Келлер закрыла лицо руками и заплакала.
Она дрожала — Ракша Келлер, которая никого не боялась и никому не открывала свою душу. Она нелепо всхлипывала и скулила, как двухмесячный щенок. Хуже всего было то, что ей никак не удавалось взять себя в руки.
Но вдруг Гален обнял ее, и Келлер заметила, что он тоже плачет.
Однако, в отличие от нее, Гален не старался сдержать слезы, — наверное, потому, что от этого не становился слабее. Он гладил девушку по голове, не переставая шептать:
— Келлер, мне так жаль. Келлер… можно звать тебя Ракша?
Келлер яростно потрясла головой, смахивая слезы.
— Для меня ты все равно останешься Келлер. Просто… это ты, вот и все. И я сожалею обо всем, что случилось. Мне больно видеть, как ты плачешь. Наверное, ты думаешь, что было бы лучше, если бы мы никогда не встретились…
Неожиданно для себя Келлер вновь покачала головой. А потом, словно боясь, что другого случая не представится, обняла Галена, уткнулась лицом в его мягкий свитер и затихла, полностью растворившись в этом счастливом мгновении.
Всю жизнь она старалась спрятаться за высокими, прочными и неприступными стенами, поскольку знала: рухнув однажды, они навсегда перестанут существовать, обратятся в прах. В эту минуту Келлер чувствовала себя совершенно беззащитной.
Беззащитной — но не одинокой. Она ощущала не только физическое присутствие Галена, но чувствовала силу его духа. Ее влекло к нему. Они тянулись друг к другу. Все ближе и ближе… пока не соприкоснулись.
Ей открылись его мысли, и вновь ее сердце чуть не разорвалось.
Ты — единственная. Ты — моя духовная супруга, — звучал у нее в голове его голос.
Новое чувство захватило Келлер, и она радовалась ему. Правда, она еще раз попыталась протестовать — по привычке, но не сумела. Келлер не могла лгать тому, кто читал ее мысли.
Когда я впервые увидел тебя, — продолжал он, — то был совершенно очарован. Но об этом я уже говорил, верно? Я впервые в жизни гордился тем, что и я — оборотень. А ты?
Келлер смутилась. Она еще не перестала плакать — нет, уже перестала. Теперь, когда в нее вливались его тепло и страсть, когда руки Галена обнимали ее, мысли его читались ясно, как свои. И было невозможно устоять перед искушением.
Кажется, и я горжусь, — отозвалась Келлер. — Но только отчасти. А в остальном…
О чем ты говоришь? — перебил он, стараясь уберечь ее от мрачных мыслей. — О нашей истории? О драконах?
Нет. О том, чего ты еще не понимаешь. О том, что присуще натуре зверя. — Даже теперь Келлер боялась полностью открыться ему. — Давай не будем об этом, Гален.
Расскажи мне все, — попросил Гален.
Нет. Я помню о том, что случилось давным-давно, когда мне было три года. Радуйся, что ты можешь выбрать, в какого зверя будешь превращаться.
Келлер, прошу тебя, — повторил он.
Тебе ведь ненавистна звериная жестокость, — возразила она. — Помнишь, как ты отдернул руку, когда коснулся моего плеча в кабинете музыки?
В кабинете музыки? — Гален задумался.
Келлер мрачно ждала, будучи уверенной, что воспоминания вновь пробудят в нем отвращение. Но не дождалась.
Вместо отвращения возникло неудержимое влечение, которое он едва сдерживал. Гален опять радостно рассмеялся:
Келлер, я отдернул руку не потому, что мне было неприятно. Я сделал это потому, что… — Он умолк, потом смущенно выпалил: — Мне просто хотелось приласкать тебя!
Приласкать?
Твоя шерсть оказалась такой мягкой, прикасаться к ней было приятно, как к бархату. И мне хотелось… провести по ней ладонью — вот так. — Он провел ладонью вверх и вниз по ее спине. — Я ничего не мог с собой поделать. Но я понимал, что это опасно, что ты можешь броситься на меня, вот и отдернул руку. — Он смущенно умолк, но тут же засмеялся. — А теперь объясни, чего ты стыдишься.
Келлер стало жарко, она не сомневалась, что ее лицо пылает. Хорошо, что Гален его не видит. Жаль, что ей никогда не удастся признаться ему: она была бы очень рада, если бы он приласкал ее…
«В конце концов, я ведь кошка», — вспомнила она и опять удивилась, услышав его смешок.
«Значит, при таком тесном контакте ничего нельзя утаить», — догадалась Келлер.
Чтобы скрыть смущение, она заговорила вслух:
— Я стыжусь того, что случилось в те времена, когда я жила в первой семье, куда отдал меня Рассветный Круг. Тогда я подолгу оставалась наполовину пантерой, наполовину ребенком. Так мне было проще, а мои приемные родители не возражали.
