Королева в ожидании

МЯТЕЖ

В столице били тревогу. Гражданская война казалась неизбежной. Больше не было тайных сходок в кафе. Якобиты открыто распевали свои песни. В каждом трактире они поднимали тосты за короля, который теперь уже не за проливом, а на своей законной земле. На улицах то и дело вспыхивали драки между протестантами и католиками.

– Долой самозванца! – кричали протестанты.

– Проклятие Георгу! – отвечали якобиты. – Отправьте его назад в Ганновер.

Каждый день приходили новости из Шотландии, но никто не мог с уверенностью сказать, сколько в них вранья, а сколько правды. То говорили, что в Шотландии Якова уже короновали. То – что он еще не пересек пролив. То Яков приехал с оружием и людьми, которыми его снабдила Франция. То у него жалкая кучка нищих сторонников.

Ормонд и Болингброк, оба бежавшие из Англии после прибытия Георга, теперь вели борьбу, чтобы восстановить положение Якова – и свое собственное. И тосты в трактирах и кафе поднимали за ЯБО, начальные буквы имен Якова, Болинброка и Ормонда. Повсюду росло напряжение и волнение.

Спокойным оставался только один человек – король. Эрменгарда хотела уехать в Ганновер, но король поставил ее на место. Только в моменты паники она решалась давать ему советы.

Принц Уэльский был в отчаянии. Он пришел к жене, она никогда не видела его таким растерянным.

– Отец – дурак, – пожаловался он. – Этому народу он не нужен.

– Не важно, нужен или нет, важно – хочет ли он остаться.

Даже между собой они говорили по-английски с жутким немецким акцентом.

– Английский народ получит то, чего он хочет. А он хочет Стюарта. Сегодня в парке бунты. Я проходил недалеко и слышал, как они кричали: «Проклятие Георгу!» И они приветствовали Стюарта.

– Это только одна толпа в парке, – печально вздохнула Каролина.

– И две толпы… И три толпы. Весь Лондон – толпа.

– Но мы должны быть сильными.

– И уехать назад в Ганновер?

– Боже сохрани.

– Ах, мы думаем одинаково, моя Каролина. Я боюсь… Очень боюсь.

– Давай пойдем на прогулку. Пройдемся по Мелл. Покажем людям, что мы любим их.

– И ты думаешь, это заставит их любить нас?

– Уверена, – ответила Каролина.

И принц с женой пошли в парк, который его отец хотел сделать частным. Они болтали между собой и с придворными, не выказывали признаков страха, а только демонстрируя свою любовь к англичанам.

– Я бы предпочла жить на навозной куче, чем вернуться в Ганновер, – повторяла Каролина.

Даже когда она произносила эти слова, до них доносились крики якобитов, но Каролина улыбалась мужу и не подавала вида, что слышит их.

– По крайней мере, – говорили зрители, – у этих немцев есть мужество.

Каролина подумала, что правильно сделала, предложив прогулку на публике.

Когда они вернулись к себе, Георг Август раскраснелся от удовольствия.

– Какая мне пришла прекрасная мысль – показаться на публике, правда?

Каролина чуть было не возразила: дескать мысль была ее, но вовремя сдержалась и кивнула.

– Да, отличная мысль, – согласилась она.

От своих фрейлин Каролина узнавала о том, что творится за стенами дворца, на улицах Лондона. Многие из них попали бы в нелегкое положение, считала Каролина, если бы появились признаки заката Ганноверской династии. Но такие девушки, как Мэри Белленден и Молли Липл оживленно болтали и пребывали в прекраснейшем настроении. Каролина не останавливала их, потому что понимала: крайне важно знать все, что происходит.

– Шевалье де Сент-Джордж очень красивый, – вздохнула Мэри Белленден. – По крайней мере, я так слышала.

– И, по-моему, немного меланхоличный, – прошептала ее подруга.

– Но женщины любят его.

– Они любят всех Стюартов.

– В отличие от…

Подавленный смех. Да, в отличие от гвельфов, подумала Каролина, которые хотя и не меньше любят женщин, чем Стюарты, но не умеют быть с ними такими галантными.

– Вы говорите о претенденте? – обратилась она к девушкам.

