Глава 7

Сидя на великолепном скакуне из графских конюшен, Минерва думала о том, что еще никогда не была так счастлива.

Последние три дня они каждое утро катались верхом, причем Дэвид обращался со своей лошадью ничуть не хуже, чем Тони.

К удовольствию Люси, графский грум каким-то загадочным образом раздобыл специально для нее пони. Лошадка была старой и не слишком резвой, но зато, когда девочка в сопровождении грума ехала верхом, Минерва могла не беспокоиться за нее. Впервые в жизни Люси познала такое удовольствие.

Стоило девочке увидеть графа, как она бежала к нему, обнимала и начинала благодарить его за доброту.

Честно говоря, доброта графа удивляла Минерву. Она ожидала совсем не такого поведения — ведь Тони готовил ее к чему-то гораздо худшему.

Дети очень полюбили графа, а Дэвид только и говорил что о его лошадях да о нем самом.

Минерва чувствовала себя так, словно и не было всей прошлой жизни и ей не приходилось принимать решения самой.

Это стало очевидно, когда граф настоял на том, чтобы после полудня, когда дети уходили на уроки, девушка каталась вместе с ним и знакомила его с местными жителями.

Когда Минерва стыдливо попыталась возразить и стала объяснять, что она не годится для этого, граф спросил:

— Кого же вы мне посоветуете? Не думаю, чтобы в этой глуши кто-нибудь знал лучше вас всех фермеров, стариков, учителя и, конечно, викария.

Минерва хотела сказать, что им покажется очень странным, что теперь она занимает такую высокую должность, однако она подумала, что графу необходимо познакомиться со своими людьми и научиться любить их, подобно отцу самой девушки.

Сердце сэра Джона надрывалось, когда он видел, что не в силах помочь старикам, так долго служившим его семье. У него не было денег на то, чтобы построить школы в поместье, — там была всего одна, хотя не хватило бы и трех.

Но Минерва помнила, что недостаток денег ее отец и мать возмещали любовью. Всякий, кто попадал в беду, обращался к ним; им рассказывали о своих тревогах: будь то плохой урожай, погода, дырявая крыша или разбитое окно.

Родители Минервы мало чем могли помочь, но даже одна их забота значила немало, и в этом они не отказывали никому.

Во время поездок девушка рассказывала графу истории тех людей, с которыми они встречались, и, как ни странно, он слушал с интересом.

Граф свободно обращался с простыми людьми. Когда на ферме он, уезжая, пообещал помочь с ремонтом старого дома, фермер и его жена расплывались в улыбках. Они смотрели на графа словно на ангела, посланного им в помощь самими небесами.

Минерве оставалось только молиться, чтобы, когда все вернется на круги своя и граф снова будет развлекаться с прекрасными женщинами, он не забыл о своих обещаниях.

Впрочем, пока что он помнил все.

Его забота о детях не могла не трогать девушку.

Однажды, когда они возвращались с отдаленной фермы, граф сказал:

— Я хотел бы, чтобы сегодня вечером вы пообедали со мной и с Тони. Когда я отвез вас домой, то понял, что обеденный зал выглядит каким-то пустым, когда в нем нет красивой женщины.

Минерва рассмеялась:

— Вы льстите мне! И все же я не могу принять ваше приглашение.

— Почему? — недовольно спросил граф.

— Потому что мне надо присмотреть за Дэвидом и Люси и приготовить им ужин. И потом, мне не хотелось бы оставлять их дома одних.

На мгновение губы графа сжались. Минерва решила, что он сердится, потому что не может получить желаемое.

Наконец он произнес:

— Если вы не можете оставить их одних, я мог бы прислать одного из своих слуг, чтобы тот приглядел за детьми. Или пригласите ту женщину с ребенком, которая помогает вам, когда у вас есть деньги.

Минерва была очень удивлена. Она и не догадывалась о наблюдательности графа и о том, что он был осведомлен о ее домашнем хозяйстве.

— Вы имеете в виду миссис Бриггс, — сказала она. — Думаю, она придет, если я заплачу ей.

— Предоставьте это мне, — распорядился граф, — и скажите миссис Бриггс, чтобы она оставалась с детьми до самого вашего возвращения.

Минерва хотела было поспорить с ним, но потом решила, что это было бы ошибкой с ее стороны.

Она уже решила, что спасти семью может только одно — если граф купит Дуврский дом.

Пока что его светлость настроен так, что в любом случае позволит Линвудам арендовать дом.

К тому же он пока не женат, и дом для сиятельной графини понадобится еще нескоро.

Обдумав все это, Минерва не стала ничего возражать, и дальше они ехали в молчании. Граф остановил фаэтон у клумбы перед входной дверью и произнес:

— В семь тридцать я пришлю за вами карету и заодно пошлю детям ужин.

— Это совершенно ни к чему… — начала Минерва.

Но граф уже поднял свою шляпу и тронул лошадей, так что ее слова потонули в шуме колес.

Дети были просто потрясены щедростью графа, ибо он, как и обещал, каждый день посылал Люси специальный шоколадный торт к чаю. Иногда торт бывал покрыт белой глазурью с именем Люси, а как-то раз инициалы девочки оказались выложены вишнями в сахаре.

Впрочем, торт был не единственным, что посылал граф.

Вместе с лакомством в домике появились персики и виноград, а на другой день — цыплята и окорок барашка.

