Кольцо и радуга

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

Прошло три дня. Хантер не появлялся. Видимо, дела полностью поглотили его. Он уходил из дома рано утром и возвращался затемно. Пару раз днем Клер заметила, как его тень мелькает за занавесками. Но ни разу им не пришлось столкнуться лицом к лицу.

Поздними вечерами Клер смотрела на его окна из темных недр своей неосвещенной кухни. Он, склонив голову, сосредоточенно изучал документы, горой наваленные на столе. Или, обхватив локти руками, задумчиво мерил шагами маленький кабинет. Во всех случаях у него был вид человека, неуклонно продвигающегося к намеченной цели.

Если он и заметил слабые попытки Клер привлечь его внимание, то не подал вида. Не принес забытую в тот вечер на шезлонге шаль и лишь молча отодвинул в сторону оставленную посреди общей дорожки газонокосилку. Хотя кажется, что стоило спросить перед утренней пробежкой, не нужно ли ей чего-нибудь в булочной? Или по-соседски угостить Зою баночкой тунца в собственном соку?

Кошка взяла в привычку сидеть на подоконнике во время полуночных бдений Клер, темным силуэтом выделяясь на фоне освещенных окон Хантера. Мерцающие желтые глаза изредка обращались к Клер, и она чувствовала себя неуютно под этим спокойным, все понимающим взглядом.

Клер ждала хоть какого-нибудь знака внимания со стороны Хантера. Просто приветственного взмаха руки. Любого подтверждения того, что он помнит о ее существовании. Напрасно.

Ее не оставляли воспоминания об их последнем вечере. В памяти снова и снова всплывало удивительное чувство покоя и умиротворения. Ощущение, что не было прошедших двенадцати лет, которые они прожили порознь, вдали друг от друга, в разных мирах. Их души по-прежнему принадлежали друг другу.

Может, она проявила слабость, отступив тогда так быстро? Может, еще одно движение, еще слово, и они с Хантером навсегда остались бы вместе? Или изменения настолько необратимы, что им будет плохо рядом?

Она измучилась от вопросов, на которые не могла найти ответы. О себе. О нем. Об их возможном будущем.

На работе все валилось из рук. Она не могла думать ни о чем другом, кроме как о Хантере Стернсе и его магической власти над ее судьбой. Что же делать? Иногда Клер хотелось в отчаянии заламывать руки. Столько труда ушло, чтобы научиться жить без него, а сейчас ситуация опять достигла критической черты, за которой неотвратимо маячила пропасть. Пропасть, из которой уже не будет сил выбраться.

Они не виделись целых три дня. И за это время ни одной попытки встретиться! Ни одного телефонного звонка! Ни единого взгляда в ее сторону!

В середине четвертого дня Клер твердо решила взять ситуацию в свои руки. Надо последний раз поговорить с Хантером и попытаться понять, что происходит в его душе.

Вечером того же дня судьба предоставила ей прекрасный повод. Уже стемнело, когда Клер подъехала к дому. Машина Хантера стояла на общей парковке, перегородив въезд в гараж. Очень хорошо. Будем решать вопрос по-соседски, без претензий и упреков. Она подогнала свой автомобиль вплотную, выключила зажигание, погасила фары и устало откинулась на сиденье. Теперь он будет просто вынужден выйти из дома, чтобы забрать у нее ключи или хотя бы переставить машины. Клер так и видела его извиняющуюся улыбку. Она поднялась по ступенькам и вошла в дом.

Не прошло и десяти минут, как раздался стук в дверь. Пообещав себе быть максимально краткой и говорить только по делу, Клер бросилась вниз по лестнице, на бегу застегивая пижаму, в которую едва успела переодеться.

Это действительно оказался Хантер. И, как правильно догадалась Клер, на его губах действительно играла вежливая улыбка. Взгляд скользнул по ее одежде.

— Я не зашел к тебе сразу, чтобы дать время переодеться, но на такое, честно говоря, даже не рассчитывал.

Клер вспыхнула, но быстро взяла себя в руки. Она одета вполне пристойно, а если Хантеру и удалось рассмотреть что-то сквозь тонкую ткань, то это лишь результат излишнего любопытства и нездорового воображения.

— Если ты ходишь по дому в брезентовом комбинезоне, то это вовсе не означает, что так делают все, — парировала она. В ответ Хантер с безразличным видом пожал плечами и привалился к дверному косяку:

— Тебе идет. Я просто хотел сделать комплимент. — Он махнул рукой в сторону двора. — Мне переставить машину, чтобы ты могла заехать в гараж?

