Кольцо и радуга

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Глаза Клер расширились от изумления: Хантер признавал, что хоть в чем-то действительность оказалась сильнее его.

— Я имел в виду, — поспешил уточнить он, — что мне не хватало нашей дружбы.

— Мы давно уже не друзья, — заметила ему Клер. — Наши пути разошлись. Ты идешь своей дорогой, я — своей.

— Но, в отличие от меня, ты не покидала насиженного места.

— Это плохо?

— Нет. Наверное, нет. Неплохо для тебя. Ты работаешь в агентстве…

Клер не поверила своим ушам.

— Хантер, моя жизнь — не только работа в агентстве, — спокойно возразила она. — Не спорю, социальное положение и заработок имеют не последнее значение. Но главное в другом. Здесь мой дом, мои корни. Я чувствую себя частью Лост-Фолза, принадлежу ему всей душой. Это чувство дает мне силы и уверенность, делает счастливой.

— Забавно. Я помню времена, когда ты считала совершенно иначе. Говорила, как важно расстаться с прошлым, сбросить тяжкий груз, давящий на плечи; хотела увидеть мир; мечтала о новых впечатлениях, новом опыте; мечтала создать нечто свое…

Клер вздрогнула. Хантер позволил себе бесцеремонно напомнить о тяжелом времени, которое много лет назад пережила ее семья. Глаза женщины недобро сверкнули.

— Никто не давал тебе права вторгаться в мое прошлое. Мой отец…

— Я говорю не о нем. Я говорю о тебе. Ты всегда держала хвост пистолетом, независимо от того, что происходило в твоей семье и твоей душе. И вела себя так гордо, что умолкали самые яростные злопыхатели. Это всегда вызывало уважение. Но, оставшись здесь, ты лишила себя возможности одним ударом рассечь тугой узел обид и унижений прошлого. Они остались с тобой.

— Ты ошибаешься. Все давно в прошлом. Моя душа чиста и спокойна, в ней нет места горестям и печалям прошлых лет.

— Что ж, хорошо, если так. — Глаза Хантера сузились. — Скажи, пожалуйста, наших отношений это тоже касается?

К такому повороту Клер была не готова и замерла от безапелляционной холодной прямоты вопроса. Мрачная догадка заставила сердце глухо стукнуть, спазмом сжала горло, и Клер понадобилось усилие, чтобы сделать следующий вдох. Хантер сознательно идет на обострение ситуации. Зачем? Она не могла ответить ему так же прямо и холодно.

— Ты не понимаешь, — несмотря ни на что, она изо всех сил постаралась, чтобы голос звучал ровно. — «Наших отношений» уже давно не существует.

— Понятно. Значит, ты не забыла и не простила.

— С тобой совсем другая история. — Клер плотно сжала губы и незаметно для себя выпрямилась. Хантер не заслуживает объяснений, если до сих пор сам не понял, что с его отъездом рухнул весь ее мир, ее надежды, мечты. — Я не забыла, как сильно я тебе доверяла.

Она сделала шаг назад, сняла с полки старую вылинявшую фотографию и бережно смахнула тонкий слой пыли с рамки.

— Посмотри. Я хорошо помню тот день, когда сфотографировала родителей.

Хантер со смешанным чувством печали и умиления рассматривал старый снимок. Отец Клер напряженно смотрел мимо камеры, мама хмурилась, ее губы были приоткрыты. Клер явно застала их в момент, когда они о чем-то спорили.

— Но тебе тогда было лет шесть или семь…

— И тем не менее я помню. Знаешь, почему? Ты прятался во дворе за кустом сирени, ждал, когда родители отпустят меня гулять. Сколько я себя помню, ты всегда был поблизости, готовый ждать, сколько потребуется, готовый выручить, если возникнет необходимость. За это я могла отдать тебе все. Такое не забывается.

При этих словах болезненная гримаса на мгновение исказила черты лица Хантера. Он медленно и осторожно поставил фотографию обратно на полку.

— Мы ведь жили по соседству. Мы росли вместе. Иначе и быть не могло.

