Кости. Навье царство (СИ)

Глава 9

— Да опять тухляк какой-нибудь, — Кощеев небрежно отмахнулся, но я знал его достаточно долго, чтобы видеть куда глубже. Кир чуть ли не с самого детства носил маску. Да не одну, так что и сейчас за напускной небрежностью прятал неравнодушие.

Время поджимало. Мы, все трое, с юности знали: у каждого свой срок. Годы шли, проклятие все чаще казалось неизбежно настигающим.

Я уже расплатился. Первый.

Казалось бы, больше нечего терять, что можно давно уж утеряно. От мыслей этих привычное пожарище заметалось в груди. Хоть ты дери ее руками, зубами — чем хочешь, лишь бы выскоблить и воспоминания те, и чувства все до последнего. Может, если бы и вправду мы все такие злодеи были, как в преданиях значится, так и не болело б ничего внутри. Выходит, не злом единым…

Да и не было в душе по большей части злобливости. Обида на мир — это да. Почему одним на роду написано жить себе спокойно, горя не знать, а другие расплачиваются за родословную одну? Как будто в рождении кто-то спросил, хочу я все вот это: магию, силу. Может, мне без нее и лучше бы жилось?

— Не поедешь? — накануне Велесова дня уезжать из особняка идея не самая лучшая. Кир был прав в своих опасениях. Еще и подарочек этот от Кощеева старшего. Такой без пригляда не оставишь — себе дороже.

— Задолбало вот где аж, — Кир зло провел ладонью вдоль шеи. Пристроил зад на столешнице, глядя куда-то задумчиво. — Женюсь и дело с концом.

— Сам-то веришь? Что перестанешь искать, что не будет тебя тянуть будто за кишки куда-то в неизведанное? Нет, брат, так не выйдет.

Злой, загнанный взгляд стал мне ответом.

Кощеев, подхватил со спинки кресла пиджак, махнул рукой и шагнул в открывшийся портал, привычно бросив взгляд на часы. Я последовал примеру, тоже скользнув по циферблату, отметил, что теперь имею в запасе часа три-четыре. Зависит от того, как скоро Кирилл поймет, что погнался в самом деле за пустышкой. Снова.

Было ли мне стыдно перед другом? Сегодняшнему мне нет. Если завтра я каким-то чудом вспомню, что делала левая моя голова, то, может, и раскаюсь. Смотря кем проснусь. Кулак как-то сам врезался в столешницу. Будто не я им управлял.

Ничего нового.

Как трудно жить вот так, будто в тебе трое разных человек уживаются. Хорошо, когда проснешься средним. Он из всех троих хоть самый адекватный. Жаль, сегодня не такой день, а ведь надо к матери еще заехать.

Нужно бы встать, да не терять времени… Вместо этого откинувшись на спинку дивана, прикрыл глаза. Само собой вспомнилось красивое, улыбчивое лицо. Зеленые глаза, яркие, смеющиеся.

— Василиса… — столько уж времени прошло, а все не заживает. Молодой был, дурной еще совсем. Думал, вот оно — счастье. Считал, что настоящей любви все по плечу. Хоть ты убийца, хоть какое чудовище — если любят тебя, то примут и безногим, и бездушным. Откуда только глупости такие в голове сидели?

В то утро угораздило же проснуться с левым за главного. Приспичило ему проверить искренность чувств невесты. Повез на свидание в горы, мало что порталом, не предупредив, так еще и огонь на руках поджег. Мол, смотри, душа моя, как могу-умею. Примешь такого? Она-то о магии до того только в сказках и читала. Не верила, как все кругом. А тут — жених твой получше всяких забугорных фокусников.

Вот всегда забывается, что делал, когда левый за главного, а тут крик ее дикий до сих пор в ушах стоит. Помню и глаза полные ужаса, и неосмотрительный тот, неаккуратный шаг назад. Всего один, бездна, шаг!

—Боишься значит, да? — за злобою и горечью своей не заметил, что оступилась, когда дернулся навстречу — уж было поздно. Если бы мог оборачиваться змеем, так может и успел бы спасти… До сих пор забыть не могу тело — крошечным пятном на серо-бурых скалах, и платье ее розовое ярким помятым цветком. Ночами снится, хоть спать не ложись.