Я тоже не был бы против, — отозвался Гален. — В таком виде ты прекрасна.
— Однажды, когда я сидела на коленях у моей приемной матери, а она расчесывала мои волосы, меня вдруг что-то испугало — какой-то шум на улице, может, автомобильный гудок. Я сорвалась с места и спряталась под стол.
Келлер сделала паузу, чтобы перевести дыхание. Она почувствовала, как Гален крепче обнял ее.
— А потом… приемная мать пыталась меня успокоить. Но я не могла думать ни о чем, кроме опасности, мне было очень, очень страшно. И я набросилась на нее, выпустив когти, — в то время я могла выпускать и втягивать их, — и была готова сделать что угодно, лишь бы удрать…
Она снова замолчала. Воспоминания были слишком мучительными.
— Ее пришлось отвезти в больницу. Не помню, сколько швов наложили на ее лицо. Зато мне отчетливо запомнилось, как меня отдали в другую семью. Я не виню первых приемных родителей, отказавшихся от меня. Мне всегда хотелось попросить у той женщины прощения.
Келлер умолкла, будто израсходовала все силы. Слышалось лишь дыхание Галена, и почему-то эти размеренные звуки успокаивали ее.
Наконец он тихо спросил:
— И это все?
Келлер вздрогнула, подняла голову и удивленно переспросила:
— А разве этого мало?
— Келлер… ты ведь была ребенком. И никому не хотела зла. Просто произошел несчастный случай. Ты напрасно винишь себя.
— Нет, не напрасно. Если бы я не поддалась инстинктам…
— Но это же нелепо. Обычные дети постоянно делают глупости. Ты станешь винить трехлетнего малыша, упавшего в бассейн, за то, что взрослый человек утонул, спасая его?
Келлер доверчиво положила голову ему на плечо:
— Конечно, не стану.
— Тогда почему ты упрекаешь себя за то, в чем нет твоей вины?
Келлер не ответила, но ей показалось, будто с ее плеч свалилась тяжкая ноша. Гален не винит ее. Может, он прав? Келлер всегда раскаивалась, всегда помнила о случившемся, но, выходит, ей нечего стыдиться.
Она покрепче обняла его.
Спасибо тебе, — произнесла она мысленно.
О, Келлер… Ты замечательная! Ты… само совершенство.
Несколько минут Келлер молчала, а потом мысленно обратилась к любимому:
Гален, когда придет время, выбери облик какого-нибудь доброго животного.
А я думал, ты считаешь, что каждый оборотень должен быть воином, — откликнулся он еле слышно.
Некоторым это ни к чему.
И она растворилась в его объятиях.
Целую вечность они точно купались в мягком, золотистом сиянии. Оно окружало их, проникало в них, объединяло. Иногда Келлер не могла отличить мысли Галена от собственных.
Знаешь, я часто пишу стихи, — признался он. — Вернее, пытаюсь писать. Моим родителям это не по душе, они даже стыдятся. Вместо того чтобы стать хорошим охотником, их сын сочиняет какую-то чушь.
Я часто вижу один страшный сон, — рассказывала Келлер. — Я стою на берегу океана, вижу волну высотой в сотню футов, знаю, что она приближается и что мне ни за что не спастись. Ведь тебе известно, что все кошки боятся воды. Наверное, в этом все дело.
А я постоянно думаю о том, каким животным быть забавнее всего. И всегда выбираю какую-нибудь птицу. Ничто не сравнится с умением летать!
Мне всегда приходилось скрывать от приемных матерей, как мне нравится точить когти. Я считала себя очень хитрой, потому что прятала разодранные мною чулки. Но однажды я не удержалась и разорвала шторы, и об этом узнали все.
Разговор продолжался бесконечно. Келлер увлеклась им, тихо радуясь близости Галена и тому, что ей незачем прятаться, притворяться или защищаться. Она впервые поняла, как приятно быть самой собой.
Гален знает, кто она, он принимает ее такой, какая она есть. Полностью. И он любит ее, восхищается ее красотой, и ему близка ее душа.
Их нежная взаимная любовь потрясла Келлер.
Ей хотелось, чтобы так продолжалось вечно.
Но им уготована другая судьба. Грядет событие, о котором сейчас не хотелось думать. И все же мысли о нем прорывались сквозь теплое сияние, окружавшее их.
Мир… Кроме них, существует еще целый мир. И этот мир в опасности! Забывать об этом нельзя.
Гален…
Да, я помню.
Очень медленно и неохотно Гален выпрямился, отстранил ее. Но убрать руки с ее плеч он не смог. Они долго стояли, глядя друг другу в глаза.
Как ни странно, телепатический контакт при этом не прервался. Они по-прежнему читали мысли друг друга, видели их отражение в глазах.
Больше такое никогда не повторится, — сказала Келлер.