На следующий день после этой посылки Минерва неуверенно сказала графу:

— Спасибо вам… за все вкусное, что вы нам посылаете… но пожалуйста… мы не хотим быть… обязанными… не стоит… не стоит посылать нам ничего больше.

— Я посылаю все это не вам, — ответил граф, — а Дэвиду и Люси. Не думаю, чтобы им больше нравилась простая грубая пища. Люси говорила мне, что обычно у вас на обед бывает жаркое из кролика.

— Не заставляйте Люси жаловаться! — быстро сказала Минерва.

— Она самый очаровательный ребенок из всех, кого я только видел, — ответил граф. — И к тому же так похожа на вас!

Минерва покраснела и промолчала. Она знала, что бесполезно просить графа быть не столь щедрым.

С легкой тревогой она подумала о том, как много потеряют дети, когда граф уедет.

Когда Дэвид и Люси услышали о том, что ужин для них будет прислан прямо из замка, они так обрадовались, что не стали даже жаловаться на то, что их не берут с собой.

Поскольку обычно они играли в саду целый день, ужинать они привыкли в своей ночной одежде.

Минерва помогла Люси умыться и надеть халат и только потом отправилась к себе переодеваться.

Только тут она впервые подумала о том, что ей нечего надеть на званый обед.

У нее было два вечерних платья, которые она сама сшила из дешевого муслина для того, чтобы ужинать с отцом.

Платья эти не раз бывали выстираны и выглажены и стали чуть тесноваты, потому что девушка успела немного подрасти с тех пор, как шила их.

Но ничего другого у нее не было.

Что ж, подумала Минерва, если она будет выглядеть как нищенка, граф сам виноват — незачем было приглашать ее.

Придется ему смириться с тем, что есть.

Впрочем, у Минервы была одна красивая вещь — голубой кушак под цвет ее глаз, который девушка повязала на свою тонкую талию.

Хоть Минерва и жила в самом глухом уголке Норфолка, она все же понимала, что ее платья давно вышли из моды.

Прекрасные леди, с которыми граф проводил время в Лондоне, носили платья с пышными юбками и широкими рукавами.

По сравнению с ними Минерва выглядела простушкой.

Впрочем, с этим она ничего не могла поделать, а потому, как можно искуснее уложив волосы в прическу, девушка спустилась вниз.

Она увидела, что дети невероятно рады только что прибывшему из замка ужину.

Его привезли в удобной карете, которая должна была отвезти в замок Минерву.

В корзинках стояли два судка, со всех сторон обложенные сеном, чтобы не остывать. В третьем судке оказался мастерски сервированный холодный лосось.

Минерва поняла, что этого им должно хватить на завтрашний день, а может, и на послезавтрашний.

К удовольствию Люси, среди лакомств оказался шоколадный пудинг в виде ежика с колючками из миндальных орехов.

Привезший ужин лакей остался, чтобы сервировать его. После ужина он должен был вернуться пешком через парк.

Люси и Дэвид так радовались всей этой роскоши и прекрасному ужину, что едва попрощались с Минервой.

Когда присланная за ней карета тронулась, Минерва подумала, что граф совсем не так плох, как говорил Тони.

Она знала, что дети инстинктивно чувствуют доброе к себе отношение и прекрасно отличают его от притворства.

Дети совершенно искренне радовались всему, что сделал для них граф, но и сам он очень нравится им просто как человек.

Для Люси граф стал отцом, которого у нее уже давно не было, а для Дэвида — героем, человеком, который превосходно ездил верхом и мог взять любой самый высокий барьер, как это мечтал делать мальчик.

«Ему будет не хватать графа», — подумала Минерва.

Тут она поняла — хотя ей вовсе не хотелось себе в этом признаваться, — ей тоже будет не хватать его.

Что бы там ни говорил Тони, кататься с графом и разговаривать с ним о множестве вещей, даже не касающихся поместья, было очень приятно.

Минерва была удивлена, узнав, что граф очень начитан.

Сама девушка никогда не путешествовала, но часто говорила со своим отцом о мире. Он видел страны, людей и всевозможные достопримечательности совсем не так, как видят их обычные люди, и всегда мог рассказать о них что-нибудь интересное и необычное.

А граф очень напоминал Минерве ее отца.

Когда карета остановилась у входа в замок, девушка честно призналась себе:

«Да, я буду очень скучать, когда он уедет, а пока он тут, следует наслаждаться этим!»

Тони и граф уже ждали ее.

Когда вкусный, обед со множеством блюд подошел к концу, Минерва поняла, что она никогда его не забудет.

Девушка впервые видела Тони в таком приподнятом настроении.

Граф смешил гостей историями о том, как он покупал во всевозможных местах лошадей, и о трудностях, с которыми он сталкивался, обучая их.

Наконец, когда Минерве нужно было возвращаться, граф настоял на том, чтобы отвезти ее.

Девушка не взяла с собой теплого плаща — у нее его просто не было.

Ничего не сказав по этому поводу, граф достал откуда-то великолепно расшитую китайскую шаль, которую, должно быть, привез с собой в замок.

Поначалу Минерва подумала, что ею следует покрывать диван или держать в таком месте, где она будет в целости и сохранности.

