ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

Его египетский друг, его брат стал ему врагом.

Холод стального клинка обжег ему горло. Он почувствовал странное спокойствие, несмотря на то что глаза шейха, устремленные на него, были полны гнева. Когда-то эти глаза выражали расположение и понимание. Сейчас в них светилась мрачная холодность. Кеннет продолжал обнимать Элизабет. Если он позволит Джабари запугать себя, тот будет его презирать. Кеннет предпочитал навлечь на себя гнев шейха, чем вызвать его насмешки и издевательства.

— Странный способ приветствовать гостя, Джабари, — нарочито медленно произнес он по-арабски. — Думаю, после этого мне не приходится как гостю рассчитывать на чашечку кофе.

— Джабари, прекрати! Сейчас же! — резко сказала Элизабет.

Шейх недовольно усмехнулся, но все же опустил свой меч. Но не вложил его в ножны, а продолжал крепко сжимать в руках.

Высвободившись из объятий Кеннета, Элизабет отступила назад. Огонь гнева потух в ее глазах. Она положила свою загорелую руку на плечо мужа.

— Джабари, Кеннет приехал к нам как гость. Может, ты наконец окажешь ему гостеприимство?

Джабари снова мрачно усмехнулся.

— Думаю, что да. Как шейх я обязан радушно встречать гостей.

Рамзес выступил вперед, его янтарные глаза горели.

— Ну, а я не должен, — спокойно сказал он, и в следующую секунду Кеннет почувствовал удар мощного кулака в лицо.

Элизабет закричала. Кеннет покачнулся назад, стараясь удержаться на ногах и преодолеть головокружение и боль. Выпрямившись и стерев струйку крови, стекавшую из разбитых губ, он с горькой улыбкой посмотрел на свои красные от крови пальцы.

— Я заслужил это, — тихо сказал он.

Он встретился взглядом с телохранителем шейха.

— Я заслужил это тем, что я сделал, когда уезжал. Будем считать, что мы квиты? Или вы ждете ответа на свою любезность?

Рамзес не отрывал от него пристального холодного взгляда.

— Квиты? Я в этом не уверен.

— Прекратите. Прекратите сейчас же. Вы все! — кричала Элизабет. — Джабари, Кеннет твой молочный брат. Почему ты так обращаешься с ним? Он член нашей семьи.

И Элизабет, всегда владевшая собой, заплакала. Из ее прекрасных голубых глаз потекли слезы.

— Он член семьи, не поступай с ним так, — повторяла она.

Выражение лица Джабари мгновенно изменилось. Теперь на нем читалось искреннее раскаяние. Он вложил меч в ножны и обнял жену. Она спрятала лицо у него на груди.

— Я жалею, любовь моя, что огорчил тебя.

— Лиз, что с тобой? — нежно спросил Кеннет, более обеспокоенный ее возбужденным состоянием, нежели враждебностью встречавших.

— Это из-за ее положения. Она сейчас особенно возбудима, потому что снова ждет ребенка. Только вчера она это обнаружила, — объяснил шейх.

Маленького роста, изящная темноволосая женщина, одетая так же, как и Элизабет, в синее, со светло-голубым шарфом на голове, прокладывала себе путь в толпе. На ее левой щеке выделялся шрам. Он узнал взгляд глубоких зеленых глаз. Кэтрин! Ее лицо озарилось восхитительной улыбкой.

— Хепри! — воскликнула она и обняла его.

Рамзес приблизился к ним и с бесстрастным видом отвел от Кеннета свою жену.

Чувствуя себя крайне неловко, Кеннет печально улыбнулся им обоим.

— Твой отец просил меня передать всем вам, а также ребенку, которого вы ждете, его наилучшие пожелания.

Мужчины продолжали молчать. Женщины встревоженно переглядывались.

Проклятье, это оказалось чертовки трудно. Он жалел, что выплеснул на Джабари свой гнев, когда уезжал. Те его слова оставили у шейха более глубокий след, чем могли бы оставить какие-то физические действия.

Он сделал еще одну попытку, обращаясь в основном к женщинам:

— Я не удивляюсь, что вы обе ждете рождения детей. Рамзес всегда хвастался, что по длине волос мужчины можно судить о его способности к деторождению.

Он взглянул на обоих Хамсинов, из-под синих тюрбанов которых выбивались длинные кудрявые волосы. Затем Кеннет дотронулся до своей непокрытой головы. Его волнистые каштановые волосы были острижены и едва прикрывали затылок.

— Наверное, это лучшее средство для предохранения? — предположил он.

