Королева в ожидании

КОНЕЦ ЖИЗНИ И НАЧАЛО ЦАРСТВОВАНИЯ

София беспокоилась все больше и больше. Она заметила, что в последние несколько месяцев число визитеров уменьшилось, и посчитала это плохим признаком. Немногие оставались на тонущем корабле, а в том, что корабль королевы Анны идет ко дну… и быстро, сомнений не было. Ей оставалось жить совсем недолго, и она все чаще с нежностью вспоминала о своем сводном брате, постоянно говорила о нем и, все перепутав, рассказывала о том, как помогла своей сестре Марии и зятю Вильгельму унаследовать трон отца. Но больше всего королева любила церковь, английскую реформированную церковь, и в этом была надежда Ганновера. Однако поступили сообщения, будто бы Яков объявил, что будет поддерживать церковь Англии. Что если умирающая женщина ради искупления грехов поверит его обещанию? Что предпочтут англичане – сохранить Стюартов или привести гвельфов[2] из Ганновера?

Курфюрстина не знала покоя. Она обсуждала этот вопрос днем и ночью, ни о чем другом не могла ни говорить, ни думать. И Каролина была ее главной слушательницей и доверенным лицом. Чем больше она узнавала об Англии, тем с большим пылом мечтала попасть в эту страну. Постепенно Каролина восприняла точку зрения старой дамы и вслед за ней считала Ганновер в сравнении с великим королевством маленьким деревенским городом. Она и София буквально воевали за то, чтобы привнести в Ганновер хоть немного культуры. Но какая это была неподъемная работа! Из рассказов английских гостей Каролина сделала вывод, что в Лондоне все выглядит по-иному.

Стало известно, что герцог Мальборо смещен со всех постов, и сейчас он и герцогиня отправлены в ссылку, где они ждут, как все считали, смерти королевы. Но о Мальборо доходили и неприятные слухи. Он слыл умным человеком во всем, что касалось его собственных интересов, разве что кроме женитьбы на Саре – то был единственный случай, когда он послушался сердца, а не разума. И куда же завел его этот поступок! Если бы Сара не ссорилась с королевой – а ведь совсем нетрудно было бы угождать ей, – он бы сейчас занимал по-прежнему высокое положение. Еще рассказывали, будто бы Мальборо ведет тайную переписку с Яковом и готов в любой момент перескочить на ту сторону, которая победит. С такими людьми надо быть очень осторожными.

Был подписан Утрехтский мир, и это вызвало у англичан большую радость, потому что народу смертельно надоела война. Но заключение мира означало, что связи между Англией и Ганновером ослабнут.

Потом дошли слухи, что фаворитами королевы Анны стали Болингброк и Ормонд, а их обоих подозревали в том, что они якобиты и поддерживают Якова. В то же время лорд Оксфордский потерял расположение королевы, потому что оскорбил леди Мэшем и появился пьяным в королевских покоях. Говорили, что со дня на день он лишится своего поста. Анна с готовностью слушала своих ближайших советников и с приближением смерти все больше склонялась к тому, чтобы вернуть в страну брата.

Это было невыносимо! София видела, что мечте ее жизни, очевидно, так и суждено остаться мечтой. Если Яков будет объявлен Яковом III, ей никогда не быть королевой. Георга Людвига не особенно привлекает корона Англии, и он не станет ради нее воевать. Он такой олух, что не желает лучшей жизни и вполне удовлетворен Ганновером.

София даже заболела от беспокойства, мало спала и не могла ни на чем сосредоточиться, кроме английского престола. В садах Герренхаузена она гуляла с Каролиной и Лейбницем – только этим двоим курфюрстина могла доверять свои истинные чувства – и обсуждала с ними ужасную возможность: вдруг Анна втайне пошлет за сводным братом и оставит ему корону? А от него требуется только одно – пообещать поддерживать церковь Англии. Нет ничего легче, чем дать такое обещание!

