Королевский пурпур

Глава 13

До субботы у Люси было достаточно времени, чтобы обдумать тревожащие ее вопросы. Она уже перестала сомневаться в том, что дорожит знакомством с Полом Эйвори. А вот почему он интересуется ею? На этот счет она мучилась сомнениями. И кроме того, все, что было с ним связано, интриговало ее, она жаждала с кем-нибудь поделиться, кому-то довериться. Не графине, конечно. Та уже не раз высказывала мысль, что молодые люди, знакомство с которыми произошло случайно, вряд ли могут представлять интерес для молодой девушки. При этом она словно совершенно забыла, чем обязана Люси Полу Эйвори, да и самой графине было за что его благодарить — не окажись он тогда случайно в ювелирном салоне, плакали бы ее две тысячи гиней! Не годилась в наперсницы и Августина, она так давно не сталкивалась ни с какой романтикой, что «маленький роман» Люси, как она его называла, казался ей захватывающим, необычным и точь-в-точь походил на любовные истории, описываемые в современных книжках.

Нельзя сказать, что Августина много их читала, а вот в журналы она нет-нет да и заглядывала: хозяйка магазинчика за углом, где она покупала продукты, дружелюбная маленькая женщина, давала ей читать в них рассказы, и неожиданное знакомство Люси с темноволосым молодым человеком, так щедро осыпавшим ее цветами в знак того, что она произвела на него впечатление, весьма эти рассказы напоминало.

Августина хотела знать все, что происходило при их встречах, и ждала, что Люси посвятит ее во все детали. Однако Люси боялась, что у Августины может сложиться ложное впечатление об их отношениях. Первые две встречи с Эйвори — в парке и за ленчем — были так восхитительны, что она вернулась домой сияющая, возбужденная, чувствуя себя на седьмом небе от счастья, и Августина, наверно, сделала тогда свои выводы. Но вечеринка у Реншоу прошла совсем по-другому, озадачила Люси, и она впала в раздумья, сводя концы с концами.

Одно ей было совершенно ясно — Пол совсем не официант. Она и раньше считала его загадочным человеком, почему-то избравшим не совсем подходящую для себя работу. Он и серонцем-то был не обычным, и Люси чувствовала, что графине это прекрасно известно. Ведь она имела с ним долгий секретный разговор, который, правда, не настроил ее в его пользу. Этим объясняется и тот факт, что она по-прежнему не одобряла их встречи. Единственное, что старая аристократка вынуждена была признать, это что Пол — джентльмен. А джентльменам она доверяла, иначе вообще запретила бы Люси видеться с ним, указала бы Полу на дверь после приватного разговора, запретив появляться у них на пороге. То, что она этого не сделала, ставило Люси в тупик. С одной стороны, графиня потворствовала встречам Люси с Полом, с другой — собиралась увезти ее в Италию, чтобы положить конец едва начавшемуся знакомству. Более того, она конструировала будущее Люси таким образом, что Полу Эйвори в нем не оставалось места…

Соответственно своим планам и какой-то информации графиня добивалась, чтобы Люси проявляла во всем благоразумие, особенно в отношениях с Полом Эйвори.

Однако, пока не прилетела из Америки Софи Деваржу, Люси и не думала проявлять такое благоразумие и жила словно во сне, в котором явился человек, в кого она без памяти влюбилась. И произошло это с той минуты, когда их взгляды встретились в злополучном ювелирном салоне. Люси тогда показалось, что она заметила в его глазах ответное чувство. Она ведь совсем не знала мужчин и уверовала, что необычные глаза Пола — темные, глубокие — не могут лгать… Зачем же он тогда целовал ее так чувственно и искренне?

А может быть, все же его глаза лгут? Когда они с Полом возвращались домой после дня, проведенного в коттедже, в душе у нее зародились какие-то сомнения. Но как только на другой день она услышала его голос, все они рассеялись, будто холодная мгла под лучами солнца. Что-то терзало ее, когда они были в гостях у Реншоу: в тот вечер она почувствовала себя совершенно сбитой с толку. Кто же он, этот человек, в которого она так безоглядно и безнадежно влюбилась? Все ее дремавшие сомнения проснулись и потрясли ее, когда она наблюдала встречу Пола с Софи Деваржу. Она увидела, что Пол несомненно обрадовался ее появлению. Он был в восторге — сомневаться не приходилось. Нет, он был просто счастлив! А Улла Реншоу вся сияла, будто знала, сколько радости доставила им обоим. Как глупо она позволила себе размечтаться — и тем сильнее была боль от крушения всех надежд.

