Габриель замер.
– Ты знал, – твердо выговорил Джон. – Не мог не знать.
– И как же я мог это знать, если не присутствовал при зачатии? – От усилия, которое Габриель прикладывал, чтобы говорить спокойно, его голос прозвучал напряженно и неестественно. Лицо его словно окаменело.
– Я был уверен, что матушка сказала тебе… – Джон замолчал.
– Может, тебе не следует слепо верить папашиным анекдотам? – произнес Габриель. – Ревность превратила его в безумца. Он ведь фактически сделал из матери пленницу. Поэтому последние годы провел в одиночестве, сидел здесь, как зверь в норе, и никого не хотел видеть.
– Он не любил общества, – сказал Джон. – И с ним случались приступы подагры, которые едва ли могли смягчить его нрав.
– Его нрав и без того был ужасным!
– Наверное, – согласился Джон. – Его душа была больна. Это первая причина. Я не осуждаю матушку за то, что она искала утешения в другом месте. А вторая причина…
Габриель шагнул к нему, вскинув руку. Джон инстинктивно отпрянул и едва не покатился с лестницы кувырком. Габриель схватил его за сюртук и держал. Костяшки его пальцев побелели от ярости.
– Нет! На что ты намекаешь?
– Однажды я зашел к ней в комнату, и она поспешно спрятала какое-то письмо за подушкой дивана.
Наступило молчание. Их глаза встретились. Сдерживаемые эмоции рвались наружу.
– И ты из-за такого пустяка подвергаешь сомнению честь матери? То, что она спрятала письмо, еще ни о чем не говорит!
– Само по себе нет. Но после ее смерти и после смерти отца одна из горничных во время уборки нашла тайник за панелью в ее спальне. Я обнаружил там письма и еще несколько безделушек.
– Письма? От кого?
– От мужчины. И этот мужчина подписывался «Навеки твой».
– И ты их прочитал? – Лицо Габриеля исказилось от гнева и отвращения.
– Нет! Я сжег их. Она имела право на тайные чувства. Лицо Габриеля начало медленно краснеть.
– Я тебе не верю.
Ничего удивительного, что его брат отказывался верить в то, что у матери был тайный роман. Ведь он таким образом оказывался незаконным сыном, и все, что он думал о себе прежде, рушилось в одно мгновение. Джону должно было доставить удовольствие то, как его рафинированный братец, убитый этим известием, на глазах теряет весь свой лоск, как рассыпаются в прах его изысканные манеры, сокрушенные тайной, настигшей его из прошлого.
Но вместо этого Джон почувствовал, как гнев, который он так долго в себе лелеял, истощился. Марианна советовала ему помириться, хотя он и не был уверен, что сумеет найти подходящие слова. Джон вздохнул и произнес:
– Наверное, я ошибся.
– Ты сам в это не веришь, – подозрительно посмотрел на него Габриель.
Мириться приходилось Джону впервые, лгать он тоже не особенно умел.
– Нет, – признался он. – Но ты, если хочешь, можешь в это поверить, я не стану спорить. Она умерла. Она была нашей общей матерью, она любила тебя… Надеюсь, что и меня тоже. Пусть она спит спокойно.
Габриель выпустил его сюртук и прикрыл ладонью глаза, словно желая спрятать эмоции, исказившие его безупречные черты. У Джона даже мелькнуло желание утешить его, но он не двинулся с места. В таком состоянии Габриель мог сбросить его с лестницы.
Но разве старшие братья не должны защищать, наставлять, поддерживать? Если так, он был скверным братом.
Он так и сказал:
– Прости, что я оказался таким никудышным братом. Габриель уставился на него. Джон и сам был изумлен не меньше. Эти слова вылетели сами собой из какого-то скрытого закоулка его души.
– Ты в самом деле так считаешь? – медленно спросил Габриель.
– Да. – Джон мог бы попытаться объяснить, что сначала был слишком молод, чтобы критически оценить собственное поведение, позднее на него повлияла отцовская ненависть. Но это все равно не оправдывало того, что он сделал… или чего не сделал, чтобы защитить младшего брата.
Джон бы не удивился, если б его запоздалое извинение бросили ему обратно в лицо. Молчание все длилось, отягощенное чувствами, которые прежде не выставлялись напоказ. Потом Габриель медленно наклонил голову.
– Хорошо.