– Если вы будете так беспокоиться, то заболеете, – уговаривала ее Каролина.

– Дорогая, кажется, ты не понимаешь, что это значит. Если Яков станет королем Англии, мы никогда ничего не получим, кроме Ганновера. Ты никогда не будешь королевой Англии. Разве ты не понимаешь?

– Конечно, понимаю.

– А что это легко может случиться, тоже понимаешь?

– Все правильно. Но заболев, вы не улучшите положения.

– Георг Людвиг ничего делать не будет. Он даже не затруднил себя изучением английского, хотя по-французски говорит довольно прилично. Как можно быть таким слепым и упрямым! И это мой сын. Какая от него польза? Если бы был жив его отец, все было бы по-другому! Но его нет. А я должна думать обо всех нас… хотя я не имею власти и не могу действовать.

– Но и в таких обстоятельствах, Ваше Высочество, вам не стоит так тревожиться.

– Дорогая Каролина, ты удивляешь меня. Мы теряем английский трон. Что делать? Я не могу оставаться здесь и спокойно ждать.

– Очевидно, при дворе Англии плетутся интриги. Если бы вы могли быть там…

– Если бы я была там! – повторила София. – Конечно, моя дорогая, конечно, я знала, что ты предложишь мудрый шаг. Конечно, я должна быть там.

– Ваше здоровье…

– Глупости. Единственное, что мне необходимо для хорошего самочувствия, – это английская корона. Я часто говорила тебе, что умерла бы счастливой, если бы на моей могиле были выгравированы слова: «Королева Англии, Шотландии и Ирландии».

– Умоляю вас, не говорите о смерти, – Каролина вздрогнула.

– О смерти? – София засмеялась. – Почему бы и нет? Ты права, мне надо ехать в Англию.

– Королева уже давно возражает против визитов из Ганновера, – напомнил Лейбниц.

– Правильно, но сейчас все изменилось. Она должна понять, что мое место там.

– Она суеверна и боится, что если увидит кого-нибудь из членов Ганноверской династии в Англии, то это будет знамением близкой гибели. Едва ли теперь, когда даже ей должно быть понятно, что смерть на пороге, королева изменит свое отношение к визитерам из Ганновера.

– Я должна поехать в Англию, – упрямо повторила София.

Каролина смотрела на нее и удивлялась: старая дама, которая всегда вела себя так предусмотрительно, с таким холодным расчетом, оказалась не в состоянии скрыть свое страстное желание и стала страшно уязвимой, когда речь зашла о самой заветной мечте в ее жизни. Каролина надеялась, что как бы страстно она ни желала чего-то, она никогда не выдаст себя, как старая курфюрстина.

Каролину вызвали в покои курфюрстины. Она застала старую даму в постели.

– Легкое недомогание, – объяснила София.

– Причина которого – нервное напряжение и возбуждение, – добавила Каролина. – Нечего и думать о поездке в Англию в таком состоянии.

– Вероятно, ты права. Мне придется отложить путешествие и надолго. А надо было бы сейчас быть там. Хотя порой я думаю, что мне лучше поехать в Англию только королевой.

Каролина кивнула.

– Но это не значит, что Ганновер не должен быть представлен при Английском дворе. Я хотела бы обсудить это с тобой. Знаешь, кто у меня на уме? Георг Август говорит по-английски… терпимо. Он там популярен и всегда с одобрением относился ко всему английскому. Вот я и подумала, что в Англию должен поехать он.

– Да, – согласилась Каролина. – Вы правы.

– Георг Людвиг не может ехать… да и не хочет. Как только они увидят его хмурое лицо – конец всем надеждам. К тому же он ни слова не говорит на их языке. Ты можешь себе представить, чтобы человек был таким дураком? Он способен стать королем великой страны и не удосужился выучить ее язык! Нет, ехать должен Георг Август. Ты согласна со мной?

– Конечно, – ответила Каролина, и глаза у нее засияли.

