Королева в ожидании

ПРИ ГАННОВЕРСКОМ ДВОРЕ

Первые недели после свадьбы Каролина пребывала на вершине блаженства; она даже не думала, что такое возможно. Георг Август был влюблен, внимателен и полон восторга от приключения, героем которого он стал. Он гордился своей красивой, грациозной и очаровательной женой, которой многие восхищались. И не уставал напоминать окружающим, что она отказала эрцгерцогу Карлу и вышла замуж за него.

– Они будто созданы друг для друга, – говорила курфюрстина София. – И она сумеет поладить с Георгом Августом.

А принц, сияя от счастья, вертелся среди придворных. Теперь он хотел только одного – сына. И, конечно, других детей, которые последуют за ним. Другой его мечтой было отличиться в армии. Пока что он сделал только первый шаг к сей цели.

Каролина отогрелась в лучах его любви; они постоянно бывали вместе, он с восторгом показывал ей развлечения Ганновера. Она нашла двор немного вульгарным, но и намеком не выдала своего мнения. Мысленно она решила, что изменит его, когда станет курфюрстиной. Она сделает Ганновер вторым Шарлоттенбургом. Лейбниц уже вернулся сюда, она пригласит и других философов.

С большим удовольствием Каролина ездила по улицам Ганновера и слушала приветственные крики толпы. Люди были особенно дружелюбны к ней и наследному принцу.

«Хотя Георг Людвиг – хороший правитель, – думала она, – он не способен вызвать в подданных теплые чувства».

Она восхищалась Герренхаузеном (главным образом, его парками), Альте-Палас нравился ей меньше, а Лейн-Шлосс производил несколько гнетущее впечатление.

«Наверно, – решила она, – над ним витает тень трагедии».

Георг Август, знакомя ее с дворцом, привел в Рыцарский зал и показал место, где, как считали, был убит Кенигсмарк.

– Есть один член семьи, – сказал он ей, – которого ты не увидишь. Это моя мать.

– Разве такое возможно?

– Он не разрешит, – принц сощурил глаза и побагровел от гнева. – Мне запрещается видеть ее. Она не может даже написать мне. Вот что я скажу тебе, Каролина: я не собираюсь вечно ему подчиняться.

– Наверно, если бы ты объяснил свою точку зрения…

– Объяснить моему отцу! Ты его еще не знаешь, Каролина. Подожди, скоро ты все увидишь сама.

– По-моему, ты ненавидишь отца.

– Конечно, ненавижу! Здесь все ненавидят его, кроме любовниц, и думаю, они тоже только терпят его, потому что получают подарки. И ты скоро его возненавидишь.

– Надеюсь, нет.

Георг Август повернулся к ней, и она увидела, как лицо у него налилось яростью.

– Ты будешь его ненавидеть, Каролина, потому что я ненавижу его.

– Но разве нам обязательно вместе ненавидеть одного и того же человека? – улыбнулась она.

– Те, кто любят меня, должны ненавидеть отца. Фраза прозвучала почти как приказ.

Когда она посмотрела на покрасневшее лицо и увидела злобно сощуренные глаза, в сознании зазвучали первые сигналы тревоги.

Георг Людвиг решил, что она будет получать девятьсот пятьдесят фунтов в год, и сам в присутствии Георга Августа сообщил им об этом.

Сумма не показалась Каролине достаточной для принцессы, и она несколько растерялась.

– Этого хватит, – буркнул Георг Людвиг. – Я буду оплачивать ваших слуг, и они будут ответственны передо мной.

– Перед вами? – вырвалось у Каролины, прежде чем она успела подумать. Георг Людвиг нахмурился, и она поспешила исправить ошибку: – Это было бы для вас ненужной обузой, Ваше Высочество.

– Они будут ответственны передо мной, – повторил Георг Людвиг и обратился к сыну: – Ты должен обеспечивать жену экипажем и лошадьми. Выделишь ей доход две тысячи фунтов в год на случай, если она останется вдовой.

Каролина в смятении глубоко вздохнула, Георг Людвиг окинул ее презрительным взглядом. Женщины ничего не понимают в финансовых делах. Она, верно, думает, что неприлично говорить о смерти мужа. Но она будет благодарна ему, Георгу Людвигу, за предусмотрительность, если Георг Август умрет и оставит ее нищей.

Сообщив то, что он считал нужным, курфюрст отпустил их.

У себя в апартаментах Георг Август дал волю гневу.

– Девятьсот пятьдесят в год! – презрительно фыркнул он. – Видишь, какой он щедрый? Постепенно ты начнешь понимать, что за человек отец.

– Он оплачивает моих слуг, – напомнила Каролина.

– Ты ищешь ему оправданий!

– Но это правда. А они ответственны перед ним.

– Ага! Значит, ты понимаешь! Если ты скажешь в их присутствии о нем хоть слово, ему тут же будет доложено.

– Да, мне придется быть осторожной и ничего не говорить.

– Что бы ты ни делала, все равно ему не угодишь.

– Как бы я хотела, чтобы вы с ним стали друзьями!

– Если бы это было возможно!

– Почему же невозможно?

– Подожди, скоро ты его узнаешь, Каролина. – Георг Август горько засмеялся.

Каролина начала понимать, что живет в доме, разделенном на две враждующие половины. А ей так хотелось произвести на курфюрста хорошее впечатление. Она всегда жалела, что София Шарлотта не интересовалась политикой, которую проводил муж. Каролина считала, что нет ничего более волнующего, чем помощь мужу в управлении государством. Она быстро обнаружила, что умом Георг Август не блещет. На первых порах это ее не обескуражило. Она считала, что совсем неплохо, когда женщина играет в семье главенствующую роль. А еще лучше, если муж даже не подозревает об этом.

Она надеялась, что курфюрст, который при всей своей мужиковатости был проницательным человеком, поймет ее превосходство, и со временем она сможет влиять на политику Ганновера, положит конец вражде между отцом и сыном.

Но вдруг ей открылось, что если она хочет сохранить привязанность мужа, об этом нечего и мечтать.

Разлад тянется слишком долго – с того времени, как Георг Август узнал, что его мать брошена в темницу.

Ей необходимо сделать выбор: поддерживать мужа или потерять его любовь. Быть в дружеских отношениях и со свекром и с мужем невозможно. И тут Каролина получила первый урок: у нее нет выбора. Она должна принять в конфликте сторону мужа.

Вскоре Каролина сделала и другое неприятное открытие. Лейбниц очень обрадовался, что она теперь живет при Ганноверском дворе. Когда она гуляла с ним в парках Герренхаузена, он объяснил ей, как необходимо здесь присутствие культурного человека.

– В Ганновере совершенно другая обстановка, чем в нашем любимом Люценбурге, – сказал он. – Местные люди совершенно не интересуются миром идей. Возможно, теперь, когда здесь живет Ваше Высочество, положение изменится.

– Но ведь тут курфюрстина София.

– Да, это так. Иначе бы я не приехал сюда. Просто не смог бы существовать в такой трясине невежества. Но курфюрстина стареет, недавно она занемогла, и я очень тревожился за нее. Кроме того, задавать тон в обществе – дело молодых. Вы введете в Ганновере новую моду – моду на знания и культуру.

– Это было бы очень мило.

Курфюрстина София любила проводить часть дня в парке, она присоединилась к ним, и все трое сели на одной из террас.

Они вспоминали Софию Шарлотту и ее взгляды на смерть. Георг Август с другом увидел их и тоже устроился рядом.

– Я знаю, – заметила Каролина, – что она всегда отличалась широтой взглядов. Она обычно говорила, что для обретения веры нужно сперва сделать прыжок в темноту.

– О чем это вы? – спросил Георг Август.

– Мы, Ваше Высочество, говорим о преимуществах веры, – объяснил Лейбниц.

– Что это с вами? – грубо фыркнул Георг Август.

– Это интересная тема, – поддержала Лейбница Каролина. – Королева Пруссии любила обсуждать такие вопросы. Мы постоянно говорили о них в Люценбурге.

– Да, но сейчас ты не в Люценбурге.

– Но мы можем и в Ганновере вести умные беседы.

– Меня не интересуют умные беседы.

– Они бы скоро заинтересовали тебя, если бы ты прочел некоторых философов…

Каролина замолчала, потому что Георг Август бросил на нее странный взгляд, а курфюрстина София быстро вмешалась в разговор.

