23 декабря, 11:18
Выхожу из лифта в родной и уютный офис моей фирмы. То есть не моей, конечно. Пока что. Но, знаете… Скоро.
Здесь можно передохнуть от праздничного безумия на улице, что мгновенно поднимет мне настроение. Правда, это не совсем передышка, потому что какой-то умник решил, что нам необходим волшебный саксофон Кенни Джи, выводящий мелодию Let It Snow.
Возможно, это кивок в сторону апокалиптического прогноза погоды, но, на мой взгляд, Кенни Джи зря надеется. Метеорологи очень редко угадывают с такими вещами.
В любом случае такая музыка значительно лучше рэп-кавера Silver Bells. И даже невзирая на такую гадость, как праздничный альбом Кенни Джи, входя в свой сияющий полустерильный офис, я чувствую себя… дома.
Наверное, звучит очень сентиментально, но я так говорю, потому что за последние несколько лет провела в этом офисе куда больше времени, чем у себя в квартире.
Не без последствий, если говорить честно. Но такова жизнь, правда? Череда решений и последствий. Где-то прибывает, где-то убывает, и тебе остается только надеяться, что под конец ты останешься в выигрыше.
Замечаю Хантера Джетта, одного из наиболее перспективных младших юристов, и притворяюсь, что не замечаю, как он притворяется, что не замечает меня.
– Хантер! – окликаю я его, пока он не успел скрыться в мужской уборной.
Ему почти удается не вздрогнуть.
– Здрасьте, Кэтрин!
Хантер из тех молодых парней, которые умны, привлекательны и по-настоящему симпатичны, но при этом как будто бы в одном шаге от того, чтобы скатиться обратно к студенческой версии себя. В один момент Хантер отыскивает какой-нибудь блестящий прецедент, а секунду спустя начинает мне его объяснять со слова «че-е-е-е-е-ел».
У него есть потенциал, причем большой. Его просто нужно… подстегивать в правильном направлении. К счастью для Хантера, я отличный погонщик, если у меня есть интерес. А когда речь идет о работе, я всегда заинтересована.
– Обновленное дело Хэллинджеров у меня на столе? – спрашиваю я.
– К концу дня, – говорит он и пытается, я уверена, очаровать меня своей улыбкой. Его улыбка и правда чертовски очаровательна.
Однажды он сможет покорять ею судей. Но я не судья, и «однажды» еще не наступило.
Поднимаю бровь.
– Надеюсь, что ты имеешь в виду день вчерашний.
Хантер дергает за свой синий галстук, который нравился бы мне куда больше, не будь на нем снеговиков.
– Мне пришлось быстренько показаться на дурацком «зимнем бранче».
– Почему ты «вот так» об этом говоришь? – Жестом показываю кавычки.
Хантер пожимает плечами.
– Из-за той памятки от отдела кадров о том, как положено разговаривать на рабочем месте. Желать счастливого Рождества нам и так никогда не рекомендовали…
– И слава богу, – бормочу я.
– Но теперь от «счастливых праздников» тоже придется отказаться. Оказывается, это неуважительно по отношению к людям, которые ничего не празднуют.
Хм. Закусываю щеку. С одной стороны, я презираю любую политику, требующую относиться к сослуживцам, как к нежным цветочкам. С другой – теперь у меня есть законное основание жаловаться на каждого, кто озаботится местонахождением моего праздничного настроения.
– Эй, постойте! – Хантер хмурится и щелкает пальцами: – Это же вы в этом году отвечали за бранч!
Я с презрительной усмешкой перекидываю собранные в хвост волосы через плечо.
– Ну да. Если под «отвечала» ты имеешь в виду, что Гарри и Джо заставили меня «проявить лидерство».
Строго говоря, я не люблю пренебрегать рабочими обязанностями, даже глупыми бранчами. Но принудительное праздничное дружелюбие в декабре – это уже за моей чертой допустимого.
Отсюда редкий ход – «прогул», который я сегодня провернула и о котором, скорее всего, еще услышу от начальства.
Гарри Каплан и Джо Госсет – старшие партнеры в фирме, и я их очень уважаю. Очень. Они приняли меня на работу сразу после выпуска. Они мои наставники, мои друзья, а перед жюри присяжных оба вообще просто волшебники.
Хотя они довольно терпимо относятся к моей колючести (их слова) и рациональности (мои слова), но, когда речь заходит о праздниках, Гарри и Джо, как и весь мир, кажется, меняют мозги на мишуру и имбирные пряники.
Мало того что они настаивают на том, чтобы каждый сотрудник фирмы – включая меня – проводил праздничное мероприятие каждую неделю декабря, нам даже не разрешается делегировать это дело помощникам! Мы должны проявлять индивидуальный подход в «это праздничное время года», чтобы поделиться частичкой себя с коллегами.