Отправить Георга Августа в Англию. Дать ему возможность снискать расположение англичан. И тогда после смерти королевы Анны… Если София станет королевой, то, очевидно, Георг Людвиг будет королем, а Георг Август – принцем Уэльским. И наслаждаться популярностью в новой стране будет он, а не король. Каролина не была уверена, попадут ли они вообще в Англию, но если желаемое свершится, то, без сомнения, между Георгом Людвигом и сыном начнется жестокая рознь.

Об этом нельзя забывать, и ей надо начинать действовать но благо своего мужа – а значит, и себе самой.

– Да, отличная мысль. Георг Август должен поехать в Англию и в такое важное время представлять там интересы Ганновера.

Георг Людвиг, крепко сжав губы, смотрел на своего главного министра Берншторфа. Этот министр работал на него еще с тех пор, когда, будучи главным министром герцога Целле, устроил заговор против своего хозяина в пользу Ганновера… за разумное вознаграждение, о чем тоже нельзя умолчать. Берншторф был слишком практичным человеком, чтобы упустить свою выгоду. После смерти герцога Целле он уже не мог больше работать на Ганновер в Целле, и курфюрст предложил ему работать на Ганновер в открытую.

– Мой сын хочет поехать в Англию, – сказал Георг Людвиг. – И англичане вроде бы хотят видеть его там.

– Только фракция вигов, Ваше Высочество. Королева не одобрит его приезда.

– В любом случае он не поедет.

– Не поедет, Ваше Высочество?

– Послушайте, Берншторф, вы знаете моего сына. Как вы думаете, что он будет там делать? Настроит их против меня еще до моего приезда… если я когда-нибудь туда поеду. Нет, определенно, Георг Август не поедет.

– Как обычно, вы правы, Ваше Высочество. Он может причинить нам немало вреда.

– Он начнет красоваться, тешить свое тщеславие. Англичане вначале, наверно, не разберутся, а потом будет слишком поздно. Поезжайте к нему и скажите, пусть и не думает о таком путешествии. Мы не хотим, чтобы он представлял Ганновер.

– Ваше Высочество, вы предполагаете отправиться в это путешествие сами?

– Ничего я не предполагаю. Я хочу оставаться в Ганновере. Моя мать мечтает об Англии с тех пор, как я знаю ее. По-моему, для нее это что-то вроде рая или Валгаллы. Я не разделяю ее взглядов и не желаю ехать на их остров. Пусть оставят его себе.

– Три короны, Ваше Высочество… Вильгельм Оранский полагал, что за это стоит воевать.

– У него было маленькое королевство. Берншторф всплеснул руками.

Георг Людвиг хмыкнул. Министр, конечно, прав. Если бы короны Англии, Шотландии и Ирландии перешли к Ганноверу, то власть гвельфов распространилась бы из маленького германского государства на большую страну.

Курфюрст был не очень честолюбивым человеком и не любил беспокойства. Ему было неплохо и в Ганновере, который он, следуя правилу отца, укрепил и сделал богатым. Здесь он жил со своим народом. Ему не нравились те англичане, которых он видел в Ганновере, впрочем, он им тоже был не по вкусу, и, как и Георг Людвиг, они не скрывали своей неприязни.

По какой-то странной причине англичане в Ганновере признали Георга Августа, этого фата, дерзкого, вспыльчивого, самовлюбленного коротышку. А это не свидетельствует об их здравом смысле.

Стоит ли позволять Георгу Августу ехать в Англию, чтобы он там завоевывал расположение народа? И он возьмет с собой жену. Она умная особа, хитрая. Георг Людвиг совсем не был в ней уверен. У нее в десять раз больше ума и проницательности, чем у Георга Августа. Что бы сын ни делал, за каждым его шагом стоит она.

Нет, Георг Август не поедет в Англию.

Георг Август так пнул стул, что тот пролетел через всю комнату.

