Контракт на ребёнка

Глава 16

Два года спустя…

Раннее утро в Сан-Феличе-Чирчео необыкновенно! За два года никак не могу привыкнуть к этим природным красотам. К голубому Средиземному морю, к невероятно чистому от облаков небу, к палящему, но мягкому солнцу… К морепродуктам, которые в городе в изобилии, к свежайшим овощам и фруктам, к оливковому маслу… Я в раю… Единственный недостаток, что рядом нет Володи. За два года, кажется, я успела забыть, как он выглядит. Хотя я его и не должна особо помнить, ведь видела всего несколько раз в жизни.

Зато у меня есть самое действенное напоминание. Его сын… он копия своего отца, только взял у него самое лучшее. Его голубые глаза и светлые волосы. Его улыбку…

Иногда я смотрю на Илюшу и не верю своему счастью. Моя жизнь так круто переменилась, а все благодаря ему – Владимиру Владимировичу Патину! Он мужчина с большой буквы, хотя и не без греха. Чего уж таить… Он получил по заслугам. Украл у государства, у народа, за что поплатился. Но основная сумма, которую он позаимствовал у страны, была им возвращена. Так что ему скосили срок, но его Настенька сделала все возможное, чтобы он сгнил за решеткой. Но закон есть закон. Если возвращаешь украденное, то тебе не придется сидеть десять лет. Можно обойтись годом-двум-тремя… А потом выйти по УДО. Я постоянно мониторю информацию по его делу. Но пока никаких сподвижек. Все, как и два года назад. Он сидит полный положенный ему срок. По УДО его не выпустили лишь потому, что Настенька слила информацию суду, что Володя сидит не как обычный заключенный, а как привилегированный зэк. И все было бы ничего, многие судьи просто закроют на это глаза, учитывая, кто такой Володя. Но она подключила свои ресурсы. Судье позвонили и сказали «ни-ни-ни, пусть сидит по-полной». Не будучи готовым к такому повороту Володя совместно с адвокатами долго пытались доказать, что он не верблюд. Не получилось. Доказательства его нетипичной отсидки налицо. Деваться некуда.

Со дня на день он должен выйти, а я даже не представляю, как буду знакомить его с сыном. Я и сама не верила, когда узнала, что забеременела. Мне все время казалось, что тошнота, которая началась где-то через месяц после приезда, была от нервов. Но когда на аромат типично итальянского омлета с помидорами и еще кучей овощей, многие названия которых я не знаю, меня вдруг стошнило, я задалась вопросом. А уж не беременна ли я?!

Первый тест был смазанным. В смысле там было две полоски, но вторая была такой слабо-розовой, что я подумала, что это брак. Поэтому сделала второй, потом третий. Остановилась я на пятом.

Я с лихвой оценила все прелести беременности. Тошнота, рвота, головокружение… А потом еще и хождение уточкой. И эти тяготы, наверное, было бы не так сложно переносить, если бы рядом было крепкое мужское плечо. Но плеча не было. Только Паша, который стал более или менее адекватным после приезда в Италию. Но он всего лишь помощник, наемный работник. Ему в принципе нет дела до моих душевных проблем. А проблемы были. Я плакала по ночам, я плакала днями. Я не видела своего будущего, не могла его предсказать. И, будучи беременной, это пугает еще больше, чем плохая весть.

Но девять месяцев прошли. Я родила. Родила без анестезии сама. Было больно… очень больно… Но я справилась. Хотя и в самый тяжелый момент звала его… Только он не пришел. Не смог прийти…

Я стала мамой в двадцать два года! Почти во столько лет моя мама родила меня. Мне казалось, что я не решусь рожать так рано, да я бы и не решилась, но вынудили обстоятельства.

Еще я думала, что, родив ребенка, возможно не буду его любить. Да, были у меня такие гнусные мысли. Я просто приучала себя к мысли, что нам все равно придется расстаться. Я ведь его продала…

Но увидев гримасничавшего малыша, которого даже не успели помыть после рождения, я поняла – не отдам. Ни за что! Только через мой труп!

Как только Илюша припал к груди, я поняла – буду биться до смерти, но не отдам! Он мой! И никакой Патин мне не указ! Если будет предъявлять претензии, деньги ему верну, а ребенка все равно не отдам!

Но Патин претензий не предъявлял. Он иногда звонил, приблизительно раз в месяц. Интересовался, как я, как ребенок. Просил сделать фото и отправить их на телефон Паше, который по своим каналам переправлял фотографии самому Володе.