Однако граф набросил шаль на плечи Минервы. Когда же карета уже стояла у ворот Дуврского дома, девушка сказала:

— Благодарю вас за прекрасный вечер. Возьмите обратно вашу прекрасную шаль.

— Это подарок! — нахмурился граф.

— Нет-нет, что вы! — возразила Минерва. не могу принять от вас такую ценную вещь!

— Я буду очень обижен и, возможно, даже сердит, если вы откажете мне в этом! — ответил граф.

Минерва неуверенно посмотрела на него, не желая вызывать у него злость.

— Завтра вечером она понадобится вам, — сказал граф, словно понимая, какое смятение он внес в душу девушки, — и послезавтра тоже, так что придержите свои аргументы до тех пор, пока вы не поймете, что они вам совершенно не нужны.

— Я… я не знаю, как вас благодарить, — пролепетала Минерва.

— Позже я объясню вам, как вы сможете это сделать, — произнес граф.

Она удивленно посмотрела на него. Граф привязал поводья к передку фаэтона и помог Минерве спуститься.

Только когда девушка уже открыла дверь, он произнес:

— Спокойной ночи, Минерва! Мне не нужно говорить вам, что сегодня вы выглядели прекрасно и благородно и украсили своим присутствием мой дом, на что я и надеялся.

На мгновение Минерва задумалась в поисках ответа.

Пока она колебалась, граф оставил ее, вскочил в фаэтон и натянул поводья.

Девушка провожала его взглядом, мысленно сравнивая его с Аполлоном, который едет по небу в своей колеснице и приносит в мир свет.

Затем, словно испугавшись собственных мыслей, она вошла в дом и сказала миссис Бриггс, что та может идти.

— Хорошо тут у вас было, мисс Минерва, — сказала женщина, — истинная правда, хорошо! Лакей-то замковый отдал мне то, чего дети не доели, — до чего же вкусно!

— Мне еще нужно заплатить вам, — произнесла Минерва, про себя прикидывая, сколько она сможет дать женщине.

— Не нужно, мисс Минерва. Его светлость дал мне гинею — целую гинею, золотую! Подумать только! Да я за неделю меньше зарабатываю!

Минерва тихонько вздохнула.

Она понимала, что спорить с графом бесполезно. Он все равно поступил бы по-своему, и никакие ее увещевания не могли бы остановить его.

Ведь Линвуды каждый день обедали в замке — и потому лишь, что, по словам графа, ему было хорошо с детьми. Не могла же Минерва сказать, что им куда больше нравится дома!

Тони тоже, казалось, нравилось, что его семья бывала в замке.

А обед — что ж, обед бывал обычно очень веселым, и они смеялись так, как не смеялись со дня смерти отца.


Они повернули лошадей и поскакали по полю к дому. Тони и Минерва пытались опередить графа, но к концу скачки его огромный черный жеребец оказался на целый корпус впереди.

По огоньку в глазах графа Минерва поняла, что он рад своей победе.

Впервые поехав на прогулку с графом, Минерва чувствовала себя довольно неловко, потому что ее амазонка была старой и вытертой. Однако, едва сев на арабского скакуна, она перестала тревожиться за свою внешность.

Она чувствовала только восторг от того, что скачет на таком великолепном коне.

Сейчас на ее щеках горел румянец азартной скачки, а выбившиеся из аккуратной прически волосы кудрями падали на лоб.

Минерва и не подозревала, какая она красавица.

Ее шляпка для верховой езды была такой неприглядной, что после первой же поездки Минерва перестала надевать ее и скакала с непокрытой головой.

Когда Тони бросил на нее вопросительный взгляд, девушка объяснила:

— Все равно меня не видит никто, кроме его сиятельства, и если ему покажется, что я не похожа на красавиц, с которыми он охотится в своем графстве, или на леди, с которыми он катается на Роттен-роу, — что ж, тут я ничего не могу поделать!

— Ты права, — согласился Тони. — Не думаю, чтобы он обращал на тебя много внимания.

Сказать такое мог только родной брат.

Минерва не стала спорить, подумав, что графу просто не хочется возвращаться в Лондон и потому он развлекается с теми, кто есть под рукой.

Какое бы платье из своего скудного гардероба ни надевала Минерва, граф никогда не обращал на это внимания.

Возвращаясь домой после визитов, в фаэтоне, граф сказал Минерве:

— Этим вечером карета приедет за вами в то же время. Мой шеф-повар приготовил для детей что-то необыкновенное — думаю, им понравится!

— Как же вы добры! — сказала Минерва. — С каждым днем мне все больше кажется, что мы… так надоедаем вам… что вы можете счесть нас… очень жадными.

— Вы вовсе не надоедаете мне, — сказал граф. — Как вы прекрасно знаете, я невероятно эгоистичен и делаю только то, что доставляет мне удовольствие.

— Вы зря стараетесь казаться хуже, чем на самом деле! — горячо произнесла Минерва. — Вы не эгоистичны, совсем наоборот Люси говорит, что вы — добрейший человек на свете!

— Вы действительно так думаете? — спросил граф.

Почему-то Минерве вдруг показалось, что этот вопрос очень важен. Однако прежде чем она успела ответить, из дома выбежала Люси.

— Вы вернулись! — закричала она. — Пожалуйста, можно мне чуть-чуть проехать в фаэтоне?

— Нет-нет, и речи быть не может! — быстро ответила Минерва. — Его светлость едет домой.