Софи — прелестная молодая девушка, чья фотография украшает письменный стол Пола, — и он — самый блестящий молодой человек среди присутствующих — стояли, держась за руки, и не могли оторвать глаз друг от друга, а Люси оказалась на время забытой. Правда, совсем ненадолго… Самой Люси было досадно, что из-за нее ему приходится оставить друзей, чтобы проводить ее на Элисон-Гарденс. Она ясно видела, что ее появление на вечеринке у Реншоу не слишком обрадовало всех собравшихся.

Однако Пол не ограничился лишь пожеланиями доброй ночи, он медлил расстаться с Люси… И сон начался сызнова, когда он обнял ее, будто почувствовав, как ей этого хочется, и на какое-то время все ее тревоги улетучились. Ах, если бы он сказал те единственные слова, которые она мечтала от него услышать! Если бы он сказала: «Я люблю тебя!» Тогда сомнения перестали бы тревожить ее душу — она поверила бы ему и, что бы ни случилось потом, продолжала бы верить. Но он сказал только: «Таких, как ты, я никогда не встречал, ты меня просто интригуешь…»

И она так глупо выпалила, что графиня едет с ней в Италию искать ей мужа. Даже в собственных ушах это прозвучало грубо и вульгарно, прозвучало наивно и недостойно, особенно в устах девушки, которая только что позволила покрыть себя страстными поцелуями и сама отвечала на них не менее горячо…

Не удивительно, что она сразу почувствовала, как напрягся Пол, не удивительно, что он не старался продлить расставание. Он простился с ней с небрежной беззаботностью, отчего она провела без сна почти всю ночь.

Оказалось, что графиню чрезвычайно интересует, кто был в гостях у Реншоу, и она требовала от Люси все новых имен — всех, кого она могла вспомнить. Услышав про княгиню Марианну Карадин, она подняла брови, да и про Уллу, видимо, слышала.

— Улла — распространенное в Серонии имя, — заметила графиня. — Ну а княгиню Карадин я, конечно, встречала. Как она себя вела, когда вас ей представили? — Глаза графини ярко блестели от любопытства.

— Да меня ей, собственно, никто не представлял, — призналась Люси, — во всяком случае, представили не сразу. Она сама подошла ко мне, села рядом и начала расспрашивать.

— О чем?

— Больше всего про вас, мадам.

Графиню это явно позабавило:

— Ну и что? Вам удалось убедить ее, что я еще не выжила из ума и не впала в детство? Что же она хотела обо мне узнать?

— Мне показалось, она сожалеет, что вы нигде не бываете и мало кому удается с вами встретиться…

— Не всем же так повезло, как ей, когда в Серонии разразилась катастрофа. Оказалось, что у них с мужем в Англии вложены большие деньги, да и в Америке тоже, так что когда пришлось покинуть родину, им было на что жить. Как бы то ни было, я никогда не любила эту особу.

— Оказывается, она — крестная мать мистера Эйвори. — Люси произнесла это тихо, будто надеясь поразить графиню.

Графиня ласково потрепала ее по щеке:

— Ох уж этот ваш мистер Эйвори! Когда опять с ним встречаетесь?

— Он спрашивал, свободна ли я в субботу.

Старая леди неожиданно устремила на нее внимательный, изучающий взгляд:

— Я надеюсь, дитя мое, вы понимаете, что он не тот человек, которого можно принимать всерьез? Мы же ничего о нем не знаем, а если и знаем, то очень немного. Сама не пойму, почему я проявляю такую странную мягкость каждый раз, когда вижу его, почему не говорю ему прямо, чтоб он больше сюда не показывался? Видно, меня только то и останавливает, что он вам нравится. Давно бы пора отказать ему от дома.

— Нет, нет! — воскликнула Люси, и этот возглас как бы вырвался из глубины ее души.

Графиня откинулась в кресле и укоризненно покачала головой, украшенной рыжеватыми кудрями.

— Значит, дело зашло уже так далеко? Глупышка! Как вы наивны, разве можно очертя голову кидаться навстречу первому встречному! Не хотелось бы, — вдруг ее голос стал сухим и холодным, — не хотелось бы держать пари, что мистер Эйвори уже успел сделать вам предложение? Сделал?

Щеки Люси вспыхнули, ей пришлось объяснить, что ничего такого серьезного в их отношениях нет.

— Рада слышать, — заявила старая леди все так же холодно. — Быстро жениться — долго виниться… Это правильная поговорка. Хотя джентльмен, о котором мы говорим, не из тех, кто скоро сделает кому-то предложение. Думаю, он человек рассудительный, и, поскольку ему, наверное, скоро тридцать, впечатление на него произвести не так-то просто. И это как раз хорошо, ибо вы-то, дитя мое, чересчур впечатлительны.