— Тогда скажи, мечты какой еще соседки на нашей улице ты знал так подробно и так горячо разделял долгие годы? Кто еще из соседей мог с первого взгляда понять, о чем ты думаешь, весел ты сегодня или печален? В душу кого из соседей ты мог заглянуть так глубоко, как заглядывал в мою? Хантер, ты был моей первой…

С каждым словом его голова все больше уходила в плечи. Когда Клер почти шепотом выкрикнула последнюю фразу, он, словно пытаясь защититься от слова «любовью», готового сорваться с ее разгоряченных губ, выставил вперед ладони.

— Нам было по восемнадцать, Клер. Мы были достаточно наивны, чтобы верить в любовь навеки. И потом… все-таки ничего особенно интимного не произошло.

— Но могло произойти. — Клер поймала себя на том, что вопреки собственной воле любуется красивым сильным телом Хантера, его мужественным лицом, глубокими звуками голоса. — Но не успели еще высохнуть чернила в твоем аттестате зрелости, как все закончилось, так и не успев начаться.

Под напором таких чувств было трудно устоять. Хантер отвел глаза, и Клер не успела понять мелькнувшего в них выражения.

— Ты могла поехать со мной.

— Не могла, ты знаешь. У меня были определенные обязательства перед другими людьми.

— Я просил, я умолял отложить свадьбу и уехать…

— Ты помнишь вещи такими, какими хочешь помнить, а не такими, какими они были на самом деле. — Клер печально усмехнулась. — Ты не советовался со мной и ни о чем не просил. Ты просто поставил меня перед фактом.

— Мне опостылело день за днем тянуть лямку в автомастерской. Я хотел все бросить.

— И начал с того, что бросил меня.

— Неправда! Никто не бросал тебя! Никто не сбегал от тебя! — Он двумя руками вцепился в свои густые волосы и зашагал туда-сюда вдоль кровати. Клер смотрела, как напрягались и ходили желваки на его скулах в паузах между отрывистыми фразами. — Я мечтал начать новую жизнь. Мысль, что можно провести остаток дней, заливая бензин в баки, объясняя дорогу заблудившимся туристам и заправляя каждое утро бумажные полотенца в автомат в сортире, приводила меня в отчаяние! Я скажу больше! Я ни на секунду не сомневался в правильности своего решения, потому что искренне считал, что так будет лучше. Лучше для нас обоих. Я хотел изменить свою жизнь ради тебя, Клер.

— Похоже, так оно и вышло, — откликнулась она. — Твой отъезд изменил мою жизнь. Без этого я, наверное, никогда так и не узнала бы, насколько я сильная. — Клер помолчала, давая себе возможность собрать воедино растрепавшиеся мысли и чувства перед тем, как произнести нечто, очень для нее важное. Она в упор посмотрела на Хантера. — Достаточно сильная, чтобы суметь разлюбить тебя.

Она смогла без труда прочитать ответ, мелькнувший в его отсвечивающих золотом глазах. Ей удалось заставить его страдать.

— Клер…

Она почти испуганно затрясла головой, отказываясь дальше слушать объяснения и оправдания. Слишком велик риск поддаться спокойной, уверенной силе убеждения этого теперь уже почти незнакомого мужчины.

— Молчи. Я сказала то, что должна была. Я так чувствую. Возможно, именно твой отъезд дал мне шанс добиться чего-то в этой жизни. И после того, как все сказано, я переворачиваю страницу. Сегодня первая ночь, которая знаменует начало нового этапа моей жизни. Мы оба наконец четко определились, как далеко разошлись наши пути и как глупо даже предполагать возможность дружеских или доверительных отношений. У нас было общее прошлое, но сейчас… сейчас мы лишь два посторонних человека, волею обстоятельств оказавшиеся под одной крышей. Не более того. Ты навязал мне свое общество на ближайшие несколько дней, я согласилась.

— Я очень благодарен тебе за гостеприимство, — холодно сказал Хантер.

Клер осеклась.

— И еще одно, Хантер, — произнесла она гораздо тише, — я выражаю искренние соболезнования по поводу кончины твоей мамы. — В интонации была неподдельная печаль и душевная боль. — Но я очень жалею, что это горькое событие заставило меня еще раз встретиться и говорить с тобой. Если честно, мы оба оказались в двусмысленном и неудобном положении, но, думаю, некоторое время сумеем держаться в рамках вежливости. Потому что, после того, как ты отдашь свой последний сыновний долг, наши пути снова разойдутся. Теперь уже навсегда.