— Его светлость прокатит мисс Люси до другого конца деревни и обратно, — произнес граф.

Люси вскрикнула от радости и быстро вскарабкалась в фаэтон.

Граф посмотрел на Минерву, и по его улыбке девушка поняла, что он просто-напросто поддразнивает ее.

Минерва беспомощно всплеснула руками и вошла в дом.

Граф тронул лошадей и повез весело болтавшую Люси по деревне, чтобы на другом конце повернуть обратно.

Одеваясь к ужину, Минерва поняла, что ей снова предстоит выбирать между двумя имеющимися у нее платьями.

Ей совсем не нравилось то, что граф снова пригласил ее на ужин.

Минерве пришлось заглянуть в стоявшие на чердаке сундуки ее матери, и в одном из них она обнаружила красивый кушак. Он был бледно-зеленого цвета, в тон весенней листвы.

Завязав его на талии, девушка решила, что теперь она выглядит немного наряднее.

В качестве дополнения к платью она сорвала в саду три розы с любимого куста ее отца. За розами уже давно никто не ухаживал, но они все еще цвели.

Одну розу Минерва воткнула себе в волосы, а две другие с зелеными листьями на стеблях приколола на платье спереди.

Теперь она выглядела немного красивее. Перекинув через руку китайскую шаль, которая могла понадобиться по дороге домой, девушка стала дожидаться кареты.

Как обычно, лакей привез в корзинах несколько разных блюд и с особой осторожностью внес блюдо, на котором стояла точная копия их дома, сделанная из глазури.

Люси была потрясена. Торт установили на боковом столике в столовой, но до него страшно было даже дотронуться.

— Мы оставим его на завтра, чтобы съесть его вместе с тобой, Минерва, — сказала она. — А когда мы будем его есть, то все загадаем желания.

— Я пожелаю, чтобы граф навсегда остался в замке! — горячо воскликнул Дэвид.

— Я тоже! — поддержала его Люси. Она повернулась к сестре.

— Скажи ему спасибо, Минерва, и поцелуй за меня! Когда Минерва уходила, дети все еще рассматривали торт.

Пока карета везла ее к замку, она вспомнила слова Люси и попыталась представить себе, каково это — поцеловать графа.

Подобные мысли никогда не приходили ей в голову, и девушка покраснела до корней волос. Она понимала, что, узнай Тони о ее размышлениях, он был бы очень зол.

Впрочем, признала она, решись она поцеловать графа, это могло бы стать очень необычным и волнующим приключение.

Ужин был так же великолепен, как и всегда. Оставшись на несколько минут наедине с Минервой, Тони тихо сказал ей:

— Ты не поверишь, но граф попросил меня проложить здесь дорожку для скачек с препятствиями и еще одну такую же — в его Хемпширском поместье.

— О, Тони! — воскликнула Минерва.

— Только молчи, пока мы не договорились, — наказал ей брат. — Он говорит, что хорошо заплатит мне за работу.

Минерва молча смотрела на Топи, но сердце ее пело. Она понимала, что это означает — Тони больше не будет прожигать жизнь в Лондоне.

Как мог граф поступить так прекрасно, так благородно?

— Это секрет, — поспешно напомнил Тони, увидев входящего в салон графа.

Обед закончился чуть позже обычного. Когда граф послал за фаэтоном, чтобы отвезти Минерву домой, она сказала:

— Не беспокойтесь из-за меня. Я могу пройтись пешком, я часто так делала раньше.

При этих словах она вспомнила, что в последний раз это было в ту ночь, когда она пришла в замок, переодевшись разбойником.

Взгляд графа сказал ей, что он думает о том же.

— Сейчас слишком поздно для того, чтобы молодая женщина, а в особенности вы, шла в темноте пешком.

При этих словах он поднялся и подошел к двери. Минерва поняла, что спорить с ним бессмысленно.

Выйдя в холл, она накинула на плечи китайскую шаль и спустилась по лестнице.

Забираясь в фаэтон, Минерва заметила в небе молодой месяц в обрамлении ярких блестящих алмазов звезд.

Девушке показалось, что она попала в сказку.

Фаэтон поехал по дорожке, под низко нависающими ветвями древних дубов.

Возле сторожек по сторонам кованых ворот Минерве показалось, что в кустах что-то шевелится. Она подумала про себя, что там кто-то может быть, но, должно быть, ошиблась и сказала себе, что это просто игра лунного света.

Когда фаэтон выехал за ворота, Минерва оглянулась, но уже ничего не увидела.

Граф остановил лошадей у ее дома, и девушка произнесла:

— Спасибо вам за великолепный вечер! Я все время говорю вам «спасибо», но никаких слов не хватит, чтобы выразить вам мою благодарность.

— Об этом я и хотел бы поговорить с вами, — сказал граф, — но не тогда, когда я управляю лошадьми.

Его слова прозвучали так серьезно, что удивили Минерву. Девушка терялась в догадках о том, что же хотел сказать ей граф.

Совсем другим тоном он произнес:

— Идите спать, Минерва. Я с нетерпением ожидаю завтрашней поездки с вами.

Внезапно в голову девушке пришла ужасная мысль, и она спросила:

— Вы… вы не собираетесь… уезжать?

— А вам этого не хотелось бы?

