Король воронов

2

– Черт, где Ронан? – спросил Ганси, повторяя слова, которые произносили тысячи людей с тех пор, как человечество обрело дар речи.

Выйдя из естественно-научного корпуса, он запрокинул голову, как будто Ронан Линч – сновидец, воин и злостный прогульщик – мог витать где-то в вышине. Но его там не было. Ганси увидел только самолет, беззвучно летевший в яркой синеве над школьным кампусом. По ту сторону железной ограды лежала Генриетта, издававшая деловой дневной шум. По эту сторону ограды ученики Агленби издавали неделовые подростковые крики.

– На технологии его тоже не было?

Адам Пэрриш – маг и загадка, школьник и логик, мужчина и мальчик – потеребил ремень честолюбиво нагруженной сумки на плече. Он не видел никаких причин полагать, что Ронан где-то тут, в кампусе. У Адама уходили все силы на то, чтобы сосредоточиться на уроках после целой недели, полной волшебных пещер и загадочных спящих – а Адам был самым мотивированным учеником Агленби. Ронан, с другой стороны, регулярно появлялся только на уроках латинского. Теперь, когда всех ребят, изучавших латынь, позорно запихнули на дополнительные занятия французским, что ему оставалось делать?

– Он был? – повторил Ганси.

– Я думал, это риторический вопрос.

Ганси злился ровно столько времени, сколько понадобилось запоздалой бабочке, подхваченной осенним ветерком, чтобы пролететь мимо.

– Он даже не пытается.

Прошла неделя с тех пор, как они отыскали и извлекли из пещеры Мору – мать Блу – и Артемуса… отца Блу? Три дня с тех пор, как они посадили Роджера Мэлори – старинного друга Ганси – на обратный самолет в Англию. Два дня с тех пор, как начался учебный год.

Ни в один из этих дней Ронан не удосужился появиться в Агленби.

Они глупо тратили время и силы? Да. Ронан Линч должен был сам отвечать за себя? Да.

За спиной у них, в естественно-научном корпусе, зазвонил колокол – через две минуты после окончания урока. Это был настоящий колокол, с настоящей веревкой, и предполагалось, что в конце урока в него, как положено, звонит настоящий ученик. Двухминутное опоздание преждевременно состарило Адама Пэрриша. Он страдал, когда люди плохо выполняли свои обязанности.

– Скажи что-нибудь, – потребовал Ганси.

– Этот колокол…

– Всё просто ужасно, – согласился Ганси.

Они сошли с дорожки и зашагали через спортивные площадки. Это был сущий дар богов – прогулка из естественно-научного корпуса до Грабер-Холла, десять роскошных минут на то, чтобы в перерыве между уроками насладиться воздухом и солнцем. Пребывание в кампусе, как правило, успокаивало Адама; предсказуемый распорядок убаюкивал его. Учись прилежно. Иди на урок. Поднимай руку. Отвечай на вопросы. Двигайся к выпускным экзаменам. Другие одноклассники жаловались на учебу. Ха! Учеба была островом, к которому Адам устремлялся в бурном море.

Очень бурном. На силовой линии кишели чудовища. Сквозь руки и глаза, которые Адам отдал Кабесуотеру, рос лес. А Ганси должен был умереть до наступления апреля. Вот что представляло собой это беспокойное море – а Глендауэр был в нем островом. Разбудить его значило получить подарок, который предназначался для того, чтобы спасти жизнь Ганси. Волшебная страна нуждалась в волшебном короле.

В минувшие выходные Адаму дважды снилось, что они уже нашли Глендауэра и теперь ищут его опять. Когда ему приснилось это в первый раз, это был кошмар. Во второй раз – облегчение.

Он осторожно спросил:

– Какой следующий этап?

– Пещера Диттли, – ответил Ганси.

Адам испугался. Обычно Ганси предпочитал безопасный подход, а пещера Диттли была чем-то совершенно противоположным. Во-первых, после того, как они извлекли оттуда дочь Глендауэра, Гвенллиан, из пещеры начали выползать странные существа. Во-вторых, у входа в нее Пайпер Гринмантл застрелила Джесса Диттли. Это место буквально вопило о прошлых и будущих смертях.

– А ты не думаешь, что, если бы Глендауэр находился дальше в пещере, Гвенллиан так и сказала бы, вместо того чтобы позволять нам рыскать по долине костей?

– Я думаю, Гвенллиан преследует свои личные цели, – ответил Ганси. – И я еще не выяснил какие.