– Я не еду в Англию. Он запрещает. Я взрослый человек или нет? Я достойно проявил себя на поле боя. И думаю, доказал свою мужскую силу. Но… я не еду в Англию. Папочка не велит.

– Он завидует твоей популярности, – спокойно проговорила Каролина.

Георг Август перестал метаться по комнате и улыбнулся. Какое приятное объяснение этому возмутительному запрету! Отец отказывает ему не потому, что боится, будто сын испортит дело, а потому, что завидует ему!

– Вот почему он не разрешает тебе поехать в Англию, – продолжала Каролина.

– Он такой грубый мужлан. Он не понравится англичанам.

Георг Август изучал в зеркале свое отражение и представлял себя в Англии. Его окружает приветствующая толпа. Какой красивый мужчина! Вы слышали, как он прославился на поле боя? И любимец женщин… но в то же время хороший супруг. Жена обожает его, но, конечно, он такой мужчина, что у него есть и любовницы. И жена прощает ему? Для такого мужчины маленькие вольности естественны и простительны.

Приветственные возгласы англичан звучали у него в ушах. Эти люди всегда нравились ему, и он нравился им. Но отец не позволял ему ехать в Англию.

Георг Людвиг, курфюрст, завидует своему сыну. Узнав об этом, он почти перестал переживать из-за того, что поездка в Англию сорвалась. И первой это заметила Каролина.

Он улыбнулся ей. У него хорошая жена.

Он подошел к ней, взял ее за руку и заставил сесть рядом с ним. Георг Август всегда лучше чувствовал себя сидя, когда нехватка дюймов была не видна.

– Итак, – сказал он, – я не поеду в Англию. Тебе это приятно?

– Мне всегда приятно, когда ты рядом, в Ганновере. Но я уверена, что было бы очень полезно, если бы ты поехал в Англию. Когда мы будем там… если мы будем там… соперничество между тобой и отцом продолжится. И я хотела бы заручиться поддержкой англичан, чтобы они были на твоей стороне, а не на стороне отца.

Он поцеловал ее. Она умная женщина… насколько женщины вообще могут быть умными. Ему повезло, что у него такая жена… и такая милая любовница, как Генриетта Говард. Обе женщины так обожали его, что не доставляли никаких хлопот. Генриетта очень скромно вела себя в присутствии Каролины, и намеком не выдавая, что пользуется особым расположением мужа принцессы. А Каролина продолжала относиться к Генриетте, как к подруге. Конечно, она знала о его интимной связи с Генриеттой, но приняла любовницу как необходимость для такого страстного мужчины, как он.

В этот момент он не сомневался, что любит Каролину больше всех на свете.

Конфликт между курфюрстом и сыном обострился. София пригласила к себе Георга Августа и Каролину, чтобы обсудить положение. Курфюрст очень сердился и главным образом на Каролину. Он всегда с почтением относился к своей матери и презирал сына. Но то, что и Каролина повернулась против него, вывело Георга Людвига из себя. Он ценил ее благоразумие и охотно взял бы себе в союзники, но она приняла сторону мужа, и курфюрст видел в ее поступке не естественный шаг, а просто глупость.

Напряжение нарастало. Из Англии пришло сообщение, что королева Анна при смерти.

– Теперь уже недолго, – сказала София Каролине.

Они устроились на лето в Герренхаузене: София всегда чувствовала себя там лучше, чем в любом другом месте. Она каждый день гуляла в парке и любила, чтобы с ней был компаньон. И таким компаньоном почти всегда оказывалась Каролина.

Беседа неизменно шла об Англии. Больше того, София всякий раз выражала неудовольствие, если затрагивалась иная тема. Каролина часто пыталась перевести разговор на другой предмет, боясь, как бы свекрови не повредило возбуждение, охватывавшее ее при одном только упоминании об английском троне. Временами курфюрстина выглядела на свой возраст – ей было восемьдесят четыре. К ее негодованию, Софию начала мучить одышка, и Каролине приходилось заставлять ее сесть отдохнуть.