— Я знаю, что вы… уедете раньше или позже, — ответила, запинаясь, Минерва, — но все равно… нам будет очень трудно снова… снова жить так же, как мы жили… до вашего приезда!

Наступило молчание. Минерва заметила, что граф смотрит не на нее, а прямо перед собой, словно размышляя о чем-то.

Затем он произнес:

— Это мы тоже обсудим завтра. Спокойной ночи, Минерва!

Что-то в его голосе подсказало девушке, что он не хочет продолжать разговор.

Она протянула графу руку, однако, к ее удивлению, он поднес ее к губам.

— Вы очень красивы, — произнес граф. — Так красивы, что ни один мужчина не может быть спокоен рядом с вами. Сегодня я не стану помогать вам вылезти из фаэтона, а попрошу вас сделать это самой.

Это было так странно, что Минерва могла только молча смотреть на него.

Затем, как он и просил, она вышла из фаэтона, подошла к двери и остановилась на ступеньках.

Она надеялась, что граф посмотрит на нее, но он был занят разворачиванием лошадей.

После этого он просто поднял шляпу, как делал это во все предыдущие вечера, и молча поехал прочь.

Минерва вошла в дом, думая о том, как странно все закончилось. Она надеялась только, что ничем не обидела его.

И все же она помнила слова графа о том, как она красива, и то, как по ее телу пробежал холодок.

Минерва пошла в кухню и обнаружила там миссис Бриггс, которая как раз допивала чай.

— А, вы вернулись, мисс Минерва, — сказала она.

— Боюсь, что я немного запоздала, — произнесла девушка.

— Да не волнуйтесь так, — ответила миссис Бриггс. — Какую я еду сегодня ела — просто красота. Скоро я от этого всего растолстею, вот увидите!

— Должно быть, детям понравился тот великолепный торт от графского шеф-повара.

— Никогда ничего подобного не видела! — заметила миссис Бриггс. — Это просто преступление — есть его!

Минерва рассмеялась.

Глотнув чаю, миссис Бриггс добавила:

— Да, мисс Минерва, я вам рассказать хотела — сегодня в деревне появился какой-то странный человек. Сказал, что пишет книжку про замок, и расспрашивал всех

— Книгу про замок? — переспросила Минерва. — Кто же это такой?

Все равно ему не написать лучше вашего папеньки! — отозвалась миссис Бриггс. — Этот тип ведь иностранец, а иностранцы нас не понимают, верно?

— Иностранец?

I очно, мисс, совсем странный, волосы темные и говорит с таким акцентом, что слов не разберешь!

— Зачем же ему писать про замок? — спросила Минерва скорее у себя самой, чем у миссис Бриггс.

— Может, денег заработать хочет. Он все расспрашивал про красную бархатную спальню да про то, когда его светлость спать ложатся, вроде это кому-то интересно!

Минерва застыла на месте.

А вам не показалось, мисс Бриггс, что этот человек был испанцем? — спросила она через мгновение.

— Я в иностранцах не разбираюсь, мисс, — ответила ее собеседница. — Что испанцы, что итальянцы, что французы — все они на одно лицо.

Она встала и взяла со стола свою сумку. Минерва увидела рядом с ней адресованный ей конверт, который, должно быть, пришел из замка.

— Спокойной ночи, мисс Минерва, — сказала миссис Бриггс, подходя к кухонной двери. — Хорошо бы я и завтра вам понадобилась, и потом тоже!

Она рассмеялась, шагнула за порог и закрыла за собой дверь.

Минерва сразу же позабыла о ней и думала теперь только об иностранце, который расспрашивал про красную спальню.

Внезапно она вспомнила, как в кустах у сторожки ей почудился человек.

Теперь она была уверена, что это была вовсе не игра ее воображения.

Это был испанец, подосланный послом. Первая попытка отомстить не удалась, и он предпринял новую.

Вероятно, от вернувшихся в Лондон гостей он узнал, что граф не утонул, а значит, месть не состоялась.

Минерва поняла, что граф в опасности, о которой знает только она сама. Значит, она должна спасти его!

Сейчас он, наверное, уже вернулся в дом и пошел в свою спальню.

Проникновение испанца в дом через одно из окон нижнего этажа было теперь лишь вопросом времени.

После этого ему останется только подождать, пока граф уснет, а затем убить или искалечить его. А может, он устроит засаду в коридоре.

Минерва знала, что она должна спасти графа. Она метнулась в холл, сбросила китайскую шаль и швырнула ее на стул.

Открывая входную дверь, она вновь увидела в небе луну и звезды и подумала, что все это может оказаться лишь плодом ее воображения.

Разве может кому-то грозить опасность в такую тихую прекрасную ночь?

Потом девушка вспомнила, как посол собирался искалечить графа, а потом попытался их утопить, и все так устроил бы, что никто в Лондоне не заподозрил бы его в преступлении.

Теперь Минерва поняла, что графу на самом деле грозит нешуточная опасность.

Девушка подхватила юбки и побежала.

Если испанец будет добираться до замка по дорожке, то Минерва опередит его, срезав путь через парк и заросли.

Злоумышленник намного обогнал ее, а граф потерял довольно много времени, отвозя Минерву домой.

Должно быть, убийца уже спрятался в доме и может напасть на графа на первом этаже.

В лунном свете путь был виден очень хорошо, и Минерва бежала так, как не бегала никогда в жизни.