Они признались, что говорили о Якове. «Вид у них довольно вызывающий, – решила Каролина. – Интересно, сколько из тех, кто сегодня называет себя моим другом, поддержали бы Стюарта, если бы он добился успеха?»

– Я вспомнила о битве при Уденарде, – сказала Каролина.

– О битве при Уденарде, Ваше Высочество?

– Да, в том сражении принц, мой муж, воевал на стороне Англии. А претендент был во французских войсках.

Девушки промолчали.

– Вы думаете, об этом все забыли? Не могу поверить. Англичане – самые благодарные люди в мире. По-моему, они не забывают друзей.

– Да, Ваше Высочество, – пробормотала Молли. – Они не забывают, кто воевал на их стороне.

Каролина кивнула. После этого фрейлины стали замечать, что в разговорах она часто упоминает про Уденард и про то, какой славой покрыл там себя принц. Другие придворные тоже стали вспоминать Уденард, и это сражение стало темой дня при дворе. А то, что обсуждают при дворе, просачивается и на улицы. И скоро весь Лондон говорил о том, как храбро сражался принц на стороне англичан в Уденарде, а человек, который сейчас хочет быть королем, воевал против них.

В первые самые важные месяцы после высадки Стюарта в Шотландии удача явно склонилась на сторону ганноверцев.

Болингброк, бежавший из Англии и присоединившийся к Стюарту, пришел в ужас от характера человека, который собирался завоевать королевство. В Якове Стюарте не было огня, пессимизм пронизывал его с головы до ног. И хотя он строил вдохновенные планы, собираясь сначала захватить Шотландию, а потом и Англию, природная меланхолия всегда брала верх над верой в победу.

– Время еще не пришло, – убеждал его Болингброк. – Мятеж в настоящий момент имеет мало шансов на успех.

Но Яков, в глубине души не сомневаясь в провале, все же хотел сделать попытку. С того момента, как трон Англии заняла Ганноверская династия, гонцы из Шотландии каждый день приносили новые вести. Граф Мар заверял претендента, что вся горная Шотландия на его стороне. Временами бунты вспыхивали и в Англии. В Лондоне якобиты тайком пили за его здоровье и ждали только сигнала, чтобы подняться против Георга и объявить королем Якова III.

Но Болингброк советовал подождать. Он только что прибыл из Англии и хорошо знал характер народа. В душе каждый англичанин – протестант. Несколько бунтов в портовых трактирах не меняют положения. Им нравится возбуждение от тайных заговоров против правящего монарха, но разве они хотят гражданской войны? Разве они хотят начать ужасное кровопролитие ради замены на троне немца французом? Ведь полученное во Франции воспитание сделало в их глазах Якова французом. Вместо Каланчи и Слонихи к ним приедут любовницы Якова, француженки, красивые и элегантные. Конечно, на них будет приятнее смотреть, чем на немецких дам, но разве ради этого англичане готовы идти воевать?

Яков отвернулся от Болингброка. Он принадлежал к той категории людей, которые терпеть не могут советов и никогда не следуют им.

Со смертью Людовика XIV, напомнил претенденту Болингброк, они потеряли своего лучшего друга.

Яков возразил, что французы всегда поддержат его в борьбе против немца, потому что Стюарт – католик, а немец – протестант. Но Болингброк не был уверен, как поступит герцог Орлеанский, назначенный регентом при малолетнем Людовике XV, и продолжал настойчиво убеждать претендента, что еще не пришел момент начать борьбу за трон.

Тем временем Джон Эрскин, граф Мар, который собирался связать свое будущее с взошедшим на трон Георгом, но был неблагосклонно принят королем, теперь сделал ставку на Стюарта и энергично собирал шотландские кланы в помощь ему.

Но и тут судьба была против Якова. Когда Эрскин с отрядом в шестьдесят человек установил на горе штандарт Стюартов, флаг упал. И суеверные шотландские горцы, мрачно наблюдая за падением флага, заявили, что это плохое предзнаменование. Стюарты были знамениты своей невезучестью. Достаточно вспомнить несчастного отца Якова, потерявшего корону. Даже его брат, веселый и очаровательный Карл, вынужден был в нищете скитаться по Европейскому континенту, прежде чем о нем вспомнили. А одно только упоминание об их неудачливом отце, потерявшем вместе с короной и голову, приводило в ужас.