Это раздражало Софию, которая в таких случаях спрашивала, не думает ли Каролина, что это она при смерти, а не королева Анна.

Анна слабела день ото дня, состояние ее все ухудшалось. Приходили сообщения, что она беспрерывно молится за своего сводного брата, благоволит к якобитам и даже будто бы написала завещание, которое должно быть вскрыто после ее смерти: в нем она, похоже, называет Якова своим наследником.

– Георг Август должен поехать в Англию, – твердила София. – Ох, Каролина, должен! Он должен показать им, что будет хорошим протестантом. Нельзя откладывать его отъезд. Георг Людвиг выжил из ума, иначе бы не ставил палки в колеса. Он позволяет зависти заглушить здравый смысл.

Каролина согласилась, что Георгу Августу надо поехать, и, когда они обсуждали, как образумить Георга Людвига, прибыл курьер с письмами из Англии.

София и Каролина вернулись во дворец, где курфюрст принимал курьера. Они ждали известий в апартаментах Софии. Но Георг Людвиг не передал им никакого сообщения, и они пошли к нему сами.

Он удивленно взглянул на них и даже не поздоровался, но София была слишком взволнована, чтобы обратить на это внимание.

– Какие новости? – спросила она.

– Письмо от королевы Анны, – буркнул курфюрст.

– От королевы? Что она пишет?

– Она раздосадована предположениями о приезде в Англию Георга Августа. Она не хочет, чтобы он приезжал.

– Она не хочет видеть Георга Августа?

– Это странно для вас, а не для нее. А фактически она намекает, что если кто-нибудь из нашей семьи при ее жизни ступит на землю Англии, она изменит документ о престолонаследии.

– Не верю. – У Софии началась одышка.

Георг Людвиг подошел к столу, взял письмо и вручил его матери.

Она прочла письмо и побледнела. Георг Людвиг точно передал его содержание. София почувствовала, как у нее слабеют ноги, и схватилась за стол, чтобы не упасть. Не осталось ни уверенности, ни надежды.

Трон, еще недавно такой близкий, вдруг начал удаляться. Как много зависит от каприза женщины, которая уже давно бы должна быть мертвой, но продолжает упрямо цепляться за жизнь.

Королева в один момент могла разрушить все их надежды. И, конечно, если бы им предстояло унаследовать трон, они уже были бы в Англии.

Георг Людвиг обратился к ней непривычно ласково.

– Садитесь. У вас немного взволнованный вид.

София села, не выпуская письмо из рук. Она пыталась еще раз перечитать его, но буквы плясали перед ее глазами.

Георг Людвиг внимательно наблюдал за ней. Она вернула ему письмо.

– Это минутная слабость, – проговорила курфюрстина, – сейчас мне уже лучше.

Курфюрстина сидела у себя в покоях и писала письмо своей племяннице, герцогине Орлеанской, знаменитой интриганке и сплетнице Французского двора. Это стало привычкой – писать племяннице, в особенности, когда София бывала огорчена. Она, конечно, понимала, что Элизабет Шарлотта существо злорадное, а письмо будет обсуждаться при Французском дворе, но не могла удержаться. Письма для нее были предохранительным клапаном, ведь ей так часто приходилось подавлять свои истинные чувства.

Она писала и улыбалась, рассказывая племяннице, как плохо вела себя королева Англии. Во-первых, она так долго умирала, во-вторых, тешилась мыслью облегчить больную совесть, назвав сводного брата своим преемником. И вот теперь София сидит у себя в Герренхаузене вместо того, чтобы быть в Сент-Джеймсе. Георг Людвиг ведет себя еще хуже, чем обычно. Он грубый немецкий мужлан, который и не пытался выучить английский и не любит Англию, страну, которой, как она надеялась, он когда-нибудь будет править. А его преемником будет Георг Август, у которого хватило ума на то, чтобы подружиться со многими англичанами и жениться на очень разумной женщине. София не сомневается, что жена благополучно проведет его через трудности, лежащие у них впереди.

