– Я не могу послать такой телеграммы по вашему личному распоряжению, – настаивал Макс.
– Почему же? – сердилась мисс Абигейл.
– Этим должен заниматься шериф, – с важным видом заявил Макс, – сходите, повидайтесь с Сэмом и поговорите с ним на эту тему, и тогда он пошлет телеграмму. В любом случае, только он знает человека, которому следует адресовать телеграмму. Я этого не знаю.
Мисс Абигейл расстроилась и не знала, что делать. Она не хотела рассказывать всему городу, как сильно она желает избавиться от своего постояльца. И что было особенно мучительно, он был частично прав. Она боялась, что стоит ей сказать во всеуслышание: «Я хочу от него избавиться», как все удивятся, с чего бы это. И что тогда она скажет? Что он навел на нее револьвер и заставил поцеловать его? Ничто на свете не могло заставить ее признаться в этом. А могла ли она сказать, что он навел на нее револьвер, чтобы заставить приготовить завтрак? Вряд ли. В конце концов, железная дорога платила ей, чтобы она делала именно это. Как это будет выглядеть, если она сознается, что хотела голодом выжить человека из дома? Что если она скажет, будто он, наставив на нее револьвер, вынудил помочь бриться? Во всех случаях толки будут один хуже другого. И с чего этот дурак Максвелл Смит воображает перед ней? Одна незаметная телеграммка – вот все, что она хотела. И вопреки собственным намерениям она отправилась к шерифу Самуэлю Харрису.
– Извините, мисс Абигейл, – сказал шериф. – Сперва сходите за разрешением доктора Догерти. Таков закон. Любой заключенный, находящийся под присмотром доктора, должен быть освидетельствован им перед переводом из одной тюрьмы в другую... ох, прошу прощения, мадам, я не имел в виду, что ваш дом– тюрьма. Вы понимаете, что я хотел сказать, мисс Абигейл.
– Да, конечно, мистер Харрис, – снисходительно ответила она, – тогда я поговорю сдоктором Догерти.
Но доктора Догерти не оказалось дома, поэтому мисс Абигейл пошла обратно на Мэйн-стрит и, страшно разочарованная, направилась в мясную лавку.
– Здравствуйте, мисс Абигейл, – поклонился ей Билл Тилден, выходя наружу из парикмахерской.
– Добрый день, мистер Тилден.
– Жарко сегодня, не правда ли? – заметил он, стрельнув глазами по ее не покрытой шляпкой голове.
Она живо кивнула и проследовала дальше.
– Заходите на обед к Калпепперу, – предложил он ей вслед, в то время как Фрэнк Эдни повесил на свою дверь табличку – «Вышел на ленч».
– Как дела, мисс Абигейл, – поприветствовал он ее.
– Спасибо, мистер Эдни, – ответила она.
– Немного жарковато, а?
– Действительно. – Она поднялась на дощатый тротуар, размышляя, как ограниченны темы разговоров на Разъезде Стюарта.
У нее за спиной Билл Тилден спрашивал у Фрэнка Эдни:
– Ты когда-нибудь раньше видел мисс Абигейл в городе без шляпки и перчаток?
– Если подумать, нет.
– Чудеса, да и только! – они повернулись, покачивая головами, чтобы посмотреть, как мисс Абигейл входит в дверь мясной лавки Портера.
– Здравствуйте, мисс Абигейл, – сказал Гейб Портер.
– Добрый день, мистер Портер.
– Говорят, вы взяли к себе в дом того грабителя.
– Неужели?
Гейб стоял, скрестив на своем гигантском, обтянутом фартуком животе руки, каждая размером с ляжку. Повсюду над пятнами крови жужжали мухи, одна из них случайно села на липучку, которая свисала спиралью с потолка.
– Ерунда, все знают об этом. Он не доставляет вам хлопот?
– Нет, вовсе нет, мистер Портер.
– Я слышал, второй франт умотал вчера на поезде.
– Да.
– Не слишком ли рискованно оставаться вам одной с грабителем?
– Я что, выгляжу так, словно мне грозит опасность, мистер Портер?
– Нет, не выглядите, мисс Абигейл. Просто народ беспокоится, вот и все.
– Ну так народ может оставить свое беспокойство, мистер Портер. Единственная серьезная опасность, которой я подвергаюсь, это то, что меня съедят вместе с моим домом.
В этот момент Гейб вскочил, осознав, что она ждет, когда ей предложат какого-нибудь мяса.
– Ах... верно! Что вы возьмете сегодня?
– Хороша ли сегодня свинина? Свежая и постная?