– О, философы никогда не были во вкусе моего внука, не правда ли, Георг Август?

– Если бы я захотел, они пришлись бы мне по вкусу, но я не хочу. Каролина, ты готова?

Она уже открыла рот, собираясь сказать, что предпочла бы остаться с Лейбницем и курфюрстиной, но встретила предупреждающий взгляд старой дамы.

Каролина моментально поднялась и пошла с Георгом Августом во дворец.

Когда они остались одни, он, не сдерживая раздражения, почти рявкнул:

– Ты долго будешь умничать?

– Умничать?..

– О да… Я должен читать книги, которые ты дашь мне. Я должен учиться, чтобы стать таким умным, как ты.

– Но я не говорила этого.

– Выставляешь меня в таком свете перед этим старым ослом Лейбницем!

– Он не осел. Он один из умнейших людей на свете.

– Умный! Умный! Книги, только разговоров, что о книгах! Вот что: я никому не позволю выставлять меня дураком!

– Но… у меня и намерения не было…

– Намерения не было! – не помня себя, завопил он. Каролина первый раз увидела, каким может быть в ярости муж. Он сорвал свой парик и швырнул его на пол. – Послушай, я женился на тебе. Ты ничего не могла предложить… не говоря уже о приданом… ничего… Но я женился на тебе.

Она чуть не сказала: «Ты женился, потому что король Испании просил моей руки». Но вовремя сдержалась.

И очень правильно сделала, потому что ее молчание чуть усмирило его гнев.

– Мне это не нравится. Жена не должна быть умнее мужа. Не должна! Как ты считаешь?

«Но если она умнее, что поделать?» – подумала Каролина.

– Как ты считаешь? – снова закричал он, ударом ноги посылая парик в другой конец комнаты.

В наступившей тишине будто явился печальный призрак Софии Доротеи и предупредил невестку: «Не иди моим путем».

Нет, тот путь неправильный. Перед мысленным взглядом Каролины пронесся несчастный брак собственной матери.

Умные женщины в браке берут бразды правления в свои руки, но часто делают это, выглядя покорными.

– Конечно, – сказала Каролина, – жена не должна быть умнее мужа.

Улыбка медленно расплывалась на его покрасневшем лице.

Он подошел к парику, поднял его и снова натянул на голову.

Потом приблизился к жене, улыбаясь ласково и очень нежно.

Георг Август начал осыпать страстными поцелуями сначала ее губы, потом плечи и все тело.

– Ты лучшая на свете жена, – проговорил он вдруг охрипшим голосом и напомнил ей своего отца.

Каролине хотелось закричать: «Нет, убирайся вон!»

Но она хорошо усвоила первый урок. Она не может любить этого юнца, его самоуверенность выглядит жалкой. Но если дать ему понять, что она начинает его презирать, ничего хорошего из этого не выйдет.

Вернувшись в спальню, Георг Людвиг застал там графиню фон Платен. Он, правда, не говорил, что нынче ночью будет нуждаться в ее услугах, но не удивился, увидев ее. Графиня была единственной из его трех официальных любовниц, которая время от времени сама проявляла инициативу.

Георг Людвиг не выразил неудовольствия. Хотя ему нравилось разнообразие, он ограничивался избранным кругом. Он был верным любовником, и если любовница занимала твердое положение, то обычно навсегда сохраняла его. Георг Людвиг принадлежал к тем мужчинам, которые не терпят романтических ухаживаний. Он считал это напрасной тратой времени. Поэтому любовница, которая знала, чего он от нее ждет, будь она даже старой и безобразной, какими, несомненно, стали две его фаворитки, Шулемберг и Кильманзегге, была больше в его вкусе, чем скромная, испуганная девственница.

Графиня фон Платен существенно отличалась от двух других: она была красивая и довольно молодая. Но он ее не выбирал. Она сама обратила на себя его внимание. Когда графиня впервые появилась при Ганноверском дворе в качестве супруги сына премьер-министра, курфюрст ее не заметил. А потом вдруг однажды ночью обнаружил ее в своей спальне. Она бросилась к его ногам, умоляя объяснить, за что он ее обижает.

Он, привыкнув говорить правду в глаза, заявил, что не может ее обижать, поскольку даже не замечает ее существования. Но она продолжала умолять смилостивиться над ней. Неужели ему не нравится ее внешность?

Рассмотрев молодую женщину, Георг Людвиг признал, что вообще-то она красивая. А про себя подумал, что графиня, должно быть, самая красивая женщина при его дворе.

– Если вы так считаете, – воскликнула она, – то почему проводите все время с мадам Шулемберг и моей золовкой, мадам Кильманзегге?

Георг Людвиг, немного подумав, ответил, что он слишком занят государственными делами и почти не имеет досуга, чтобы обращать внимание на женщин. Но если она так любезна, что сама привлекла к себе его взгляд, то он не видит причины, почему бы ему не распространить и на нее свое покровительство. При этих словах молодая графиня вытерла слезы, поднялась с колен и сказала, что он самый милосердный правитель в мире. С того момента у Георга Людвига стало вместо двух три официальные любовницы.

Довольно апатичные Шулемберг и Кильманзегге занимали вполне надежное положение, чтобы встревожиться. Кроме искренней преданности Георгу Людвигу, у Шулемберг в жизни была только одна страсть – приумножение своего богатства. А Кильманзегге любила приключения в спальне, и они доставляли ей огромное наслаждение. Но в отличие от своего высокого покровителя ей нравилось разнообразие. И поскольку ни одна из этих дам не боялась молодости и красоты соперницы, молодая графиня фон Платен стала желанным членом триумвирата. К тому же она немного облегчала исполнение долга.

Графиня фон Платен не собиралась тотчас же объяснять цель своего незваного появления в спальне. Она заставила Георга Людвига поверить – во всяком случае не позволила закрасться сомнению, – что пришла только ради того, чтобы насладиться его обществом.

Лишь утром она вроде бы между прочим заметила:

– Ее Высочество еще не пригласила меня на свое суаре. По-моему, она считает меня неподходящей гостьей.

– Почему? – буркнул Георг Людвиг.

– Мадам Шулемберг и мадам Кильманзегге тоже не приглашены. И поскольку мы единственные три дамы, к которым так отнеслись, причина очевидна. Мы не приглашены из-за вашего расположения к нам. Я уверена, что вы не позволите этой тупоголовой девочке выкидывать подобные глупости.

– Приходи без приглашения, – сказал он.

– Чтобы вызвать гнев Ее Высочества, будущей курфюрстины? – графиня фон Платен притворно вздрогнула.

– Приходи… и скажи двум другим.

– Это ваш приказ?

Он утвердительно хрюкнул.

– Вы тоже будете там?

Он кивнул.

Графиня фон Платен была очень довольна. Принцессе Каролине надо без промедления дать урок этикета Ганноверского двора.

София Доротея решила, что ей невестка нравится. И она очень ее жалела. Какой ужас – провести всю жизнь в Ганновере! Конечно, это ее родной дом, но с таким отцом здесь невозможно быть счастливой. Он никогда не выражал любви к детям, хотя она догадывалась, что ее он ненавидит меньше, чем брата. Наверно, если бы он умел проявлять нежность, она бы иногда прорывалась у него по отношению к дочери. София Доротея была красивая, веселая и, должно быть, сильно походила на мать.

Мама! Эта тень с детства омрачала их жизнь. О чем бы София Доротея ни думала, она тотчас же вспоминала мать. Поэтому она рада возможности покинуть Ганноверский двор и скоро уедет, потому что переговоры о браке уже начались. Фридрих Вильгельм сдержал слово. София Доротея знала, что его отец, король Пруссии, не хотел союза с Ганновером. Он очень сердился на Ганновер за то, что Каролину увели прямо у него из-под носа. И раздражение его вполне понятно, ведь он был опекуном принцессы Ансбахской. Ему нужна была Каролина или для короля Испании, или для себя. Бедная Каролина, на нее был такой спрос, а она досталась Георгу Августу!

София Доротея скорчила гримаску. Конечно, он ее брат, и она по-своему даже его любит. Но он такой тщеславный, и его отношение к Каролине напоминает отношение отца к их матери: дескать, я хозяин, а ты моя рабыня.

«Мне бы это совсем не понравилось, – подумала София Доротея. – А Каролине? Как она посмотрит на положение рабыни?»