— Пятнадцать минут назад — да. Сейчас уже не актуально. Я, как видишь, выходить больше не собираюсь. А завтра ты можешь лишь надеяться, что я встану в добром расположении духа.

Неожиданный порыв прохладного вечернего ветра заставил тонкий шелк пижамы прилипнуть к груди. Обнаженные до локтя руки покрылись гусиной кожей. Скользкая ткань уже ничего не скрывала, под ней рельефно обрисовалась высокая грудь с твердыми бусинами сосков.

— Пригласишь меня зайти? — протянул Хантер.

— С какой стати?

— Ну же, Клер, не будем усложнять. Зачем обычно мужчина стучится в дом к женщине поздно вечером в пятницу?

— Не знаю. Зачем?

— Затем, чтобы… — рука Хантера нырнула в задний карман джинсов. Секунду он возился, потом наконец извлек на свет белый конверт, — вручить ей нечто важное.

Клер испытала острый приступ любопытства. Она всегда была чуточку сентиментальна и с детства обожала сюрпризы. Наверное, Хантер разыскал в куче старых бумаг какое-нибудь трогательное напоминание о давно минувших днях.

— Так и быть, заходи. — За то мгновение, пока он осторожно протискивался мимо, Клер успела почувствовать едва уловимый мускусный запах мужского тела. Она непроизвольно откинула голову, словно боялась задохнуться, и прижалась затылком к дверному косяку.

— Ты не поверишь, но я явился с предложением.

— Я не принимаю предложений от мужчин после наступления темноты.

— Что ж, — хмыкнул он и добавил после краткого раздумья: — Пожалуй, это даже хорошо.

— Думаешь, — она бросила быстрый настороженный взгляд через плечо, — я скучно живу?

— Нет, — честно ответил Хантер.

— Где предпочитаешь расположиться, за столом или на диване? — Клер с видимым безразличием побарабанила пальцами по столешнице, в тайной надежде, что он выберет последнее. Так уютно будет сидеть рядышком, чувствуя плечом тепло его руки.

Хантер заколебался. Цепкий взгляд обежал ярко освещенную кухню, широкий проход в гостиную, где в интимном полумраке расположился глубокий мягкий диван, и задержался на ступеньках лестницы, ведущей в спальни.

— Наверное, на кухне будет удобнее, — наконец сказал он и медленно выдвинул стул.

Зоя, заслышав голос Хантера, моментально появилась в кухне и с громким урчанием заходила кругами, стала тереться о его ноги. Клер испытала уже знакомый укол ревности. Кошка, которая пользовалась у нее всеми мыслимыми и немыслимыми привилегиями, могла бы не выказывать так явно своих предпочтений. Клер уже знала, что в следующий момент Зоя бесцеремонно влезет к Хантеру на руки и начнет урчать прямо в ухо. Или он оказывает такое воздействие на всех особ женского пола?

— Выпьешь что-нибудь?

— Спасибо, я уже. — Как она и предполагала, Хантер наклонился и подхватил кошку на руки. Зоя начала усиленно тереться ухом о его подбородок. Мурлыканье усилилось. Клер не смогла сдержать раздражение:

— Она по тебе просто с ума сходит.

— Мне доводилось видеть различные способы, которыми женщины выражают свою привязанность. Как эксперт, могу сказать: данный эффект — результат подкупа дамы рыбными консервами. — Словно в подтверждение его слов Зоя встряхнула головой и фыркнула. Клер и Хантер переглянулись и, не сговариваясь, рассмеялись.

Хантер выложил на стол конверт. Клер уселась напротив. Ее разбирало любопытство.

— Так вот. Насчет этого. — Хантер накрыл конверт ладонью и зачем-то набрал в грудь побольше воздуха. — Ты в курсе, что мы с сестрами еще окончательно не решили, как поступить с маминым наследством. Девчонки в полной растерянности, они совершенно не разбираются в юридических и финансовых вопросах, но каждая имеет собственное мнение, которое готова отстаивать с пеной у рта. Честно говоря, это ничуть не облегчает мои обязанности душеприказчика. Но есть одно решение, к которому мы пришли сразу и безоговорочно. Ты должна получить в память о маме что-то очень значительное.

Удивление, близкое к возмущению, заставило Клер откинуться на стуле.

— Ваша мама сделала для меня гораздо больше, чем я для нее.