Это было самое большое, на что мог рассчитывать Джон, больше чем он заслуживал. Он смотрел, как его брат поворачивается и поднимается по лестнице. На верхней площадке Габриель остановился и обернулся.
– У меня есть еще одна миниатюра, где изображена мать. Экономка сохранила ее и отдала мне после ее смерти. Цирцея сделала с нее копию больших размеров, по-моему, очень удачную. Я пошлю оригинал тебе, раз ты разрешил мне взять другой портрет.
– Спасибо, – хрипло выговорил Джон, радуясь, что брат быстро отвернулся. Он ни за что не хотел, чтобы Габриель увидел слезы на его глазах. У него возникло чувство, словно мать сегодня вернулась к нему. Очень странно, но Джон был уверен, что теперь сможет смотреть на портрет матери, не думая о ее былом равнодушии, о пренебрежении к нему, в котором он себя когда-то убедил. Мнимую нелюбовь матери привил ему отец, вдруг понял Джон. Нет, он не позволит больше отцу управлять им! Матушка любила его, а это значит, что его можно любить!
Глубоко вдохнув, Джон спустился вниз и направился в гостиную. Дам оставили без внимания достаточно надолго! Он сильно потер лицо руками, чтобы стереть следы душевных страданий. Затем велел лакею распахнуть двустворчатую дверь и вошел в комнату.
Дамы сидели в дальнем углу комнаты. На окна, за которыми давно стемнело, были спущены толстые шторы. При свете свечей комната выглядела лучше, чем при дневном освещении. Следы долгих лет запустения не так бросались в глаза. Дворецкий принес на подносе чай.
– Милорд! – Луиза вскочила ему навстречу. – А мы все думали, куда вы пропали. А лорд Габриель разве не присоединится к нам?
– Он устал после долгого пути верхом и решил пораньше лечь, – объяснил Джон.
Луиза слегка загрустила, а Марианна обеспокоенно взглянула на него. Джон позволил Луизе подложить ненужную подушку под спину и налить чаю. Но именно Марианна долила в его чашку немного сливок, как он любил. Некоторое время Джон слушал Луизину болтовню и даже старался отвечать. Не стоит заставлять ее страдать от пренебрежения, реального или воображаемого. Сейчас он понимал, какие глубокие следы могут оставить в человеческом сердце самые незначительные чужие поступки или же, наоборот, отсутствие поступков.
Спустя какое-то время Марианна предложила Луизе поиграть, хотя рояль был безнадежно расстроен. Девушка старалась как могла. Она сыграла и спела с обычным воодушевлением. А Джон сел рядом с Марианной и представил, что они остались наедине. Аплодируя Луизе, он украдкой посматривал на Марианну.
– Я попросил у брата прощения, – вдруг тихо сказал он под громкую игру Луизы. Одобрительный взгляд Марианны вознаградил его за усилия, которых ему стоило извиниться перед Габриелем.
– Я так рада! Я уверена, что вы все же любите друг друга и со временем преодолеете прошлые обиды.
– Кто знает?
– По крайней мере вы попытались, – продолжила она убежденно. – А лорд Габриель производит впечатление порядочного человека.
Она не сомневалась, что у Джона добрые намерения. Сидя с ней рядом, Джон и сам начинал верить в то, что он тоже порядочный и достойный джентльмен, а не зверь, который может проснуться в нем. И еще он боялся, что не достоин любви хорошей женщины, даже до болезни.
Пока Луиза весело барабанила по клавишам из слоновой кости, Марианна смотрела на него доверчиво. Ее взгляд заставил Джона почувствовать себя значительнее, лучше, благороднее.
Джону показалось, что в комнатах повеяло свежестью, стало легче дышать. Копившаяся десятилетиями ненависть теряла свою силу и начала уступать место более чистым эмоциям.
Когда Марианна сказала, что им с Луизой пора спать, Джон испытал сожаление. Он мог бы сидеть так всю ночь, хотя приличия и не позволяли им ничего другого. Он хотел просто сидеть рядом с ней и наслаждаться ее обществом. Джон скрыв свои чувства, склонился к их ручкам. Леди поднялись по лестнице, ведущей в комнаты для гостей. Нет, он все-таки не дикий монгол и не может перебросить женщину через седло и ускакать прочь, как хотел когда-то по приезде в Лондон, проклиная долгие и хлопотные ухаживания.
Теперь он благодарил Бога за то, что не сбежал в первые дни. Ведь иначе он не встретил бы Марианну!