Но выведать у Каролины ее истинное отношение совсем нелегко. Это делало ее особенно интересной. Всем окружающим она казалась покорной женой и чем покорнее выглядела, тем преданнее относился к ней Георг Август. Но стоит ей однажды проявить неповиновение – и конец любви. Георг Август может так же безжалостно поступить с женой, как и их отец.

София Доротея не сомневалась, что жизнь с Фридрихом Вильгельмом будет совершенно иной. Во время нескольких предыдущих встреч она многое узнала о нем, а он о ней, потому что обоих неудержимо тянуло друг к другу. Он был буйный и неуправляемый. Но и она не из тех, кто согласен на роль терпеливой Гризельды. Нет, у них будут ссоры и примирения. Но жизнь никогда не покажется им скучной.

В порыве жалости к несчастной невестке София Доротея направилась в апартаменты Каролины, где та одевалась к своему суаре.

София Доротея наблюдала, как фрейлины хлопочут вокруг госпожи.

– У тебя роскошные волосы, сестра, – сказала София Доротея.

Каролина улыбнулась, довольная комплиментом.

– И голубое платье тебе к лицу.

– Ты очень добра ко мне.

Как она может быть такой невозмутимой, такой сдержанной, такой внешне довольной! Ведь она слишком умна, чтобы не понимать, куда попала. Это же логово… София Доротея задумалась, подбирая правильное слово… Может быть, львиное логово? Нет, Георг Август не такой сильный, и ему не хватает достоинства. Лисье? Тоже нет, он совсем не хитрый. Волчье? Да, волчье – это неплохо.

– Тебя что-то тревожит? – спросила Каролина.

– Вы закончили? – обратилась София Доротея к женщине, делавшей Каролине прическу. – Я хочу поговорить с Ее Высочеством.

– Да, еще одну минутку, Ваше Высочество.

София Доротея села в кресло с высокой спинкой и задумчиво наблюдала, как камеристка заканчивала туалет Каролины.

«По-моему, Георг Август может быть не менее жестоким, чем наш отец, – размышляла она. – Не дай Бог задеть его тщеславие! Да, в этом все дело. Его тщеславие! С того самого момента, как он понял, что не будет высоким мужчиной, ему хочется постоянно напоминать людям, какой он выдающийся, сильный, важный – ничем не хуже и даже лучше, чем высокие люди. Как жестока жизнь! Не отними она у Георга Августа эти несколько дюймов, он был бы таким же добрым, как мама. И бедной Каролине не пришлось бы страдать.

Служанка ушла, и Каролина сказала:

– Ты так добра, что пришла навестить меня.

– Теперь ты моя сестра, и у меня скоро не будет возможности часто видеться с тобой.

– Тебя тревожит приближение свадьбы?

– Нет. Я с нетерпением жду, когда уеду из Ганновера в Пруссию.

– Тогда я за тебя рада.

– Мне повезло. Если бы я любила свой дом, мне было бы тяжело оставить его. А я не дождусь, когда же наконец уеду, и поэтому счастлива. Такова жизнь. Одной рукой отнимает, другой дает. Надеюсь, ты будешь здесь счастлива, Каролина.

– Я тоже надеюсь.

– По-моему, у тебя великий талант быть счастливой. Как тебе это удается? Мне это тоже не помешает, когда я начну ссориться с моим буйным Фридрихом Вильгельмом.

– Значит, тебя все еще немного тревожит переезд в Берлин?

София Доротея покачала головой.

– Я справлюсь с Фридрихом Вильгельмом. А нам с тобой есть чем поделиться друг с другом, потому что ты приехала в мой дом, а я собираюсь отправиться в твой бывший дом.

– Берлин сильно изменился с тех пор, когда я жила там. Ничто не могло остаться неизменным после смерти Софии Шарлотты.

– Да, полагаю, это так. Ведь ты нежно любила мою тетю? Каролина кивнула, и глаза ее затуманились.

– Я перестала горевать в эти счастливые дни и пытаюсь смотреть вперед. Так посоветовала бы и София Шарлотта. Всегда трудно приспособиться к новой жизни… к новому дому. Женщины такого знатного происхождения, как мы, неизбежно сталкиваются с этим. Мне повезло, что здесь курфюрстина София, мой друг и мать моего свекра.

– Георгу Августу не понравится, если ты будешь предпочитать ее общество, – заметила София Доротея.

– Кому же это понравится? – у Каролины заныло сердце, потому что она услышала в голосе золовки предупреждающие нотки.

– Ему особенно. Он просто жаждет… чтобы его высоко ценили.

– Понимаю, – Каролина решила изменить тему. Ей не хотелось, чтобы Георг Август узнал, что она с кем-то обсуждает его достоинства и недостатки. Какого бы мнений она ни была о муже, свои мысли надо держать при себе, нельзя делиться ими с другими. – Расскажи мне о мадам Шулемберг и мадам Кильманзегге. Мне предложили пригласить их на суаре, но я не собираюсь этого делать.

– О, они любовницы отца.

– Что это за женщины?

– Шулемберг очень высокая. Сейчас она страшно уродливая, но в молодости, говорят, была красивой. Она болела оспой и почти облысела, кожа вся в рытвинах. Настоящее пугало. Вдобавок она страшно худая и кажется еще костлявее из-за высокого роста. А бледная – прямо призрак! И румяна не помогают, на оспинах они смотрятся просто ужасно. И она еще носит красный парик, так что вид у нее такой, что хуже и вообразить нельзя. Но эта дама так давно при дворе, что никто уже не замечает ее безобразия. Она любовница отца вот уже много лет, и он до сих пор держит ее в фаворитках. И вроде бы не видит, какая она страшная… А может быть, он так не считает. У него нет чувства красоты.

– Мне хотелось узнать, что она из себя представляет.

– О… Тупица. Совершенная дура. Но это ее преимущество. Она никогда не спорит. Это для моего отца значит больше, чем шелковистые локоны или персиковый цвет лица. Для него губы очаровательны не за то, что они сладкие, а за то, что молчат.

– Ты думаешь, она сохраняет положение при твоем отце потому, что никогда не возражает ему?

София Доротея утвердительно кивнула.

– Тупость – одна из ее главных привлекательных черт.

– Ты серьезно так думаешь?

– Конечно. Некоторые мужчины любят чувствовать свое превосходство. Отец не заботится о превосходстве, он просто убежден, что он выше всех. Если кто-то не согласен с ним, он считает такого человека глупым. А у других бывает иначе. Им надо постоянно напоминать об их превосходстве, потому что они сомневаются в нем. Такие мужчины, наверно, еще опаснее.

– Я понимаю, что ты имеешь в виду, – медленно проговорила Каролина и быстро добавила: – Расскажи мне подробнее о Шулемберг.

– Она появилась при дворе совсем молоденькой девушкой, и графиня фон Платен представила ее отцу… Не нынешняя графиня, а жена старшего фон Платена, любовница моего деда. Эта женщина правила двором.

– Значит, твой дед не разделял любви сына к глупым женщинам?

– Нет, он был совсем другим. Но даже он хотел, чтобы у них хватало ума понять, когда надо отойти на задний план и молчать. И дед всегда поступал по-своему. Как и отец. Только он был галантнее и остроумнее отца… – София Доротея пожала плечами. – Но вернемся к Шулемберг. Графиня фон Платен была влюблена в Кенигсмарка, любовника моей матери. Поэтому она ненавидела мою мать. Графиня подсказала Шулемберг, как удержать расположение отца, и моя мать поссорилась с ним из-за этой особы. Отец, конечно, не потерпел вмешательства жены в свою жизнь. И тем более не потерпел того, что она завела любовника. Видишь, как плохо все складывается для нас, женщин? Каролина кивнула.

– Так вот, Шулемберг представляет собой именно то, что надо отцу. Она искренне его любит, и он ее тоже. По-своему. Насколько он может кого-то любить. Когда мою мать выслали, к Шулемберг при дворе стали относиться как к его жене. Она никогда не перечит ему, никогда не ссорится, и даже не упрекала его, когда он завел еще одну любовницу. И когда он возвращается к ней, то всегда оказывается, что она с благодарностью ждет его. Это как раз то, что ганноверцы ценят в женщинах.