– И то и другое, мадам. Только сегодня зарезали и держали на льду.
– Очень хорошо, мистер Портер. Я возьму три куска.
– Ага, сейчас будут здесь!
– Хотя, пожалуй, мне нужно четыре... нет, пять.
– Пять? Вы не сможете их сохранить до завтра, мисс Абигейл, даже если они будут наисвежайшими.
– Тем не менее, я возьму пять и палочку копченой колбасы, ну, скажем... вот такой длины.
Она развела ладони на шесть дюймов, потом увеличила разрыв до десяти или около того и сказала:
– Нет, вот такой длины.
– Кого вы там, ради всего святого, кормите, мисс Абигейл, гориллу?
Ей пришлось напрясь всю свою силу воли, чтобы не ответить: «Именно так!» – Вместо этого она повергла беднягу Гейба в полный ужас, заказав следующее:
– Я хотела бы присовокупить к моему заказу один свиной мочевой пузырь.
– Один... свиной мочевой пузырь, мисс Абигейл? – спросил, выпучив глаза, Гейб.
– Вы сказали, что только что разделали свинью. Так где же внутренности?
– Они у меня есть. Я имею в виду, их еще не сожгли, но что...
– Просто заверните один мочевой пузырь, будьте добры, – приказала она, и он наконец сдался и сделал, как она просила.
Когда она ушла, Гейб пробормотал своим мухам:
– Свиной мочевой пузырь... что она теперь, черт возьми, будет с ним делать?
Когда мисс Абигейл добралась до дому, в мелкой, сухой пыли перед ним она заметила свежий след от легкой коляски и поняла, что снова разминулась с доктором Догерти. Что за невезение все время упускать его, когда он ей так нужен, чтобы избавиться от этого человека у нее в доме.
Как обычно она встала «распустить хвост» перед своим отражением в зеркале на стойке для зонтиков. Она пригладила волосы, поправила манжеты, пояс и быстрым движением тыльной части ладони проверила упругость кожи под подбородком.
– Не отвисла? – спросил зычный голос, и мисс Абигейл, прижав руку к сердцу, развернулась и подпрыгнула на фут от пола.
– Что вы здесь делаете?
Джесси стоял, облокотившись на костыли, у прохода в кухню. Его черная от волос грудь, икры и ступни высовывались из простыни, в которую он завернулся.
– Я спросил первым, – сказал он.
– Что? – Мисс Абигейл могла думать только о том, что произойдет, если эта простыня упадет!
– Кожа не отвисла? По идее не должна, учитывая как вы все время задираете свой маленький дерзкий подбородок под самый потолок.
Словно в подтверждение этих слов, подбородок мисс Абигейл взметнулся вверх.
– Если вы здесь, вы в состоянии покинуть мой дом. Прекрасно!
– Доктор принес мне костыли, а после того как он ушел, мне понадобилось сходить на задний двор, так что я решил прогуляться. Но я оказался не таким крепким, как ожидал.
– Вы потащились через весь задний двор, в этой простыне? – выдохнула мисс Абигейл. – А если вас кто-нибудь видел?
– Ну и что с того?
– У меня безупречная репутация, сэр!
– Вы себя переоцениваете, мисс Абигейл, – самодовольно ухмыльнулся Джесси.
Она стояла без движения, и краска постепенно заливала все ее лицо, пока не запылали уши.
– Вы знаете, мне что-то нехорошо, – сказал он.
– Нехорошо? Не смейте больше высовываться наружу в простыне! Возвращайтесь в постель, вы слышите? Я никогда не смогу сдвинуть вас, если вы рухнете на пол!
Он проковылял к дальнему концу гостиной и успешно проделал весь путь до вязаного коврика, лежавшего перед дверью в спальню. Тут один костыль зацепился за него, и Джесси начал раскачиваться. Мисс Абигейл бросилась к нему через всю комнату, схватила за талию и не дала упасть. Когда Джесси обрел равновесие, она опустилась на колено, чтобы убрать коврик, но костыль прижимал его к полу.
– Я не могу его поднять. Вы можете сдвинуть костыль? – спросила она, глядя на Джесси снизу.
Он действительно был очень, очень высоким, и мисс Абигейл предупредила:
– Мистер Камерон, если вы опрокинетесь на меня, я никогда вам этого не прощу.
– Некому будет прощать. Ты будешь... расплющена... колибри.
ОН ПРИСЛОНИЛСЯ к косяку, и один из костылей ударился об пол.
– Быстро отправляйтесь в постель, – приказала она, подставляя ему свое плечо.
