Проходит неделя. Семь дней жизни в золотой клетке, которая понемногу начинает напоминать… дом.
Первые дни я провела, как затравленный зверёк, стараясь лишний раз не попадаться на глаза своим мужьям. Изучала лабиринт роскошных комнат, находила укромные уголки, где можно спрятаться с питомцами и планшетом, выданным мне Кайроном.
Только вот избегать мужей оказалось невозможно.
Кайрон и Дэриан живут здесь, дышат этим пространством, и их присутствие ощущается в каждом сантиметре апартаментов.
И я начинаю привыкать. Привыкать к тому, как по утрам Дэриан, уже безупречно одетый, с первой чашкой кофе предлагает мне краткий отчёт об оперативной обстановке — то есть о том, что синдикат сдаёт позиции, но мне по-прежнему категорически нельзя покидать апартаменты.
Прикосновения Дэриана ко мне редкие и всегда осознанные: легкое касание руки, когда он передаёт мне чашку кофе, уверенная ладонь под локоть, если я спотыкаюсь о край ковра.
Сначала я вздрагиваю от каждого такого жеста, но постепенно начинаю замечать их точность, их… заботливость.
Дэриан не нарушает границ, а очерчивает новые — границы моей безопасности. И в этой предсказуемости есть странная успокаивающая сила.
С Кайроном всё иначе. Он не ждёт приглашения. Он врывается в моё личное пространство с улыбкой и насмешкой.
Может запросто перебирать мои вещи на туалетном столике, комментируя ужасающую простоту земного быта, а через минуту подарить невероятно сложный и красивый механический цветок, чтобы скрасить убогость.
Его прикосновения мимолётные, но постоянные: он поправляет прядь волос у моего лица, чтобы лучше видеть мои умные глазки, как он говорит хрипловато-вкрадчивым голосом. Его пальцы касаются моей спины, когда он проходит мимо, его бедро намеренно касается моего, когда мы сидим на диване.
Это дерзко, вызывающе, и поначалу вызывало протест.
Но сейчас… сейчас я ловлю себя на том, что жду этих лёгких, ничего не значащих касаний. В них есть жизнь, энергия, нарушающая гнетущую стерильность этого места.
Я вспоминаю те точки соприкосновения, что мы нашли с первых же дней.
С Дэрианом — это разговор о земных экосистемах. Да, его очень интересует Земля. Он задаёт много вопросов. Его острый, аналитический ум выстраивает мои сбивчивые воспоминания в стройную систему. Мне приятно видеть в его глазах неподдельный, профессиональный интерес.
С Кайроном — это смех над абсурдностью ситуации, когда он пытается консультироваться с Чеширом по логистическим схемам. Мы находим общий язык в иронии, и я всё чаще смеюсь с ним. И даже шучу сама.
Мне нравится говорить с ними. И я вижу их интерес. К моим размышлениям. Ко мне.
Хотя, как я ещё понимаю, и Кайрону, и Дэриану нравится быть со мной как можно больше. Говорить со мной. И неотрывно смотреть на меня.
И сейчас, когда я сижу одна в гостиной и смотрю на звёзды, я с удивлением осознаю, что мне стало… не хватать их, моих мужей. Причём обоих сразу.
Не хватает их запахов, звука их шагов, гула их низких голосов, спорящих о чём-то важном. Пространство без них кажется слишком большим и пустым.
Внезапно дверь бесшумно открывается. В проёме появляется Кайрон.
Он сбрасывает верхнюю одежду, оставаясь в простой тёмной рубашке, облегающей мощный торс. В его волосах лёгкая растрёпанность, а в сиреневых глазах горит знакомый огонь.
— Скучала, красавица?
Он направляется ко мне, но его движение прерывает голос Дэриана.
— Ужин на столе.
Мы сидим за низким столом, уставленным изысканными блюдами, к которым я уже тоже начинаю привыкать.
Кайрон оживлённо рассказывает о каком-то инциденте с грузовым конвоем в секторе Гамма-7, а Дэриан время от времени вставляет сухие, точные замечания.
Я слушаю, впервые чувствуя себя не посторонним слушателем, а частью этого… чего-то общего.
— …и их датчики ничего не показали, — заключает Кайрон, раздражённо отодвигая тарелку. — Пока мы не получили сигнал о полном разложении груза. Миллиарды кредитов на ветер.
— Стандартные сенсоры несовершенны, — констатирует Дэриан. — Они фиксируют только запрограммированные параметры. Тонкие биологические аномалии им недоступны.
Меня будто подталивает что-то изнутри. Слово «биологические» цепляется за память, вытаскивая за собой обрывки знаний, казалось бы, навсегда оставшихся на Земле.
— А почему бы не создать живую сеть? — тихо говорю я.
Оба министра прерывают разговор и смотрят на меня.
Под их объединённым взглядом я чувствую прилив робости, но внутри уже что-то щёлкает. Идея обретает форму.
— На Земле мы использовали биоиндикаторы, — продолжаю я мысль, — это лишайники, мох. Для оценки чистоты воздуха. Они реагируют на малейшие изменения, которые техника не улавливает.
Я говорю быстрее, чувствуя, как воодушевление прогоняет неуверенность.
— Ксантос, — продолжаю я. — Это же фитоклиника. Вы изучаете растения. Почему бы не вывести особые культуры, гибриды, которые будут чутко реагировать на определённые типы угроз? Не просто датчики, а живую, дышащую сенсорную сеть, встроенную в саму инфраструктуру станций.
Воцаряется тишина. Я вижу, как в глазах Дэриана загорается тот самый холодный, аналитический огонь, который я замечаю, когда он говорит о работе.
— Теоретически осуществимо, — произносит Дэриан наконец. — Мы можем модифицировать геном люминесцентных лиан с Ксилона-4. Запрограммировать их на изменение свечения или выработку определённых ферментов в ответ на патогены или энергетические выбросы.