– Выходит, она удерживает свое положение долгие годы, – Каролина, сощурившись, задумчиво смотрела в окно. – Уже лет двадцать. И хотя она стала некрасивой, все равно сохраняет положение фаворитки. Да это же настоящее достижение!

– Успех благодаря глупости!

– Думаю, это совсем не глупость.

– Так кажется с первого взгляда. О другой можно бы сказать, что она нашла умный ход. Но Шулемберг такая, какой ее создала природа.

– Ну, а другая? Кильманзегге?

– Ах, она совсем не похожа на Шулемберг.

– Но тоже долгие годы сохраняет свое положение.

– Да. Должно быть, потому что отец слишком ленив и не ищет перемен. Хотя его едва ли можно назвать ленивым. Наверно, скорее это привычка и убеждение в том, что все женщины в конечном итоге одинаковы. А посему приемлемы те, кто во всем согласен с ним. Кильманзегге такая же уродина, как и Шулемберг. Она дочь графа фон Платена. Видишь, сколько пользы нам от этой семьи. Графиня фон Платен представила отцу Шулемберг. А недавно графиня пополнила гарем невесткой Платенов, то есть женой сына. Кильманзегге – дочь Платенов, и вполне вероятно, что она сводная сестра отца. Очень похоже, что так оно и есть. Клара фон Платен много лет была любовницей деда. А ее муж, такой услужливый человек, с выгодой для себя этим пользовался. Так что дети, которых он считал своими, вполне могли иметь других отцов.

– Но Кильманзегге не пользуется таким расположением, как Шулемберг.

– Разница не большая. Она не такая покорная… По крайней мере, когда отца нет рядом. Шулемберг всегда хранила и хранит абсолютную верность отцу. Даже дыхание скандала не коснулось этой дылды-шлюхи. С Кильманзегге не так. Она похожа на мать, Клару фон Платен. У нее загораются глаза от одного только вида представительного мужчины. И она не понимает, почему она должна хранить верность отцу, тем более что и он уделяет внимание другим. Вряд ли он мог бы удовлетворить ее, даже если бы она была у него одна. Ну, что еще? Да, эта дама так же страшна, как и Шулемберг, только парик у нее черный, а у Шулемберг красно-рыжий. Но он ее также не красит. Шулемберг ужасно худая, а эта жутко толстая. И лицо у нее такое багровое, что она ходит буквально осыпанная белой пудрой. Но ей белая пудра так же не помогает, как Шулемберг румяна.

– Я вижу, твоему отцу нравится разнообразие. Эти две женщины – полная противоположность друг другу.

– Наверно, ты права. Но есть еще молодая графиня фон Платен, самая подходящая на роль любовницы, потому что она молода и красива. Она не такая верная, как Шулемберг, и не такая ненасытная, как Кильманзегге, но тоже не прочь время от времени развлечься на стороне.

– Я начинаю понимать, – сказала Каролина. – Курфюрст попытался в лице этих трех особ составить как бы галерею женских образов. Да, этого и надо было бы ожидать от столь упорядоченного разума.

– По-моему, ты им немного восхищаешься.

– Он хороший правитель, и мне жаль, что между ним и Георгом Августом существует такая вражда. Мне бы хотелось изменить это и сделать их друзьями.

София Доротея покачала головой.

– Ты скоро поймешь тщетность любых усилий. Никто не способен чему-нибудь их научить. Бабушка еще много лет назад отказалась от таких попыток, а она мудрая женщина.

– Я не собираюсь принимать этих трех женщин у себя на суаре. Мне кажется, это должно понравиться Георгу Августу. По правде говоря, я уверена, что ему это понравится. Надеюсь, курфюрст, поймет, что все будут немного счастливее, если он проявит хоть капельку доброты к вашей матери. Не думаю, что ей надо вернуться в Ганновер. Это причинило бы всем слишком много боли. Но хотелось бы, чтобы тебе и Георгу Августу разрешалось видеть ее. Каждый был бы доволен, и страшным раздорам пришел бы конец.

– Ты реформатор, Каролина.

– Тебя это удивляет?

– Отчасти. По-моему, ты еще плохо нас знаешь. Но постепенно все поймешь, – София Доротея встала. – Я оторвала тебя от дел. Но мне понравился наш разговор. Мы должны воспользоваться возможностью и, пока я не уехала в Пруссию, чаще видеться. Мне надо подумать о собственных делах. Ух! Устроиться в новом доме непросто. Думаю, всем мудрым принцессам надо помнить о судьбе моей матери. Наверно, если бы она могла вернуться в прошлое, то вела бы себя совсем по-другому. Да и кто бы не вел? Я бы сказала, что для нас с тобой лучше стерпеть многое, чем на долгие годы оказаться заточенной в одиноком замке. Ты со мной согласна?

Каролина не сомневалась, золовка приходила предостеречь ее.

Каролина не верила своим глазам. Угрюмый, сердито поджав губы, к ней направлялся курфюрст. Позади него шли две безобразнейшие женщины, каких она когда-либо видела. Они походили на гротескных персонажей сказочной пьесы. Одна высокая и худая, вторая маленькая и толстая. И рядом с ними молодая и красивая графиня фон Платен.

Курфюрст остановился в двух шагах от принцессы.

– Представляю вам мадам фон Шулемберг, мадам Кильманзегге и графиню фон Платен.

Каролина растерялась. Она могла, конечно, сказать, что она не приглашала их. Но что было бы дальше?

Она посмотрела на холодное, жестокое лицо курфюрста и увидела в нем непреклонную решимость.

И вдруг она услышала голос курфюрстины Софии, стоявшей рядом:

– Наконец-то у тебя есть возможность увидеть этих дам. Я знаю, это твое давнее желание.

Еще одно предупреждение. От курфюрстины, от золовки, от несчастной заключенной в Олдене… от женщин, которые знают, что ждет их, если они не признают права мужчин использовать их в своих интересах, оскорблять и унижать.

«Но есть и другие пути», – подумала Каролина и любезно протянула руку высокой женщине с испорченной оспой кожей, которая сделала шаг вперед. – Мне доставляет удовольствие видеть вас здесь, – холодно промолвила Каролина.

Но курфюрст был удовлетворен. Первый намек на бунт успешно подавлен.

В Ганновер начали приезжать англичане, их становилось все больше и больше. В соответствии с актом о престолонаследии наследницей английского трона должна была стать курфюрстина София. Правда, при условии, если королеве Анне так и не удастся подарить стране сына. И многие дворяне, чья популярность дома была невелика, поспешно двинулись в Ганновер, чтобы снискать расположение у вероятной преемницы королевской власти.

Курфюрстина София вроде бы помолодела. Она была старой женщиной, старше королевы Анны, но Ее Величество уже долгие годы болела, и София считала, что вряд ли королева ее переживет. Если бы ее надежды оправдались, то старая дама получила бы бесконечное удовольствие от посещения страны, которую она почитала как величайшую в мире державу и в которой мечтала стать королевой.

От такой перспективы она сбросила, наверно, десяток лет. София принимала визитеров из Англии с величайшими почестями, развлекала их так щедро, как могла, и делала все, что было в ее силах, стараясь заставить Георга Людвига последовать ее примеру.

Но сына совсем не привлекала перспектива сесть на английский трон. Для него на земле не существовало места, сравнимого с Ганновером, и к тому же он предпочитал немцев, а до англичан ему не было дела.

«Что они подумают о нем?» – спрашивала себя София. Визитеры вернутся домой, расскажут об этом жестоком мужлане, и англичане зададутся вопросом, стоит ли им отвергать католика Стюарта ради неотесанного немца, пусть даже и протестанта. София нехотя смирилась с тем, что она уже старая женщина и жить ей осталось недолго. А когда она умрет, кому же быть королем Англии, как не Георгу Людвигу?

Среди приехавших в Ганновер был и знаменитый герцог Мальборо. Георг Людвиг с удовольствием принял его. Герцога, чарующе красивого мужчину с безупречными манерами, и угрюмого курфюрста объединял величайший интерес к военному искусству. И они обсуждали войны и будущие военные кампании с обоюдной пользой и наслаждением. Ганноверская армия уже не первый год стояла во Фландрии, и Георг Людвиг часто бывал там. Мальборо испытывал к нему огромное уважение еще с тех пор, когда Георг Людвиг молодым человеком проявил себя на полях сражений.

