он сможет выкупить у графа замок, и они будут жить там, окруженные красивыми вещами, в которых заключена история их рода.

Никому они не смогут принадлежать так, как принадлежат Линвудам.

«Они наши, — уже засыпая, сказала себе Минерва, — и даже если по закону их хозяин — граф, они все равно остаются в наших сердцах».

На следующее утро пришла миссис Бриггс. Она появлялась дважды в неделю, мыла полы, наводила порядок в кухне и рассказывала обо всем происходящем в замке.

— Ох, мисс, ну и шуму там было прошлой ночью! — говорила она. — Его светлость гостей позвал аж из самого Лоустофта и Ярмута. И ужинало их у него пятьдесят человек, не меньше!

— Пятьдесят?! — воскликнула Минерва.

Ей представился огромный банкетный зал, полный красивых джентльменов и изящных леди.

Девушка очень пожалела, что не может пробраться на хоры и посмотреть, что там происходит внизу.

До этого момента ничего подобного ей и в голову не приходило, зато теперь затея показалась ей очень интересной.

Правда, Тони был бы в ярости.

Миссис Бриггс мыла пол на кухне, и Минерва спросила ее:

— Вы когда-нибудь видели его светлость — графа?

— А как же, мисс, видела. Он ехал на таком здоровенном черном жеребце и был такой красивый! — Тут женщина задумалась, покачала головой и добавила:

— Но про него много чего рассказывают, да только это не для ваших ушей, мисс Минерва.

Все же миссис Бриггс не удержалась и рассказала Минерве новости, которые принес ее сын, работавший в замке.

— Эта иностранка, ну, говорят, испанка, так вот, она танцевала с такими штуками, которые щелкали.

— А, с кастаньетами, — пробормотала Минерва.

— И юбки выше колен задирала. Не знаю, что бы ваша матушка сказала, просто не знаю!

Минерва подумала, что такие танцы должны были выглядеть весьма странно в английской гостиной. Миссис Бриггс продолжала говорить:

— Она это все делает для его светлости, точно вам говорю, — а ведь замужняя женщина! Бесстыдство это, вот как это называется!

Минерва не хотела слушать дальше.

— Я должна вернуться к своей работе, — извинилась она. — Мне нужно многое успеть сделать до обеда.

Вытирая пыль в своей любимой гостиной, она думала только о графе.

Одно было ясно: замок ему понравился, иначе он уже уехал бы.

Интересно, подумала Минерва, что его привлекает больше — замок или жена испанского посла, о которой столько говорили Тони и миссис Бриггс.

Должно быть, эта женщина очень красива, если в нее влюбился такой сложный и страшный человек, как граф.

Минерва остановилась у одного из зеркал, которые ее отец перевез из замка.

Оно было небольшим, но очень красивым, в золотой раме с цветами и птицами.

Когда-то его очень любила мать Минервы.

Когда девушка посмотрелась в зеркало, ей показалось, что большую часть ее маленького личика занимают глаза — не светло-голубые, цвета летнего неба, как у Люси, но гораздо более глубокие и яркие.

Сама Минерва сравнила бы их с морскими волнами, тронутыми солнечным лучом, — и так же, как в волнах, в них были блеск и глубина.

Еще несколько секунд Минерва рассматривала свое отражение, а потом отвернулась.

Было еще очень много дел, а Тони хоть и сказал сестре, что она красавица, сама она все еще в этом сомневалась.

Уверена она была только в одном — зря брат боялся, что граф сможет обратить на нее внимание.

Зачем ему это, когда в замке столько признанных светских красавиц?

Минерва начала чистить серебряную табакерку, которую ее отец подарил жене на годовщину свадьбы.

Внезапно девушка услышала стук копыт.

День был жаркий, входная дверь и дверь гостиной оставались открытыми.

Минерва выбежала в холл, решив, что брат прислал еще одну записку.

Однако, к ее удивлению, в дверном проеме она увидела самого Тони.

Минерва выбежала на порог, радостно воскликнув:

— Тони! Я тебя и не ждала!

Брат привязал поводья лошади к коновязи.

Коновязь построил еще их отец, специально для людей, которые приезжали ненадолго и не хотели возиться и отправлять лошадь в конюшню.

Минерва ждала. Наконец брат обернулся.

Увидев выражение его лица, она поняла, что произошло нечто ужасное.