С этой мыслью Джон поднялся к себе в спальню. Крошка радостно прыгала вокруг, пока дворецкий помогал ему раздеться. Отослав слугу спать, Джон умылся одной рукой и улегся в кровать, а Крошка легла на коврике. Джон представил, как Марианна ложится рядом с ним и обнимает его…
Или отворачивается с отвращением?
Он вспомнил, как она дотронулась до его щеки. И все тело задрожало от желания. Только бы обнять ее…
Джон хотел прогнать эти мысли, иначе уснуть ему не удастся. Интересно, что она сейчас делает у себя в комнате? Думает ли о нем? Как просто было бы сейчас встать, пройти по коридору и…
И что дальше? Соблазнить гостью в собственном доме? В комнате, по соседству с которой спит его невеста? Ничего не скажешь, благородный поступок!
Джон закрыл голову подушкой и попытался подумать о необходимом ремонте в доме…
Утром Джон проснулся рано. Спал он плохо. Желание поскорее снова увидеть Марианну не позволяло нежиться в постели. В холле он застал Габриеля, одетого в дорожный сюртук. Брат был готов к отъезду.
– Я надеюсь, ты перекусил. Ты смог разыскать в буфете что-нибудь съедобное? – спросил Джон. Брат улыбнулся.
– Поджаренный хлебец неплох, если обломать обугленные края. А вот почки порекомендовать никак не могу.
Джон покачал головой и заговорил о более важных вещах:
– Спасибо, что помог и проводил нас до дома. Что касается вчерашнего разговора, то тебя, наверное, удивила перемена во мне, но я говорил искренне.
Габриель кивнул.
– Мне очень повезло, что я встретил женщину, которая верит в мою честь и порядочность, несмотря на все мои прежние грехи, совершенные в дни бурной молодости. Я знаю, что должен оправдать ее ожидания, быть таким, каким она меня считает. И меня нисколько не удивляет, что ты хочешь того же.
Джон не мог найти слов от удивления.
– Надеюсь, ты скоро наведешь порядок в своих личных делах, – добавил Габриель, усмехнувшись. – Неутоленное желание, знаешь ли, приводит к бессоннице.
Джон едва не чертыхнулся. Неужто у него все написано на лице? Но он счел нужным протянуть Габриелю руку. И он пожал ее.
– Отец умер. Оставим его покоиться с миром и не станем больше играть прежние роли, которые нам были навязаны в детстве, – произнес младший брат.
– Я согласен, – ответил Джон.
Он вышел вслед за братом на крыльцо и подождал, пока он сядет на великолепную лошадь, которую подвел ему грум. Лошадь вскидывала голову и нетерпеливо била копытами о землю. Экипаж Габриеля тоже был готов к отъезду, но брат предпочел снова сесть в седло.
– Благополучно тебе вернуться, – пожелал ему Джон, удивившись самому себе. За последние два дня они прошли долгий путь! Возможно, что когда-нибудь брат сможет приехать в дом своего детства, скинув бремя тяжелых воспоминаний! И сам он тоже сможет поверить, что мать все-таки его любила…
Он вскинул руку, чтобы помахать младшему брату на прощание, и даже улыбнулся. Правда или нет, что у Габриеля другой отец, но у них одна мать, и она – лучшее их наследство. Наверное, Марианна права насчет ценности семейных уз.
Джон снова захотел увидеть женщину, чей образ непрестанно мелькал в его сновидениях. Но наверное, светские дамы не встают спозаранку, и придется запастись терпением. Уже то, что она находилась с ним под одной крышей, доставляло ему громадное наслаждение и постоянно возбуждало желание, которое Джон старался держать под контролем.
Джон вернулся в дом и в холле наткнулся на лакея.
– Как только миссис Хьюз встанет и спустится вниз, дайте мне знать, – велел он.
– Но она уже встала, милорд, – ответил слуга.
– Как? В столовой ее нет.
– Она наверху, в прачечной, милорд, – пробормотал лакей, отводя глаза. Джон растерялся.
– Какого черта? Не важно… я сам ее найду. Неужели кто-то из его слуг испортил ей платье? Боясь даже думать о более серьезном уроне, он поспешил вверх по лестнице. У дверей в гостиную он помедлил, потому что в комнате царило какое-то необычное оживление. Один из лакеев балансировал на приставной лестнице и снимал с окон выцветшие портьеры, а в том самом углу, где еще вчера были залежи пыли, на четвереньках стояла служанка и терла щеткой пол.