Георг Август тоже мечтал о военной славе. Он непрестанно просил отца разрешить ему присоединиться к войску и пойти на войну, но постоянно получал отказ.

И когда появился славный полководец Мальборо и все заговорили о его победах, принялись пересказывать легенду о его непобедимости на поле боя и о том, что враги впадали в панику, едва услышав его имя, жажда такой же военной славы настолько переполнила сердце Георга Августа, что он не выдержал и ворвался к отцу с криком:

– Почему… Почему я не могу быть солдатом?

– Вот родится у тебя сын, – Георг Людвиг с отвращением отвернулся от него, – и ты станешь солдатом.

Сын! Да он, Георг Август, женат уже несколько месяцев – а все без толку!

Георг Август побежал к Каролине и объявил ей, что они должны иметь сына, потому что он хочет идти на войну, а отец не разрешит ему, пока у них не родится сын.

– Надеюсь, – в ярости орал он, – что ты не из тех женщин, которые не могут родить ребенка.

Внешне Каролина осталась невозмутимой, но волна горечи окатила ее душу.

Как несправедлив мир, где умная женщина должна терпеть превосходство и господство интеллектуально низшего существа только потому, что он мужчина, а она женщина!

Но рядом всегда была мудрая София, дававшая успокоение. Они вместе гуляли в парках Герренхаузена среди статуй – немецких подражаний французским скульпторам – и среди бьющих фонтанов, точных копий фонтанов в Версале или в Марли.

– Ты мудро сделала, что приняла любовниц моего сына, – вздохнула старая дама.

– Признаюсь, я чуть было не отказала им от дома.

– Это было бы величайшей ошибкой. Мой сын никогда бы не простил тебе этого, а он мстительный человек.

– Да, знаю.

София покачала головой.

– Когда я поеду в Англию, ты и Георг Август поедете со мной. Георг Людвиг тоже поедет. Там начнется другая жизнь, лучше и культурнее. Уверяю тебя, Сент-Джеймсский двор намного отличается от Ганноверского.

– Но если курфюрст станет наследником английского престола и получит титул принца Уэльского, он внесет в Английский двор ганноверскую атмосферу.

– Если я буду королевой, – София вздрогнула, – то сумею предотвратить это.

Каролина никогда раньше не видела ее в таком восторженном состоянии. В курфюрстине ничего не осталось от той спокойной, печальной женщины, какую знала Каролина. Она ни о чем другом не могла думать, кроме как о поездке в Англию.

– Георг Август очень хочет быть солдатом, – вернулась к своим заботам Каролина.

– Со временем будет.

– Но прежде мы должны произвести на свет сына. София быстро взглянула на Каролину.

– Тебя это тревожит? Напрасно. Еще очень рано.

– По-моему, Георг Август думает, что я не тороплюсь выполнить его страстное желание.

– Бедный Георг Август, – вздохнула София. – Как жаль, что внук у меня – дурак. Но у тебя, моя дорогая, хватит ума на двоих. И ты должна с толком его использовать. Ты правильно поступила с любовницами моего сына. Не пытайся бороться там, где нельзя победить. И не беспокойся из-за того, что ты еще не забеременела. Такое волнение хуже всего на свете. Чем больше будешь тревожиться, тем дольше ничего не почувствуешь. Уверена, скоро ты придешь и скажешь: «Я беременна». И тогда на радостях зазвонят в колокола в Ганновере, и я с восторгом услышу их… если не буду к тому времени в Англии.

О да, ее мысли были далеко отсюда – в Англии.

– Прежде чем я уеду, мне хотелось бы видеть, что София Доротея тоже устроила свою жизнь. Надеюсь, они не станут откладывать свадьбу. Мне будет приятно думать, что она стала женой сына моей дорогой Софии Шарлотты. Не сомневаюсь, она одобрила бы этот брак. Знаешь, Каролина, ведь она мечтала о том, чтобы ты приехала сюда.

«Но не о том, – подумала Каролина, – чтобы я подчинялась причудам умственно отсталого юнца».

– А сейчас я хочу, чтобы ты пошла со мной и поговорила с мистером Хоувом, английским посланником. Он расскажет нам об Англии. Как жаль, моя дорогая, что твой английский оставляет желать лучшего. У тебя жесткое немецкое произношение, и говоришь ты далеко не блестяще. Нам придется беседовать по-немецки, а мистер Хоув будет рассказывать по-английски.

Каролина почувствовала себя одинокой. Курфюрстина София, которую она считала своей защитой, теперь была далека от ее забот. Она с головой погрузилась в мечты о собственном славном будущем – будущем королевы Англии.

Курфюрстине пришлось переключиться с мечтаний об Англии на празднование свадьбы Софии Доротеи с кронпринцем Пруссии. Она одобряла этот брак, потому что и жених и невеста были ее внуками. И она не сомневалась, что хорошенькая, не очень умная, но энергичная София Доротея – прекрасная пара буйному и невыдержанному Фридриху Вильгельму. Во всяком случае, они оба страстно хотели этого брака, и никто не видел слез отчаяния на глазах невесты или бурных протестов со стороны жениха. Именно их обоюдное пылкое стремление к браку и стало причиной, почему их поженили в столь раннем возрасте.

Фридрих Вильгельм хоть и был на пять лет моложе Георга Августа, во многих отношениях казался более зрелым. Они не любили друг друга, и, к счастью, молодые не собирались жить в Ганновере, иначе семейные отношения стали бы еще более напряженными.

Несмотря на дружбу с Софией Доротеей, Каролина с облегчением вздохнула, когда свадебные празднества закончились и молодожены уехали из Ганновера. Ей было тяжело смотреть на ревность Георга Августа к кузену.

Каролина с удивлением обнаружила, что ее отношения с мужем потеплели после того, как она подружилась с его бабушкой по материнской линии, герцогиней Целле, на чьем лице до сих пор сохранились следы былой красоты. Француженка по происхождению, к старости она стала очень печальной. Герцогиня глубоко скорбела о смерти мужа, хотя последние годы их брака были отравлены тем, что герцог из государственных соображений поддерживал отношения с Ганновером. У герцогини в жизни осталась одна цель – заботиться о несчастной дочери. Она не простила зятю расправы с Софией Доротеей, регулярно посещала ее в заключении и рассказывала о жизни детей. Она описала ей Каролину и свадьбу юной Софии Доротеи.

Каролину очень тянуло к герцогине, женщине высокой культуры и огромного очарования. Она была такой же мудрой, как курфюрстина София, но к тому же еще и красивой. И Каролина заметила, что ее дружба с Софией дала легкую трещину из-за того, что у нее установились теплые отношения с герцогиней. В свое время герцог Целле отказался жениться на Софии и готов был бросить свои земли и титул, лишь бы не вступать в нежеланный брак. Видимо, это так глубоко ранило курфюрстину, что даже много лет спустя она не могла заставить себя забыть тот отказ. А после того, как герцог страстно влюбился в женщину, на которой женился и которую любил до конца своих дней, несмотря на то, что свадьба Софии Доротеи внесла разлад в их семейную жизнь, курфюрстина возненавидела герцогиню Целле. Мудрая София ненавидела эту семью с такой мстительностью, что Каролина ужаснулась, узнав о ней. К тому же София, полностью погрузившись в английские дела, почти забыла о Каролине. В их отношениях возникла холодность, которую несколько месяцев назад и представить себе было бы невозможно.

Георг Август был в восторге от дружбы Каролины с его бабушкой по материнской линии. А сам изо всех сил старался понравиться английским визитерам. Для него было естественным выступать против того, что отстаивал отец.

Каролина почувствовала величайшее облегчение, когда поняла, что Георг Людвиг безразличен к ее дружбе с герцогиней Целле. Видимо, он считал герцогиню полным ничтожеством и потому не придавал значения их отношениям. Если бы Каролина попыталась увидеть заключенную, то, конечно, получила бы строжайший выговор. Но она и не собиралась этого делать, потому что уже научилась внешне выглядеть покорной ганноверской женой. Они и не подозревали, как бунтует у нее душа.

Домашние штормы то и дело проносились над Ганновером. Сильные и внезапные, они поднимались из-за пустяков.

Запыхавшись, с разгоряченным лицом и сверкавшими от возбуждения глазами, Георг Август влетел в апартаменты жены.

– Ты слышала новость? – крикнул он. Встревожившись, Каролина спросила, что за беда обрушилась на них.