Он был высок, как амбарная дверь, и почти так же широк в плечах, но вдвоем они успешно добрались до кровати и сели. Мисс Абигейл быстро сняла его руку со своей шеи и поднялась.
– Я бы была вам очень благодарна, если бы вы с этого момента вели себя благоразумно. Прежде всего, если вы соберетесь выйти на прогулку, вы должны одеть пижаму и халат. Во-вторых, делайте это только по необходимости и не смейте жаловаться, если навлечете на себя беду. Если такая... горилла как вы упадет, как я смогу вас поднять?
Чтобы избавиться от неопределенности, Джесси спросил:
– Вы послали телеграмму, мисс Абигейл?
– Да! – солгала она. – Но они не смогут скоро приехать, чтобы забрать вас.
– Если вы хотите избавиться от меня, вы бы получше кормили меня. Я слаб как комар. Вы купили какого-нибудь приличного мяса?
– Да! Я купила кое-что, как раз для вас!
Джесси проснулся. Ему снилось, как капли дождя стучали по брезенту палатки, на самом деле это кусочки свиной отбивной шипели на плите. Он потянулся, чувствуя, как натянулась кожа на правой ноге, которая болела все меньше и меньше. Из кухни шел такой приятный запах, что его живот свело, рот наполнился слюной, и где-то глубоко внутри раздалось урчание. К тому моменту, как мисс Абигейл внесла поднос, Джесси испытывал волчий аппетит.
– М-м-м... Пахнет, как свиная отбивная. Наконец-то хоть настоящая еда.
Он прямо-таки расцвел, когда мисс Абигейл поставила поднос ему на колени. Она даже предусмотрительно накрыла тарелку перевернутой миской, чтобы не дать ей остыть.
– Да, настоящая еда, – подтвердила мисс Абигейл, улыбаясь.
– Значит, у вас все-таки есть сердце?
– Решайте сами, – ответила она язвительно, подняв миску. На тарелке лежал сырой свиной мочевой пузырь. Лицо Джесси потемнело, затряслось от гнева, он не переставал извергать ругательства:
– Что, черт побери, лежит на тарелке?
– Настоящая еда. Разве вы не этого хотели? – невинно спросила мисс Абигейл, наслаждаясь каждым мгновением происходящего. – Вообще-то, это свинина. Мочевой пузырь поросенка... самое лучшее блюдо для такого козла, как вы.
Джесси ядовито посмотрел на нее и заорал:
– Я слышу запах свиных отбивных, Эбби! И не говорите, что их нет! Немедленно принесите мне их, или я пойду в город в моей простыне и расскажу всем, что дрянная девчонка Абигейл Маккензи отказывается кормить меня, хотя ей за это и платят.
Мисс Абигейл в бешенстве топнула ногой. Маленькие кулачки были крепко сжаты, глаза сверкали праведным негодованием.
– Теперь мояочередь преподать вам урок, сэр\У меня есть свиная отбивная, картошка; подливка, овощи, все, чтобы насытить ваш аппетит, сделать вас сильным и вышвырнуть отсюда. От вас мне нужно только немного уважения. Отдайте мне этот мерзкий револьвер!
– Принесите свиную отбивную! – прокричал он, сверкая глазами.
– Дайте мне револьвер!
– Черта с два!
– Тогда не получите свиную отбивную! – Пистолет появился так быстро, что мисс Абигейл могла бы поклясться, будто он был у него в руке с самого начала. Пистолет заткнул мисс Абигейл, словно дверь на пружине.
– Дайте... мне... свиную... отбивную, – растягивая слова произнес Джесси.
Мисс Абигейл, заикаясь, проговорила:
– Убери эт... эту мерзкую вещь см... моих глаз долой!
– Я отложу его, когда вы принесете мне свиных отбивных, которые приготовили для меня!
– Пожалуйста! – заорала мисс Абигейл.
– Пожалуйста! – в ответ проорал Джесси. Их окружила тишина, и на какой-то один момент, когда к ним вернулось сознание, они почувствовали себя чистыми идиотами, уставившимися друг на друга.
Он-то получил свои свиные отбивные, но бедная мисс Абигейл! Она радовалась только, что завтра воскресенье. Ей определенно требовалась помощь божественного провидения после всех прегрешений, которые она совершила за последнее время – гнев, ненависть, месть, ложь, даже распущенность. Да, она признавала, что то, что произошло во время того поцелуя, являлось неопровержимой распущенностью. Что ж, в любом случае это позади. Йо если она была виновна во всем этом, то подумать только, за сколько грехов должен просить прощения Джесси – если только он вообще мог просить прощения. Ведь кроме своих собственных грехов он был еще и причиной каждого греха мисс Абигейл.
