Краски мечты

4

Ближе к вечеру выяснился еще один факт, после чего Мэган ощутила почти непреодолимое желание убить подругу. Оказалось, что Джине не хочется кататься на лыжах! Что она приехала посмотреть старую Европу, подышать горным воздухом, может быть, заняться альпинизмом… На замечание о том, что альпинизм гораздо опаснее лыжного спорта, Джина ответила, что ее пугает не опасность, а скорость.

– Вот-вот. И так во всем, – заметила Мэган. – Конечно, тебе гораздо легче медленно губить себя, перекрывать самой себе кислород, чем один раз сделать что-нибудь, чтобы вырваться из обыденности.

Мэган была тверда в своем намерении как можно скорее указать Джине путь к счастью. Только вот Джине от этого было не легче.

Все эти разговоры, которые неизменно сводились к одному и тому же, комок, подкатывавший к горлу… Джина понимала, что еще немного – и она сдастся.

Но так хотелось отстоять свободу своего выбора хотя бы в чем-то! И она решила, что ни на шаг не отступит в плане того, чем будет занимать свое время. Хотя против лыж она, собственно, ничего не имела.

– Ты пойдешь гулять? Я хочу побродить по городу. – Джина решительно не знала, чем себя занять. Идея с поездкой уже не казалась ей такой привлекательной.

Хотя, возможно, это была обычная хандра, которая наваливалась на нее после дневного сна. Когда Джина была маленькой, ее угрюмость и капризное настроение, естественно, были проблемой мамы и Энн, которых, едва выбравшись из кроватки, тиранила Джина, но теперь всю тяжесть ей приходилось нести самой. Муторную неопределенность решений, которые не хочется принимать, и дел, которые что-то мешает делать.

Обычно Джина спасалась прогулками. Вроде бы ничего особенного не делаешь, течешь по улицам вместе с людским потоком или, наоборот, прислушиваешься к звуку собственных шагов, отраженному в пустынном воздухе. Можно расслабиться, выбросить из головы ненужные, немного гадостные в такое время мысли и просто впитывать впечатления, которые дает мир. Звуки птиц. Детские голоса. Чей-то смех. Причудливые тени от фонаря, случайно спрятавшегося в кроне дерева. Десятки цветов, которым и названия-то нет, на изменчивом небе. Ощущение легкой опасности от машины, проносящейся мимо на большой скорости… И все это – сразу, одновременно, ударяя по всем органам чувств, рождая в душе восторг от такого простого – жить…

Когда-то Джина читала, что человеку на бессознательном уровне приносит удовольствие любое ритмичное движение. Она сама чувствовала, что ходьба всегда довольно быстро успокаивает ее. И сбегала на улицу, когда что-то мутное, угнездившись под сердцем, не давало наслаждаться простыми радостями вроде удачно испеченного пирога или предстоящего похода в кино с веселой компанией.

– Так пойдешь? – переспросила она, не дождавшись ответа.

Мэган в это время с увлеченностью живописца аккуратными мазками наносила на лицо маску из какого-то золотистого тюбика. Кстати, ее косметика в коробочках, флакончиках и тюбиках, расчески всех возможных форм и размеров и футляры с бижутерией полностью заняли туалетный столик. Все движения подруги Джина могла наблюдать в большом зеркале, заключенном в резную раму темного дерева, но и только, потому что Мэган не соизволила обернуться. Естественно, у женщины ведь не может быть более важного дела, чем красота…

– Ты что?! Ну посмотри на меня, куда я, по-твоему, могу пойти в ближайший час? – Мэган уставилась на Джину со странным выражением, которое вмещало в себя и возмущение, и иронию, и легкое сочувствие: вот, мол, откуда у тебя берутся проблемы с кожей – от косметической неграмотности… На улицу – сразу после ухаживающих процедур?!

– Ну как хочешь. Только имей в виду, что через пару часов, когда ты будешь готова к выходу, станет темно и никто не разглядит твоей невозможной красоты! – Джина очень не любила, когда Мэган подчеркивала свое превосходство, хотя та занималась этим почти всегда, да и повод сейчас был мелковат: кто лучше умеет о себе заботиться…

– По-моему, ты отстала от развития цивилизации: электричество появилось еще в прошлом веке! – Мэган показала подруге язык, за что и поплатилась: на кончик языка попала маска. – Тьфу, вот что бывает, когда я подхватываю твои инфантильные жесты.

Джина скорчила рожицу, надела куртку и вышла из номера.

Внутреннее убранство главного корпуса сильно отличалось от того, что можно было вообразить при взгляде на фасад этого здания. Казалось бы, в этом немного мрачноватом старинном здании должны быть красные ковры на полу, кирпичные стены с развешанным оружием и камин в холле, но нет: все было выдержано в пастельных тонах, в нишах стояли вазы с живыми цветами, и только на втором этаже какой-то любитель местного колорита повесил гобелен. Джина подошла, чтобы рассмотреть эту вещь, заметно выбивающуюся из общего тона.