Скоро что-то должно случиться. Королева Анна не может жить вечно.

К ней пришла Каролина, сопровождаемая одной из придворных дам Софии, графиней фон Пикенбург.

– Я подумала: может быть, вы захотите погулять? – сказала Каролина.

– Отличная мысль, – согласилась София. – Как ты знаешь, я всегда готова погулять по парку. Когда люди много ходят, их здоровье улучшается. – Старая дама с улыбкой встала. Письмо она закончит позже. – Я так долго живу потому, что каждый день гуляю на свежем воздухе… И, заметь, не ради упражнений, а ради удовольствия. Дай мне, дорогая Каролина, руку.

Каролина подала ей руку, а графиня встала с другой стороны.

– Давай пойдем в оранжерею, – предложила курфюрстина. – Такое наслаждение гулять по оранжерее. По-моему, она особенно красива летними вечерами.

Когда они пришли в оранжерею, София заговорила. Как обычно, об Англии.

– Интересно, что думает народ Англии о нежелании Анны пригласить нас? Не сомневаюсь, люди хотели бы нас видеть.

– Насколько я знаю, здоровье королевы стало еще хуже, чем обычно, – заметила Каролина. – Но она уже столько раз бывала при смерти.

– Бедняжка! – вздохнула София. – Мне жаль ее. Едва ли ее жизнь можно назвать счастливой. А девушкой она была такой утонченной. И знаешь, когда ее сестра, Мария, выходила замуж за Вильгельма Оранского, Анна заболела оспой и чуть не умерла. Она столько раз смотрела в лицо смерти, что, наверно, уже приготовилась к ней. Как я благодарна Богу за мое хорошее здоровье. И надеюсь, смерть, придя ко мне, задует жизнь, будто свечу. Это самое лучшее.

– Я тоже думаю, что это лучшая смерть, – согласилась Каролина. – Жаль, что мы не можем выбирать, как нам уйти из этого мира. Но к чему такая мрачная тема? Если бы Мальборо был здесь, он бы рассказал нам свежие новости, но, признаюсь, я не всегда доверяю ему.

– Увы, на свете так мало людей, которым можно доверять, – вздохнула София. – Мне повезло, у меня есть ты. И ты, моя дорогая, всегда рядом со мной. Я могу откровенно обсуждать с тобой дела, которые так важны для всех нас. Как бы мне хотелось, чтобы такое же доверие я могла испытывать ко всем. Теперь трудные времена… они полны значения для нашей семьи. Но как только я попаду в Англию, все изменится. Сколько же еще ждать!

– Теперь уже недолго, – успокоила ее Каролина.

– Может быть, Ваше Высочество, немного посидит? – предложила графиня.

– Нет, я предпочитаю ходить. Как не раз говорили, что нет ничего лучше для здоровья, чем прогулка. Да еще в такой прекрасный день.

София вдруг замолчала, увидев сквозь зелень ветвей Георга Людвига, гулявшего в парке. С одной стороны рядом с ним вышагивала Шулемберг, с другой семенила Кильманзегге.

– Какое зрелище! – вздохнула курфюрстина. – Это самые непривлекательные женщины при его дворе. Но, конечно, когда они впервые стали любовницами Георга Людовика, они были даже миловидны.

– Курфюрст в определенном смысле хранит им верность, – заметила Каролина.

– Мне больше нравится дылда-шлюха, чем толстая курица. Она, по крайней мере, не изменяет ему. Не понимаю сына. И никогда не понимала. Как только ему исполнилось три года, я перестала его понимать. Порой я думаю, что он умный человек, а порой он мне кажется круглым дураком.