Знаю. — Он прекрасно понимал, что сейчас, сию минуту все изменится.
Нам нельзя больше говорить об этом, нельзя даже оставаться вдвоем. Это несправедливо по отношению к Илиане. Мы попытаемся забыть друг друга и продолжать жить.
Знаю, — повторил Гален. Келлер удивлялась его смирению, пока не обнаружила, что на его глаза навернулись слезы. — Келлер, это я во всем виноват. Если бы я не был принцем Первого Дома…
Мы никогда не встретились бы. А это еще хуже.
— Правда? — спросил он вслух, словно нуждался в подтверждении.
Да, — мысленно отозвалась Келлер. — Гален, как я рада, что мы встретились! Рада, что познакомилась с тобой. И если мы выживем, буду помнить об этом всю жизнь.
Он снова заключил ее в объятия.
— Мы придумали, босс, — объявила Уинни.
Ее глаза сверкали. По сравнению с ней Нисса выглядела почти спокойной.
— Что? — спросила Келлер.
Она не утратила остроты восприятия, несмотря на ночь, проведенную без сна. Они с Галеном засиделись до утра, читая свитки, дабы убедиться, что ничего не упустили. О своей находке они уже рассказали остальным.
Уинни лукаво улыбнулась:
— Мы придумали, как защитить Илиану в субботу на вечеринке. Все обдумали, способ верный!
«В любом плане есть недостатки», — подумала Келлер, но вслух попросила:
— Рассказывай.
— Вот что мы решили: поставим защиту вокруг всего дома Эштон-Хьюзов, такую же, как защита, воздвигнутая бабушкой Харман, — самую крепкую, на которую только способен Рассветный Круг. Но поставить защиту надо немедленно, как можно раньше. Мы выстроим ее так, чтобы сквозь нее могли проходить только люди.
— И добавим оцепление, — подхватила Нисса. — Сейчас же расставим вокруг дома агентов Рассветного Круга. Никто не войдет в дом и не выйдет оттуда незамеченным. Мы сможем прибыть на вечеринку, зная, что в доме безопасно.
— Мы просто перевезем Илиану из одного надежного убежища в другое, — заключила Уинни. — Если сумеем удержать ее здесь до субботнего вечера, тогда никакая опасность ей не грозит.
Келлер задумалась.
— Надо позаботиться и о безопасности лимузина. Абсолютной безопасности.
— Конечно, — кивнула Уинни. — Я займусь этим.
— Пусть агенты проверяют каждого, кто входит в дом, а не просто следят за приходящими. Можно ли сделать это?
— Так, чтобы обитатели дома ничего не знали? — Нисса задумчиво прикусила губу. — А если перед воротами дома появится бригада дорожных рабочих? Там должны быть ворота, ведь это особняк, верно?
— Надо выяснить. А еще нужно достать внутренний план дома. Я хочу изучить его досконально, прежде чем мы попадем туда.
— Придется обратиться в муниципалитет, — решила Нисса. — Нет, лучше в местное историческое общество. Дом наверняка является памятником старины. Этим займусь я.
Келлер кивнула и задумалась, пытаясь вспомнить, все ли они предусмотрели. Все ждали затаив дыхание.
— Похоже… в целом план неплох. По-моему, он лишен явных недостатков. Но может быть, я чересчур оптимистична.
Уинни усмехнулась и хлопнула ее по плечу:
— Ты, босс? Выбрось это из головы!
— Я совсем запуталась! — жаловалась Илиана. — Какой наряд подойдет и для вечеринки, и для церемонии обручения?
— И для церемонии Солнцестояния, — подсказала Уинни. — Не забывай о ней.
— Вы что, решили окончательно сбить меня с толку? — Илиана приложила к себе одно платье, затем другое. — Как положено одеваться на церемонию Солнцестояния?
— Во что-нибудь белое, — объяснила Уинни.
— Как и на церемонию обручения, — добавила Келлер.
Она изо всех сил старалась быть терпеливой с Илианой, и, как ни странно, это ей удавалось.
Предыдущие три дня прошли на удивление спокойно. Илиана согласилась побыть дома даже после того, как поправилась. Все это время Гален и Келлер почти не разговаривали друг с другом и не оставались вдвоем.
И это было правильно. Душевный покой Келлер распространялся на всех, кто окружал ее.
У обоих было немало дел. Оба старались справиться с ними как можно лучше. Келлер боялась только, что может забыть что-либо важное.
— Белое? Не знаю, найдется ли у меня что-нибудь белое. Наряд должен быть роскошным, под стать дому Джейми, Надеюсь, она уже здорова.
— Она прекрасно чувствует себя, — заверила Келлер. — Ты же разговаривала с ней час назад. — К ее радости, Джейми тоже провела дома последние три дня. Меньше всего Келлер хотелось, чтобы на эту девушку снова напали.