Ей казалось, что дорога никогда не кончится, что расстояние между домом и замком неким непостижимым образом увеличилось во много раз.

Испанец может застрелить или зарезать графа, а тот ничего не подозревает и совсем не готов защищаться.

Когда граф будет мертв, убийца исчезнет с места преступления, и никто, даже полиция, никогда его не найдет.

Задыхаясь, Минерва прорвалась сквозь заросли и выбежала к черному ходу замка.

Ужин закончился довольно поздно, так что вряд ли все слуги уже легли спать.

В то же время они могли остаться только в салоне.

Минерва подумала, что, должно быть, только один из слуг остался, чтобы потушить свечи и запереть двери.

С трудом переводя дух, Минерва добралась до кухонной двери и с нахлынувшим облегчением обнаружила, что та еще не заперта.

Она пробежала по коридору мимо кухни, из которой не доносилось ни звука, и мимо буфетной, где разговаривали двое слуг.

Не останавливаясь, Минерва выбежала в холл.

Дежурного лакея еще не было, но свет уже был притушен — значит, граф ушел к себе.

Минерва рванулась вверх по лестнице, хотя и не могла уже бежать так же быстро, как прежде.

Наконец она достигла господских покоев и оказалась у двери в красную бархатную спальню.

Не останавливаясь, с чувством, что она опоздала, девушка толкнула дверь.

Она найдет графа мертвым на полу или в постели.

Однако граф, успевший снять только плащ, стоял у окна, раздвинув занавески.

Когда подгоняемая ужасом Минерва влетела в комнату, он недоуменно обернулся.

— Минерва! — воскликнул граф.

Не успел он замолчать, как девушка бросилась к нему на шею. Она так запыхалась, что не могла произнести ни слова, а только прерывисто дышала.

Граф обнял ее.

— В чем дело? Что случилось? — спросил он.

— Испанец… — смогла наконец произнести Минерва. — Он идет сюда… чтобы… убить вас!

Слова были едва различимы, потому что в промежутках между ними девушка продолжала судорожно глотать воздух.

— Я думала… что он уже… убил вас!

— Как видите, я до сих пор жив, — сказал граф. — Откуда вы узнали про испанца?

— Нет времени… он может прийти… в любой момент! — выдохнула Минерва. — Вы беззащитны… мне показалось, что я его видела… в кустах… а он расспрашивал в деревне… про вас… и про эту комнату.

Она умоляюще посмотрела на графа.

— Пожалуйста, сделайте что-нибудь! Он не должен убить вас!

Она все еще задыхалась и с трудом могла говорить. На смену возбуждению пришло отчаяние — граф не поверит ей и решит, что она выдумала какую-то несуществующую опасность.

Какой-то внутренний голос говорил Минерве, что эта опасность — совсем не плод ее воображения, что посол хочет отомстить, а значит, граф умрет.

— Пожалуйста… приготовьтесь! — прошептала она.

Минерва все еще прижималась к графу в поисках поддержки, и он осторожно усадил ее на кровать, а сам подошел к столу.

Выдвинув ящик, граф достал пистолет, который держал заряженным с того самого дня, как посол попытался утопить его.

После этого граф задул три горевшие в канделябре свечи, и осталась всего одна, горевшая за большими бархатными занавесями.

Большая комната наполнилась тенями.

Сквозь окно лился серебряный лунный свет.

Ничего не сказав, граф помог Минерве встать и подвел ее к окну.

Он встал за занавеску и прижал девушку к себе.

В лунном свете он разглядел тревожные глаза Минервы и понял, как она перепугана.

— Все в порядке, — тихо успокоил ее граф. — Вы предупредили меня, так что теперь я готов, и мы можем встретить этого человека во всеоружии.

— Я… я так боялась… что опоздаю! — прошептала Минерва.

— Но вы не опоздали, — заметил граф, — вы были очень храбры и спасли меня.

Эти слова напомнили Минерве о том, как тяжело ей было бежать, и она положила голову на плечо графа и закрыла глаза.

Граф почувствовал, как сильно бьется ее сердце.

Он подумал, что у немногих женщин хватило бы храбрости ночью бежать через парк и рисковать тем, что на них наткнется не успевший спрятаться убийца.

Конечно, подумалось графу, Минерва могла и ошибиться.

Человек, расспрашивавший о замке, мог быть обычным путешественником, которого деревенские жители спутали с иностранцем.

Однако, прижимая к себе девушку, он слышал, что ей все еще трудно дышать, и чувствовал сотрясающую ее дрожь.

В этот момент он понял, как сильно Минерва отличается от всех женщин, которых он когда-либо знал.

Эта мысль уже мелькала у него в голове, однако ее храбрый поступок просто потряс его и заставил поверить в ее необычность.

Граф и Минерва стояли очень тихо, поэтому сразу расслышали тихий звук, раздавшийся в спальне.

Они узнали звук открывающейся двери и застыли не шевелясь.

Граф чуть развел занавески, чтобы видеть комнату.

В открытой двери он разглядел тень человека, двинувшуюся к кровати.

Граф снял руку с плеча Минервы, и девушка словно обратилась в камень.

Она знала, что стоит хоть одному из них издать какой-нибудь звук, и их ждет смерть. Тогда убийца может выстрелить первым, и злодейский план посла осуществится — граф умрет.