Джон, посмотрев на них, решил, что это подождет. Сначала нужно найти Марианну и убедиться, что ей не причинили никакого ущерба.
Поднявшись наверх, он вдруг сообразил, что понятия не имеет, где находится прачечная. Ему повезло, что навстречу попалась куда-то бежавшая служанка. Она, несмотря на возбужденное состояние, сумела указать нужное направление.
Когда Джон нашел нужную комнату, в которой пахло крахмалом и влажным бельем, то увидел, что посередине стоит Марианна и что-то объясняет обступившим ее служанкам.
– Прежде всего составьте список всего постельного белья, которое надо заменить. В эту стопку сложите простыни, которые еще можно починить, а безнадежно порванные бросайте в корзину для тряпья… – Тут она подняла глаза и увидела его потрясенный взгляд. Он быстро подошел к ней.
– Миссис Хьюз, что-то случилось? Слуги сделали что-то не так?
– Вовсе нет, – весело ответила она. – А вот у вас я должна просить прощения, милорд. Только дурно воспитанные гости командуют чужими слугами, а я боюсь, что поступаю именно так.
Он постарался скрыть изумление.
– Дорогая миссис Хьюз, уверяю вас, что вы можете отдавать любые распоряжения. Я хочу, чтобы вам здесь было удобно. Но боюсь, что плохо об этом позаботился.
Она улыбнулась:
– Сперва лучше выслушайте, милорд, что я сделала, а уж потом давайте мне право распоряжаться. Сначала мне следовало поговорить об этом с вами, но… – Вспомнив о слугах, которые внимательно слушали их разговор, хотя только иногда посматривали с любопытством на хозяина и его неожиданную гостью, она замолчала. – Не лучше ли обсудить все внизу?
Джон согласился с ней. Стоит ли сваливать хозяйственные проблемы на гостью? Хорошего же она о нем будет мнения! Но он никогда не сможет рассказать ей, какой теплотой наполнилось его тело, когда он увидел ее в таком прозаическом окружении, словно она и впрямь хозяйка его дома, а не только в сокровенных мечтах…
Он пропустил ее вперед и спустился следом в гостиную. До этой комнаты у слуг еще явно не дошли руки. Здесь Марианна остановилась и повернулась к нему.
– Я правильно понимаю, что вы велели сделать уборку? – сказал он. Он впервые увидел ее колеблющейся.
– Я сознаю, что крайне невежливо с моей стороны распоряжаться вашими слугами, но…
– Миссис Хьюз, не нужно притворяться, что мы оба не понимаем, в каком жалком состоянии находится мой дом. Если вы сочтете нужным отдать какие-то указания, я буду только благодарен, хотя и огорчен, что вам приходится так утруждать себя.
– Здесь нет никакого труда! – возразила она, но ее раскрасневшееся лицо выразило облегчение. – Я просто не хочу ставить вас в неловкое положение. Земли вы содержите в порядке. Я слышала ваш разговор с братом. Но дом – другое дело. Мужчины даже не представляют, что нужно для хорошо налаженного домашнего хозяйства.
– Благодарю вас за снисхождение, – улыбнулся он.
– Но ведь я все-таки извинилась… – ответила она, но тут же догадалась, что он дразнит ее. – Бессовестный! Я действительно никогда не видела мужчины, который бы знал, когда необходимо поменять простыни. Прошлой ночью Луиза угодила ногой в дыру в простыни. Я решила, что постельное белье следует немедленно рассортировать, чтобы спасти вашу репутацию.
Улыбка пропала с его лица. И он не успел вовремя сдержать возмущения.
– Что за чертова… Я хотел сказать, что мне очень неприятно это слышать.
– Не стоит беспокоиться. Но в другой раз, когда вы решите принять гостей, может быть, лорда Габриеля с женой, комнаты для гостей следует лучше готовить. Я думаю, он еще вернется, – добавила Марианна. – Я стояла на лестнице, когда вы прощались. Так приятно было видеть, как вы пожимали друг другу руки. Я вами горжусь, милорд, потому что вы помирились с братом. Вот увидите, вам не придется жалеть об этом.
Ее слова согрели ему душу. Он не сразу нашел что ответить.
– Основная вина лежит на мне. И справедливость требовала, чтобы я сделал первый шаг. Я был ему не самым лучшим братом, – пробормотал он.
– Это не поздно исправить, – сказала она.