— Конечно, ты имеешь полное право так думать, но…

— Я не думаю, я — знаю! — выпалила Клер.

— И все же. Ты была рядом каждую минуту. Она всегда могла положиться на тебя. Ты представляешь, как важно детям знать, что за тысячу миль от них есть человек, который никогда не оставит их пожилую мать в одиночестве? Это очень дорогого стоит, Клер. Мы все в долгу перед тобой.

— Просто нас связывали очень теплые человеческие отношения, — тихо сказала Клер. — Она всегда была готова подставить плечо в трудную минуту. Ты не представляешь, сколько раз я обращалась к ней за советом. У меня не было более близкой и преданной подруги.

— Ты все равно должна иметь память об Элле. И о девочках. И обо мне. — Он протянул конверт. — Загляни внутрь.

— Хорошо… Спасибо… Только я никак не ожидала… — Со смешанным чувством Клер принялась открывать конверт. — Здесь так много бумаг… Я ничего не понимаю… — От волнения строчки прыгали перед глазами. Она разложила листы и некоторое время честно пыталась вникнуть в написанное. Потом виновато посмотрела на Хантера. — Что это?

— Читай, читай, — подбодрил он. — Ты же риэлтер. Господи, да не на меня, смотри в документы, — рассмеялся он в ответ на ее беспомощный взгляд.

Клер хотела сказать, что готова целую вечность сидеть напротив и, не отрываясь, смотреть, как он улыбается. Или хмурится. Не важно. Лишь бы он был рядом. День за днем. Год за годом. Всю жизнь. Она тряхнула головой, сгоняя оцепенение, и взяла в руки какой-то документ, заверенный нотариусом. Дарственная. Из горла вырвался сдавленный звук. Клер не могла поверить. Она посмотрела на Хантера, потом на бумагу, потом опять на Хантера.

— Это наш загородный домик, — тихо сказал он. — Кажется, он всегда нравился тебе? Я хочу, чтобы теперь он был твой. В память о маме и о нашем детстве. — Он неестественно рассмеялся. — У нас ведь было чудесное детство, правда?

Клер молчала. Спазм железными клещами сжал грудь. Трудно стало даже дышать. У нас было чудесное детство. Но ты оказалась недостаточно хороша, чтобы сделать чудесной нашу взрослую жизнь. Забирай на память домик. На большее можешь не рассчитывать. А она-то наивно думала, что самую страшную боль уже пережила.

Она опустила глаза и начала дрожащими руками запихивать бумаги обратно в конверт.

— Извини, я не смогу это принять. — Только бы Хантер не заметил охватившего ее отчаяния… — Я не вправе владеть собственностью вашей семьи.

— Но, Клер, мы провели там столько счастливых часов. Там мы дружили, там мы… — он накрыл ее руку ладонью и сильно сжал, — целовали друг друга. Все правильно, не смущайся. Я хочу, чтобы домик принадлежал тебе. Это самое удачное решение. И потом, я уже сказал сестрам, как ловко справился с проблемой. Они в восторге и передают тебе привет.

Повисла тишина. Было слышно, как в ванной из крана капает вода. Ценой героических усилий Клер удалось наконец взять себя в руки.

— Хантер, послушай. Я не могу это принять.

— Я понимаю, все так неожиданно…

— Дело не в этом. Если бы это была банка маринованных огурцов, приготовленных Эллой, в крайнем случае подарочный сертификат на небольшую сумму — это куда ни шло. Но ваш загородный дом?! С ним связано слишком много воспоминаний. Детские радости, детские горести, купание в ручье и… много, много чего еще. Нет. Я не имею права. Это слишком серьезно. — Сложенные пополам листы никак не хотели влезать обратно. Клер нервничала и сердилась. С трудом запихнув их до половины, она резким движением оттолкнула от себя конверт. Хантер дернулся, как от пощечины. На лице отразились удивление и обида.

— Но это тебе. Потому что ты всегда любила это место. Клер, так нельзя. Мужчина от всей души хочет сделать подарок, а ты…

— Это не подарок. Это попытка откупиться.

— О чем ты говоришь?! — Он подался вперед и налег грудью на стол.

— Ты хочешь заплатить мне. Но я никогда не делала ничего в расчете на вознаграждение.

— Но оформление бумаг заняло три дня!

Подумать только! Он потратил на нее целых три дня! Семьдесят два часа жизни такого занятого человека пошли насмарку! А она еще ломается! Ничего, пусть знает, не все так просто. Взрослый мужчина должен хотя бы предполагать, какой отклик могут вызвать его поступки в душе другого человека.