Но удача так и не улыбнулась Стюарту, падение штандарта и вправду оказалось плохим предзнаменованием.

Люди, наблюдавшие за церемонией въезда Якова в их город, даже и тогда, когда флаг гордо развевался на ветру, скрещивали пальцы, чтобы отвратить беду. А жены убеждали мужей немного подождать и не впутываться в дело Стюарта, пока немца не отправят туда, откуда он приехал.

Но все равно граф Мар двигался на юг, к Англии, и к нему присоединялись дворяне и поддерживавшие его затею люди. Отряд из шестидесяти человек, наблюдавших за водружением штандарта, вырос до пяти тысяч и вошел в Перт.

Теперь при дворе царила тревога. Граф Мар и его сторонники готовились продвигаться дальше на юг. В Лондоне некоторые дерзкие мужчины и женщины открыто носили белые кокарды, эмблему Стюартов.

Эрменгарда была в отчаянии.

– Вы должны немедленно уехать, – просила она короли. – Для вас опасно оставаться здесь.

Но Георг объяснил ей, что не надо беспокоиться.

– Эти люди привыкли рубить головы королям, которые им не нравятся, – не отступала Эрменгарда.

– Они рубят головы, только если не могут избавиться другим способом. А тут они знают: стоит им сказать мне, что я должен вернуться в Ганновер, и я уеду.

– Но давайте не будем ждать, пока нас вышлют.

– Ты ничего не понимаешь в этих делах.

– Я понимаю только одно – вам грозит опасность, и я боюсь.

Георг со снисходительной нежностью посмотрел на нее. Милая Эрменгарда! Они уже столько лет были вместе. И хотя она любила приумножать свое состояние, это не мешало ей быть искренне привязанной к нему. Оставаясь в Англии, она, разумеется, могла бы накопить больше денег, чем уехав из нее. Но ради его безопасности она готова покинуть страну и лишиться того богатства, которое наверняка получила бы здесь.

Он никогда не откажется от нее. Фактически Георг не видел ее такой, какой она стала сейчас – огненно-рыжей и осыпанной румянами, облезлой, как старая курица, с огромным париком, то и дело соскальзывавшим с почти лысой головы. Он видел ее красивой молодой женщиной, какой она была, когда он обратил на нее внимание и обнаружил, что у нее именно такой характер, какой ему нравится в женщинах.

Георг позволил себе разнежиться, что бывало очень редко.

– Посмотрим, как пойдут дела. Худшее, что может случиться – нас отправят назад в Ганновер. А по мне так это не такая уж и плохая мысль.

Эрменгарда ответила, что для нее наихудшее – это мысль о грозящей ему опасности. Но она понимает, что ему виднее, и поэтому спокойна.

И когда Эрменгарда возвращалась к себе, ее узнали и выкрикивали вслед насмешки. А она, увидев мужчин и женщин с белыми кокардами, подумала: «Королю виднее, что лучше. Если захочет, он останется, а если захочет, то уедет».

Но она надеялась, что они останутся. Зачем ей тосковать по родному Ганноверу, если Англия предлагает неограниченные возможности для роста состояния? Хотя король, конечно, занимал в ее сердце первое место, но сразу после него шли деньги.

Герцог Мальборо принял сторону короля, но Георг смотрел на великого полководца с большим подозрением. Он стал бы прочной опорой трона… если бы ему можно было доверять. Герцог уже не находился в расцвете сил, и годы ссылки во время правления королевы Анны нанесли ему больший урон, нежели все трудности войны.

Но теперь он предлагал свою помощь, и Георг, сам будучи солдатом, положительно оценил его поступок.

Положение создалось нелегкое. Против ганноверцев выступала армия, в которой уже было пять тысяч человек. Если позволить им пересечь границу и водрузить свой штандарт в Англии, то положение действительно будет очень опасным. Гражданской войны допустить нельзя. Мятеж не должен перерасти в войну. Но нельзя забывать, что это может произойти очень быстро.

– И что вы собираетесь сделать? – спросил Георг.