– Эта кукла, Фридрих Вильгельм, собирается в Нидерланды!

– О-о? – удивленно протянула Каролина.

– При чем тут «о-о»? Ты не способна понять, что это значит! Он едет в армию! Он будет воевать! Его отец не возражает. Ему не надо иметь сына, чтобы идти на войну. Он на пять лет моложе меня. Я должен сидеть дома, а он в это время будет воевать!

– Твое время придет… – начала Каролина.

– Да, когда ты родишь мне сына. А когда ты родишь сына? Разве есть какие-то признаки? А вдруг ты бесплодная? Бог свидетель, ты уже должна бы носить ребенка. А отец со своими пугалами смеется надо мной. «Георг Август… нашел себе бесплодную жену… Мы будем держать его в Ганновере, пока он не состарится и уже не сможет быть солдатом».

– Георг Август, это же абсурд.

– Абсурд? Ты что, не слышала? Фридрих Вильгельм едет в Нидерланды. Едет, чтобы снискать славу на поле боя. А надо мной все смеются. Мне не разрешается стать солдатом, потому что я не могу сделать тебе сына. Меня… меня!.. принца! – презирают. И все потому, что ты бесплодная. Если бы я знал…

Он замолчал и посмотрел на нее. Он не хотел этого говорить. Георг Август гордился женой. Она была красивая. И никогда не противоречила ему… Никогда не задирала нос, как он это называл. Однажды, правда, попыталась, но он дал понять, что ему это не нравится.

Но он страшно рассердился. Он был так неуверен в себе, что не мог признать собственных ошибок. Он всегда должен быть прав, он всегда пострадавшая сторона! Если отец не разрешает ему идти на войну, то только потому, что завидует славе, которую сын может заслужить. А если он сам еще не стал отцом, то виновата Каролина.

Георг Август сорвал с головы парик, бросил его на пол и в ярости принялся топтать ногами. Потом начал гонять его ногами по комнате. Это был его любимый способ избавляться от гнева. Выместив на парике обуревавшую его ярость, принц почувствовал себя лучше.

Он поднял парик, нахлобучил его на голову и вышел из комнаты.

Он им покажет, чья это вина, что у него нет сына.

Этой ночью Каролина его не видела, а утром узнала, что муж провел время с любовницей. Такие новости быстро распространялись среди ганноверских придворных.

Если бы только София Шарлотта была рядом, она бы посоветовала, что делать. Жизнь такая безотрадная и пустая. Как она мечтала о Люценбурге и об умных беседам под деревьями.

Какая же может быть жизнь в Ганновере, где нет культуры? Лейбниц еще был здесь, но он потерял надежду собрать при ганноверском дворе уважаемых философов. Даже курфюрстина больше не интересовалась философскими дискуссиями. Теперь она жила только одной мечтой: получить при жизни корону Англии.

И что делать Каролине, молодой, красивой, живой и вдобавок еще и умной, если она обречена быть типичной немецкой женой? А это значит молчать, когда говорит муж, и принимать его слово как закон. Даже если у мужа разум четырнадцатилетнего подростка, а манеры и умение владеть собой вообще как у маленького ребенка, она все равно должна быть незаметной, покорной, подавлять свои желания, оставаться хорошей женой и приносить много детей.

Нет!

«Но что пользы бунтовать, – подумала Каролина, – когда одну бунтарку уже заточили в тюрьму? При дворе есть хотя бы видимость свободы, и во всяком случае, ее здесь больше, чем в Олдене».

Порой ей казалось, что она впадает в безысходное отчаяние. Но в глубине души Каролина понимала, что поскольку у нее разум более гибкий, способность к сосредоточенности сильнее и знаний больше, чем у мужа, то надо искать способ, как уклоняться от его господства. Она не сомневалась, что рано или поздно найдет его. А до тех пор надо позволить ему верить, будто она именно такая жена, какой он хочет ее видеть. Да, именно этим путем ей всегда следует идти! Пусть он верит, что он хозяин в семье. Надо вести игру и притворяться до тех пор, пока она научится сама определять свою судьбу.

А она научится.

Наконец Каролина с превеликой радостью объявила, что она беременна.

Георг Август пришел к ней в покаянном настроении. Он страшно рассердился, объяснил он. Не на нее, конечно. На отца. Это отец во всем виноват.

– Каролина, он подавляет меня. Он все делает, чтобы мне досадить. Пока он жив, я не буду счастлив.

Каролина сказала, что нельзя такое говорить, а что касается его любовного приключения, то раз оно кончено, они не будут это обсуждать.

Георг Август расчувствовался и обнял ее. Она лучшая на свете жена. Этого никогда больше не случится. И теперь у них будет сын. Его умная, красивая Каролина наконец забеременела. У него будет сын, а у нее муж, чьи военные победы удивят весь мир.

«Когда у меня будет ребенок, – подумала Каролина, – его интересы станут смыслом моей жизни. Тогда меня не будет огорчать, что мой муж – молокосос».

«Наследный принц помирился с женой, – говорили придворные. – Мы никогда не видели более преданного мужа. Он не оставляет ее ни на минуту. Она скоро устанет от его общества».

Хотя Каролина и находила его общество немного утомительным, все равно оно радовало ее. Это был триумф политики, которой в свое время пользовалась в собственных интересах курфюрстина София.

Курфюрстина похвалила Каролину за тактичность.

– Первый раз обычно труднее всего. Помню, как было со мной. Я была тогда молодая и немного наивная. По-моему, я очень огорчилась. Правда, потом быстро поумнела. И ты поумнеешь, моя дорогая. Не мешай мужу с любовницами и скоро поймешь, что почти все остальное в твоих руках. Это правило, которому я следовала всю жизнь. Эрнест Август был умным человеком, а твой муж дурак.

Каролина не стала возражать.

Отношения с курфюрстиной все еще оставались прохладными из-за того, что продолжалась дружба с герцогиней Целле. Трещина не исчезла, хотя София не упоминала о герцогине. Но благодаря интересу Каролины к английской перспективе лед постепенно таял.

Каролина решила, что в Ганновере невозможно проводить свою политику. Придется принять чью-то сторону: или курфюрста, или его сына. Она понимала, что ничего нет глупее, чем стать мужу чужой. И приняла его сторону. А это значило, что она должна была восхищаться Англией. Не то чтобы Георг Август любил Англию и англичан, но раз отец был равнодушен к этой стране, сын стал ее поклонником.

Поэтому и отношения между Каролиной и курфюрстиной постепенно налаживались.

София тоже пришла в восторг, узнав о беременности Каролины.

Каролина надеялась, что у нее родится мальчик.

Все ждали рождения ганноверского наследника. Предполагалось, что ребенок родится в ноябре, и двор готовился торжественно отметить это событие. Даже курфюрст считал, что рождение внука следует отметить с некоторой экстравагантностью.

Но ноябрь прошел, и, хотя принцесса выглядела так, будто ходит на последних неделях беременности, празднование рождения наследника пришлось отложить.

Курфюрстина София встревожилась. Наконец хоть что-то отвлекло ее внимание от английского трона.

Когда они гуляли в парке, она спросила Каролину:

– Ты хорошо себя чувствуешь?

– Да, насколько это возможно в моем положении.

– Но… разве уже не время?..

– Наверно, я ошиблась в расчетах.

«На неделю или на две, конечно, можно ошибиться, – подумала София, но уже шел декабрь, а ребенок все не появлялся».

Курфюрстина поговорила с врачами.

Иногда так бывает, сказали ей. Если женщина страстно хочет ребенка, то порой у нее появляются все симптомы беременности, а ребенка в ее лоне нет. Но подобный случай вряд ли подходил к принцессе Каролине. Она не принадлежала к нервному типу женщин и выглядела такой спокойной, такой уверенной. И все же странно, что ребенок не появлялся. Вполне могло быть, что она вовсе и не беременна.

Георг Август получил заказанную военную форму. Он не сомневался, что скоро будет участвовать в военных действиях. У отца есть одно достоинство – он держит слово.

Они прождали почти весь декабрь, а ребенок не родился.

Прошло Рождество, и Ганновер по старой традиции праздновал Новый год. Во дворце и в ратуше устраивались костюмированные балы. И знать, и низшее сословие без удержу веселились на пирушках и банкетах.