– Наверное. Но я не уверен, что смогу. А еще я не уверен, что из меня получится хороший муж. Хотя мне вряд ли следует говорить об этом.
Он ощутил на своей щеке ее легкое прикосновение, которое вчера так воспламенило его. Это воспоминание он с нежностью сохранил в своем сердце.
– Получится, милорд, если вы сделаете правильный выбор. – Голос ее почему-то прозвучал печально. Луиза не была правильным выбором, они оба знали это! Более того, Джон не сомневался, что Марианна догадывается о том, что ему хочется обнять ее. Искра пробежала между ними. Он увидел по ее глазам, что она все понимает! Ее щеки порозовели, и он надеялся, что под скромным декольте голубого платья ее сердце бьется так же часто, как и его.
О Боже, как долго ему еще удастся сдерживаться? И смогла бы она, если бы он был свободен, ответить на его страсть? Но она заслуживает лучшего мужа, чем он. У него обезображено лицо, а еще и плохая наследственность. Он сын жестокого отца и несчастной матери. Знай Марианна всю правду, неужели решилась бы отдать ему свое сердце, свою жизнь?
Мимо прошел нагруженный чем-то слуга. Джон не разглядел, чем именно. Марианна отступила назад. Момент был упущен.
– Наверное, большую часть моих слуг следует рассчитать, – произнес он, надеясь задержать ее любыми средствами. Марианна улыбнулась.
– Я уверена, что им просто необходим строгий надзор, не считая кухарки.
Он с трудом засмеялся.
– Пойду узнаю, встала ли Луиза. Хочу поручить ей обрезать кустарник в саду. Она, между прочим, хорошая садовница, – сказала Марианна.
Джон не хотел, чтобы Луиза разыгрывала здесь роль хозяйки. Одно дело, когда Марианна берет в свои руки заботы по хозяйству, а совсем другое, если это будет делать Луиза.
Ему предстояло решить более сложную задачу, чем научить слуг исполнять свои обязанности. Джон хотел расторгнуть помолвку, пусть случайно заключенную, даже с хорошо воспитанной барышней. Но он не хотел разбить ей сердце. Он не хотел причинять боль Луизе, которая нисколько не виновата в этой неразберихе. Если бы он вел себя осторожнее, он никогда не вляпался бы в эту историю. Заставив страдать Луизу, он не сможет расположить к себе ее тетушку.
Он охотно взялся бы за мытье полов, следуя за Марианной в столовую, где за длинным столом уже сидела Луиза в бледно-лимонном платье с вышивкой, отщипывая кусочки от подгоревшего хлебца.
– Доброе утро, милорд, – сказала она. – Надеюсь, ваша рана не болит. У вас такой вид, словно вы плохо спали.
В комнате не было зеркала, чтобы Джон смог удостовериться в правдивости ее слов.
– Рана уже заживает, – сказал он. – Но я надеюсь, что вы выспались хорошо?
– Прекрасно, – ответила она, недоверчиво разглядывая завтрак. Джон не сразу нашелся, что еще сказать ей.
– Если желаете проехаться верхом, то у меня в конюшне есть лошади, – обратился он к обеим дамам. – Но далеко заезжать не советую. Лучше держаться поближе к дому, пока мы не выясним, кто угрожает мисс Крукшенк. Я предупредил всех своих людей, чтобы были начеку и немедленно дали знать, если рядом с домом появится посторонний.
Нелюдимый нрав отца обернулся хоть какой-то пользой. Дом и сад были огорожены высоченной каменной стеной, преодолеть которую отважился бы далеко не каждый.
Луизу его слова явно повергли в уныние. Тем не менее она послушно кивнула.
– Я подумала, что, может быть, после завтрака тебе захочется посмотреть сад? – сказала Марианна племяннице. – Ты увлекаешься планировкой, да и к тому же кустарник нуждается в подрезке. А если ты со своим вкусом дашь несколько советов садовнику, то результат будет чудесным.
– Хорошо, только схожу за зонтиком, – согласилась Луиза, воодушевившись. К разочарованию Джона, Марианна явно намеревалась продолжить инструктаж слуг.
О возвращении хозяина стало быстро известно в поместье. Два арендатора уже ждали его, чтобы разрешить спор о корове, забредшей на чужой участок. Эта проблема отняла у Джона большую часть утра. Потом он решил проехаться верхом, чтобы осмотреть поля, а заодно узнать, не видел ли кто бродящих по поместью чужаков. Велев оседлать любимую кобылу, он вышел на крыльцо, досадуя на то, что не может прогуляться по саду с Марианной, которая взвалила на себя чужие обязанности. Он сел в седло и еще раз с тоской посмотрел в сторону дома.