Когда Тони подошел ближе, девушка быстро, сбивчиво заговорила:

— Что… что произошло… что случилось… почему ты вернулся домой?

— Мне нужно поговорить с тобой, Минерва, — произнес брат серьезным, напугавшим ее голосом.

Он вошел в дом, бросил шляпу на стул и направился в гостиную. Минерва шла за ним.

Хотя в доме не было никого, кто мог бы подслушать их разговор, она плотно прикрыла за собой дверь.

— Что произошло? — спросила она.

Тони встал у пустого камина.

— Не знаю, как и сказать тебе… — наконец заговорил он.

— Что-то произошло… — немного задохнувшись, произнесла Минерва, — а раз ты приехал домой, значит, тебе нужна моя помощь.

— Мне никто не поможет! — яростно произнес Тони. — Лучшее, что я могу сделать, — пустить себе пулю в лоб!

Минерва вскрикнула от ужаса:

— Что… что ты такое говоришь! О чем ты?

Она встала перед братом, с состраданием глядя ему в глаза.

Тони отвел взгляд и, отойдя к окну, повернулся к сестре спиной.

Она ждала, чувствуя, как тревожно бьется ее сердце.

Случилось что-то страшное, но что именно — она не могла понять.

Когда наконец молчание стало угнетающим, Тони произнес:

— Прошлой ночью я играл в карты… и проиграл две тысячи фунтов.

Его голос словно прозвенел по маленькой комнате.

Минерва словно окаменела.

Мозг ее отказывался работать.

Она не понимала слов брата.

Он не мог сказать ничего подобного!

Это невозможно!

Не сводя невидящего взгляда с сада за окном, Тони заговорил:

— Мне нет прощения. Я даже не был пьян. Когда я садился за карточный стол, я знал, что не должен играть.

— Тогда… почему же ты… начал играть? — очень тихо спросила Минерва каким-то не своим голосом.

— Меня пригласил граф, — ответил Тони. — За столом уже было пять человек, кроме него, но одно место было свободно. Я проходил мимо, хотел сыграть в рулетку с женщинами, а он сказал:

«Не присоединитесь ли к нам, Линвуд?» Минерва сразу поняла, что приглашение графа Тони посчитал очень лестным.

— Я сел играть с ними, — продолжал Тони, — а когда увидел на столе перед игроками груды золотых монет, то понял, что было безумием согласиться на игру.

Он издал глубокий вздох и добавил:

— Честное слово, Минерва, мне просто не хватило храбрости встать из-за стола.

В его голосе прозвучала такая боль, что Минерва ощутила желание обнять его и успокоить. Вместо этого она шепотом спросила:

— И что же… произошло?

— Я был очень осторожен и выиграл несколько фунтов, — ответил Тони. — Слуга все подливал нам в стаканы, и я так разнервничался, что решил выпить для храбрости.

Минерва что-то пробормотала, но Тони не заметил этого.

— Ставки были огромными, и все игроки стали пытаться побить графа.

— А он выигрывал! — догадалась Минерва.

— Он всегда выигрывает! — яростно ответил Тони. — Проигрыш для него ни черта не значит, поэтому-то он и выигрывает!

Минерва видела, что брат яростно сжал кулаки, словно хотел ударить графа… или себя.

Затем, словно желая поскорее закончить рассказ, он произнес:

— Не знаю, как так получилось, но внезапно я обнаружил, что в игре остались только мы с графом, а все остальные выбыли.

— А ты не мог… тоже выбыть? — волнуясь спросила Минерва.

— Я должен был… я так и собирался поступить, — сказал Тони. — Но тут герцог, чтоб ему пусто было, оглядел стол и произнес:

«Неужели вы все струсили? А вы, Линвуд? Будете продолжать, или я сорву банк?» Минерва судорожно вздохнула.

— Это был неприкрытый вызов, — рассказывал брат, — и я должен был или принять его, или выставить себя полным идиотом.

— И ты… проиграл!

Минерва не сразу поняла, произнесла ли она эти слова вслух или просто подумала.

— Я открыл трех королей, — говорил в это время Тони, — и на мгновение мне показалось, что выигрыш за мной.

— А граф?

— У него оказалось три туза! Разве можно было ожидать такого?

Он изо всех сил ударил кулаком по серому камню возле оконной рамы, словно желая причинить себе боль.

— Три туза! — воскликнул он. — И я проиграл две тысячи фунтов, которых у меня нет!