По крайней мере, дом Эштон-Хьюзов был надежно защищен. Все три дня он находился под наблюдением: агенты Рассветного Круга следили за каждым, кто входил в ворота, и проверяли входящих, пользуясь теми же средствами, с помощью которых создали защиту вокруг дома. Никто из обитателей Царства Ночи не сумел бы пересечь незримую черту, окружавшую дом, никому из тех, кто приблизился бы к защитному полю и был вынужден повернуть обратно, не позволили бы улизнуть.
«Значит, нам остается только охранять Илиану во время поездки, — думала Келлер. — Сначала — на пути в особняк, потом — на пути к месту собрания. С такой задачей мы справимся. Я уверена».
Она взглянула на часы.
— Выбирай быстрее, уже девятый час, — поторопила она Илиану. — Скоро мы выезжаем.
Илиана и Уинни принялись лихорадочно рыться в шкафу.
— Бледно-голубое, — перечисляла Уинни, — бледно-сиреневое, бледно-розовое…
— Платье должно быть белым, — напомнила Илиана.
— Напрасно я сказала тебе об этом.
В дверь постучали, в комнату заглянула Нисса:
— Мы вернулись. Вы уже готовы?
— Будем готовы через минуту, — пообещала Келлер. — Как дела в особняке?
— Замечательно. Колдуньи заверили меня, что защита прочная.
— Кто в доме?
— Представители фирмы, обслуживающей банкеты, и ансамбль из колледжа. Все вошедшие — на сто процентов люди, если верить агентам и Галену, который вертится у ворот и заглядывает во все машины, предлагая пассажирам плюшевых медвежат по поручению Рождественского благотворительного комитета.
Келлер усмехнулась. Гален умел выполнять такие поручения.
— Наверное, все в доме считают его помешанным.
— Никто из обитателей дома не жаловался. Они вообще не выходят, облегчая работу команде наблюдателей. — Нисса вопросительно посмотрела на Келлер: — Босс, как ты считаешь, почему дракон до сих пор ничего не предпринял? Ведь однажды мы чуть не попались в ловушку…
— Не знаю, думаю…
— Что?
— Что он попытается добиться своего одним махом. Предпримет всего одну атаку, стремительную и мощную.
— Во время вечеринки?
— Да, — кивнула Келлер. — Поэтому мы должны быть начеку.
— В дом ему все равно не прорваться. Защита надежная.
— Надеюсь.
Из глубины стенного шкафа раздался радостный возглас Илианы:
— Нашла!
Она вытащила почти белое платье с вплетенной в ткань серебристой блестящей нитью. Приложив платье к себе, Илиана повернулась к Уинни, ожидая одобрения.
— Замечательно, — оценила Уинни, — В таком платье можно обручиться, можно побывать на вечеринке, поприсутствовать на церемонии Солнцестояния и даже выйти замуж, если захочешь.
— Надевай что хочешь, только побыстрее, — нетерпеливо вмешалась Келлер, поглядывая на часы.
— А тебе оно нравится? Я купила его в прошлом году.
— Очень красиво, — рассеянно отозвалась Келлер, но, заметив обиду в глазах Илианы, поспешно добавила: — В самом деле красивое платье. В нем ты будешь неотразима, и наверняка Гален… решит, что ты обворожительна.
Почему она вдруг запнулась, почему у нее перехватило дыхание? Келлер быстро исправила ошибку, но Илиана, видно, что-то заметила, и взгляд ее сделался подозрительным.
— А теперь идем, — распорядилась Келлер, глядя на Уинни и Ниссу. — Вы готовы?
Обе с сомнением окинули взглядом свою одежду, но согласно кивнули:
— Да, босс.
— Нас точно примут за прислугу, — усмехнулась Келлер. — Всем проверить передатчики. В доме мы Должны постоянно быть на связи.
— Хорошо, босс.
— Ясно, босс.
Илиана уже надела платье и теперь смотрелась в зеркало.
— А прическа? — спохватилась она и тут же сказала решительно: — Я просто распущу волосы. Как считаешь, Келлер?
— Так будет замечательно, лучше не придумаешь, — поспешно заверила ее Келлер, снова посмотрела на часы и потуже затянула пояс.
— В самый раз для церемонии Солнцестояния, — закивала Уинни и добавила вполголоса — так, чтобы ее услышала только Илиана: — Не обращай на нее внимания. Перед серьезными операциями она всегда нервничает.
— Хорошо, что я не стала спрашивать ее про туфли…
Келлер огляделась, проверяя, что они ничего не забыли, потом посмотрела на своих трех спутниц. Те заулыбались, но их глаза остались настороженными — даже у самой хрупкой из девушек, похожей на ангелочка с рождественской елки.
— Итак, все готово, — объявила Келлер. — Пора на сцену, ребята.