Марианна проследила, чтобы портьеры, снятые с окон гостиной, хорошенько вытрясли. А прежде чем повесить на место, тщательно вымыли окна. Выцветшие, но дорогие ковры слуги, по ее указанию, вынесли во двор, чтобы отчистить от многолетней пыли. Полы вымыли, а мебель отполировали.
Обед без лорда Габриеля прошел спокойно, но качество его, к сожалению, нисколько не улучшилось.
– Я ищу новую кухарку, – объявил Джон, разрезая недоваренный кусок свинины.
Луиза хихикнула. После обеда Джон проводил дам в библиотеку, которую у Марианны еще не было времени осмотреть. Луиза вежливо кивала, а Марианна в восторге оглядывала большую сводчатую комнату с высокими, полными книг дубовыми шкафами.
– Какая замечательная библиотека, милорд! Он улыбнулся:
– Отец не был библиофилом, но дед любил собирать книги, а я его коллекцию пополнил. Прошу вас, выбирайте любую книгу по вкусу.
– А приключенческие романы у вас есть? – с надеждой спросила Луиза. – Чтобы там были романтические переживания, призраки, потайные комнаты…
– Очень может быть, – кивнул он и подвел ее к одному из шкафов. Девушка вытащила наугад какой-то том и зашелестела страницами, а Джон вернулся к Марианне. Она стояла в углу комнаты перед огромным глобусом на подставке из красного дерева.
– Значит, вас тоже интересуют дальние страны, – пробормотала она. – А о путешествиях вы тоже читали?
– Не так много, как вы, наверное, но и я пускался в дальние странствия посредством книг, – неловко улыбнулся он.
– Значит, у нас больше общего, чем я думала, – улыбнулась она в ответ. Присутствие Луизы удержало его от того, чтобы обнять ее. Дамы выбрали книги и поднялись к себе, а Джон долго мерил шагами комнату.
Марианна никак не могла сосредоточиться на «Истории Оттоманской империи», которую взяла в библиотеке. Она думала о Джоне! Она не ожидала, что будет так трудно. Зная, что он рядом, не иметь возможности быть наедине с ним. Вскоре она погасила свечу, чтобы наконец-то он смог прийти к ней во сне!
Лучше всего было загрузить себя работой. Всю неделю Марианна направляла слуг, боролась с грязью и беспорядком. После гостиной они взялись за гостевые комнаты: все кровати в них нуждались в новом белье, шторы обветшали и выцвели на солнце, обои кое-где отсырели. От одного из слуг, служившего при прежнем маркизе, Марианна узнала, что отец Джона не разрешал топить камин ни в одной из комнат, кроме той, которую занимал сам. И гостей он никогда не принимал, только в исключительных случаях, так что гостевые комнаты долго стояли запертыми.
Время от времени Джон приходил взглянуть на их успехи, в который раз извинялся за состояние дома, беспокоился, что она слишком усердствует и что он никудышный хозяин. В конце концов Марианна запретила ему говорить на эту тему. Тогда он уходил в свой кабинет и сидел там часами или отправлялся на долгие прогулки верхом. Что он там делал? Можно было только догадываться: то ли следил за полевыми работами, то ли выслеживал каких-то злоумышленников.
Уборка в самом деле отвлекала Марианну от мучительных мыслей о Джоне, по крайней мере так ей казалось. А в действительности сотни раз на дню приходилось делать над собой усилие и переключаться на что-то другое. Исследование дома многое рассказало Марианне о прежней унылой жизни Джона, об обидах, которые приходилось ему выносить от отца.
Она узнала и более свежие факты. Как-то она заметила, что в комнатах совсем нет зеркал. Экономка ответила, что в апартаментах хозяина их и вовсе нет.
– Хозяин приказал выбросить все зеркала после своей болезни, мэм. Как видно, не мог смотреть на свое лицо. Очень это все печально. Его милости и до болезни было далеко до младшего брата. У того-то личико просто ангельское…
Марианна вскинула брови и ответила сухо:
– Да, лорд Габриель хорош собой.
Как, наверное, Джон устал от того, что все сравнивают его с Габриелем!