Сквозь щель в занавесях граф наблюдал за тем, как фигура приблизилась к кровати.

Ночной гость поднял руку, и граф рванул на себя занавеску.

Будучи умелым стрелком, он выстрелил и попал человеку как раз туда, куда и намеревался, чуть пониже запястья.

Испанец вскрикнул и упал на пол позади кровати, стеная от боли.

Граф раздвинул занавески так, чтобы лунный свет падал в комнату, и шагнул туда, где висели специальные шнуры, удерживавшие занавеси открытыми.

Убийца все еще лежал там, где упал, рыча от боли и сжимая окровавленную руку.

Граф посмотрел сначала на него, а потом на длинный острый кинжал, который испанец обронил на кровать.

Он не произнес ни слова и только придвинул канделябр, чтобы при его свете связать ноги человека шнуром.

После этого граф вернулся к Минерве.

— Он… он умер? — спросила девушка.

— Нет, — ответил граф. — Он всего лишь ранен, и я запру его до утра, но перед этим я хочу, чтобы вы отправились домой.

Минерва непонимающе посмотрела на него, и граф пояснил:

— Теперь я в безопасности, но об этом мы поговорим позже.

Он снова обнял ее, приподнял ее подбородок и очень нежно поцеловал в губы,

Минерва не могла поверить в происходящее.

Затем словно удар молнии в ее душе поднялось ликующее чувство. Однако граф повел ее через гостиную, открыл перед ней дверь и тихонько подтолкнул.

— Иди домой, — приказал он. — Постарайся, чтобы тебя никто не увидел. Я не стану звонить слугам до тех пор, пока ты не выберешься из замка.

После поцелуя Минерва с трудом понимала, о чем он говорит, и смотрела на графа невидящими глазами.

— Иди! — повторил граф. — Обещаю, что приду как только смогу.

Она понимала, что должна слушаться его, и потому выскользнула в коридор.

Она вышла из замка через ту самую дверь, в которую прокралась когда-то, чтобы шантажировать графа.

Домой девушка шла не спеша.

Она была невероятно счастлива и вместе с тем взволнована поцелуем графа.

Она говорила себе, что это было просто минутной слабостью, вызванной облегчением — ведь убийца больше не мог причинить графу вреда. Однако теперь она поняла, что уже давно любит его и что даже если он не вернется, то ее сердце навсегда останется с ним.


Час спустя Минерва услышала стук лошадиных копыт.

Она сидела в гостиной, но не стала подходить к двери, потому что оставила ее незапертой.

Она подумала, что граф, если это он, привяжет поводья лошади к коновязи и войдет в дом.

Минерва не ошиблась. Через минуту в холле раздались шаги, и граф вошел в комнату.

Он был во фраке, и девушка подумала, что еще никогда не видела его таким счастливым.

На мгновение он остановился у двери, глядя на Минерву. Наконец она решилась спросить:

— Все в порядке?..

Граф протянул к ней руки, и ноги Минервы сами понесли ее к нему.

Его руки обняли ее, а губы склонились к ее губам.

Граф целовал девушку требовательно, настойчиво, почти яростно, пока она не почувствовала, что в сердце ее сошли все звезды с небес, а тело пронизывает лунный свет.

Только когда он поднял голову, Минерва осмелилась посмотреть на него и неуверенно спросила:

— Ты… ты теперь в безопасности… да?

— Да, я спасен, моя храбрая любимая, а теперь скажи, что ты любишь меня.

— Я… я люблю тебя… конечно же, я люблю! — ответила Минерва. — Я не понимала этого… пока не подумала… что тот человек может… убить тебя… а я могу опоздать.

— Но ты появилась вовремя, — ответил граф, — и теперь я могу тебе сказать, что я люблю тебя и никогда, никогда не отпущу!

Минерва не поняла его слов, но граф снова начал целовать ее и целовал до тех пор, пока вся комната не поплыла вокруг них.

Минерве показалось, что они уже не на земле, а в небесах.

Наконец, словно не в силах больше держаться на ногах, граф усадил девушку на диван и сел рядом.

Несколько секунд он просто смотрел на нее, а потом притянул к себе со словами:

— Почему ты сводишь меня с ума? Как смог я найти тебя, когда был абсолютно уверен, что таких нет в целом свете и что я мечтаю о несбыточном?

— Ты… правда любишь меня? — спросила Минерва.

— До сих пор я не любил и не знал любви, дорогая моя, — ответил граф, — но Господь свидетель, как же мне хотелось найти ее!

Минерва немного озадаченно посмотрела на графа, и он добавил:

— Когда я впервые вошел в комнату и увидел тебя с ребенком на руках, я понял, что нашел то, что искал, то, что уже не надеялся найти.

Он прижался губами к ее мягкой коже и продолжал:

— Это долгая история, и однажды я расскажу тебе ее, но дело в том, что, хотя я и богат, у меня никогда не было дома.

— Разве… так может быть? — спросила Минерва.

— Моя мать умерла, когда я был совсем маленьким, — ответил граф. — Отец женился во второй раз, но мачеха невзлюбила меня, особенно когда поняла, что у нее самой детей не будет.

Словно до сих пор чувствуя боль, граф вздохнул и продолжал:

— Я скитался по родственникам, потому что родители вечно путешествовали, а когда они возвращались в Англию, я бывал с ними очень редко.