Женщины рассмеялись, Рамзес и Джабари неохотно улыбнулись. Кеннет повернулся к своему верблюду и, достав из походного мешка посылку и конверт, не спеша подошел к Кэтрин и подал ей.

— Это от твоего отца. Он тебя любит.

Кэтрин передала посылку мужу, а сама с нетерпением разорвала конверт.

— Письмо от папы. О! И какое длинное!

Рамзес развернул квадратную коробочку и прочел наклейку.

— Английский чай? — его брови удивленно изогнулись.

— Самый лучший, — пояснил Кеннет.

Черт побери, он прочел это название так, как будто это был мышьяк.

Покрасневшие от слез глаза Элизабет сверкнули удовольствием.

— Настоящий английский чай. Как замечательно!

— Спасибо, — бегло просмотрев письмо, Кэтрин подняла взгляд на Кеннета. — Хорошо, что ты подружился с отцом.

— Он мне очень помог.

— Хепри, — медленно сказал Джабари, — я рад, что ты вернулся.

В настроении шейха произошел перелом. Он устремил на Кеннета пронизывающий взгляд.

— Не совсем так. Нам нужно обсудить кое-какие очень важные дела. Конфиденциально. Парадный шатер подойдет. Я приехал сюда, потому что ценю те отношения, которые когда-то связывали всех нас.

На лице шейха с плотно сжатыми губами промелькнул интерес. Он кивнул и посмотрел на Рамзеса.

— Мы оба выслушаем то, что ты должен нам сообщить.

Кивком головы он показал на большой черный парадный шатер для официальных церемоний и торжеств, в котором проводились военные советы и принимались важные решения.

Оставив своих жен, мужчины зашагали к шатру. Кэтрин, сжав в руках белые листки письма, озадаченно глядела на Кеннета. То, что произошло, не предвещало ничего хорошего. Джабари не отдал приказа своим воинам приготовить для гостя ночлег. Это означало, что его не собирались оставлять в лагере.

Заткнув большие пальцы рук за пояс, Кеннет решительно зашагал к шатру, сопровождаемый двумя воинами, которые когда-то были его ближайшими друзьями, его братьями.



* * *


Скрестив ноги, он уселся на покрытый пестрым ковром пол шатра. Ветер надувал парусом циновки, которые для создания доверительной обстановки были опущены. Стараясь подавить собственное волнение и выглядеть спокойным, Кеннет изучал лица шейха и Рамзеса. Его дыхание стало ровным и спокойным. Не было заметно и следов волнения. Однако его брюки промокли от пота. Он столько лет прожил в знойной пустыне, а теперь казалось, что его тело совершенно потеряло способность приспосабливаться к этой невыносимой жаре.

Когда-то он носил костюм судьи племени: биниш цвета индиго, мягкие легкие шаровары, сапоги из мягкой кожи, острую саблю, свободно висевшую у пояса. Теперь ничего этого не было, а хорошо сшитый костюм военного цвета хаки делал его еще более чужим этим людям.

Джабари приветствовал его, сохраняя настороженное выражение лица. Кеннет отвечал тем же. Их взаимная враждебность была подобна огню, потрескивавшему и вспыхивавшему от притока воздуха. Время от времени Кеннет касался рукой татуировки на своей правой руке, маленький тотем — Кобра напоминал ему другое время и место, когда он сражался в бою вместе с этими людьми, а не против них.

— В тот день, когда ты уезжал в Англию, ты совершенно ясно выразил свое желание никогда больше не видеть меня, — бесстрастным тоном промолвил Джабари.

Кеннет почувствовал, как у него свело мышцы шеи, он потер ее, пытаясь ослабить напряжение.

Самым неразумным было бы начать разговор с сообщения о том, что Рашид оказался вором. Прежде всего надо разобраться с прошлым, помириться с шейхом. Глубоко в глазах и сердце шейха таилась обида, нанесенная Хепри, когда он уезжал из лагеря.

«Я тебе не брат и никогда им не был!»

Глаза Джабари загорелись яростью, когда он снова заговорил:

— Я считал тебя своим братом. Я удостоил тебя чести быть телохранителем Бадры. — Шейх помолчал. — Ты знаешь, я люблю Бадру как свою сестру. Когда ты пришел просить ее руки, я думал, что это будет хорошая партия для вас обоих.

— Но Бадра отказала мне, — у Кеннета не было сил смотреть в глаза Джабари.

— Я не мог силой заставить ее выйти за тебя. — Джабари положил свои руки на колени ладонями вверх.