А гобелен был хорош. Джина с уверенностью могла бы сказать, что ему не меньше двух веков и сделали его во Франции. Полотно изображало сцену охоты на оленя. На первом плане, однако, были не богато одетые дамы и кавалеры, а гордое лесное животное. Олень со стоическим спокойствием оглядывался назад, на приближающуюся погоню, и удивительно четко был виден каждый мускул сильного тела под коричневой шкурой.

Вот уроды, подумала Джина. Забавы ради убивать таких красивых созданий… А ему ведь тоже хотелось жить. И вся беда в том, что их было много – а он один. Посмотреть бы, что сделал бы кто-то из них, встретив на лесной тропе зверя и не имея оружия в руках! У нее, очевидно, был тот же взгляд на ситуацию, что и у автора гобелена, потому что другие изображения с похожими сюжетами, как правило, в центр ставили пышную публику: чересчур красивых мужчин и восторженных женщин, а здесь… Здесь – лесной красавец, дикий и быстрый, и, наверное, отважный и гордый: не обращается к зрителю, не укоряет убийц, идущих по следу.

Джина спустилась. Кивнула администратору, толкнула дверь и вышла в холодный вечер. Сумерки уже сгустились. Заснеженная улица в сиреневом сумраке, кое-где разбавленном светом от круглых луноподобных фонарей, выглядела просто фантастически. Впечатление усиливали вздымающиеся с двух сторон темные громады гор, казавшиеся теперь сгустками тени. Полоска горизонта на западе, раскаленная закатом, еще остывала. Джина чувствовала себя маленькой девочкой, вдруг попавшей в сказочный мир. Ей не хотелось стать принцессой, не хотелось найти волшебную палочку – лишь бы успеть надышаться этим волшебным воздухом, запомнить все-все мелочи, сохранить в памяти каждую картину… Ну, и если бы возможно было встретить принца…

Нет, черт возьми, что же это такое! Стоит только расслабиться, как в голову лезет всякая чушь! – одернула себя Джина. Одна мысль, за ней другая, а потом целый вечер я буду чувствовать себя несчастной от несбыточности своих надежд. Вот уж дудки!

Сердиться на себя – это в конечном счете гораздо лучше, чем изнывать от беспричинной тоски. Джина решила сегодня быть счастливой. Благо обстановка располагала.

Девушка наклонилась и зачерпнула ладонью снег. Мороз был не сильным, и белые чистые хлопья легко скатывались в плотный тяжелый ком. Перчатки, конечно, станут мокрыми, но это такие мелочи… Они-то Джину не беспокоили никогда. Она могла часами бегать под дождем и искренне удивляться маминому гневу, зимой – возиться в снегу, не веря, что может существовать какая-то связь между открывшимся сегодня кашлем и вчерашней постройкой снежной крепости с последующим сражением.

Погрузившись в воспоминания, Джина и не заметила, как швырнула снежок: просто замахнулась, а потом – само собой – выпустила снежный комок из рук.

Сделала она это машинально – и оттого не сильно.

Но Альберт, спокойно шагавший по вечерней улице и на ходу закуривавший сигарету, сильно удивился, получив в спину тычок – прицельный, точно между лопаток. Он недоуменно обернулся: степенные незаинтересованные горожане, деловито бегущая мимо собака с рыжим хвостом… И девушка в бирюзовой куртке, затормозившая на ходу и испуганно прижавшая ладонь ко рту.

Альберт ее узнал: ах, эта, в отеле, из львиной свиты. Вот уж странный способ сводить знакомство с мужчинами. Неужели сама охотится за кошельками? Нет, так это не делается, скорее – просто ненормальная, или, того хуже, обычная взбалмошная девчонка, не выросшая из детских игр.

У Альберта был большой жизненный опыт. И, в частности, большой опыт общения с критиками и прессой. Он-то и научил режиссера с достоинством принимать удары и, вроде бы ничего не делая, обращать их против того, кто эти удары наносил. И тут же сработал какой-то условный рефлекс. Он посмотрел жестко и как-то мимо девчонки, мелькнувший в его взгляде интерес мгновенно сменился холодным равнодушием. Зашагал прочь, ни на йоту не ускорив шага, не издав ни одного звука.

Джина пискнула «извините», и ей показалось, что тихое слово ударилось в неширокую удаляющуюся спину и мягко шлепнулось на мощеную мостовую. Ей оставалось переминаться с ноги на ногу и краснеть.

Вот дурочка! Какой ужас… Опять этот человек… Что он обо мне подумает?! Хотя – уже не важно. М-да, лучше бы с ним теперь не встречаться. Как глупо, как стыдно… С такими невеселыми мыслями Джина все-таки заставила себя сдвинуться с места, потому что прохожие стали на нее поглядывать с явным интересом: еще бы, стоит посреди улицы девушка, растерянная, судя по манере одеваться – приезжая, и сосредоточенно растирает ладонями щеки. Джина свернула за угол и нырнула в дверь какого-то магазинчика.