— Должно быть, ты был… очень несчастен, — тихо проговорила Минерва.

— Я был очень одинок, — ответил граф. — Мне нужен был человек, для которого я значил бы многое, который заботился бы обо мне и любил меня.

Минерва почти увидела его — маленького мальчика, ровесника Дэвида, очень несчастного и одинокого.

— Я люблю тебя! — горячо сказала она. — Но как я буду… заботиться о тебе… и охранять тебя?

— Это очень просто! — произнес граф. — Мы поженимся, причем так быстро, как только сможем!

Минерва посмотрела на него.

— Ты и-вправду… хочешь жениться… на мне?

— Я никогда и ничего так не хотел, — ответил граф. — И я женюсь! Ты не сможешь сбежать от меня, Минерва! Потерять тебя для меня равносильно тому, чтобы потерять руку или ногу!

— А если я… разочарую тебя?

— Быть такого не может!

— Почему?

— Потому что я видел, как ты любишь свою семью, Тони, Дэвида, Люси. Я хочу стать частью этой семьи, чтобы ты любила и меня.

Он говорил очень просто, и Минерва пылко произнесла:

— Я люблю тебя… люблю! Ты для меня — весь мир. Когда я бежала к тебе, то думала, что если ты умрешь… то я тоже умру!

— Моя драгоценная! Дорогая моя! — воскликнул граф. — Ты не умрешь, и мы будем счастливы вместе, так счастливы, что нам позавидует весь мир.

Минерва еще сильнее прижалась к нему.

— А если… если посол снова попытается… попытается… — испуганным голосом произнесла она.

— Он не попытается. Я устрою, чтобы его без скандала выслали из Англии и дали понять, что в этой стране он персона нон грата.

— А тот человек… в которого ты стрелял?

— Официально его обвинят в проникновении в дом с целью кражи. Он хотел убить меня, чтобы украсть что-нибудь ценное.

— Так он… не сможет… повредить тебе?

— Мои слуги уже позаботились об этом. И потом, он слишком слаб от потери крови и еще долго не сможет пользоваться правой рукой.

— Значит… ты спасен! — сказала Минерва, словно желая убедить саму себя.

— Спасен, и не только от убийств, но и от одиночества. Мне так нужна твоя любовь!

Он умолк, а потом тихо добавил:

— Я всегда был одинок, словно в тюрьме, откуда нет спасения, — можно сказать, в темнице, и только ты можешь освободить меня.

— Освободить… любовью? — прошептала Минерва.

— Да, ключ к этой темнице — любовь.

— Я люблю тебя… люблю, — тихо сказала Минерва. — Но если вдруг… когда ты узнаешь меня получше… я покажусь тебе очень скучной… я ведь ничего не знаю о том мире, который вы с Тони так любите. Всю свою жизнь я жила в провинции.

— Но ты путешествовала в своем воображении, и для меня ты всегда будешь богиней мудрости.

Он нежно поцеловал ее и добавил:

— Я очень хочу увезти тебя туда, где ты еще не была, и подарить тебе то, чего ты никогда не имела. Но самое главное, моя будущая женушка, что вместе с тобой мы создадим дом для наших детей и для Тони, Дэвида и Люси, чтобы они никогда не чувствовали себя одинокими и ненужными.

— Ты думаешь… этого будет… достаточно? — спросила Минерва.

Понимая, что это для нее очень важно, граф объяснил:

— Когда мы будем женаты, я объясню тебе, что значит любить, обожать и боготворить тебя так, как я намерен до конца жизни. Ты — то единственное, что я искал, хотя и не верил, что найду.

— Но… ведь красивые леди… такие, как твои гостьи… они любили тебя! — сказала Минерва.

Граф улыбнулся:

— То, что они дарили мне, дорогая моя, совсем не похоже на нашу любовь. Это нечто такое, чем можно наслаждаться очень недолго, но на самом деле такая любовь быстро кончается и не становится частью сердца.

Он прижал девушку к себе и добавил:

— А тебе, дорогая моя, я отдаю не только сердце, но и душу, и хочу получить то же самое от тебя.

— Они уже твои! — ответила Минерва. — Только твои… целиком и полностью… и ты такой добрый, что… в нашем доме будет… очень, очень много счастья.

— Для меня это будет рай! — сказал граф.

Он снова начал целовать ее — лоб, глаза, прямой носик, шелковистую шею.

Минерва задрожала, и, дотрагиваясь до ее губ, граф понял, что разжег в ней пламя, отвечавшее тому огню, что горел в нем.

Минерва не знала, как старательно он скрывал свои чувства последние несколько дней. Он так боялся испугать ее.

Он не забыл осуждения в ее глазах и голосе, когда она впервые заговорила с ним, и знал, что должен будет обращаться с ней так, как не обращался еще ни с одной женщиной.

Только этой ночью, когда она прибежала спасти его и дрожала в его объятиях, граф понял, что преграда между ними исчезла.

Она принадлежала ему, а он — ей, навеки.

— Я люблю тебя! — страстно произнес он. — Господи, как я тебя люблю!

Он снова поцеловал ее.

Минерва почувствовала, что он бросил к ее ногам солнце, луну, звезды, цветы — всю красоту на свете.

Они стали любовью и сами знали это.

Любовью, которая берет свое начало в вечности и уходит в вечность.

Любовью, которую нельзя утратить.

Загрузка...