Опера, которой Георг Людвиг справедливо гордился, была единственным дивертисментом, который курфюрст мог вытерпеть.

Каролина появлялась на балах явно беременная, но теперь все говорили, что ребенок вряд ли родится. Только сама Каролина была уверена, что скоро она принесет ребенка. И Георг Август, одетый на костюмированном балу в генеральскую форму, не сомневался, что очень скоро поедет на войну.

Холодной январской ночью Каролина, как обычно, легла в постель и немного спустя у нее начались схватки.

На следующий день долгожданный ребенок родился.

Это был мальчик.

Измученная и ликующая, Каролина лежала на подушках. Она победила. А ведь весь двор считал, что из-за какой-то странной болезни ребенок так и не родится.

Но он родился. Сильный, здоровый мальчик с отличными легкими, позволившими ему сообщить миру о своем появлении.

Георг Август пришел к ней показать военную форму и заодно полюбоваться малышом. С любовным обожанием он смотрел на жену. Умная Каролина! Она родила сына и выполнила его самое страстное желание. Его переполняла любовь к ней. Он упал перед кроватью на колени и осыпал поцелуями ее руки.

Курфюрстина тоже пришла посмотреть на малыша.

– Будем надеяться, – сказала она, – что он окажется умнее своего отца.

Ребенка окрестили Фридрихом Людвигом. Все его называли Фрицем, а Каролина – Фрицхеном.

Теперь у Георга Августа был сын, и он мог ехать на войну.

– Но сначала надо подготовиться к военной службе, – объявил Георг Людвиг, – изучить военную тактику и быть готовым принять участие в следующем военном походе, который ожидается через два месяца.

Спор с Георгом Людвигом мог привести к каким-нибудь новым запретам, поэтому Георг Август подавил нетерпение и засел за изучение военного искусства. Он радовался жизни, считая, что все складывается в его пользу, а пока проявлял нежное внимание к жене и с любовью наблюдал за тем, как растет маленький Фрицхен.

Когда ребенку исполнилось полгода, Каролина подумала, что у нее начинается простуда, и пролежала день в постели. Но назавтра ей стало хуже и пришлось послать за врачами.

У нее перегрелась кровь, объяснили ей. Такое бывает после рождения ребенка.

Она решила несколько дней не выходить из спальни и попросила принести ей Фрицхена. Он спит, сказали ей.

– Тогда, как только проснется, принесите его мне.

Но малыша не принесли, и тут вдруг у Каролины промелькнуло подозрение, что врачи не говорят ей правды.

Она послала за ними и заявила, что хочет знать, чем больна.

Врачи переглянулись: все равно рано или поздно она узнает правду.

– Ваше Высочество, мы боимся, что это оспа.

Оспа! Ужасная кара, которая или убивает, или уродует. И эта кара поразила ее!

Кто-то сидел у постели.

– Кто здесь? – прошептала она.

– Это твой муж.

– Георг Август! Что ты здесь делаешь? Разве ты не понимаешь?..

– Понимаю, – драматическим тоном ответил он.

– Но ты же страшно рискуешь.

– Кто, как не я, должен ухаживать за тобой в 'такое время?

Каролина не поверила своим ушам. Он ухаживает за ней! Не может быть. Ведь от него нет никакого проку в комнате больной. Значит, он решил разделить с ней опасность. Какой дурак… но отважный! Если он не может проявить свою доблесть на поле битвы во Фландрии, он продемонстрирует ее в спальне больной жены.

– Георг Август, – слабым голосом проговорила она, – не нужно тебе оставаться здесь. Это безумие.

Он приблизил к ней лицо, хотя в этом не было необходимости.

– Неужели ты думаешь, что я оставлю тебя в такое время?

– Ты убедил меня в своей преданности. Я очень тронута. Но пожалуйста… пожалуйста, не сиди здесь.

– Будь уверена: я никогда не оставлю тебя.

– Георг Август, ради меня… уходи. Я так тревожусь за тебя.

Он наклонился над постелью и поцеловал ее.

Ради нее? Нет, ради себя, чуть раздраженно подумала Каролина. Ему надо, чтобы весь двор говорил о храбрости и преданности принца-коротышки.

Во время болезни – а ей было очень плохо – она осознавала его присутствие. Сквозь бред слышала его голос. Слышала звук разбившегося фарфора. Она видела его силуэт рядом с кроватью. Чувствовала прикосновение его рук.

«Георг Август, уходи», – думала она.

– У нее кризис, я знаю. Скажите мне… Скажите мне самое страшное. Это разобьет мне сердце, но я могу вынести правду, – слышала она его слова.

Каролина была так больна, что не могла беспокоиться – ушел он или остался. А в Ганновере говорили:

– Наследная принцесса умирает.

Но наступил день, когда кризис прошел, а она обнаружила, что еще жива.

Георг Август сидел возле постели и держал ее за руку.

«Какой глупый!» – подумала она и услышала его голос, дрожавший от самодовольства.

– Тебе лучше, Каролина. Я был с тобой все время. Я не отходил от твоей постели. Только по вечерам я брал лошадь и уезжал далеко-далеко. Мне же нужно делать какие-нибудь физические упражнения. И я подумал, что лучше всего проехаться верхом после того, как весь день я просидел возле тебя. Я выходил тебя, Каролина. Во дворце все говорят, что ни у одной принцессы не было такого преданного мужа.

– Спасибо, Георг Август.

– Ведь я доказал тебе, правда? Я доказал тебе!

«Покаяние за неверность», – подумала она. Хотя в те часы, которые он проводил с любовницей, Георг Август убеждал себя, что он в своем праве.

– Ты очень добрый, Георг Август, – почти шепотом пробормотала она.

– Да, все говорят, что я подвергался ужасному риску. Все говорят, что я, наверно, заразился оспой. Каролина, ты была очень больна. Мы не думали, что ты выживешь. А я был все время здесь… даже в самый заразный период. Врачи просили меня уйти, но я остался. Я сказал: «Каролина – моя жена. Никто не сможет так ухаживать за ней, как я».

Ухаживать за ней? Интересно, как он ухаживал за ней? Каролина представила, как он мечется по комнате, мешает врачам и сестрам, все время говорит, но не о том, что надо ей, а о собственной храбрости.

«Ох, ну уйди же, уйди! – подумала она. – Мне так плохо, оставь меня в покое».

Но она сказала:

– Спасибо, Георг Август.

А он все продолжал тараторить: едва упомянув о том, как тяжело она болела, муж без конца распространялся о своей храбрости и отваге.

Каролина послала за зеркалом. Его принесли, хотя и с некоторой неохотой. Этот момент должны пережить все, переболевшие оспой. Он может быть ужасным.

Каролина, затаив дыхание, взяла зеркало. Она изменилась, и, хотя оспа не изуродовала ее, но следы оставила. Когда это случилось? У нее не было безобразных оспин, но прекрасный цвет лица пропал.

Она вздохнула. Печальное открытие для женщины, которой нужно быть во всеоружии, чтобы бороться и удержать свое место в мире. И вот теперь один из самых ценных инструментов хотя и не полностью потерян, но сильно затупился.

Все говорили, что Георг Август неизбежно заболеет оспой после непрерывного дежурства в комнате больной жены. И вскоре Каролине принесли сообщение, что он не сможет навестить ее, потому что сам заболел.

Как хорошо, что слабость после болезни все оправдывает: она не может навестить его. Каролина с облегчением вздохнула. Потом она лежала в своей спальне и думала о нем. И вдруг в ней шевельнулось новое чувство – нежность к Георгу Августу. Она уже хорошо знала его и понимала, как ему необходимо постоянно быть в центре внимания. Она понимала, что его преданность ей и фактически каждый шаг в жизни диктуется этой потребностью. И все же он не струсил перед ужасной болезнью. Он доказал свою преданность жене.

Лежа в постели и думая о Георге Августе, она пришла к новому взгляду на жизнь. Надо стараться понимать его, помогать ему победить чувство собственной неполноценности. Из-за того, что он меньше ростом, чем большинство мужчин, это чувство у него постоянно проявляется в дерзости и в глупом тщеславии.

Их судьба жить вместе. Между ними не должно быть ни малейшего несогласия.

Ей надо запомнить это на будущее. Надо подавлять нетерпение. И внушать ему чувство уверенности в себе. Ведь ему так его не хватает. А сделать это она, наверно, сможет, если будет показывать ему, как высоко она его ценит.