Мне все время казалось, что как только он выйдет и прилетит в Италию, он укажет мне на дверь. Я уйду без проблем, только ребенка заберу с собой. А наш договор на суррогатное материнство – филькина грамота. Это же натуральная торговля людьми! Мы живем в двадцать первом веке, когда официально торговля людьми считается преступлением. Так что пусть судится со мной, все равно проиграет даже в российском коррумпированном суде, как его часто любит сам Володя называть.

Меня начали тяготить эти мысли, и не напрасно! Ведь Володя скоро прилетит. Точный день его приезда я не знаю, но подозреваю, что именно сегодня. Мне никто не говорит, молчание хранит и Паша, хотя недвусмысленно именно он мне намекнул на сегодня.

Семь утра. Илюша спит в кроватке, а я спать не могу. Я волнуюсь. Переживаю настолько, насколько это вообще возможно. Но стараюсь себя успокоить, Володя мне ничего не сделает. А если захочет прогнать, то уйду я с Илюшей. Только вот противная мысль, что я и сделать ничего не смогу против Володи, стала грызть как крыса. Медленно и верно прогрызая до самой души.

Стою возле окна после пробуждения и смотрю на невероятно красивое побережье. Вдоль пирса лодки, чуть поодаль городской пляж. Я часто там бываю. Место прекрасное, тихое, спокойное, хотя и далеко не безлюдное. Это место, где могут позволить отдых далеко не все, потому что дорого. За уединение людям приходится платить, а платить за такое готовы многие богатеи. Я бы никогда не узнала об этом курорте. Он для избранных, тех, у кого на счету завалялось много миллионов евро. Но место в то же время без пафоса. Оно уютное, домашнее… Это провинция для богачей.

В комнату постучали. Я тихонько, на цыпочках подошла к ней, чтобы хотя бы по шороху понять, кто же там.

Снова стук в дверь.

– Да? Да? Кто это? – отвечаю не своим голосом.

– Извините, сеньора. Сеньор Владимир прибыл и просит вас спуститься…

Смотрю на мирно спящего Илюшу… Сердце сжимают тиски. Он не посмеет! Не посмеет! Я столько пережила не для того, чтобы с ним бороться!

– Сейчас иду! – отвечаю, накидываю на сорочку шелковый халат и открываю дверь.

Уместно ли оставлять Илюшу одного? А вдруг когда я вернусь, они его уже заберут?

Может взять его на руки и черным ходом убежать?

Не самое умное решение, но может оно самое правильное.

Делаю глубокий вздох и все же решаюсь спуститься. Тем более так не хочется будить Илюшку, он любит поспать с утра и очень расстраивается, если его разбудить в семь утра…

Спускаюсь по лестнице, внимательно отслеживая, чтобы никто не посмел подойди к спальне. Внизу стоит Володя. Вид у него тот еще. Словно солдат, вернувшийся с долгой службы. Я иду к нему, стараясь на него не смотреть. Слезы сами собой текут из моих глаз. Я никогда не была особо слезливой особой, но как только забеременела, а уж тем более родила, с тех пор, что ни повод, то мои глаза на мокром месте. Сама не знаю, что со мной. И эти слюни мне точно не нравятся. Ну как можно говорить с человеком, который вместо «привет», распускает нюни? Как он меня будет воспринимать серьезно, если я такая плакса?

Он поворачивается ко мне, на голове кепка, одет в какой-то камуфляж, кирзовые сапоги.

– Привет! – улыбается мне.

– Привет… – растерянно произношу, пряча красные от слез глаза.

– Ты чего плачешь? – он подходит ближе, касаясь рукой подбородка, чтобы поднять мое лицо.

– Я не плачу… так соринка в глаз попала.

– Ничего себе соринка! – Володя кладет руку мне на талию. – Шикарно выглядишь! Я так по тебе соскучился… а ты скучала? – он прижимает меня к себе, я сразу чувствую его набухшую плоть.

Немного отстраняюсь. Как-то неловко… Хотя чего стесняться, у нас ведь даже сын есть. Но я стыжусь. Стыжусь своих чувств, своих неподобающих эмоций. Я должна быть холодной и расчетливой. Никаких наивных грез и влюбленности!

– Покажи сына… – он снова улыбается.

Я киваю и веду его по лестнице. Сразу хочу поставить вопрос ребром, обозначить границы, но как-то не решаюсь начать говорить.

Володя заходит в спальню и идет к кроватке, где тихо и мирно спит Илюша. Слезы снова застилают мои глаза. Боже мой! Он впервые в жизни видит своего сына, которому уже скоро будет полтора года! Володя оборачивается и смотрит на меня. На его глазах тоже слезы. Я не выдерживаю и начинаю рыдать.

– Тише, малыш, тише… Все хорошо! Теперь все будет хорошо! – он целует меня в макушку, а я обнимаю его покрепче.

Как-то не тянет ставить вопрос ребром, лучше промолчу…