– Просто я сомневаюсь, что стоит рисковать. Кроме того, это место преступления.

Будь здесь Ронан, он сказал бы: «Всё на свете – место преступления».

Ганси произнес:

– Значит, у тебя есть другие варианты?

Варианты? Во множественном числе? Адам был бы счастлив, если бы у него имелся хоть один. Самый многообещающий путь, пещера в Кабесуотере, рухнула во время их последней экспедиции, и на смену ей не появилось ничего нового. Ганси заметил, что это напоминает испытание на пригодность, и Адам невольно согласился. Кабесуотер устроил им проверку, они попытались ее пройти и обнаружили, что чего-то недостает. Впрочем, ощущение было правильное. Сначала они с Ронаном действовали заодно, чтобы очистить пещеру от опасных помех, а потом вся компания соединила свои таланты и ненадолго оживила скелеты древних животных, которые привели Ронана и Блу к Море. Каждую ночь с тех пор Адам воскрешал это воспоминание, прежде чем заснуть. Ронан, который видит сны, Адам, который фокусирует энергию, Блу, которая ее усиливает, Ганси, который приводит весь план в действие. Он никогда еще не чувствовал себя таким… настоящим. Вместе они составляли превосходную машину.

Но это не помогло им добраться до Глендауэра.

Адам предположил:

– Может, поговорить с Артемусом?

Ганси хмыкнул. Это звучало бы пессимистично в исполнении кого угодно – а в исполнении Ганси прозвучало пессимистично вдвойне.

– Я думаю, нам без проблем удастся поговорить с Артемусом. Но будет нелегко сделать так, чтобы он поговорил с нами.

– Ты, кажется, всегда считал, что у тебя есть дар убеждения, – сказал Адам.

– Практика еще этого не доказала.

– Ганси, чувак! – закричал кто-то через поле.

Уитман, прежний товарищ Ганси по гребной команде, приподнял три пальца в знак приветствия. Ганси не ответил, пока Адам не коснулся легонько его плеча тыльной стороной руки. Тогда он моргнул и наклеил на лицо улыбку Ричарда Кэмпбелла Ганси Третьего. Каким сокровищем была эта улыбка, которую передавали через века, от отца к сыну, с надеждой убирали в сундук, если в семье не было сына, полировали и гордо выставляли напоказ, когда кампания заканчивалась…

– А, Уит, – сказал Ганси, щедро растягивая гласные и наполняя свою речь классическим южным вирджинским акцентом. – Эй, гляди, ты оставил ключи в замке!

Уитман, рассмеявшись, застегнул ширинку. Размашистой походкой он зашагал рядом, и они с Ганси завязали какой-то беспечный разговор. Вскоре к ним присоединились двое ребят, потом еще двое. Они обменивались дружескими шутками, жизнерадостные, полные энергии, общительные. Ходячая реклама приличной жизни и хорошего образования.

Это была наука, в которой Адаму никогда не удавалось преуспеть, хотя он посвятил много месяцев ее прилежному изучению. Он анализировал поведение Ганси, препарировал реакции других ребят, заносил в каталог образцы бесед. Он видел, как простой жест разворачивался в букет мужского разговора – изящно, словно по волшебству. Он внимательно присматривался и к происходящему за сценой. Как несчастный Ганси за одну секунду становился дружелюбным. Но практика Адаму не давалась. Теплые приветствия застывали на губах. Небрежные жесты превращались в пренебрежительные. Ровный зрительный контакт становился пугающим пристальным взглядом.

Он заново брал уроки каждую четверть и думал, что как ни трудно в это поверить, но, очевидно, есть вещи, которым не в состоянии научиться даже Адам Пэрриш.

– Где Пэрриш? – спросил Ингл.

– Здесь, – ответил Ганси.

– Даже не знаю, как это я пропустил ветер с ледника, – сказал Ингл. – Как дела, старик?

На этот риторический вопрос можно было ответить легкой нарисованной улыбкой. Эти ребята собрались ради Ганси. Где Пэрриш? Так далеко, что за день не дойдешь.

Некогда подобная сцена расстроила бы Адама. Напугала. Но теперь он был уверен, что занимает место одного из двух фаворитов Ганси. Поэтому он просто сунул руки в карманы и молча пошел вместе с остальными.

Внезапно Адам почувствовал, как Ганси рядом с ним напрягся. Прочие продолжали галдеть и смеяться, но лицо Ганси сделалось задумчивым. Адам проследил его взгляд до массивных колонн, поддерживавших крышу Грабер-Холла. Там, на лестнице между ними, стоял директор Чайлд, держа в руке учебник или что-то вроде того. Он больше походил на птицу, чем на человека – ходячая реклама крема от загара и широкополых шляп.