— Мне очень жаль. Не знаю, смогу ли когда-нибудь компенсировать затраченное тобой время. Но вопрос с подарком будем считать закрытым.

— Ничего не понимаю! Почему?

Клер в бессилии уронила руки на стол. Он действительно так ничего и не понял. Или просто не хочет понять. Зачем одинокой женщине домик за городом? С кем она будет туда уезжать? С кем станет бродить по жаркому душистому лугу? С кем спустится к речке, увязая по щиколотку в мокрой земле, чтобы с наслаждением опустить уставшие ноги в быструю холодную воду? С кем войдет в прохладную тишину заповедного леса? Как она сможет открыть дверь, зная, что уже никогда Хантер не окажется там рядом с ней?

Хантер искренне недоумевал и так же искренне ждал объяснений.

— Потому что, — тусклым голосом сказала Клер, — тебя заставило сделать это чувство вины передо мной.

Глаза Хантера странно блеснули.

— Мне больно думать, — продолжала Клер, — что ты надеешься таким образом расплатиться за те обязательства, которые вольно или невольно взял на себя много лет назад и не смог выполнить. За то, что не женился на мне. Эта мысль заставляет сходить с ума. Поэтому я отказываюсь от подарка.

Секунду Хантер продолжал сидеть, молча уставясь на Клер.

— Клер, ты ошибаешься.

Она закусила губу и отвела взгляд в сторону. Он хочет правды — что ж, он ее получит. Но не всю. Самого главного ему не узнать никогда. И никогда не понять. А именно — как сильно она любит его.

— Да, я люблю этот домик. С ним связаны прекрасные воспоминания. Но только они давно похоронены в отдаленных уголках души, вместе с сожалением о том, как мы могли бы жить, останься ты тогда в Лост-Фолзе. Вместе с мечтами о том, что могло случиться, но не случилось. Я не хочу беспокоить призраков из прошлого. Теперь ты понял?

— Господи, Клер, да я совсем другое имел в виду! Мне даже в голову не приходило… — Голос Хантера сорвался на высокой ноте. Она продолжала говорить ровно и спокойно, но Хантеру казалось, каждое слово — это удар молота по крышке ящика, в котором она пыталась спрятать их прошлое.

— Ты думаешь, я смогу открывать дверь дома и не вспоминать о тебе? Этот дом — колыбель, где переплелись наши судьбы. Помнишь, как мы бежали за радугой, чтобы сделать всех людей на свете счастливыми? Там мы играли детьми, там любили друг друга, став взрослыми. Этот дом — свидетель долгого пути из детства в юность, от невинности к зрелости.

Взгляд Хантера неуловимо изменился. Он смотрел на Клер, но вновь видел перед собой прекрасную восемнадцатилетнюю девушку, которая много лет назад так доверчиво позволила ему впервые приподнять завесу тайны, скрывающую отношения мужчины и женщины.

— Перед тобой невозможно было устоять. Ты была такой притягательной, такой страстной. — Клер услышала, как дрогнул его низкий голос.

— Я отдала тебе все, — печально сказала она. — Все, что у меня было. С тех пор многое изменилось, но в одном я осталась прежней. Меня все так же не волнует, насколько ты богат, и я меньше всего рассчитываю на экстравагантные подарки миллионера.

Хантер молчал, наклонив голову. Губы плотно сжаты. У виска тонкой ниточкой пульсировала жилка. Неожиданно он резко поднялся, почти вскочил, и горячо заговорил, для большей убедительности потрясая перед лицом Клер раскрытыми ладонями.

— О каких экстравагантных подарках ты говоришь?! Да если бы я захотел произвести на тебя впечатление своими деньгами, поверь, я выбрал бы другой способ! Речь идет о старом полуразвалившемся доме, который уже по крышу врос в землю и единственным достоинством которого является красивый вид из окна! Я хочу, чтобы он принадлежал тебе именно по тем причинам, о которых ты только что говорила. Дом ни для кого, кроме нас, не представляет никакой ценности. Это наше детство. — Он осекся. — И наша юность. Я прошу принять дом, потому что это позволит хоть как-то продлить наши отношения. Я не хочу, чтобы ты перестала чувствовать себя членом нашей семьи, Клер. У тебя единственной хватит сил вдохнуть вторую жизнь в старую развалюху.