– В каждом из нас много граней, – согласилась Каролина и подумала о Софии. Такая осмотрительная в Ганновере и такая неосторожная в письмах к Элизабет Шарлотте. Такая сдержанная во всем, что касается Ганноверского двора и такая откровенная по отношения к Сент-Джеймсскому. У нее одна цель – стать королевой Англии. Наверно, этим объясняются все ее поступки.

– Осторожно, – воскликнула Каролина, вдруг заметив, как тяжело дышит курфюрстина. – Мы идем слишком быстро.

– Должна признаться, что ты права.

– Ваше Высочество… – начала было графиня, но умолкла, потому что София пошатнулась. Графиня и Каролина подхватили ее.

– Помогите мне довести ее до скамейки, – быстро проговорила Каролина. Но еще не закончив фразы, почувствовала, как тело старой дамы обмякло в ее руках.

Они осторожно положили ее на землю. Курфюрстина лежала на спине. Щеки ее странно побледнели, глаза остекленели.

Каролина упала на колени рядом с ней, и страшное одиночество сдавило ей сердце.

– Вы можете… говорить?.. – прошептала она.

София смотрела прямо на нее… Глаза были застывшие… безжизненные.

«Вы должны поправиться, – подумала Каролина, – должны… Я не могу потерять вас…»

Георг Людвиг вошел в оранжерею. Каролина невольно отметила удивленные лица его любовниц. Все лучшие качества курфюрста всегда проявлялись именно в таких ситуациях.

Не подавая и малейшего признака волнения, он опустился на колени возле матери и пощупал пульс. Потом послал одного из гвардейцев за лекарством.

– Быстро, – приказал он. – Еще можем успеть. Каролина принесла подушку и положила под голову Софии.

– Когда это случилось? – спросил Георг Людвиг.

– Только что и совершенно неожиданно. Мы шли, разговаривали… и вдруг она упала.

Георг Людвиг кивнул и больше не проронил ни слова. Через несколько минут гвардеец вернулся, и Георг Людвиг всыпал порошок в рот матери.

– Это может оживить ее? – выдохнула Каролина.

– Если не поздно, – ответил Георг Людвиг бесстрастным, сухим тоном.

«О чем он сейчас думает? – размышляла Каролина. – Какие чувства у него были к матери? Признавал ли он ее достоинства или считал всего лишь назойливой старухой?»

Но что бы он ни чувствовал, Георг Людвиг оставался холодным и бесстрастным.

Пришел врач. Он тоже опустился на колени рядом с телом курфюрстины, потом перевел взгляд с Георга Людвига на Каролину и сказал:

– Мы ничего для нее сделать не можем.

– Она умерла, – проговорил Георг Людвиг, просто констатируя факт.

– Боюсь, что так, Ваше Высочество.

– Нет, этого не может быть… – всхлипнула Каролина, но курфюрст не обратил на нее внимания.

– Ее надо перенести во дворец, – распорядился он.

И тело Софии перенесли во дворец, который она любила больше всех других. Королева Анна жила, а София, чьей самой великой мечтой было стать ее преемницей, угасла, по собственным словам, как задутая свеча.

Никто так искренне не оплакивал Софию, как Каролина. Никогда еще после смерти Софии Шарлотты она не чувствовала себя такой одинокой. Правда, сейчас она была замужем и имела детей, но София была для нее как мать, и Каролина нежно любила ее.

Теперь не осталось никого, с кем она могла бы разделить свои либеральные взгляды, к кому могла бы обратиться за советом.

Каролина очень горевала и много размышляла над смертью курфюрстины. Все на свете меняется. Курфюрстина София так же, как раньше София Шарлотта, дала ей бесценные уроки. И лучший способ сохранить память об этих удивительных женщинах – воспользоваться их уроками.

И все же пустота, образовавшаяся после смерти Софии, была невосполнимой. Дети еще слишком маленькие, чтобы быть ей помощниками. Георг Август? Она давно поняла, что мало чего может от него ожидать. Она должна быть благодарна Софии за то, что та научила ее, как управлять, оставаясь и тени, как побеждать, ведя тайную дипломатию.