— И что же ты… сделал? Что… что ты мог сказать? — в отчаянии спросила Минерва.

— Игра закончилась, мы встали из-за стола, а я был слишком потрясен, чтобы говорить, — ответил Тони. — Наверное, я выглядел ошеломленным, потому что граф подошел ко мне и сказал:

«Не повезло вам, Линвуд. Ну ничего, не торопитесь — у вас месяц, как всегда».

— Что он имел в виду? — не поняла Минерва.

— Он хотел сказать, что через месяц я должен отдать ему две тысячи фунтов, — объяснил Тони. — Две тысячи! Ты не хуже меня знаешь, что для нас достать две тысячи фунтов все равно что достать луну с неба!

Чувствуя, что ноги отказываются держать ее, Минерва опустилась на ближайший стул.

— Что же ты… сможешь сделать? — испуганно спросила она.

— Об этом я и хотел тебя спросить, — ответил Тони. — Где нам взять две тысячи фунтов? Сомневаюсь, чтобы я мог наскрести хотя бы две сотни!

— Наверное… — нерешительно начала Минерва, — ты не можешь сказать графу, что не в состоянии заплатить ему?

— Ты не хуже меня знаешь, что карточный долг — это долг чести, — устало ответил ей Тони. — Единственный способ избавиться от него — умереть.

— Не говори так! — воскликнула Минерва. — Это неправильно… это плохо!

— Хуже того, что я сделал, ничего быть не может, — произнес Тони. — О Господи! Зачем я только связался с этим графом!

Точно такой же вопрос хотела задать и Минерва, но ответ ей уже был известен. Тони был польщен предложением такого важного человека.

Человека, который владел всем, о чем мечтал юноша и чем он владел бы, не будь у него экстравагантного прадеда.

— Наверное, — медленно произнес Тони, — нам придется продать этот дом.

— Продать дом? — повторила Минерва. — Но это же наш дом… нам ведь некуда больше идти.

— Я знаю, — горько ответил Тони. — К тому же у меня такое чувство, что в нашем положении мы вряд ли получим за него две тысячи фунтов.

— Но… Тони… если ты отдашь графу все наше имущество, а у нас ведь совсем немного… то нам придется голодать!

Помолчав, Минерва тихо добавила:

— И Дэвид не сможет поступить в Итон…

— Что я могу сделать? — спросил Тони. — Ну что я, черт возьми, могу сделать?

Словно не в силах оставаться на одном месте, он мерял шагами комнату.

Его дикий взгляд испугал Минерву, и она поняла, что нужно подумать не только о себе и двух детях, но и о брате.

Когда Тони проходил мимо нее, она положила руку ему на плечо и заставила его сесть на диван.

— Послушай, Тони, — произнесла она, — давай все обдумаем, как обдумал бы папа, если бы был жив. Ты же помнишь, что он говорил: в спешке совершаются ошибки. Уверена, сейчас он сказал бы то же самое.

— Спешка! — сказал Тони чуть более спокойно. — Да будь у меня две тысячи недель, чтобы найти деньги, я все равно ничего не мог бы сделать.

— Знаю… знаю, — ответила Минерва, — но я думаю, нет ничего невозможного, если мы будем думать и молиться.

— Сомневаюсь, что Бог услышит молитвы такого дурака, как я, — горько произнес Тони.

— Он слышит все молитвы, — ответила Минерва. — И не забывай, что папа с мамой тоже молятся за тебя.

Тони стоял, глядя в камин, и выглядел до того жалко, что казался гораздо младше, чем был на самом деле.

Минерва стала успокаивать его так, как успокаивала бы Дэвида.

— Все, что нам необходимо, — обдумать это дело, — заговорила она, — и придумать, как сказать графу, что через месяц он не получит эти денег. Ты должен будешь объяснить ему, что мы заплатим, когда сможем.

— И как мне это сделать? — спросил Тони.

— Пока что я не знаю, — призналась Минерва. — Поэтому я буду молиться об ответе.

Обняв Тони за плечи, она сказала:

— Сейчас и ты и я страдаем от потрясения и потому не можем рассуждать здраво.

— Ты очень храбрая, Минерва, — признал Тони после короткого молчания. — Я знаю, что был скотиной и свиньей, когда затеял все это, но клянусь тебе, я и не думал, что все так закончится!