Собрав все имеющееся у нее в наличии чувство собственного достоинства, Клер с высоко поднятой головой прошествовала в свою комнату. Там она несколько секунд постояла, прислонившись спиной к закрытой двери, осмысливая случившееся. Потом решительно вытащила из шкафа новую розовую ночнушку. Бог с ним со всем. Как получилось, так и получилось. Она облачилась в скользящий шелк и некоторое время придирчиво рассматривала себя в зеркало. Оттуда на нее смотрела молодая, интересная и, безусловно, совершенно свободная в своем праве выбора женщина. Клер нырнула под одеяло, подтянула коленки к подбородку, уткнулась лицом в подушку и горько заплакала. Столько долгих лет она мечтала о том, как выскажет Хантеру в глаза все свои обиды, но, когда это наконец случилось, в душе не осталось ничего, кроме унижения.

Раздражение заставило ее рывком повернуться на другой бок. Она злилась. Прежде всего на себя. И только чуть-чуть на Хантера.

Господи, что заставило ее говорить с ним в таком недопустимом тоне! Неужели даже долгие годы разлуки не притупили прежней острой тоски по нему и достаточно оказалось малейшего повода, чтобы эмоции лавиной хлынули через край! Ей самой было не до конца понятно, чего она добивалась, но явно не того, на чем они расстались несколько минут назад. Вместо того чтобы продемонстрировать спокойствие, силу и независимость своего духа, она устроила глупые разборки и развязала войну, в которой, оба они это прекрасно понимали, победителей нет и быть не может.

Как будто она до этого недостаточно страдала! Так нет же, взяла и заново переворошила все, что давно успокоилось и улеглось на самом донышке души. Как будто всерьез рассчитывала на понимание и справедливость с его стороны. Как будто он мог оценить, насколько лучше она стала, как изменилась!

И вдобавок ко всем напастям, теперь он поселился в ее доме, мало того, разлегся в бывшей детской на кровати, которую она с такой любовью реставрировала. В тех стенах, где она столько ночей провела без сна, бесплодно мечтая о том, как замечательно могла бы сложиться их совместная жизнь.

Десять лет ушло на то, чтобы тщательно, методично, шаг за шагом избавить эту комнату от малейших воспоминаний о нем, стереть все следы пребывания в ее жизни. И вот теперь он вторгся в новенький, только что отремонтированный дом и снова заставил ее страдать!

Теперь ее снова и снова будет преследовать его улыбка и его голос!

Все это заставляло не просто нервничать. Клер чувствовала себя раздавленной и уничтоженной.

Она опять рывком повернулась в кровати, вытерла тыльной стороной руки горячие мокрые щеки и уставилась широко открытыми глазами в смутно белеющий потолок. Ласково урча, на кровать мягко вспрыгнула Зоя и, немного повозившись, устроилась рядышком. Рука Клер привычно скользнула по мягкой теплой шерсти. Боль, тяжким обручем сжимающая сердце, немного отступила.

Все-таки пути Господни неисповедимы! Могла ли она представить, что когда-нибудь окажется с Хантером под одной крышей!

Много лет назад, когда отъезд Хантера превратил душу Клер в кровоточащую рану, Элла была единственным ее утешением в минуты полного отчаяния. Но со временем она все меньше и меньше упоминала об их разрыве, с удивительным тактом избегая неприятной темы. Когда стало окончательно ясно, что Хантер не вернется, его имя навсегда исчезло из лексикона Эллы. Она с удовольствием говорила с Клер о погоде, рассказывала о своих путешествиях, обсуждала предстоящие весенние или осенние работы в саду, судачила о соседях и женском кружке при церкви, живо интересовалась делами агентства по недвижимости. Она с воодушевлением рассказывала о дочерях и их семейных радостях и горестях. Но никогда ни разу за эти годы не заговорила о Хантере.

Сейчас Эллы не стало. Прервалась последняя нить, которая невидимо, но очень крепко связывала Клер с прошлым. Теперь ей не с кем будет молчать о Хантере. Молчать о том, как по-другому могла бы сложиться их общая жизнь.

Сейчас он рядом, в ее доме, их разделяет только тонкая перегородка. Такой близкий и такой невыносимо далекий. И опять, как много лет подряд, она в мучительной тоске мечется по жарким простыням, не в силах найти покой для своей истерзанной души. И ей не к кому обратиться за советом.