Кеннет помнил значение этого жеста. Это означало: чего ты хочешь от меня? Перед его внутренним взором проплыли воспоминания: отказ Бадры. Ее мягкий бархатный голос резал его по живому.

— Да, ты не мог заставить ее, — согласился Кеннет. — Но ты даже не пытался убедить ее пересмотреть свое решение. Это вывело меня из себя… Мало того, ты позволил мне уехать вместе с моим дедом в Англию. Иногда я спрашивал себя: а считал ли ты меня своим братом на самом деле?

В его словах звучала горечь. В шатре воцарилось молчание.

— Ты лжешь! — воскликнул шейх, глубоко вздохнув и сжав кулаки. — Разве я не считал тебя своим братом, Кеннет? Да, ты не был моим кровным братом, ты был мне гораздо ближе.

Джабари посмотрел вниз около себя, на драгоценный свадебный кинжал, висевший здесь. Резким движением он обнажил клинок и рассек им воздух. Символ кровного родства Хамсинов вонзился в пол в сантиметре от ноги Кеннета.

— Я решил подарить тебе это — свадебный кинжал Хамсинов, который скреплял кровное родство многих поколений до нас. Но ты отказался. Это ты отказался от нашего родства! Не я!

Кеннет смотрел на кинжал, который разорвал его связи с племенем, вырастившим его, с братом, который его любил. Но ведь этот кинжал — свадебный! А Бадра не захотела стать его женой. Он разозлился тогда. И так же жестоко отринул Джабари, как Бадра отринула его. Он продолжал смотреть на кинжал, его сердце учащенно билось. Прорезав ковер, кинжал как будто провел разделительную линию, напоминая ему о связях с его бывшими соплеменниками, которые он сам разорвал.

Теперь он больше не Хамсин.

Да, шейх никогда не сможет простить такую жестокую обиду. О, если бы он только знал причину этого отказа!..

— Джабари, скажи, а ты задавал себе вопрос: почему я тогда отказался принять этот свадебный кинжал?

Шейх поднял голову, его плечи распрямились, он посмотрел на Кеннета с выражением горделивого достоинства.

— Потому что ты повернулся спиной ко всему египетскому. Ты повернулся спиной ко мне, когда узнал, что будешь богатым английским лордом, и стал стыдиться нас. Стал стыдиться меня, своего брата.

— Стал стыдиться тебя? — Кеннет не сдержал короткий смешок. — Мой Бог! Все это время… ты думал, что я стал высокомерным английским снобом?

Рамзес и Джабари смотрели на него так, как будто он сошел с ума.

— Что тебя так рассмешило? — резко спросил Рамзес.

Кеннет задержал дыхание.

— Все вы думали, что я стыдился. Да, я стыдился, но не вас. Мне стоило огромных усилий подняться на корабль и уплыть, оставив позади эту жизнь, все, что я знал, ценил и любил, — он снова засмеялся.

На их лицах выразилось искреннее замешательство.

— Наверное, на него подействовала жара, — предположил Рамзес.

Спрятав свою гордость, Кеннет пытался продолжать:

— Знаете ли вы, почему я сказал, что мне было стыдно?

Не дожидаясь ответа, он продолжал говорить, отдавая себе отчет в том, что только полная откровенность, пусть даже и причиняющая боль, поможет исцелить раны прошлого. Кеннет собрал все свое мужество.

— Я стыдился, Джабари. Но не тебя. Мне стыдно было сказать тебе, как сильно я любил Бадру и как поразил меня ее отказ. Ты велел мне хранить этот кинжал у себя до того дня, когда будет моя свадьба. Но как я мог думать о женитьбе на ком-то другом? Бадра составляла всю мою жизнь. В течение целых пяти лет я охранял каждый ее шаг. Я следил за каждым ее движением, я боготворил ее. А она отказала мне. И твои слова прозвучали для меня тогда как насмешка. Они были для меня как этот кинжал, рассекающий на куски мое сердце.

Помедлив, он заставил себя проговорить то, в чем никогда бы не признался никому другому:

— Я так любил ее… — И помолчав, продолжил свои признания своему молочному брату:

— Если бы Элизабет, женщина, которую ты любишь больше жизни, с пренебрежением отвергла твое предложение, а потом я взял и подошел бы к тебе с поздравлениями и вручил тебе свадебный кинжал, что бы ты сделал? Разве ты не рассвирепел бы? Разве не сел на корабль с разбитым сердцем и с уверенностью, что никогда, никогда больше не вернешься назад?

Глаза Рамзеса расширились, а рот искривился. Они переглянулись. Шейх с виноватым видом потирал свою бородку.