Мочевой пузырь таинственно исчез. Она не стала спрашивать, куда Джесси его дел. Судя по тому, какой он козел, подумала она, он вполне мог его съесть да еще и насладиться им!
– Я принесла вам некоторые постельные принадлежности моего отца. Оденьте их и оставьте себе. Мне тошно смотреть на ваши волосатые ноги и грудь. Они мне надоели.
– Вот как вы заговорили.
Джесси в ответ выпятил грудь и почесал ее с довольным видом. Мисс Абигейл не стала обращать внимание на его самолюбование и собралась уйти, но заметила, что в тазике для мытья плавает мочевой пузырь. Она нагнулась, чтобы двумя пальцами взять эту гадость и унести прочь, но Джесси приказал:
– Оставьте его.
– Что?!
– Я сказал, оставьте.
– Но он воняет! – Она брезгливо взглянула на отвратительные внутренности, которые оставляли на поверхности воды пенистый след.
– Оставьте! – повторил Джесси. – Давайте пижаму и убирайтесь.
Мисс Абигейл бросила потроха обратно в грязную воду и с облегчением вышла.
Была суббота, и она убирала дом к воскресенью, как делала всю свою жизнь. Она прибралась везде, кроме спальни, и подойдя к двери в нее сперва спросила:
– Вы в приличном виде, мистер Камерон?
– Жди от козла молока, – последовал ответ. Мисс Абигейл схватилась за щеки, чтобы удержаться от смеха. Как этому бесчеловечному созданию удавалось так легко ее рассмешить, хотя она питала к нему отвращение? – Я весь укутан, если вы спрашиваете об этом, но я, надеюсь, никогда не буду в приличном виде.
Она лишь раз взглянула на него и начала усердно работать, чтобы вновь не улыбнуться. Джесси выглядел очень смешно. Штанины пижамы достигали только половины его волосатых икр.
– Эй, над чем это вы посмеиваетесь? – пробурчал он.
– Ни над чем.
– Черта с два я поверил. Попридержите-ка свои смешки, или я сниму эти идиотские вещи. Я чувствую себя в них, как проклятый кули... по крайней мере, чувствовал бы, если штаны были в пору. Старик, наверно, был лилипутом!
– Да, они могли были бы быть подлиннее, но других нет.
Несмотря на все свои усилия, мисс Абигейл открыто улыбалась, глядя на эти густо покрытые волосами икры и голые ступни.
– Хорошо! Занимайтесь уборкой, если вы пришли сюда, а будете ухмыляться, я сниму эти вещи к чертовой бабушке!
– У вас такая грубая речь, меня так и подмывает снова «починить» ее с помощью рогоза.
– А ну кончайте меня изводить.
Их постоянные пререкания проходили по одной и той же схеме. Когда они сердились, то быстро и точно находили слова, которыми они редко пользовались. А когда заходили слишком далеко, возвращались к сарказму и поддразниваниям, устраивая словесные перепалки, которые начинали даже нравиться мисс Абигейл. Пока она убирала комнату, она все время чувствовала на себе взгляд Джесси. На время, когда она меняла его простыни и вытирала пыль под кроватью, он перебрался на сиденье под окном. Встав на колени, она увидела его ботинки, задвинутые далеко под кровать, и какой-то комок, похожий на рубашку, обернутую вокруг револьвера и заткнутую между матрасом и пружинами. Они могли попасть сюда только одним путем: их принес доктор Догерти, но мисс Абигейл не могла допустить, что он мог совершить такой идиотский поступок. Она не стала вновь упоминать о револьвере, а вела себя так, словно не видела его, потом она принялась повсюду смахивать пыль и наконец протерла стол, на котором стояли кувшин и миска.
– Могу я спросить, для каких целей вы собираетесь использовать эту грязную вещь?
Она с отвращением посмотрела на мочевой пузырь.
– Неважно, – вот и все, что Джесси сказал в ответ, – оставим это.
Ужин прошел без всяких происшествий, за исключением того, что Джесси сообщил мисс Абигейл, как он ненавидит эту кроваво-красную свеклу.
Мочевой пузырь по-прежнему лежал в тазике для мытья. И в голове мисс Абигейл зародился план.