Экономка смутилась, заговорив быстро, словно извиняясь:
– Наш хозяин был славный и крепкий мужчина, и многие местные девушки на него заглядывались. Но потом он подцепил проклятую оспу. Покойный лорд не позаботился даже сделать прививку домочадцам по примеру соседей. Говорили, что цыгане, стоявшие неподалеку табором, принесли эту заразу, и кое-кто из молодых людей, ходивших к ним попытать счастья в карточной игре, вскоре заболели. Наш хозяин всегда старался быть хорошим помещиком, даже еще при жизни отца. И он навещал больных, носил им еду.
– Да? – Марианна замерла со щеткой в руке. Чтобы воодушевить слуг на расчистку авгиевых конюшен, она решила сама подавать им пример. – Он об этом не упоминал.
– Само собой, мэм. Его милость не трубит о своих добрых делах, – многозначительно объявила экономка. – Полагаю, ему до сих пор совестно за отца. Если не я, так никто вам об этом и не скажет.
Вид у нее был крайне взволнованный. Марианна кивнула, решив не делать замечания служанке за критику титулованной особы.
Ее охватило горячее сочувствие к Джону, которому пришлось столько выстрадать. Марианна отложила щетку.
– Кажется, эти обои безнадежны, придется их просто заменить. Пойду, пожалуй, посоветуюсь об этом с его милостью, – сказала она. – А следующая на очереди у нас столовая?
Экономка кивнула. Хотя подобная активность была ей и непривычна, она ничуть не возражала против вмешательства Марианны.
– Я знаю, мэм, что все тут в плачевном состоянии, – уже в который раз вздохнула она. – Вот матушка его милости заботилась о доме. В то время я была младшей горничной, но как сейчас все помню. После ее смерти покойный маркиз разогнал почти всех слуг, а на дом ему было наплевать, только бы исправно наполняли его графин и обед кое-какой подавали на стол. Вот уж кто был свирепого нрава!
Простите, что я все это говорю. Я вернулась сюда уже после его кончины.
– Я вас хорошо понимаю, – сказала Марианна. – У вас в таком огромном доме просто не хватает рук. Если вы найдете в деревне девушек, которые захотят здесь работать, его милость согласится нанять их, я уверена.
Экономка просияла:
– Ах, мэм, вот это было бы дело! Я займусь этим самолично. Прежде нам было трудно найти слуг. Глупые девчонки верили всяким россказням, но гости из Лондона – это ведь говорит само за себя, да?
Марианна засомневалась, что поняла слова экономки как надо, но ей казалось неделикатным переспрашивать. Они еще поговорили о том, что предстоит сделать в следующую очередь, и Марианна отправилась на поиски Луизы. Девушка оказалась в цветнике, где давала указания двум садовникам.
– Да, именно так! И еще я думаю, что этот куст уже свое отжил. У вас в оранжерее есть что-нибудь на его место? – спрашивала она.
Старший из садовников, отдуваясь, вытирал вспотевший лоб скомканным платком.
– Не могу знать, мисс.
– Ладно, посмотрим. Если нужно, купим что-нибудь в ближайшем селе на ярмарке.
Луиза разговаривала уверенно. Если она станет здесь хозяйкой – при этой мысли Марианну больно кольнуло в сердце, – она прекрасно справится со всеми проблемами.
Луиза вскинула веер. Несмотря на тень от зонтика, она была вся красная от духоты.
– Ой, тетушка, вы здесь? Скажите-ка, что вы думаете вот об этом? – Она кивнула на длинный ряд аккуратно подрезанных кустов. Марианна одобрительно кивнула.
– Смотрится замечательно. Тебе, наверное, пора пойти в дом и выпить чего-нибудь прохладительного. Ну, если и не прохладительного, хотя бы жидкого. Я пыталась заказать на кухне лимонаду, но лимонов не оказалось вовсе, так что будем довольствоваться чаем. Боюсь, что кухарка ничего не делает, чтобы пополнять запасы кладовой.
– Она вообще ничего не делает, если судить по еде, которую нам тут подают! – сказала Луиза. В этот момент добродушие ее явно подвело. Марианна не стала комментировать это замечание перед садовниками и вошла следом за Луизой в дом. В утренней гостиной Луиза опустилась в кресло, которое уже успела облюбовать для себя. Вид у нее был не слишком счастливый.
Марианна подождала, пока принесут поднос с чаем, затворила за лакеем дверь и села рядом с племянницей.
– Что с тобой, дорогая?