– Собрать всех, кого можем, и послать на север. Сейчас у нас только восемь тысяч человек. Если мы пошлем всех на север, а у нас вспыхнут мятежи на юге, мы потерпим поражение. Надо немедленно создать новые полки. Придется послать за датскими войсками. Кроме того, мы должны разбить в парке лагерь и укомплектовать его пушками, чтобы показать народу Лондона, что их ждет, если мятеж станет реальностью. Принц может сослужить нам очень хорошую службу. Он и принцесса пользуются у горожан популярностью, которой…

– Которой нет у меня? – Король нахмурился.

– Ваше Величество не владеет английским, и это, естественно, служит барьером.

– Насколько я понимаю, английский принца не назовешь хорошим.

– Правильно, Ваше Величество. Акцент сильный. Это комично, а вы знаете, как ваши подданные любят посмеяться.

– Они не дождутся, чтобы я смешил их и коверкал их тарабарщину.

Конечно, не дождутся, Ваше Величество. Но принц говорит по-английски, и это создает ему определенную популярность. Он будет с войсками в парке. Он будет принимать участие в смотре войск вместе с вами и принцессой. Думаю, Мне тоже надо быть с вами. Мы покажем, что в трудный час Королевская семья держится вместе, и какие бы ни существовали небольшие различия в мнениях, они забываются перед грозящей опасностью.

Король хмыкнул. Он не мог не оценить мудрость предложения Мальборо. Будучи сам солдатом, Георг понимал, что как бы ни был герцог переменчив, как бы ни был ненадежен, он заслуживает восхищения, ибо Мальборо – величайший воин среди живущих, а может быть, и среди живших на свете.

Мальборо был на высоте положения. В Сент-Джеймсском парке устроили военный лагерь. Действие «Хабеас Корпус» о неприкосновенности личности было приостановлено. Народу прочитали закон о мятеже, и недовольство было совсем незначительным.

Люди начали понимать, что хотя на улицах бывает очень интересно, но там может быть и опасно.

Принц с огромным наслаждением проводил смотр войск в парке. Он сиял от удовольствия и, проходя между рядами солдат, хвалил их за прекрасный внешний вид, за очевидную храбрость и больше всего за то, что они были англичанами.

Король часто бывал вместе с ним, и ему всегда удавалось скрыть от посторонних свою неприязнь к сыну. И когда в Англию прибыли датские войска, когда были арестованы и посажены в Тауэр некоторые якобиты, когда герцог Аргилл, командующий королевскими вооруженными силами, направился к границе, напряжение спало. Похоже, что ганноверец Георг сидел на троне прочнее, чем считали многие.

Яков прибыл в Питерхед мрачным декабрьским днем, и погода соответствовала его настроению.

Он не мог забыть предупреждения Болингброка. «Лучше бы Болингброк не приезжал во Францию», – думал претендент. Он так давно планировал свою высадку на остров, что последние годы правления Анны ни о чем другом не мог и шпорить. Но все равно в глубине души Яков оставался фаталистом и не верил, что трон Англии когда-нибудь будет принадлежать ему. Претендент унаследовал многие качества отца, но был лишен его умения привлекать людей на свою сторону. Красивый человек, он обладал знаменитым очарованием Стюартов, и, чтобы добиться успеха в любой компании, ему требовалось совсем немного времени. Но меланхоличный по природе, он всегда больше верил в провал, чем в победу.

При таком характере казалось странным, что он решился высадиться в Шотландии. Сам же Яков предвидел, что после смерти королевы Анны обстоятельства заставят его сделать этот шаг. Его друг, Людовик XIV, ради процветания католицизма страстно желал, чтобы Стюарт стал королем Англии. Людовик надеялся, что Яков сделает все возможное, чтобы вернуть Стюартам трон. И подразумевалось, что при благоприятных обстоятельствах Яков сумеет стать королем Англии. И вот час настал. Мар поднял в Шотландии его штандарт, и верные друзья ждали его.

Он направился к берегам Шотландии на маленьком судне всего с восемью пушками и шестью верными друзьями, одетыми в форму французских морских офицеров. Когда он увидел землю предков, настроение у него немного поднялось. Шотландия особенно дорога Стюартам, и, естественно, что он должен был там высадиться и найти верных друзей. Для истинных шотландцев было проклятием видеть на троне немца в то время, когда жив славный король Стюарт.

В Питерхеде его встретила очень небольшая группа, но прием был теплый. Сохраняя инкогнито, он пересек Абердиншир и встретился с графом Маром, который приветствовал его от имени Шотландии, за что и получил титул герцога.