— Конечно, я знаю, — ласково ответила Минерва. — Мы должны быть умнее. В беду попасть легко, но мы оба знаем, как трудно из нее выбраться.

Тони сжал руками голову.

— Как же мы выберемся? — спросил он. — Откуда возьмутся деньги — разве что мы найдем горшок с золотом у подножия радуги!

— Быть может, и найдем, — ответила Минерва. — Быть может, в этом доме спрятаны сокровища, оставленные датчанами или спрятанные монахами от разбойников.

— Мы говорили об этом, когда были детьми, — сказал Тони. — Помнишь, как мы обыскивали чердаки, но нашли только несколько старых бочонков да пару бутылок прокисшего вина.

— По крайней мере мы искали, — заметила Минерва. — Этим мы и займемся. Не обязательно же искать в доме — можно искать ответ у себя в голове. Ты же умный, как папа, ты обязательно найдешь выход.

Тони застонал.

— Ты пытаешься подбодрить меня, и это очень благородно с твоей стороны, — с отчаянием произнес он. — Но я же вижу, насколько мерзко я поступил! Минерва, сестренка, ну как я мог быть таким идиотом!

— Я понимаю, как тебе было трудно, — мягко стала утешать его Минерва. — На самом деле во всем виноват граф. Он не имел права втягивать тебя в игру и должен был знать, что ты не можешь себе этого позволить.

Говоря так, она чувствовала, что начинает ненавидеть этого графа. Тони был прав — это человек не только порочный, он злой, он приносит несчастье. Если бы Минерва могла убить его за то, что он сделал с ее братом, она не колебалась бы ни минуты.

Помолчав, она заговорила:

— Ты уверен, что он не примет твоего отказа, если поймет, как мы бедны?

— Думаешь, его это волнует? — усмехнулся Тони. — Он совершенно безжалостный человек. Все вокруг говорят, что ему не ведома жалость ни к кому, кроме себя.

— Как же ты мог стать другом такого человека? — спросила Минерва, хотя ответ был ясен.

Такой человек, как граф, был вызовом для Тони. Он имел все — деньги, лошадей, успех, причем не только в обществе, но и на бегах, успех во всем, что бы он ни предпринимал. Ко всему прочему, он был везучим. Ему посчастливилось получить замок, хотя у него уже было несколько домов.

Ему посчастливилось выиграть у всех своих друзей, которые (в этом Минерва была уверена) вполне могли бы оплатить проигрыш, не впадая ради этого в нищету, как Тони.

Тони поднялся.

— Я знаю, о чем ты думаешь. Я должен пойти к графу и умолять его простить мне долг ради тебя, Дэвида и Люси, — произнес он. — Клянусь, я бы так и сделал, будь на его месте другой человек.

— Но не граф! — сказала Минерва.

— Во-первых, я уверен, что он просто посмеется надо мной, — признался Тони. — Во-вторых, он предаст эту историю огласке, у меня не останется друзей и я никогда больше не смогу показаться в Лондоне.

Минерва вскрикнула.

— Как может он поступить так жестоко… так чудовищно!

— Я же не говорю, что он обязательно поступит так, — заметил Тони, — но существует и такая возможность. К тому же не забывай, что другие игроки знают о моем долге. Если он простит мне долг и даст понять, что не желает оставаться моим другом, они что-то заподозрят.

Он снова отошел к окну. Минерва попросила:

— Пообещай мне кое-что, Тони.

— Что? — не оборачиваясь, спросил брат.

— Дай слово, что ты ничего не скажешь и не предпримешь, пока мы не придумаем, что нам делать.

— Зачем это?

— Я еще не знаю, но чувствую, что так нужно, — объяснила Минерва. — Прошу тебя, Тони, дай мне слово!

— Даю, если тебе от этого станет легче, — отозвался он. — Хотя, видит Бог, хуже, чем сейчас, и быть не может!

— Ты обещаешь мне — во имя всего святого?

— Обещаю, — поклялся Тони.

Минерва пересекла комнату и встала рядом с ним.

— Когда уезжает граф? — спросила она.

— Не знаю, — признался Тони. — Похоже, ему здесь понравилось. Вчера, когда он получил книгу, он ходил по дому и, по-моему, наслаждался всем, что видел: и бальной залой, и часовней. Он даже осмотрел подземелья и забрался на дозорную башню.

Тут Минерва прекрасно понимала графа.

Впрочем, сказала она себе, его интерес к замку наверняка был продиктован какими-нибудь тайными неподобающими причинами.