Наступил вечер, и Джесси все больше утомлялся и терял внимание. Забавно, но он привык к ее приходам и уходам. В те минуты, когда она уходила и воцарялась тишина, он почти желал, чтобы она вернулась, хотя бы для того, чтобы поспорить с ним. Как ребенок, он не хотел оставаться один и предпочитал, чтобы она была рядом, пусть раздраженная. Он услышал, как мисс Абигейл громко плещется водой, встал на костыли и увидел, что она моет голову, наклонившись на ступеньке у задней двери. Он открыл входную дверь и легонько, дразня, стукнул мисс Абигейл по голове:
– Здесь до черта места, где можно помыть голову, а вы стоите прямо на дороге между спальней и уборной.
– Уберите дверь от моей головы! – воскликнула мисс Абигейл из-под намыленных волос. – Я буду мыться там, где захочу. Я всегда мою их здесь, потому что мне тут удобнее, чем на кухне.
Он смотрел на нее сверху вниз, стоявшую на коленях, наклонив голову над тазом. В углублении на затылке мисс Абигейл скопилась мыльная пена. Джесси не мог оторвать от нее глаз. Он открыл входную дверь, чтобы выйти, и мисс Абигейл пришлось отодвинуться в сторону. Она злилась, зная, что он стоит над ней и рассматривает ее.
Он стоял так, что легко вытянул правую ногу и коснулся большим пальцем впадинки на шее, в которой скопилась пена.
– Отмываетесь от всех отвратительных зловоний,чтобы завтра, надраенной и начищенной, пойти в церковь? – поддел ее Джесси, используя вычурное слово, которое когда-то применила она.
Мисс Абигейл хотела наугад ударить его по ноге, но Джесси выпрыгнул во двор. Одетый в одни штаны от пижамы, он бросил через плечо:
– За искупление чьих грехов вы собираетесь молиться, мисс Абигейл, своих или моих?
Находившийся на соседнем дворе Роб Нельсон слышал и видел это все и бросился в дом, вопя:
– Ма! Ма! Угадай, что я только что видел!
Когда Джесси вернулся в дом, мисс Абигейл ретировалась вместе со своими причиндалами. Он снова ощутил слабость и отправился прямо в постель. Ему надо было привыкать к мысли, что придется упорно работать для возвращения былой силы, для этого нужно подольше ходить на костылях. Он опустился на край кровати и почесал голову. Он подумал, что шампунь ему бы тоже не помешал.
– Мисс Абигейл! – позвал он, но тишина в доме не нарушилась. – Вы слышите меня?
Ответа не было.
– У вас есть шампунь? – Ответа по-прежнему не было, но он услышал над собой скрип половицы. – Я справлюсь сам!
Он в общем-то не ждал ответа, да мисс Абигейл и не собиралась его давать. Про себя Джесси решил:
– Типичная старая дева. Еще нет восьми вечера, а она уже заперлась в своей спальне.
Он смертельно скучал и страшно хотел, чтобы мисс Абигейл спустилась вниз и составила ему компанию. Если бы она попридержала свой острый язычок, он сделал бы то же самое, лишь бы только поговорить с кем-нибудь немного. С улицы доносились звуки города, и Джесси стал мечтать о пиве, компании, о женщине на его коленях.
Мисс Абигейл вытирала волосы у окна наверху, распушив их толстым полотенцем, и пыталась вспомнить, когда нашла у себя первый седой волос. Джесси опять что-то кричал, но она пропустила это мимо ушей и улыбалась, вспоминая, как он коснулся ее шеи своим большим пальцем. Он ее раздражал и в то же время так веселил. Она обдумывала что оденет утром в церковь; на этот раз она забрала из комнаты Джесси все свои вещи. Она вспомнила о револьвере под кроватью. Вспомнила о поцелуе, но отбросила эту мысль, потому что она заставляла все внутри нее трепетать. Воздух был неподвижен, и из салуна доносился каждый звук. Приближался июль, начиналась летняя жара. Сколько раз в субботу вечером она мыла волосы, причесывала их и ложилась спать, хотя мечтала о другом. Быть с мужчиной? Теперь судьба столкнула ее с мужчиной, который мог бы составить ей компанию, если бы не был таким отвратительным. Долго ей еще придется возиться с ним? Она услышала, что он зовет ее, просит шампунь. Нелепость! Он ведь не сможет долго стоять, чтобы вымыть голову. Когда он мыл ее в последний раз? Девять дней назад? Десять? Она вспомнила, как, когда он был без сознания, она собиралась вымыть ему голову. Она должна ухаживать за этим человеком до тех пор, пока его не заберут. Возможно, если он будет чистым, то станет вести себя менее оскорбительно, сказала себе мисс Абигейл, не смея признаться, что ей было одиноко, и компания Джесси была лучше, чем ничего.