— Аллах тому свидетель! Я не знал, как сильно ты любил. Я думал, что твоя преданность ей — это просто твое добросовестное отношение, что ты выполняешь данную мне клятву…, — сказал Джабари.

— Да, — вздохнул Кеннет. — И мой отъезд — это самое трудное, что мне пришлось сделать тогда. Вы были моей семьей. Пустыня была моим домом. Меня страшила перспектива жить жизнью английского аристократа. Черт побери, я даже не был уверен, что у них там есть хорошие лошади! И что англичане любят и умеют ездить верхом… Но у меня не было выбора.

Шейх заметно смягчился и задумался. Через короткое мгновенье он спросил:

— Ты помнишь испытание для всадника при твоем посвящении в воины?

Кеннет усмехнулся:

— Воин должен проскакать на своей кобыле, выполняя сложные движения.

«Ему пришлось пройти через другое испытание».

Рамзес лукаво усмехнулся:

— Помнишь, как отвели тебя в сторону и сказали, что настоящим испытанием для тебя будет проверка твоей мужественности?

Рамзес и Джабари привели его в грязный кирпичный дом местной проститутки, опытной женщины, которая знала, как сделать из юного воина мужчину. Они сказали, что его испытание будет состоять в том, как долго он пробудет с женщиной. В тот день он потерял невинность.

— Ты хвастался отцу, что был единственным воином, который мог оставаться с женщиной целых пятнадцать минут, — припомнил Джабари.

— А он сказал: «Сын мой, ты должен учиться ездить на лошади как можно дольше. Быть воином означает уметь ездить верхом столько, сколько надо. Ты можешь быть болен, но все равно ты должен. Покажи своей лошади, что хозяин — это ты. Будь ласковым, но твердым. Чтобы объездить, ударь ее по носу. Не слезай с лошади, если заметишь ее желание сбросить тебя. Зажми ее коленями и езди до тех пор, пока она не устанет», — вспомнил Кеннет.

— Так ты возвратился, полный решимости поступить, как советовал мой отец! — Джабари так и покатился со смеху.

Кеннет улыбнулся.

— Она дала мне сдачу, когда я ударил ее по носу, но я зажал ее коленями, как учил отец.

— Я слышал, эта женщина не могла ходить целую неделю — но почти так же долго с ее лица не сходила улыбка. Тебе следовало жениться на ней, вместо того чтобы преследовать Бадру, — засмеялся Рамзес, но сразу же резко оборвал себя.

Джабари потер свою бороду.

— Итак, Хепри, скажи нам, что ты хотел бы обсудить.

«Хепри».

Он сказал это так, как будто формально восстановил их прежние отношения. То, что он назвал его прежним именем, означало, что шейх простил его. Кеннет сразу успокоился. И вздохнул. Потому что то, что он собирался сказать, больно ранит их.

— Дело касается ограбления гробницы. — Заметив сосредоточенные взгляды обоих мужчин, Кеннет помедлил для большей убедительности. Рамзес проявил признаки гнева. Не ожидавший этого, Джабари имел комичный вид.

— Я приехал сюда, чтобы расследовать кражу из гробницы в Дашуре, на тех раскопках, которые производятся на мои деньги. Исчезла бесценная золотая вещь — вскоре после того, как ее нашли.

Рамзес зарычал и положил руку на эфес сабли. Больше, чем кто-либо из других воинов Хамсинов, он презирал грабителей гробниц.

Лицо Джабари выразило тревогу.

— Ты не для того приехал, чтобы рассказать нам об этом, Хепри.

Кеннет достал из кармана единственную улику, найденную в гробнице. Обрывок ткани синего цвета повис у него в руке. Шейх с шумом выдохнул воздух. Рамзес выглядел ошеломленным и тихо ругался.

— Тот, кто совершил это злое дело, был не Хамсин, — телохранитель с жаром отметал подозрение. — Кто-то сделал так, чтобы подозрение пало на нас.

— Это ничего не доказывает, — согласился шейх, хотя его бронзовые щеки побледнели. — Вместе со мной на раскопки приезжали Элизабет, Рашид и Бадра. Может быть, это кусочек от одежды Элизабет.

— Возможно. А может быть, кто-нибудь, увлеченный историческими ценностями, захотел ближе познакомиться с находкой. И украл ее.

— Ты осмеливаешься обвинить в краже Джабари? — воскликнул Рамзес.

— Нет. Рашида.

На лице Джабари появилось смятение.

— Ты уверен? — спросил он.

— Ту вещь, о которой мы говорим, я нашел в мешке Рашида, когда он останавливался в доме твоего тестя, графа Смитфилда.

