1817 год
Маркиз Гиллингем путешествовал ночью.
По общему мнению, это был человек, чье лицо заставляло малышей заходиться плачем. Он чувствовал себя много комфортнее в темноте, громыхая по проселочным дорогам под луной в своем мрачном черном экипаже с выцветшим гербом на дверце.
Многие считали, что маркизу просто неловко под любопытными взглядами, которые притягивала его ущербная внешность. Но некоторые возражали, считая, что он лишен какой бы то ни было суетности. Они подозревали, что им движут более темные мотивы.
Каждый раз выдвигались новые версии, все более жуткие, по поводу того, почему этот человек предпочитал дневному свету покров ночи. Болтали и о тайном поклонении сатане, и о лепешках, замешенных на крови девственниц. Викарий местной церкви читал длиннейшие проповеди о вреде суеверия и досужих пересудов, но даже слова, произнесенные с церковного амвона, увы, не в силах были остановить любителей почесать языки. Даже напротив, косвенным образом подзадоривали их. Поскольку маркиз никогда не уезжал далеко и навещал главным образом свое обширное поместье в Кенте, проверяя, исправно ли платят арендаторы, шепот за спиной его не сильно беспокоил. Но непослушных ребятишек в его владениях то и дело пугали его именем.
– Если только будешь трясти так корзинкой, Джемми, то побьешь все яйца, и тогда я, ей-ей, отдам тебя Черному Чудовищу Гиллингему!
Напуганный ребенок сразу же умолкал и испуганно крестился. Или нащупывал спрятанный под ветхой рубашкой образок и с завидным прилежанием брался за домашнюю работу.
Обычно маркиз, скрывая поврежденное оспой лицо темнотой ночи, редко удалялся далеко от дома, большого и мрачного, запущенного малочисленными слугами.
Но нынешней весной по окрестностям прокатилась удивительная весть, которую передавали друг другу шепотом, выпучивая глаза.
– А маркиз-то наш собрался в Лондон!
– Чудовище отправилось на поиски невесты!