Когда она вошла в комнату и увидела, что он держит, она спросила с отвращением:
– Что это вы делаете с этой гадостью? Мочевой пузырь был начисто отмыт, надут и перевязан пряжей из ее вязальной корзины. Джесси держал пузырь в правой руке, сжимая и разжимая его. Это действие было не менее ужасно, чем то, как он облизывал губы. Джесси, растягивая слова, с улыбкой проговорил:
– Упражняю руку для револьвера.Потрясенная, мисс Абигейл была не в силах отвести глаз от темных, гибких пальцев Джесси, которые сжимались и сжимались. Ее губы приоткрылись, щеки пылали, внутри все бурлило и трепетало. Может, повернуться и убежать? И пусть он с удовольствием глумится над ней еще раз? Мисс Абигейл приказала:
– Отложите эту мерзкую штуку, если хотите, чтобы я помогла вам.
Он сделал еще несколько медленных, внушительных сжатий, прежде чем, пренебрежительно усмехаясь, отложил пузырь в сторону. Ну, ну, подумал он, прямо представительница королевских кровей! В ночной рубашке и халате!
– Вы слишком слабы, чтобы наклоняться и мыть волосы шампунем, поэтому я принесла самое лучшее средство после шампуня: овсяную муку. Она не благоухает, но чистит.
– Не в обиду будет сказано, Эбби, но вы уверены в том, что собираетесь делать?
– Абсолютно, но вам следует лечь.
– Овсяная мука? – скептически спросил Джесси, не двинувшись с места.
– Именно, – твердо сказала мисс Абигейл. – Вы предпочитаете, чтобы я вас обслужила сухо или вообще никак?
Она слишком поздно сообразила, что именно сказала. Улыбка зародилась в глазах Джесси, и к тому моменту, как она достигла губ, мисс Абигейл была цвета корицы.
Джесси растянулся во всю свою длину и, растягивая слова, проговорил:
– Разумеется, сухо.
Совсем разволновавшись, мисс Абигейл засуетилась с миской сухой овсянки, полотенцем и тремя булавками, а Джесси вопросительно наблюдал за этими предметами.
– Полотенце под голову, – сказала она вспыльчиво, как будто он на самом деле был болваном.
– Ох, да, конечно.
Он усмехнулся и приподнял голову, пока мисс Абигейл подстилала полотенце. Потом, на удивление Джесси, она высыпала половину муки из миски на его голову и начала тереть, словно намыливая.
– Убиваете двух зайцев сразу? – сострил он. – Завтра сможете приготовить мне овсянку.
Мисс Абигейл была застигнута врасплох и почти рассмеялась, и Джесси озорно взглянул на нее. В конце концов он закрыл глаза и наслаждался прикосновением ее рук к волосам – он помнил это ощущение с детства. Ему даже показалось, что до него доносится запах свеженачищенных туфель его братьев и сестер, выставленных внизу у лестницы, дожидающихся воскресного утра. Как давно он не был в доме, где субботу проводят в хлопотах, готовясь к воскресенью?
– Поднимайтесь! – приказала мисс Абигейл, прервав его воспоминания. – Я стряхну муку. Сидите смирно, пока я не вернусь.
Она осторожно взяла полотенце за четыре уголка и вышла, унося испачканную овсянку. Она повторила «мытье» еще раз, только теперь насыпала овсяную муку на волосы и обвязала голову Джесси полотенцем наподобие тюрбана, закрепив булавками.
– Овсяная мука впитает жир. Оставим ее на некоторое время, – сказала она и подошла к тазику, чтобы вымыть руки. Но там по-прежнему стояла вода из-под мочевого пузыря. Она с гримаской взяла тазик и вышла.
чтобы вылить.
Когда она вернулась, Джесси снова упражнял свою руку с помощью той вещи. Он пригласил мисс Абигейл:
– Оставайтесь, пока я впитываюсь.
Она посмотрела на сжимающуюся руку, потом скептически ему в лицо.
– Чем еще я могу заниматься, обвязанный, как шейх с блохами? – спросил он, закатывая вверх глаза. Мисс Абигейл непроизвольно затянула концы пояса, которым был обвязан ее халат. Наконец он отбросил пузырь в сторону и обходительно произнес:
– Вечер субботы– это время развлечений, помнишь, Эбби? Я провалялся в этой постели почти две недели и, если откровенно, уже схожу с ума. Я хочу с тобой поболтать.
Мисс Абигейл вздохнула и присела на сундук у кровати.
– Раз вы становитесь таким неугомонным, то, наверно, выздоравливаете.
– Я не привык так долго быть без движения.