Как все запутано. Хантер — часть Эллы. Элла — часть Клер. Теперь ей предстоит научиться жить без них обоих.

Неожиданная смерть Эллы потрясла Клер до глубины души. Неожиданная встреча с Хантером и необходимость общаться с ним несколько ближайших дней причинили ей сильную, почти физическую боль.

Клер вздрогнула всем телом и с трудом сдержалась, чтобы не застонать. Все могло быть по-другому! Все должно было быть по-другому!

Они с Хантером лежали бы сейчас на одной кровати, голова к голове на одной подушке. Ее сочувствие ослабило бы боль его утраты, принесло утешение, облегчило страдания. Она рассказала бы, что именно Элла, а не мать, была для нее самой близкой, нужной, родной по духу. Что именно благодаря Элле Клер стала сильной и достигла чего-то в этой жизни.

Но их разделяла стена. Стена долгой разлуки, прожитых друг без друга лет, стена обид и разочарований. И всего лишь тонкая стенка из оклеенной обоями фанеры.

Она крепко зажмурилась и теснее прижала к себе Зою. Хантер стал другим. Неуловимо поменялась сама манера его поведения. Как аккуратно положил он на тумбочку ключи от машины. В юности он либо швырял их где попало, либо просто забывал вытащить из кармана. Даже перед тем, как бросить джинсы в стиральную машину. Кстати, Клер заметила на брелке эмблему гольф-клуба. Это тоже было что-то новенькое. Он действительно пристрастился к игре или, просто отдавая дань моде, вкушает фантастически дорогие обеды в престижном клубном ресторане? Помнится, в Лост-Фолзе он играл в баскетбол, считая гольф скучным занятием по перебрасыванию белого шарика с места на место, которое годится только для богатых напыщенных снобов. Видимо, он изменил свое мнение.

Еще она обратила внимание на пухлый бумажник, полный золотых и платиновых кредиток, который он бережно извлек из переднего кармана джинсов вместе с ключами. Раньше он таскал потертый кошелек в заднем кармане. Как часто они шарили в его безнадежной пустоте в надежде отыскать четвертак на молочный коктейль!

Теперь каждый из них давно следует своей дорогой. Дни идут за днями, складываясь в месяцы и годы, и давно пора несбыточным мечтам превратиться в слабые, еле тлеющие воспоминания.

Следующей осенью ей исполнится тридцать пять. Последние полгода эта мысль все больше начинала беспокоить Клер. Хотя она по-прежнему продолжала чувствовать себя молодой и здоровой, визит к доктору несколько месяцев назад заставил со всей очевидностью признать, что время не знает жалости. Женщина, решившая завести первого ребенка после тридцати пяти лет, автоматически попадает в группу риска. Клер неотвратимо приближалась к этому рубежу. Но на горизонте по-прежнему не появлялось никого, кто хотя бы в первом приближении мог соответствовать гордому званию отца ее будущего малыша.

Какими яркими были ее юношеские мечты! Клер выросла, ни на минуту не сомневаясь, что вот-вот в ее жизни появится розовощекий бутуз, любимый муж и уютный дом, наполненный счастьем. Сейчас она была так же далека от этого, как и десять лет назад. Потому что так и не смогла избавиться от мысли, что все это возможно только с Хантером. Они были созданы друг для друга, Господь связал их судьбы с первых минут появления на свет. Поэтому, рисуя в воображении картину будущего семейного счастья, Клер так и не научилась видеть в роли мужа кого-нибудь, кроме него.

Интересно, какие сны он видит сейчас на старой кровати в ее детской?

Господи, да надо было быть полной дурой, чтобы пустить его на порог собственного дома! Ведь она знала, знала, что достаточно нескольких минут общения, чтобы все ее попытки казаться равнодушной полетели в тартарары! Зачем позволила убедить себя, будто несколько дней под одной крышей ничего больше не значат!

А как он появился в ее доме! Самоуверенный широкоплечий красавец, сияющий белозубой улыбкой, словно сошедший с рекламного плаката стоматологической клиники! Каким жестом заядлого сердцееда он позволил себе положить руку ей на талию! Как он играл голосом, то искушая ее бархатистым тембром, то позволяя легкой хрипотце подчеркнуть глубокие переживания своей души!