В другое время Люси возразила бы графине, но не сейчас. Графиня всячески пыталась доказать ей, что Пол — искушенный светский человек и не может испытывать к Люси искреннего интереса, а у Люси от этого все переворачивалось внутри. Очень может быть, что графиня права; ведь если узнаешь, что ты кого-то «интригуешь», это далеко не так приятно, как узнать, что кто-то в тебя влюблен.

А графиня продолжала дискутировать, размахивая перед Люси своей тростью:

— Мне не хочется, чтобы вы выставляли себя дурочкой, дорогая! А женщина, когда в поле ее зрения появляется соблазнительный мужчина, часто выставляет себя дурочкой! Откуда вы знаете, вдруг этот Эйвори уже с кем-то связан? Обручен или помолвлен?

— Ничего не знаю, — чуть придушенным голосом отозвалась Люси.

— Вот видите! — Трость торжествующе стукнула об пол. — Вы даже не можете поручиться, что он не женат, если уж на то пошло! Хотя он не производит впечатления человека женатого…

Серо-зеленые глаза Люси смотрели на графиню так страдальчески, что та сжалилась и опустила трость.

— Люси, дитя мое, — неожиданно тепло и ласково заговорила старая леди, — я очень вас полюбила, и мне хочется, чтобы вы были счастливы, поэтому я вам скажу вот что: мне нравится ваш молодой человек, то есть я имею в виду, что он мог бы мне понравиться. — На лице графини появилось странное выражение, она отвернулась от Люси и устремила отсутствующий взгляд в стену. — Мы хорошо понимали друг друга, когда разговаривали с ним с глазу на глаз, и я на себе почувствовала его обаяние. Я даже решила, что это не просто поверхностное умение очаровывать, а что он человек честный. Когда он что-то говорит, то искренне… Когда предпочитает помалкивать, значит, проявляет осторожность… Осторожность — вещь хорошая. Слишком много молодых людей бросаются навстречу судьбе очертя голову, он так никогда не поступит.

Люси наклонилась к графине. В ее хрипловатом голосе зазвучали просящие нотки.

— Мадам, — взмолилась она, — вы ведь что-то о нем знаете, правда? Его крестная…

— Мы были когда-то знакомы, — холодно признала старая леди. — Ну и что из этого следует?

— Разве согласилась бы княгиня Карадин стать крестной сына таких родителей, кто… кто не воспротивился тому, что их сын стал официантом?

Трость гневно стукнула об пол:

— Забудьте вы о том, что он официант! — крикнула графиня. — Это только этап в его жизни, и он ничего не значит. Набирается жизненного опыта — вот и все!

— Значит, его родители воспротивились бы?

Старая леди опять сердито ударила тростью об пол.

— Очень надеюсь, что они восстали бы против этого! Я бы восстала! Правда, я не имею отношения к его родителям, я всего лишь… — Она внезапно умолкла и отбросила прочь трость, будто та ее рассердила. — Ну, хватит говорить об этом вашем несчастном увлечении! И не пытайтесь, пожалуйста, вынудить меня сказать что-нибудь, о чем я потом горько пожалею! — графиня гневно посмотрела на Люси, и ее лицо покрылось более багровыми пятнами, чем румянец, горевший на скулах Люси. К ее ужасу графиня вся дрожала от волнения и вдруг показалась Люси очень старой. — Я не желаю больше говорить о вашем мистере Эйвори, и мне безразлично, встречаетесь вы с ним или нет. Вам же хуже, если вы не остановитесь на этом пути, который ведет к тяжелому разочарованию. А когда оно вас постигнет, не сетуйте на меня — я вас предупреждала!

— И что тогда, мадам? — прошептала Люси.

— О, отправляйтесь на ваше свидание в субботу, но о следующей встрече не договаривайтесь… Я намерена проявить твердость и скажу этому человеку, чтобы он держался подальше от вас и моего дома…

Она произнесла эти слова так величественно, словно жила не в жалком домишке на Элисон-Гарденс, а была владелицей замка. Но Люси услышала в ее голосе другое: твердую решимость сдержать свое слово, а это не сулило ничего хорошего, хотя, по-видимому, не очень радовало и саму графиню.

Тяжело ступая, она пошла прочь из комнаты, даже не опираясь на трость, которую Люси несла за ней следом.

— Ох, уж эти мне мужчины! — бурчала графиня себе под нос. — Какое счастье, что мне уже не приходится растрачивать на них свои чувства!