– Ах, тетя! Что, если нам вернуться в Лондон? – с надеждой спросила девушка.
– Пока нельзя. Ты же знаешь, почему мы сюда приехали. Ради твоей собственной безопасности, – напомнила Марианна.
– Но как бы я хотела оказаться в Лондоне!
Как же она выдержит долгие месяцы жизни в сельском имении? Расстроенные чувства девушки не предвещали ничего хорошего. Она явно не испытывала большой любви к своему будущему дому.
– Мы здесь всего-то неделю, – напомнила ей Марианна.
– А кажется, что гораздо дольше! – жалобно проговорила Луиза. – Неужели для меня нет другого безопасного места, где побольше людей и разнообразия?
Марианна вспомнила слова маркиза и постаралась сдержать эмоции.
– Луиза, это нелогично. Лорд Гиллингем и так уже пострадал. Ты должна понять, что сейчас нам возвращаться в Лондон крайне рискованно. Надо выяснить, кто хочет причинить тебе вред. Все это очень серьезно.
Луиза скорчила рожицу.
– Знаю! Но это так утомительно, когда тебя во всем ограничивают. Здесь слишком… тихо. Сколько же можно по вечерам только читать или играть в карты с одними и теми же двумя партнерами?
– Дом очень красивый, хотя и запущенный, – напомнила Марианна. – Когда ты станешь в нем хозяйкой…
– Не знаю, так ли уж мне этого хочется! – выпалила Луиза и затихла, кусая губы. Марианна глубоко вздохнула, заставляя забившееся сердце успокоиться.
– Что ты хочешь сказать?
– Просто я… не уверена. – Она потупилась.
– Может, тебе стоит поговорить о своих чувствах с лордом Гиллингемом? – предложила Марианна, сохраняя спокойный тон.
– Может быть, но не сейчас… – И Луиза склонилась над чашкой.
Они еще поговорили о всяких пустяках, но тетя Марианна была странно рассеянной и вскоре ушла посмотреть, что делают слуги. Оставшись одна, Луиза допила чай, бывший отчего-то красно-кирпичного цвета. Эта несчастная кухарка портит все, к чему прикасается. Вот бы сейчас лимонаду! Естественно, кухарка даже и не подумала заказать лимонов в ближайшем селе, где имеется базар. В Лондонский порт корабли каждый день привозят всяческие фрукты из тропических стран. Как же она тосковала по Лондону! Она видела еще так мало всего, но достаточно, чтобы ее аппетит разгорелся. И вот ее притащили в эту дыру, более глухую и забытую Богом, чем Бат. Как все же несправедлива жизнь!
Луиза побрела в цветник. Один садовник ушел в оранжерею, желая взглянуть, что можно пересадить на почву, второй усиленно копал и не нуждался в ее руководстве. Луиза прошла через весь цветник и уперлась в каменную стену. Это стена красноречиво напомнила о ее теперешней ситуации. В имении маркиза она почти что пленница. Через калитку девушка вышла во фруктовый сад. Здесь можно почувствовать хотя бы видимость свободы. На уже отцветших деревьях завязались крошечные плоды, которые созреют только к осени. Она медленно двинулась вдоль дорожки под сенью густых крон.
Под одной яблоней оказалась каменная скамья, и Луиза села на нее. Она вовсе не собиралась выбалтывать тетушке свои сомнения. Луиза сама-то еще толком не разобралась в своих чувствах. И все же ей стало немного легче. Никто не сможет сказать, что она не пыталась полюбить маркиза. Да, она ценила его доброту, заботу и все-таки… не могла испытывать к нему ничего другого, кроме благодарности и дружбы. Эта бесплодная почва не шла ни в какое сравнение с постоянно пылавшим веселым пламенем, которое зажег в ней ее первый воздыхатель…
Если бы только она не оттолкнула Лукаса! Вздохнув, Луиза сняла капор и погрузилась, в воспоминания, меланхолично покачивая капор за ленты. И когда совсем рядом хрустнула ветка, она в первую секунду даже не насторожилась. Но потом звук дошел до ее сознания, и она замерла, поняв, что кто-то подкрадывается к ее скамейке тихо и безмолвно. Луиза смутно видела через плечо чью-то темную фигуру, и ее горло сдавило страхом.
Она находилась довольно далеко от дома. Никто не узнает, если это снова объявился неизвестный злодей. Втянув в себя воздух, Луиза собралась с силами и приготовилась кричать.