Вот чем поделилась я: надувной Санта, малюсенькая искусственная елка и пластиковая менора. Все это я купила сегодня утром по пути на работу.
И поскольку я думаю наперед и предвидела неизбежное «Кэтрин, что именно в слове “индивидуальный” тебе непонятно», я даже порылась в своей старой коробке с рождественскими украшениями, где откопала древнюю электрическую гирлянду и несколько елочных игрушек из моего детства.
Уверена, мне вот-вот позвонят из «Холлмарк»[6], чтобы купить права на мою историю!
– Вы не переживайте из-за вечеринки, – говорит Хантер, легонько хлопая меня по плечу.
– И не думала. – С намеком смотрю на его руку, и он сразу же ее убирает. – Из-за какой вечеринки?
– Еда была хорошая, ничего страшного, что вы забыли про декорации.
Хмурюсь и скрещиваю руки на груди.
– За еду отвечала не я. И про декорации я не забыла.
Делаю несколько шагов вперед и многозначительно смотрю на стеклянные стены конференц-зала, который я этим утром неохотно украсила.
– Видишь? – показываю я.
Хантер становится рядом.
– А. Да.
Щурюсь и пытаюсь взглянуть на украшения с его точки зрения. Ладно, допустим, надувной Санта не совсем надулся. А елка немного похожа на Чарли Брауна[7] среди елок. Но зато гирлянда из моего детства – это прямо-таки винтаж! Людям же это нравится, да? Даже если половина лампочек не работает?
Как по сигналу, оставшиеся лампочки мигают и тоже гаснут.
Поворачиваюсь обратно к Хантеру.
– Так вот. Дело Хэллинджеров?
Хантер тяжело выдыхает.
– Да. Займусь этим. – Он снова пробует на мне свою улыбку. – Вам никогда не говорили, что вы немножко Гринч, а, Тейт?
Похлопываю его по галстуку со снеговиками.
– Я люблю комплименты, но лестью ты дедлайн не отсрочишь, Хантер. Хочу видеть это дело у себя на столе до того, как уйду из офиса.
Он воодушевляется:
– То есть где-то до полуночи?
– Не наглей. Сегодня я заканчиваю в три.
Поздно прихожу и рано ухожу! Кто сказал, что я не умею расслабляться?
– Рад за вас! – говорит Хантер. – Вы заслужили небольшие каникулы. Запланировали что-нибудь веселое перед снегопадом?
– Как посмотреть. ПАП-тесты[8] – это для тебя весело?
Он морщится.
– Дело будет у вас на столе к трем.
– Так держать! – говорю я.
Иду к себе в офис, в последний раз оглядываясь на конференц-зал, где проходил «зимний бранч».
И тут я действительно чувствую себя немножко Гринчем или кем-то наподобие него, потому что потухшая гирлянда сползает с несчастной маленькой елочки и тянет ее за собой.
Они сбивают менору.
А потом страдающий надувной Санта, очевидно, решает, что устал от всего происходящего, и медленно сдувается до состояния вялой кучки пластика, громко попердывая в процессе.
Впервые за весь день искренне улыбаюсь, глядя на эту сцену. Теперь-то они точно хорошенько подумают, прежде чем поручать мне украшения!
Я уже почти дошла до своего офиса, но что-то меня останавливает. Закусываю губу и, подумав немного, возвращаюсь в опустевший конференц-зал. Опускаюсь на колени перед грудой бесполезных украшений. Копаюсь в этом мусоре, отбрасывая в сторону пластиковые елочные шары, пока не нахожу то, что искала.
Осторожно поднимаю маленькую балерину. Ее потрепанная розовая пачка явно знавала лучшие времена. Темно-коричневый пучок, больше похожий на шлем, чем на волосы, местами отклеился, поэтому теперь балерина щеголяет залысинами.
Улыбаюсь и встаю, дотрагиваюсь пальцем до ее крошечного пуанта.
Я взяла ее с собой просто по прихоти, в кои-то веки уступив своей сентиментальности, и теперь жалею, что так погорячилась. Как я могла оставить ее в конференц-зале?
Осторожно несу балерину обратно к себе в офис и кладу в верхний ящик стола, рядом с очками для работы за компьютером. Такие все в офисе получили в подарок от компании. Я ими никогда не пользуюсь.
Закрываю ящик без лишних раздумий.
Понимаете, эта балерина…
Несомненно, она дорога мне.
Но еще она служит болезненным напоминанием обо всем, из-за чего я возненавидела Рождество.