– Я никогда не забуду ваших уроков, – пообещала Каролина. – Никогда.

Июль был нелегким. Из Англии доходило множество слухов. Королева Анна доживала последние дни.

Георг Людвиг пожимал плечами. Его это не особенно заботило. Он не желал ехать в Англию. Его вполне устраивал Ганновер.

– Если англичане покажут, что я им не нужен, – говорил он, – я им дам ясно понять, что они мне тоже не нужны.

Он привык думать, что когда-то в будущем станет королем Англии. Смерть Софии переместила его прямо к подножию трона.

Переезд в Англию стал бы для него полным переворотом в жизни, а таких потрясений лучше избегать, когда человеку за пятьдесят и его не обуревают честолюбивые мечты.

– Англичане! – говорил он. – Да ну их! Они отрубили голову королю, а его сына отправили в ссылку. И это случилось совсем недавно. Что они за люди?

В первые дни августа Джеймс Крэггс, запыхавшись, прискакал в Ганновер и, прежде чем навестить любовницу, графиню фон Платен, предстал перед ее покровителем.

– Это уже и в самом деле конец, Ваше Высочество, – уверял он. – Королева умирает. По правде говоря, я готов побиться об заклад, поставив на карту мою жизнь, что она уже умерла.

Георг Людвиг спокойно выслушал молодого англичанина, которого считал человеком своего сорта – деревенским, хватким, безо всякого щегольства. А то, что этот парень был любовником фаворитки Георга Людвига, только укрепляло между ними связь и понимание.

Курфюрст поблагодарил Джеймса Крэггса и сказал, что ценит его преданность. Джеймс направился к любовнице и пообещал ей, что они скоро будут в Англии.

Георг Людвиг рано ушел к себе в покои и остался один. Его час пришел, он в этом не сомневался. Наступает совершенно новая жизнь. Ему придется поехать в Англию, теперь уже нельзя откладывать. Он станет правителем страны, занимающей в мире весьма важное место. Страны, которая – как любила подчеркивать мать – совсем не похожа на маленькое немецкое государство.

«Но, – пообещал себе Георг Людвиг, – хотя мне и придется устроить резиденцию в Англии, я буду постоянно приезжать в Ганновер. Ганновер – моя родина. Об этом нельзя забывать ни мне… ни англичанам». И он лег спать.

Георг Людвиг проснулся.

– Который час? – спросил он.

– Два часа, Ваше Высочество.

– Тогда в чем дело?

Прежде чем слуга успел ответить, он увидел у своей кровати мужчину, в котором узнал лорда Кларендона, чрезвычайного посланника Лондона.

Он не любил Кларендона, которого Анна посылала в Ганновер потому, что, будучи ее кузеном, он работал только на королеву. А Георг Людвиг относился к нему как к своего рода английскому шпиону. Больше того, он знал, что Кларендон не расположен к передаче короны Ганноверской династии и в глубине души поддерживает якобитов. Поэтому появление человека, которого он не любил и ради которого его разбудили в два часа ночи, не доставило Георгу Людвигу большого удовольствия. Он понимал, что англичанин привез весть, связанную с хлопотами и беспокойством.

– Кларендон? – проговорил курфюрст, опираясь локтем на подушки. – В чем дело, Кларендон?

– Королева умерла, сир. Да здравствует Георг Первый, король Англии, Шотландии и Ирландии.

Георг Людвиг презрительно фыркнул.

– Ваше Величество, я жду распоряжений, – продолжал Кларендон.

– Пока я не отправлюсь в Англию, вам лучше оставаться в Ганновере.

– Да, Ваше Величество. А в данный момент?

– Оставьте меня, – сказал Георг Людвиг, снова лег и быстро уснул.

Курфюрст Ганновера Георг Людвиг стал Георгом Первым, королем Англии.