Наступило молчание. Затем Джабари спросил:

— И что ты сделаешь? Передашь его в руки английских властей? — Его лицо исказилось от гнева.

— Нет. Я храню честь Хамсинов и не хочу позорить племя, которое меня вырастило. Я мог бы приказать арестовать Рашида. О, это была бы такая сенсация для газет. Но я этого не сделал. — Он с трудом перевел дух. — Вместо этого я пришел к вам.

Шейх почувствовал явное облегчение.

— Чем мы можем помочь?

— Я уверен, что Рашид связан с контрабандистами. Возможно, он использует Бадру, чтобы получить доступ на раскопки. Он и раньше использовал ее. Не удивляйтесь, если она выразит пожелание поехать на раскопки в качестве художницы, чтобы делать зарисовки. У меня есть план, как поймать Рашида. Тогда я отдам его вам. А вы накажете его так, как сочтете нужным.

Трое мужчин замолчали, припомнив законы племени на этот счет. Рашид будет подвергнут изгнанию. Предварительно его лишат сабли, меча и повязки цвета индиго. Он навсегда станет изгоем.

— Что ж, да будет так, — заключил Джабари, — Делай так, как должен. Но я надеюсь, что ты ошибаешься.

— Я тоже на это надеюсь, — сказал Кеннет, но в глубине души он был уверен, что Рашид виноват.

Когда они встали, шейх положил руку Кеннету на плечо.

— Надеюсь, ты останешься с нами хотя бы на одну ночь?

— Почту за честь, — торжественно сказал Кеннет.

Когда они вышли наружу, он сощурился от яркого солнечного света:

— А как твой сын, Джабари?

Как бы в ответ донесся громкий заливистый крик. Кеннет обернулся и увидел черного от загара, светловолосого малыша, скачущего на полных ножках.

— А вот и мой сын. Тарик представляет себе, что он лошадь.

Изображая галоп, мальчуган сделал круг около мужчин. Совершенно голенький.

— Пу! — пронзительно орал он.

Джабари выглядел вполне довольным:

— Мы пытаемся научить его и английскому и арабскому. Арабский дается ему лучше, чем английский. «Пу» — единственное слово, которое он знает по-английски.

Кеннет с любопытством глядел на него. Джабари вздохнул. Теперь он выглядел скорее как счастливый отец, который покорно терпит шумные забавы любимого дитя, чем как полный достоинства надменный шейх.

— Этому слову его научила Бадра, чтобы обозначить кое-что другое, что имеет для нас такое же важное значение.

— Чтение?

— Отправление естественных нужд. Тарик же использует это слово для обозначения всего.

Мальчик продолжал скакать около них. Кеннет рассмеялся выходкам ребенка, который и ходить-то начал совсем недавно.

— А где его одежда? — спросил он.

— Он опять сбросил ее в нужник.

Рамзес шумно рассмеялся, как бы одобряя малыша. Джабари бросил на него сердитый взгляд:

— Подожди, друг мой, придет и твоя очередь. У тебя подрастают близнецы. Тебя ждут волнения в два раза большие. Вот тогда я посмеюсь.

Кеннет посмотрел на сына шейха. Тот сидел на корточках, подперев руками подбородок.

— Привет, Тарик, — сказал он по-арабски.

Ребенок сел на попку, уставившись на Кеннета своими большими черными глазами. Легкий ветерок из пустыни шевелил его волосики. Он от удивления засунул палец в рот.

Кеннет протянул руку. Солнечный луч отразился в его кольце, оникс так и засверкал. Заметив зачарованный взгляд Тарика, Кеннет снял кольцо с пальца и протянул его ребенку.

— Красиво? — спросил он по-арабски.

Восторженно глядя на кольцо, малыш взял его.

За спиной Кеннет услышал голос Джабари:

— Хепри, я не думаю, что это разумно…

— Пу! — заорал Тарик. С кольцом в руке он бросился от них прямо по направлению к туалету, расположенному в отдалении. Рамзес быстро побежал за ним и схватил мальчишку. Он широко улыбался, когда возвращал Джабари его сына, а Кеннету — его кольцо.

— Твое кольцо ожидал плачевный конец в этой зловонной клоаке. И не думай, что я стал бы выуживать его оттуда.

Кеннет взглянул на этот драгоценный символ своей герцогской власти и положил кольцо в карман.

— Здесь будет надежнее, — пробормотал он.

Сказать по правде, он чувствовал неудобство, когда носил это кольцо на пальце. Слишком тяжелое. Слишком иностранное. Как и многое из того, что было в эти дни.

Загрузка...