Девушка была уверена, что само присутствие графа в замке принижает ту красоту, которая всегда так много для нее значила.

Конечно, со смерти прадеда замок оставался «белым слоном», дорогой прихотью.

И все же всякий раз, входя в холл и видя прекрасные фрески Атари, Минерва приходила в восхищение.

Ей начинало казаться, что это она танцует под потолком, как сама любовь.

Еще ее мать говорила, что именно любовь наполняла каждый дом, где жила семья Линвудов, и любовь делала их счастливыми, где бы они ни находились.

Вслед за отцом Минерва верила, что именно любовь сделала Тони, Дэвида, Люси, да и ее саму такими красивыми.

— Греки верили, что дети, рожденные в любви, будут красивы, — рассказывал сэр Джон, посадив девочку к себе на колени. — Гречанки смотрели на прекрасные статуи и размышляли о благородных деяниях, чтобы умилостивить богов Олимпа, и потому их дети были очень-очень красивыми.

— Как мама? — спрашивала маленькая Минерва.

— Да, совсем как твоя мама и как ты сама, моя дорогая, — отвечал отец, целуя девочку.

Даже став старше, Минерва часто думала о себе как о купидоне, танцующем под сводами замкам.

«Может быть, сейчас нас спасет именно любовь», — отчаянно сказала она себе.

Но как? Где ее найти?

— Наверное, я должен вернуться, — несчастным голосом произнес Тони, — Я не хочу, чтобы начались расспросы о том, куда я исчез.

— Как же ты улизнул?

— Я понадеялся, что никто не заметит, как я ушел в конюшни. А там я попросил грума оседлать лошадь для прогулки.

— Это звучит разумно, — заметила Минерва.

— Рядом с графом не может быть ничего разумного! — почти зло произнес Тони. — Если бы он узнал, что у меня есть тайна, он захотел бы выведать ее — и выведал бы, потому что привык получать все, что пожелает.

Когда Минерва слушала брата, ей хотелось разрыдаться. Однако что-то сдерживало ее, и она тихо произнесла:

— Ты делаешь большую ошибку, поддаваясь страху перед графом. В конце концов, он такой же человек, как и ты. Мы должны достойно встретить беду, Тони, и для этого нам понадобится вся наша… отвага.

Впервые после приезда Тони повернулся и в упор поглядел на сестру. Неожиданно он улыбнулся.

— Я тебя люблю, Минерва! — сказал он. — Ты так похожа на маму! Именно это она бы и сказала.

— Тогда, пожалуйста, Тони, не будь таким несчастным, — попросила Минерва. — Если. ты вспомнишь историю рода Линвудов, то обнаружишь, что нам часто приходилось сражаться за то, чего мы хотели, но семья всегда выживала. Выживем и мы.

Не находя слов, Тони положил руки на плечи Минерве и обнял ее.

— Ты просто замечательная! — воскликнул он. — Я буду молиться, как ты говоришь, чтобы Господь послал нам совет и помог справиться с этой проблемой.

— Мы справимся… обязательно справимся! — горячо подтвердила Минерва. — Но… прошу тебя, Тони… не играй больше.

— Может, я и дурак, но не законченный идиот! — ответил брат.

— Просто я думаю, что, если тебя снова пригласят сыграть, а ты наберешься храбрости отказаться, тебя будут не презирать, а уважать.

— Может, ты и права, — задумчиво произнес Тони. — С другой стороны, гости графа чертовски богаты и просто не могут себе представить, каково это — быть бедным, когда у них самих карманы трещат от золота.

— Понимаю, — произнесла Минерва.

Тони крепче обнял ее за плечи.

— Ты экономила на всем, а я только прожигал эти деньги в Лондоне, — покаянно сказал он. — Теперь мне так стыдно! Я чувствую себя таким подлецом!

— А вот это уже лишнее, — заметила Минерва. — Выше голову! Вспомни, как вели себя Линвуды, когда видели на горизонте паруса датчан и знали, что им нужно сражаться.

Тони издал смешок, больше похожий на всхлип. Потом он поцеловал Минерву в щеку и пошел к двери.

— Я возвращаюсь, — сказал он.

— А ты не уедешь в Лондон, не… не предупредив меня? — спросила Минерва.