Клер сама почувствовала несправедливость последних обвинений. Хантер искренне переживает потерю матери, и для него действительно совершенно не важно, где оставаться на ночь. Бог с ним! У нее будет достаточно сил на несколько дней спрятать свою боль в душе. Ей не привыкать, она справится. Хантер никогда не узнает о той роли, которую она отводила ему в своих матримониальных планах. Не дай бог, узнает. Если Клер немедленно не перестанет думать о нем как о единственно возможном отце неродившегося малыша, то ребенку так и не суждено будет появиться на свет.

Время не ждет. Ее биологические часы неумолимо отсчитывают минуту за минутой. С этого момента она раз и навсегда перестает возлагать хоть какие-то надежды на человека, который много лет назад жестоко бросил ее, без тени сомнения разрушив их общие планы.

Отныне она будет воспринимать Хантера не как мужчину, а как привидение из прошлого и научится легко проходить сквозь него.

Но когда усталость уже под самое утро все-таки заставила Клер наконец смежить отяжелевшие веки, странный, волнующий призрак проник в ее чуткий сон. Он дразнил воображение, заставлял метаться по простыням в неясных и смутных желаниях. Клер затихла, только когда поняла, что это Хантер пришел во сне успокоить ее измученную душу. Ей снилось, что она спит в кольце сильных, надежных рук.

Хантер был уже на ногах. Этот факт так поразил Клер, что она замерла в дверях кухни, несколько секунд внимательно изучая открывшуюся глазам непривычную картину.

Он, развернув перед собой утреннюю газету, удобно расположился на стуле с чашкой кофе в руке. Свежая белая футболка была, пожалуй, чуть маловата и слишком рельефно обтягивала мощные плечи и выпуклые бицепсы.

Клер хмыкнула, пытаясь скрыть от самой себя впечатление, которое произвело на нее присутствие в доме мужчины в столь ранний час.

Хантер продолжал внимательно читать газету. Длинные ноги не уместились под столом, и он вытянул их, открыв взору Клер босые ступни в шлепанцах. Он выглядел недопустимо по-домашнему.

— Что-то ты рано проснулся, — сказала она, входя в кухню.

— О, привет, — он быстро поднял голову и обаятельно улыбнулся. — Не мог заснуть.

Клер кивнула и внезапно устыдилась своих мыслей. Как она могла забыть об истинной причине, по которой Хантер оказался сегодня в ее кухне. Она вспомнила, как сама переживала несколько лет назад смерть мамы. Горькая, всепоглощающая боль утраты — тем более страшная, что никто не может разделить ее с тобой, — не дает спать, мешает дышать и жить. Сколько времени еще Хантеру придется носить ее в душе…

— Тебе предстоит многое сделать сегодня? — полуутвердительно спросила она.

Он согласно покивал.

— Поэтому для прочистки мозгов я уже успел совершить утреннюю пробежку.

Клер повернулась к холодильнику за своим обычным йогуртом и замерла как вкопанная. В уголке, специально отведенном под кошачьи мисочки с водой и сухим кормом, аккуратно собрав вместе все четыре лапки, расположилась Зоя собственной персоной. Со всей присущей ей грациозностью, она поедала тунца прямо из консервной банки, старательно пытаясь не задеть острые края тонким розовым язычком.

— Я пытался найти путь к ее сердцу. — Казалось, замешательство Клер искренне позабавило Хантера. — Поэтому, воспользовавшись твоим советом, забежал в магазин и приобрел для нее немного рыбки.

— Не знаю, как насчет сердца, но к желудку ты пробился. Похоже, она в восторге.

Предательница! Клер старательно обошла кошку, которая и не собиралась при ее появлении прекращать свою экстравагантную трапезу. Продала душу за банку консервов! Она не удержалась и быстро, тайком от Хантера, показала Зое язык.

— Давно ты стал увлекаться утренним бегом? — холодно поинтересовалась она, достав пакет сока и наполнив стакан.

— Сейчас это превратилось в повальное увлечение. Все бегают.

— Я не бегаю, — отрезала Клер. И тут же пожалела, если не о самих словах, то об интонации, с которой они были сказаны. Хантер моментально уловил подтекст. Клер никогда никуда не бегала, это он убежал. От нее, от свадьбы, от семейной жизни. Она сделала слабую попытку замять неловкость. — Я не люблю поступать, как все.