– А к чему вы привыкли? – Она не была уверена, что желает слышать какие-либо убогие подробности о жизни грабителя, но ей было все же страшно любопытно. Он между тем гадал, поверит ли она ему, если он расскажет правду.
– Я не привык к таким местам, как это, поверьте мне, и не привык проводить время с такими женщинами, как вы. Я много путешествую.
– Да, я так и предполагала, учитывая ваше занятие. Это не надоедает?
– Иногда, но я должен это делать, и поэтому делаю.
Она посмотрела ему прямо в глаза – Мисс Задавака раздает свои нравоучения.
– Нельзя так жить. Почему вы не бросите это занятие и не займетесь чем-нибудь полезным?
– Верите или нет, но быть фотографом – это не так уж бесполезно.
– О, да будет вам, неужели вы думаете, я поверила вашей истории о камере, которую вы оставили на поезде?
– Нет, я думаю, такая женщина, как вы, в это не поверит.
– Ив чем же заключается ваша работа фотографом? – спросила она, давая ему понять, что такая легенда притянута за уши.
– В строительстве железных дорог, – ответил он с полуулыбкой на лице. – В увековечивании истории в момент ее творения, – продекламировал он, драматически подняв руки. – В схватывании нашей земли двумя железными рельсами, в сохранении ее для наших потомков.
Но потом он опустил руки и оставил свой драматизм, погрузившись в самосозерцание.
– Знаете, то, что происходит сейчас, никогда не повторится точно так же. Это надо видеть, Эбби.
Он вздохнул, переплел пальцы рук за головой и принялся изучать потолок. И на какое-то мгновение мисс Абигейл почти поверила ему, настолько искренне он говорил.
– Я уверена, вы хотели бы, чтобы я вам поверила, мистер Камерон.
– Вам что, больно называть меня Джесси? Это было бы гораздо приятнее во время таких разговоров.
– Я думала, что дала вам понять, что живу по правилам благопристойности.
– Здесь нет никого, кроме нас с вами. Я никому не расскажу, – озорно подразнил он ее.
– Нет, не расскажете, потому что я не собираюсь называть вас Джесси... никогда. Теперь давайте сменим тему, и вы расскажете мне о вашем занятии, попытайтесь убедить меня, что вы не грабитель поездов.
Он рассмеялся и потом сказал:
– Хорошо. Я работаю на железную дорогу, фотографируя каждую фазу ее строительства, так как я и сказал. У меня свободный проезд, пока я работаю на них, и я езжу до конечных станций, чтобы сделать там свои фотографии. Большую часть времени провожу в лагерях строителей или в поездах. Вот, вроде, и все.
– Кроме одного: зачем вы, имея приличную работу, решили украсть у тех, кто вас кормит?
– Это ошибка, Эбби.
– Мисс Абигейл, – поправила она.
– Ладно, мисс Абигейл. Вы когда-нибудь видели лагерь железнодорожников?
– Вряд ли.
– Не видели. Разумеется, это совсем не похоже на дом Абигейл Маккензи, это я могу сказать со всей ответственностью. Это дикое место посреди неизведанных земель, и люди, которые работают там, вовсе не похожи на пассажира, что жил у вас в гостиной.
– Значит, они похожи на вас? – Мисс Абигейл не смогла удержаться от того, чтобы не съязвить.
Джесси опять рассмеялся, позволив ей думать о чем угодно.
– Я просто образец благородных манер по сравнению с землекопами, которые строят железную дорогу. Их жизнь груба, а речь еще грубее, и любой, кто попадется на их пути, может получить пулю в лоб. Законов у них нет. Они утрясают свои споры с помощью револьверов и кулаков, а иногда даже с помощью молотков – используют все, что подвернется. На конечных станциях железной дороги нет не только законов, там нет и городов. Ни домов, ни складов, ни церквей, ни станций – другими словами – никакого крова. Человеку в таких диких условиях не выжить без револьвера. В горах водятся рыси, в прериях – волки, и все, что там размножается, точит друг на друга зубы. Они все приходят к воде, а там обычно возводятся мосты и эстакады. В это время суток все животные идут на водопой.
– Что вы имеете в виду, мистер Камерон?
– А то, что револьвер мне нужен как и любому умному человеку, который хочет приручить Запад и увидеть его прирученным еще при жизни. Я не отрицаю, что имел при себе револьвер в поезде. Я отрицаю, что использовал его для того, чтобы грабить.
– Вы забыли, что вас поймали на месте преступления.
– А что я делал? Я всего лишь вытащил его, чтобы почистить, но не успел его разрядить, как какая-то нервная старушонка завопила, и вот я лежу простреленный на полу, а в следующий момент уже у вас. Это все, что я помню.