Теперь она постарается, чтобы он, когда… если выздоровеет, понял…

Если выздоровеет? Каролина вздрогнула при мысли, что он может не выздороветь. И не только потому, что его смерть ставила ее в неопределенное положение. Ведь в конце концов сейчас она мать маленького Фрицхена, одного из наследников Ганноверского государства и, возможно, английской короны. Нет, не собственная судьба тревожила ее. Неужели она и вправду испытывает некоторую нежность к этому коротышке?

Болезнь принца оказалась легкой, и вскоре в прекрасном настроении он пришел к ней в покои.

Необходимость идти на войну временно была забыта: он завоевал свои лавры за храбрость в комнате больной жены.

Каролина все еще была чрезвычайно слаба, потому что ее болезнь проходила в самой тяжелой форме. И Георг Август был в восторге от того, что так прекрасно сопротивлялся болезни и поправился быстрее, чем жена.

Курфюрстина София пришла навестить их тотчас же, как прошла опасность заражения. Она обняла их обоих и сказала, что счастлива видеть их вместе и здоровыми.

– Мы пережили очень тревожное время, – пожаловалась она. – Весь двор впал в меланхолию, все боялись заболеть. Англичане тоже сильно тревожились, они о вас обоих очень высокого мнения.

Курфюрстина с гордостью смотрела на Каролину и Георга Августа, будто не было похвальнее поступка, чем выздороветь от оспы и заслужить этим похвалу англичан.

София подумала, что бедная Каролина очень поблекла.

«У нее уже никогда не будет той яркой молодой красоты и той свежести», – мысленно вздохнула старая дама.

И хотя Каролина избежала самого худшего, изменения, несомненно, были.

– Вы думаете о том, как я изменилась, – словно читая ее мысли, заметила Каролина.

– Совсем чуть-чуть, – ответила курфюрстина. – И ты еще не до конца поправилась. Не забывай, у тебя была очень тяжелая форма оспы.

– А что вы думаете обо мне? Я изменился? – спросил Георг Август.

– Ты выглядишь так, будто и не болел оспой, – успокоила его бабушка. – Можно подумать, что это укусы мух.

Георг Август изучал себя в зеркале. Люди посмотрят на него и скажут:

– Что за мухи покусали ему лицо? А им ответят:

– Нет, он заразился оспой. Понимаете, принц мог избежать болезни, но он должен был ухаживать за женой. Он спас ей жизнь. Отважный молодой человек! Да, ничего не скажешь. Много ли вы найдете мужчин или женщин, которые с опасностью для жизни пошли бы на такой риск?

Бабушка и жена наблюдали за ним и понимали, о чем он думает.

Они улыбались.

– Я рада видеть, что вы так счастливы вместе, – сказала София.

Георг Август подошел, взял руку жены и поцеловал ее.

– Если бы понадобилось, я бы еще раз сделал то же самое, – объявил он.

Это было счастливое выздоровление.

Георг Август никогда в жизни не был так доволен.

Наследник у него есть, жену, болевшую оспой, он выходил, сам переболел и выздоровел, и теперь проходил обучение, чтобы отправиться в армию.

Он был очень любящим мужем.

Каролина снова забеременела, и, к великой радости Георга Августа, отец разрешил ему присоединиться к армии Мальборо в Бельгии.

Разговаривая с сыном перед его отъездом, Георг Людвиг подчеркнул, что тому очень повезло – он будет воевать под командой величайшего полководца мира. Впервые в жизни отец и сын относились друг к другу почти с любовью.

После отъезда Георга Августа у Каролины появилась возможность проводить больше времени с курфюрстиной Софией. Они гуляли в парках Герренхаузена и беседовали с Лейбницем и другими гостями, посещавшими Ганновер. Каролине иногда казалось, что вернулись счастливые времена, когда она жила в Люценбурге, и даже от холодности в отношениях с курфюрстиной Софией теперь не осталось и следа. Ганновер буквально наводнили англичане, и Герренхаузен даже называли маленькой Англией. А София втайне называла себя принцессой Уэльской и с нетерпением ждала из Лондона сообщения о том, что королевы Анны больше нет на свете.

Это были счастливые дни. Каролина верила, что военный опыт поможет Георгу Августу повзрослеть и что она сумеет сделать жизнь с ним терпимой.

Ее немного тревожило, что Фрицхен, красивый мальчик, но для своего возраста слишком маленький и запаздывавший в развитии, еще не начал ходить. Она обратила на это внимание врачей, и те решили, что у мальчика рахит. Теперь за ним наблюдал специальный доктор, и стали заметны признаки улучшения.

Со вторым ребенком Каролина, как и с Фрицхеном, ошиблась в расчетах. Пришло время родить, но младенец не появлялся. Она не тревожилась и спокойно ждала. Ей доставляло удовольствие бродить по паркам Герренхаузена, прогуливаться мимо оранжерей, а в это время для них играла музыка, и Лейбниц вел умные беседы. Георг Август был далеко, и никто не упрекал, что она говорит скорее как ученый муж, а не как принцесса. После смерти Софии Шарлотты Каролина еще никогда не чувствовала себя такой счастливой.

Они обсуждали религиозный конфликт между иезуитами и янсенитами, происходивший в это время во Франции. Каролина участвовала в дискуссии, вносила в нее большой вклад и удивляла всех своими познаниями. Она обладала исключительно хорошей памятью и запоминала все, что когда-либо читала.

Это были счастливые дни.

Потом пришли новости с поля боя. Войска под командой Мальборо взяли Уденард, и Георг Август прославился своей храбростью. Он возглавил ганноверских драгун и привел их к победе. И хотя лошадь под ним была убита, он ринулся в гущу сражения и вызвал восхищение всех, доказав, что он такой же прекрасный солдат, как и его отец.

Даже Георг Людвиг был доволен сыном… впрочем, совсем недолго. Вскоре он понял, что успех сына на поле боя сделал его героем в глазах Англии. И так уже англичане, находившиеся в Ганновере, посылали в Лондон сообщения, что наследный принц для Англии предпочтительнее, чем курфюрст. В результате старая вражда вспыхнула с новой силой.

«Неужели сын пытается снискать расположение англичан? – размышлял Георг Людвиг. – Неужели он надеется, что они захотят обойти отца и предложить корону сыну?»

Георг Людвиг не горел желанием принимать корону Англии. Но после смерти Анны и Софии корона должна принадлежать ему, а не сыну. Георг Август может получить ее только после смерти отца.

Между тем ликующий Георг Август вернулся в Ганновер, готовясь принимать лавры и поздравления. Многие встречали его как героя, и он купался в славе. Мрачное недовольство отца не имело для него значения. По правде говоря, он был даже рад такому повороту событий. Георг Август не хотел, чтобы ненависть между ними кончилась. Он наслаждался своей популярностью. Ему нравилось думать, что народ Ганновера любит его больше, чем отца.

К тому же его встретила преданная жена с большим животом: она вновь ждала ребенка. Его встретил маленький Фрицхен, который кричал и прыгал от радости при виде своего храброго папы.

Георг Август еще никогда в жизни не был так счастлив.

И в пасмурный ноябрьский день Каролина родила второго ребенка – здоровую, крепкую девочку.

– Назовем ее Анной, – сказала курфюрстина, – в честь королевы Англии.

Каролина поддержала эту прекрасную мысль. И Анна Английская любезно согласилась быть крестной матерью Анны Ганноверской.

Георг Август, уехавший в армию еще до рождения девочки, написал Каролине письмо, в котором выражал свою радость по поводу этого события и благодарность жене, давшей ему так много счастья.

«Этот подарок твоей любви соединяет меня с тобой больше, чем что-либо другое. Покой моей жизни зависит от знания, что ты в добром здравии, и от уверенности, что ты по-прежнему чувствуешь ко мне любовь и нежность. Я постараюсь оправдать их всей мыслимой любовью и страстью и никогда не упущу возможности показать тебе, что никто в мире, дорогая Каролина, не может принадлежать тебе гак безраздельно, как твой Георг Август».

Каролина читала это письмо, держала на руках недавно родившуюся девочку, поглядывала на Фрицхена, сидевшего рядом на стульчике, и думала, что самые опасные годы ее брака миновали. Теперь она знала, как обрести счастье в жизни, которая ждала ее впереди.