Нет, нельзя Киру говорить, что узнал о Ядвиге. Прибьет ведь ее к лешему! Не то чтоб лишний грех на душу так уж меня пугал, как будто впервые. Было в этой девчонке что-то такое, необычное, притягательное. Саламандра-то моя, тогда в Купальскую ночь, ловко к ней на руку пробралась, не тронула огнем ни кожи, ни одежды!

Поднявшись, отошел к окну, вглядываясь в сереющее, налитое тучами небо. Так ладно рука ее лежала в моей ладони, как будто под меня выточена. Кто знает, может именно она, со странностями своими и не перепугается до смерти, узнав правду. Пока не похоже, чтобы догадывалась, но уже сколько чудного довелось ей увидеть, а Яда относилась к ним спокойно, будто нарочно игнорируя.

Глянул на часы. Столько времени убил на глупые воспоминания. Обещал же сестру забрать к празднику, да малого привезти. Шагнул в портал с тяжелым сердцем, а вышел к привычному шуму крупного мегаполиса. Отпер дверь своим ключом, по-простому, как обычный человек.

— Сынок! Ужинать будешь? — заслышав шум, из кухни вышла мать. Простая, домашняя. В ее глазах я казался себе нормальным. Не знала она правды. Отец напоил ее из Смородинки, когда была беременной мной уже. Не смогла примириться ни с отцовской сутью, ни с тем, что носит в себе еще одно чудовище. Батя рассказывал, что и травиться пыталась, и плод травить. Так что все мы делали вид, что обычная семья. Говорили, что работаем далеко, на вахте. Частые командировки, долгие отлучки. Любил ее отец всею своей черной душою и не мог уйти насовсем.

Да и я не мог тоже.

Все тянуло к родному человеку. По детству, когда только узнал, что хотела избавиться от меня в животе еще, психовал, как дурак. Потом поугомонился, поумнел.

—Я ненадолго, ма, за мелкими. Они, кстати, где? — нехотя выбравшись из теплых ее объятий, прошлепал на кухню, скинув у входа ботинки.

—Так ведь не пришли еще, в кино с друзьями умотали и все нет. Ты бы поел может, все равно ждать?

-Не хочу ма, чаю разве что.

-С блинчиками? Я напекла. Ждала же, что зайдешь, ты обещал пристроить Ладу на каникулы в летний лагерь. Она чемодан всю неделю собирала, — на столе появилась тарелка с блинами, сметана, варенье какое-то.

-Вкусно, — чтобы не обижать, свернул один кулем, макнул в вазочку с медом, откусив добрую половину за раз. Аппетита не было.

-Лада говорит, на Купалу когда ты ее на гуляния возил, видела ты с девушкой красивой через костер прыгал, рук не разжав, — мать выросла в селе и знала про такие развлечения, теперь вот намекала.

—Больше ее, болтушку, слушай, — стараясь вложить в жест побольше беззаботного пофигизма, махнул рукой.

Мать прищурилась: — Тебе уж третий десяток, Слава. Пора бы порадовать нас с отцом.

Не удержавшись, поморщился.

— Не начинай, ма. Прошу тебя, давай не будем, — никогда не любил этих разговоров, а теперь и подавно поперек горла вместе с надкусанным блином. Благо, брякнул замок в дверях. Поднявшись навстречу спасительному звуку, выглянул в проем двери.

— Так мелкие, пятнадцать минут на сборы. Кто не успел, остается дома, пойду пока на улице воздухом подышу, — на пару секунду сжав мать в объятиях, вырвался в пустоту подъезда.

— Береги себя, сынок, — только и успела кинуть в спину мать, как я, кивнув, прикрыл дверь. Не мог отчего-то сегодня там больше необходимого сидеть. Колом в груди долбилось, что и она меня таким не приняла. Еще не родился, а уже был ей противен. Вроде и простил ее давно, и понял умом, да разве одним умом проживешь на свете. Сплюнув, прислонился к нагретому за день кирпичу, ожидая, когда мелкие подвалят со своим шмотьем. Мне еще к возвращению Кира нужно назад успеть с расспросом, чтоб не подумал, что я специально его отправил по ложному следу, чтоб от Ядвиги подальше. Не нравилось мне, как смотрит он на нее. Что бы ни говорил, а хуже голодного волка на свежую ягнятину.