– Красивая история. Вы могли бы стать хорошим актером, мистер Камерон.
– Мне не надо быть хорошим актером – я хороший фотограф. Когда я получу обратно мои пластинки, вы это увидите.
– Вы уверены?
– Уверен. Давайте подождем и увидим, что так и будет.
– О, я-то могу подождать, но сомневаюсь, что вообще что-то увижу.
– Вы из тех женщин, которых трудно убедить.
– Я из тех женщин, которые умеют увидеть правду, когда она у них перед глазами.
– Как раз это я и делаю, как фотограф. Умею видеть правду и навсегда ее запечатлевать.
– Правду?
Джесси подумал мгновение и потом наклонил голову, словно изучая мисс Абигейл.
– Ну хорошо, возьмем к примеру прошлый вечер. Вы были очаровательны, когда сидели здесь на кресле-качалке и смеялись. Свет падал на вас как раз под нужным углом, он убрал с вашего лица напускную строгость и сделал его таким, какое оно есть. Если хотите, можете называть его простым. Если бы у меня была камера, я мог бы в тот краткий миг запечатлеть вас такой, какая вы есть на самом деле, а не такой, какой вы притворяетесь. Вы бы увидели, какая вы обманщица.
Обидевшись на его слова, мисс Абигейл упрямо сжала губы.
– Я не обманщица.
Он не стал спорить, а просто смотрел на нее, наклонив набок голову, словно мог проникнуть взглядом в ее душу и точно знал, о чем говорил.
– Если здесь и есть обманщик, так это вы. Это доказывают ваши же слова. Любой фотограф знает, что нельзя фотографировать того, кто качается в кресле. Даже я знаю, что объект должен быть неподвижным, иногда его даже закрепляют, чтобы получить хорошее изображение.
– Вы не хотите меня понять, и думаю, намеренно. Что ж, пусть так оно и будет. Только позвольте заметить, что статичные, постановочные фотографии сделать легко. Но я делаю совсем другое, именно поэтому я работаю для железной дороги. Они хотят, чтобы история была запечатлена такой, какая она есть. То же самое и с людьми. Когда-нибудь я сделаю вашу фотографию, и она докажет правоту моих слов. Она покажет настоящую Эбби.
Судя по ее выражению лица, из его монолога она вынесла только то, что еще больше укрепляло ее неверие.
– Я чудовищно устала, – сказала она, поднимаясь со спинки кровати. – Но не настолько, чтобы поверить в вашу историю. Я по-прежнему считаю, что вы хороший актер, а не грабитель или фотограф.
– Можете считать, что хотите, мисс Абигейл, – проговорил Джесси, – обманщики так обычно и делают.
– Вам виднее, – задумчиво ответила она, гадая, что же на самом деле значило то, что он рассказал. Наконец она взглянула на его тюрбан и сказала, – Думаю, теперь мы можем стряхнуть овсяную муку.
Она подошла к туалетному столику, чтобы взять щетку.
– Я могу сам, – предложил Джесси, но мисс Абигейл отвела его руку, вынула булавки, размотала полотенце и начала вычесывать волосы.
– Вы весь в муке, а овсянка привлекает мышей, – сказала она, – они с удовольствием съедят ее.
Джесси закрыл глаза и поворачивал голову то так, то сяк, как говорила ему мисс Абигейл. Что за субботний вечер, подумал он, из моих волос вычесывает муку женщина, которой не нравятся ни мыши, ни я.
– Я не достаю до затылка. Не могли бы вы сесть и наклониться над краем постели?
Он сел, сгорбился вперед, поставив локти на колени, и она аккуратно расстелила у его ног на полу полотенце. Он наблюдал, как овсяная мука падает вниз, пока мисс Абигейл ловкими движениями вычесывала ее из волос на затылке. Иногда она была очень мила, как, например, прошлым вечером, в кресле-качалке, или теперь, вычесывая его волосы. Но это случалось редко, ведь она все старалась делать, как положено. По каким-то причинам она предпочитала выглядеть строгой, чопорной, живущей по раз и навсегда установленным правилам. И зачем ему заставлять ее посмотреть на себя без самообмана? Пусть живет как хочет, решил он. И все же, он не мог понять, зачем же жить по шаблону.
Пленительная истома овладела Джесси. Руку приятно покалывало. В полудреме он придумывал, что еще расскажет мисс Абигейл. Но вдруг понял, что щетка больше не чешет его волосы. Мисс Абигейл ушла так же бесшумно, как и пришла.