— Ты ошибся, Хантер. Сейчас я уже ничего не хочу, — холодно сказала Клер. — Знаешь, почему? Потому что единственное, в чем я нуждалась, — был ты. Ты один. — Казалось, она с болью вырывает каждое слово из самой глубины сердца. — Меня нельзя купить. От прошлого невозможно откупиться. Я отказываюсь продавать свои несбывшиеся мечты за старый дом, полный сладких воспоминаний. Оставь его себе. Возьми конверт и уходи. Я не принимаю твой подарок.

Хантер пришел в себя только на крыльце. Он не помнил, как взял конверт и вышел наружу. Не замечая ничего вокруг, поплелся к своему дому. Не зажигая свет, он с отвращением швырнул конверт на кухонный стол.

Черт, он найдет способ заставить ее принять дарственную. Во что бы то ни стало. Это всего лишь дом на крошечном участке земли. Ее даже нельзя возделать. На глинистом известняке, пересеченном двумя мелкими ручьями, не растет ничего, кроме густого, малопроходимого кустарника. Тоже мне, подарок миллионера! Да чтобы привести его в более-менее приличный вид, понадобится больше средств, чем он стоит на самом деле. Не говоря уже о времени. Это под силу только Клер, с ее уважением к прошлому и вниманием к мельчайшим деталям. Любой другой пригонит на участок бульдозер — и дело с концом.

Но в глубине души он понимал, что Клер отказалась от дома не из-за стоимости. Тут дело в эмоциональной подоплеке. Предлагать ей дом было глупо и жестоко. Он не учел эмоциональную сторону. Вспоминал только свой призрак. Прекрасную девушку, в глазах которой вспыхнул луч счастья, когда под его напором рухнули последние бастионы ее слабой защиты.

Хантер и сейчас не чувствовал вины за прошлое. Он не покупал и не откупался. Он благодарил и одновременно просил помощи. Но убедить в этом Клер не удалось.

Да она просто закомплексованная девчонка, которая запуталась в собственных чувствах и переживаниях, вот она кто!

Пропади все пропадом! Пусть сначала подрастет и научится забывать прошлые обиды. Задумается, почему до сих пор одинока. Поймет, что вид из окон старого домика — это взгляд не в прошлое. Это взгляд в будущее. Только тогда она сумеет оценить истинную стоимость подарка, от которого отвернулась.

Но с другой стороны, если смотреть правде в глаза, он готов признать — в чем-то Клер, безусловно, права. Он тешился мыслью, что, получив в подарок дом, она будет чувствовать себя более уверенно перед лицом жестокой действительности. Для одинокой женщины, которой не на кого надеяться, кроме себя, несколько тысяч долларов могут значить достаточно много. В глубине души он рассчитывал, что роль благодетеля сделает менее ощутимыми уколы совести, которые нет-нет, да и покалывали в самые неожиданные моменты. Вроде как он сделал все, от него зависящее, и беспокоиться больше не о чем.

Клер видела ситуацию именно в таком свете. Хантер передернулся от отвращения к самому себе. Неужели это все-таки чувство вины перед ней заставляет сейчас сидеть в темноте и, обхватив голову руками, неотрывно смотреть на белый конверт? Нет, он просто хотел ей добра. Но, видимо, как всегда, ошибся в средствах.

Но как быть, если он не в состоянии дать ей то, о чем она просит. Врать, что до сих пор испытывает к ней какие-то чувства, жестоко и безнравственно. Сейчас все его чувства умерли вместе с матерью, ушли в землю вслед за ее гробом. Если что и осталось, так это физическое желание.

Интересно, что было бы, если бы они поцеловались?

Дикий, необузданный секс — вот что.

Именно это заставляло его сдерживаться. Одно неосторожное движение — и между ними вспыхнет страсть, опалит душу, сожжет ее дотла. Стоило ли рисковать? Коснись они друг друга этим вечером — их тела расплелись бы только к утру. Или не расплелись бы никогда. Потому что разжать объятия не достало бы сил. Хантер не мог позволить себе потерять Клер дважды.

Было ошибкой думать, что визит в Лост-Фолз после двенадцати лет отсутствия пройдет гладко. Этот город проник под кожу, впитался в плоть и кровь. Его невозможно забыть, вырвать из сердца, выкинуть из памяти. Он, как густой кустарник, не выпускал, цеплялся за ноги, в клочья рвал одежду и душу.

Назад. Срочно назад. В Калифорнию. Его дом теперь там. Там ждет работа. Там его друзья. Прочь из этого заколдованного места.