– Ваше Величество, – объявил Мар, – если вам угодно, в январе мы коронуем вас в Скоуне как Якова Восьмого, короля Шотландии, и Якова Третьего, короля Англии.

– Если такое случится, я буду рад.

– Это случится, Ваше Величество, – заверил его Мар.

Так во дворце Скоуна решили устроить двор Якова III. Его обставили со всей помпезностью и церемониями Сент-Джеймсского двора. Ни у кого не должно быть сомнений, что это действительно дворец и двор короля!

Это было приятно. Яков разрешил, чтобы к нему относились как к королю. И он выглядел таким грациозным и очаровательным. «Как он выгодно отличается от неотесанного Георга Ганноверского!» – говорили придворные.

Собирались дать бал и устроить банкет, чтобы отпраздновать возвращение короля.

Но денег было мало, так что их приходилось где-то искать. Всем, кто владел драгоценностями, предложили отдать их, чтобы сделать корону для короля и выделить деньги, необходимые для празднования коронации.

И пока Мар и Яков праздновали прибытие Якова в Шотландию, пока занимались подготовкой к коронации в Скоуне, Аргилл на севере наступал, ведя за собой датские войска, которые прибыли в Англию.

Когда Яков услышал эти новости, он печально покачал головой.

– Мы проиграли, – вздохнул он. – На что нам надеяться, если в борьбу вступил Аргилл?

– Ваше Величество, Аргилл – шотландец, – напомнил ему Мар. – Говорят, что он только откладывает свое участие и вашем деле, но вовсе не служит немцу.

– Нет, – печально проговорил Яков. – Слишком многое против нас. По крайней мере, я не удивлюсь, если мне не повезет. Ведь неудача преследует меня со дня рождения. Сначала сомневались, что я сын короля, а вскоре после моего появления на свет отца лишили трона. На какую удачу я могу рассчитывать сейчас?

– Ваше Величество, фортуна переменчива.

– Не моя, – бормотал он, – не моя.

Шотландские горцы проявляли нетерпение. Они спрашивали, почему их не посылают на юг. Они собрались, чтобы встретить врага, враг приближается – отчего же они медлят? И что думает король Яков? Почему он не показывается? Почему никогда не разговаривает с солдатами? И почему, когда они видят его, то он похож на человека, чье дело безнадежно?

На эти вопросы мог быть только один ответ: все происходит так потому, что дело действительно безнадежно.

Яков и его Совет решили, что при приближении армии Аргилла лучше отступить. И пока войска уходили на север, Мар и Яков подготавливали возвращение претендента во Францию.

Так знаменитый мятеж, известный как мятеж 1715 года, был подавлен чуть ли не раньше, чем начался.

Что могли сделать шотландцы, когда услышали, что их вождь отбыл во Францию? Не было смысла воевать без причины. Они вернулись в горы и спрятались там, пока события 1715 года не были забыты.

Удача, а не мастерство, принесла победу Георгу I.

Улицы Лондона приняли свой обычный вид. Якобиты по-прежнему втайне провозглашали свои тосты. Из парка исчез военный лагерь, и солдаты вернулись с севера домой.

Эрменгарда опять чувствовала себя счастливой и открыла новые возможности для наращивания своего капитала. Георг ворчал, сам не понимая, надо ли ему радоваться или огорчаться. Его все еще мучила ностальгия по Ганноверу. Принц и принцесса Уэльские в сопровождении придворных и друзей продолжали прогулки по Меллу, болтали на жуткой смеси немецкого с французским и английским, не переставая смешить этим окружающих, и сообщали каждому, что они восхищаются Англией и англичанами.

Теперь они обрели уверенность. Яков больше не претендовал на английский престол. Принц и принцесса были даже в большей безопасности, чем прежде. Попытка прогнать их была сделана и провалилась. И это выглядело так, будто народ вынес свой приговор.

Но памфлетисты работали не покладая перьев, и самые популярные строчки повторялись во всех кофейных и трактирах, всюду, где собирались мужчины и женщины.

«Боже, благослови короля!

Боже, благослови защитника нашей веры!

Боже, благослови – ведь нет вреда!

В благословении – претендента!

И кто претендент, а кто король?

Боже, благослови нас всех! Это совсем другое дело».