— Конечно, нет, — ответил брат. — После того что ты сказала, я уже совсем не так испуган, как был. Бог видит, что у меня нет причин для веселья, но ты, Минерва, ты смогла представить вещи в гораздо менее мрачном свете.

Тони вышел в холл, и сестра последовала за ним. Надевая шляпу, он сказал:

— Мне так жаль… так жаль!

— Все в порядке, дорогой, — быстро ответила Минерва.

Она поцеловала его и, когда он пошел прочь, заметила боль в его глазах.

Тони сбежал по ступеням, отвязал поводья от коновязи и взлетел в седло.

Помахав сестре, стоявшей на верхних ступенях лестницы, он поскакал по дорожке.

Минерва смотрела вслед брату до тех пор, пока он не скрылся из виду.

Затем она вернулась в дом, чувствуя себя щепкой, которую бурное море швыряет из стороны в сторону. Ей едва хватило сил, чтобы добраться до дивана в гостиной. Наконец она опустилась на него и закрыла лицо руками.

На какое-то мгновение мозг отказался служить ей; все только что услышанное казалось невероятным и невозможным.

Затем Минерва начала молиться, молиться горячо и отчаянно о том, чтобы произошло какое-нибудь невероятное чудо и спасло их.

Уложив детей спать, Минерва спустилась в кухню и приготовила себе немного супа из оставшегося от обеда мяса.

Прямо на кухне она и поела. Вымыв после себя посуду, она подумала, что хорошо бы сейчас лечь спать, хоть и было еще слишком рано.

По вечерам она обычно сидела с книгой в гостиной и поднималась к себе довольно поздно, потому что чтение захватывало ее целиком.

Однако сегодняшняя драма, перевернувшая жизнь Тони, детям и ей самой, занимала ее воображение гораздо больше, чем то, что она могла вычитать в книгах.

Ни о чем другом Минерва просто не могла думать.

«Что нам делать? Что нам делать?»

Этот вопрос слышался девушке из каждого угла комнаты. Она слышала его в шуме ветра за стеной и в криках грачей, гнездившихся в кронах старых вязов.

«Должен же быть выход!» — говорила себе Минерва.

Не может быть, чтобы их заставили покинуть свой дом, — ведь им даже некуда пойти.

Минерва уложила Люси спать в маленькой комнатке, находившейся рядом с ее собственной.

Она поцеловала Дэвида на ночь в комнате, где он хранил все свои сокровища, значившие для него не меньше, чем любимые Минервой фарфоровые безделушки, оставшиеся от матери.

А картины — картины, которые Минерва любила потому, что отец гордился ими? А портреты предков? Как может исчезнуть все это?

Семейству Линвудов, словно цыганам, придется скитаться по свету, без дома, не зная, где приклонить голову и откуда взять еду.

«Должен быть выход!» — повторила про себя Минерва.

Она подумала о том, как чувствует себя в замке Тони.

Она представила, как гости сидят в огромной столовой, наслаждаясь едой, приготовленной великолепным поваром — французом.

Минерва вспомнила слова брата о том, что он никогда не ел ничего более вкусного во всех домах высшего света.

А приглашенные леди, которые, конечно же, очень красивы, а по словам Тони, и безнравственны, наверняка одеты в роскошные платья и увешаны драгоценностями.

Женщины флиртуют с графом и другими джентльменами. Разумеется, Тони, будь он рядом, нашел бы их неотразимыми.

За каждым стулом стоят лакеи в красивых ливреях. Они наполняют стаканы гостей самыми дорогими винами.

И все это для того, чтобы доставить удовольствие одному только человеку — графу! Злому, испорченному настолько, что Тони не позволил Минерве даже познакомиться с ним. Тому, кто, не подозревая о существовании Линвудов, сломал их жизнь — не только жизнь Тони, Дэвида и Люси, но и жизнь самой Минервы.

Разумеется, самого графа это нисколько не волнует, и сейчас он флиртует с красавицей испанкой, которая изменяет мужу, пока тот служит своей стране.

«Как он отвратителен! — сказала себе Минерва. — И все же он будет наслаждаться своим богатством, а нам придется голодать».

Внезапно у нее возникла идея — настолько фантастическая и невероятная, что в первый момент Минерва едва не рассмеялась, не желая даже обдумывать ее.

Потом она внезапно поняла, что, как ни абсурден этот план на первый взгляд, он вполне осуществим.

К тому же он мог разрешить все проблемы Тони, детей и их сестры.