Хантер не отвечал. Тянулись томительные секунды. Клер набралась смелости и осторожно взглянула в его сторону. Карие глаза в упор рассматривали ее.

— Да уж, с этим трудно спорить. — Его голос почему-то показался ей хриплым. — Ты не такая, как все.

— Я имела в виду…

— Не надо ничего объяснять, Клер.

Воздух дрожал от возникшего напряжения. Казалось, еще минута, и в сгустившейся наэлектризованной атмосфере маленькой кухни запрыгают шаровые молнии. Малейшая искра, дуновение ветра, просто движение — и вспышка неизбежна. Взгляд Клер в панике заметался по кухне, она не знала, куда девать глаза. Хантер. Окно. Зоя. Потолок. Кончики собственных туфель. Наконец удалось задержаться на стакане с соком. Клер впервые с такой очевидностью убедилась в пользе этого напитка. Непревзойденное средство, когда необходимо успокоить не в меру разошедшиеся нервы.

Хантер, не отводя от нее пристальных глаз, откинулся на спинку стула.

— Клер?

— Что? — полуобморочным голосом откликнулась она.

— Сегодняшняя ночь в твоей комнате была очень непростой для меня. Я много размышлял над тем, кем мы были друг для друга и что же на самом деле произошло в нашей жизни много лет назад. Мне все казалось — ответ где-то рядом, здесь, в твоем доме. Надо только как следует поискать, и все станет просто и понятно. Но даже та старая фотография на полке не смогла мне помочь.

— Если ты искал моих воспоминаний, то их там давно нет. В моей жизни теперь совсем другой период. Так же, как и в твоей.

— Но все же…

— Ты ведь не рассчитывал всерьез, что за двенадцать лет ничего не изменилось и я осталась прежней? — мягко перебила она.

— Я сам не знаю, Клер. Я не знаю, чего ожидал и на что рассчитывал.

— Мне очень непросто видеть тебя сегодня здесь, Хантер. Честно говоря, я сомневаюсь, захочу ли когда-нибудь еще раз хоть что-то разделить с тобой, будь то кров, пища или невзгоды и радости. И печальные события, связанные с уходом Эллы, только обостряют ситуацию. — Она помолчала. — Ты понимаешь, о чем я?

— Тебе действительно интересно мое мнение? — вопросом на вопрос ответил он.

— Да.

Хантер опустил голову, облокотился на стол, словно собираясь с мыслями, и вдруг резко, одним движением поднялся и в два шага пересек кухню. Высокий, выше на полголовы, теперь он буквально нависал над Клер. Волна сильнейшего притяжения вновь захлестнула Клер, и она инстинктивно отступила.

— Ни за какие сокровища мира я не согласился бы провести эту ночь где-то в другом месте. — Хантер заговорил очень тихо, силясь сдержать готовые хлынуть через край эмоции. — Не важно, как больно мы обидели друг друга много лет назад. И пусть причина, по которой я приехал, трагически непоправима, я все равно счастлив быть здесь сегодня. Быть с тобой.

— Но ты уехал… — Все силы Клер ушли на то, чтобы заставить себя смотреть прямо в глаза Хантеру. Поэтому голос упал почти до шепота.

— Но это не значит, что я не переживал и не думал о тебе. Тысячу раз со времени отъезда. И вчера моим первым порывом было войти в дверь твоего дома, а не своего.

Клер слушала и искренне недоумевала. Как может мужчина, много лет назад оставивший женщину, заявлять, что думал о ней все это время? Что собирался запросто навестить ее вчера, как будто двенадцати лет разлуки и не было вовсе?!

— Но я хочу, чтобы ты знала: я ни на минуту не раскаиваюсь. И никогда не раскаивался. — Голос Хантера зазвучал почти резко. — Потому что уверен: мы не могли быть счастливы до той поры, пока я не попытался совершить то, что считал обязанным совершить. Я понимаю, мой отъезд причинил тебе боль. Мое возвращение — может быть, еще большую. Но мы должны… Черт, жизнь слишком коротка для взаимных реверансов и попыток соблюсти приличия. И для обид и ненависти тоже.

Клер закусила нижнюю губу.

— Если говорить о прошлом, то мы были молоды. И наша… дружба давно рухнула. Я хорошо это понимаю.

— Не рухнула, Клер, — тихо сказал он. — Просто наша дружба стала другой.