– Так, джентльмены, – сказал он, – мне вас слышно из кабинета. Почему мы галдим, как вороны? Занятия ждут.

Они стукнулись кулаками, взъерошили друг другу волосы, похлопали по плечам. Все разошлись; остались только Ганси и Адам. Чайлд приподнял руку и слегка помахал Ганси, прежде чем вернуться в недра Грабер-Холла.

И вновь у Ганси сделался сердитый вид. Не глядя по сторонам, он зашагал дальше.

– Что это было? – спросил Адам.

Ганси, поднимаясь по лестнице, на которой только что стоял Чайлд, сделал вид, что не расслышал.

– Ганси. Что это было?

– Что?

– Рука. Чайлд.

– Просто дружелюбный жест.

К Ганси мир всегда относился дружелюбнее, чем к Адаму; но на директора Чайлда это было непохоже.

– Так и скажи, что не хочешь говорить. Но только не ври.

Ганси с преувеличенным вниманием заправил рубашку и опустил свитер. Он не смотрел на Адама.

– Я не хочу ссориться.

Нетрудно было догадаться.

– Ронан.

Ганси воровато взглянул на Адама и снова занялся свитером.

– Нет, – сказал Адам. – Не может быть. Нет. Ты этого не сделал.

Он не знал в точности, в чем обвинял Ганси. Но он знал, чего Ганси хотел для Ронана. И как Ганси добивался своего.

– Я не хочу ссориться, – повторил Ганси.

Он протянул руку к двери. Адам положил ладонь сверху.

– Оглядись. Ты видишь тут Ронана? Плевал он на учебу. Если пихать человеку еду в глотку, это еще не значит, что ему захочется есть.

– Я не хочу ссориться.

Ганси спасло какое-то гудение в кармане; у него звонил телефон. Теоретически им не разрешалось говорить по телефону во время учебного дня, но Ганси тем не менее достал мобильник и повернул экран, чтобы показать его Адаму. Адама поразили две вещи: во‐первых, звонила миссис Ганси (очевидно, так оно и было), а во‐вторых, часы на экране показывали 6:21 (и это совершенно точно было не так).

Адам слегка сменил позу – он больше не загораживал от Ганси вход в Грабер-Холл, просто положил руку на дверь. Теперь он стоял на стреме.

Ганси поднес мобильник к уху.

– Алло? А, мама. Я в школе. Нет, выходной был вчера. Нет. Конечно. Нет, просто давай быстро.

Пока Ганси говорил по телефону, Кабесуотер манил Адама, предлагая поддержать его усталое тело – и всего на минуту Адам разрешил ему сделать это. На несколько свободных вдохов его окружили листья и вода, стволы и корни, камни и мох. Силовая линия гудела в нем, слабея и угасая вместе с биением пульса, ну, или наоборот. Адам знал, что лес хотел что-то ему сказать, но пока не понимал, что именно. Нужно было погадать после школы, а может быть, выбрать время и съездить в Кабесуотер.

Ганси убрал телефон. И произнес:

– Она спрашивает, как мне идея устроить экспромтом мероприятие для ее избирательной кампании здесь, в кампусе, в выходные. Не помешает ли это праздновать День ворона, не будет ли Чайлд возражать. Я сказал… ну, ты слышал, что я сказал.

Вообще-то Адам ничего не слышал. Он слушал Кабесуотер. Более того, он прислушивался к нему до сих пор так внимательно, что, когда лес внезапно и неожиданно качнулся, Адама тоже шатнуло. Испугавшись, он схватился за дверную ручку, чтобы устоять.

Силовая линия перестала гудеть в нем.

Он едва успел задуматься, что произошло и вернется ли энергия, когда силовая линия вновь ожила и забормотала. Перед глазами у Адама пронеслись листья. Он выпустил ручку.

– Что это было? – спросил Ганси.

– Что? – слегка запыхавшись, повторил Адам, почти в точности подражая тону Ганси.

– Прекрати. Что случилось?

Случилось то, что кто-то выпустил огромное количество энергии из силовой линии. Такое большое, что даже у Кабесуотера захватило дух. Насколько Адам мог судить по своему ограниченному опыту, это могло произойти лишь по нескольким причинам.

Когда поток энергии стал постепенно набирать скорость, он сказал:

– Я почти наверняка знаю, чем сейчас занят Ронан.