Сердце колотилось. Больше всего на свете Джина ненавидела попадать в глупое положение. Нельзя сказать, что это случалось с ней слишком часто, но уж если случалось…

Джина постаралась успокоить дыхание и огляделась. Улыбнулась: Мэган позавидовала бы такой удачливости. Она попала в ювелирную лавку. На удивительно маленьком пространстве помещалось удивительно большое количество витрин. Здесь, казалось, находилось все, что может поразить воображение женщины: серьги и кольца, браслеты и подвески, броши и цепочки; золото, серебро и просто красивая бижутерия. У Джины мелькнула мысль, что если бы она владела таким магазином, то изделия располагались бы систематизарованно: в трех витринах – золото, серебро, бижутерия, и в каждой витрине были бы отдельные полочки для цепочек, серег и колец. На нее в этом плане очень повлияли виденные ею ювелирные магазины в Америке. Но, по-видимому, владелец этой лавочки придерживался совсем других взглядов. Среди всей красоты, собранной здесь, царил предвечный хаос. Если и была какая-то общая идея, организовывавшая расположение украшения, то нужно было обладать недюжинным интеллектом или, возможно, сильнейшей интуицией, чтобы понять эту тайну.

Тем не менее, если здешний торговец хотел достичь как можно более глубокого воздействия на покупателей, то ему это удалось. От мерцающих, искрящихся, переливающихся украшений кружилась голова. Хотелось забыть обо всем на свете и остаться здесь, чтобы рассмотреть каждую вещь как можно лучше. И наверняка попалось бы что-то такое, от чего нельзя было отвести взгляд…

Как в музее. Хитро придумано, отметила про себя Джина, но сама со счастливым вздохом погрузилась в созерцание красоты из блестящего металла и камней.

Продавщицу, белокурую женщину лет тридцати восьми, Джина даже не сразу заметила. Она была на удивление молчаливой и степенной. И, что Джина оценила сразу, своими замечаниями не мешала любоваться драгоценностями.

Здесь было все, все формы, в которые только может вылиться красота чистого металла: удивительные цветы и дивной формы листья, абстрактные узоры и изящные животные. И даже дракон. Раньше Джина только слышала о воздушной европейской скани, которая похожа на металлическое кружево, а теперь получила возможность созерцать это чудо. Тонкие витые линии прихотливо изгибаются, свиваются, сплетаются одна с другой – и рождается рисунок, нежный и утонченный.

– Большинство изделий – ручной работы, – изрекла дама за прилавком.

– Я верю, – отозвалась Джина, даже не удивившись английским словам.

Так чудесно было бы прийти сюда с любимым мужчиной… Или – еще лучше! – получить в подарок такую вещь, совершенно неожиданно. Джине захотелось назло всем и всему купить себе что-нибудь, тогда можно было бы представить, что это от очень дорогого, близкого человека. Джина заколебалась: что же выбрать?.. А потом почему-то устыдилась своего желания – и выбрала на память гладкое серебряное кольцо с изображением крыльев бабочки из розового и голубого перламутра.

Просто сувенир. И просто крылья. С этой мыслью Джина надела на палец кольцо. Ну и пусть не налезет перчатка, все равно мокрая.

На улице было уже темно. Мерзли ладони, и Джина спрятала руки в карманы куртки. Не хотелось в отель. Наверняка Мэган смотрит спутниковое телевидение и красит ногти… Конечно, думать так, можно было, только не очень хорошо зная Мэган: она не стала бы отвлекаться от создания своего совершенного образа. Во всяком случае, Джина решила выпить где-нибудь чашку горячего шоколада: среди чужих людей иногда гораздо легче, чем в компании друзей.

К вящему удовольствию туристов, кафе и ресторанчиков здесь было полным-полно, два-три на каждой улице. Джина выбрала вывеску, изображавшую умильно-лукавую барсучью морду. Надпись гласила: «Голодный барсук». Если подумать, субъект с таким выражением лица, то есть морды, вряд ли был голоден и сир, но эта несообразность не отталкивала, наоборот.

Джина толкнула дверь – и окунулась в атмосферу легкого уютного отдыха. Здесь пахло жареным мясом и ванилью, вился табачный дымок, не очень громко играла музыка, гулял по маленькому залу гул голосов и – о чудо! Джина даже зажмурилась от удовольствия – трещал живой огонь в небольшом камине. Джина решила, что остаток вечера ей просто необходимо провести здесь – для поддержания и укрепления состояния душевного равновесия.

Она огляделась в поиске свободного места: ага, подходящий столик в углу. Джина направилась туда, ловко лавируя между тесно поставленными столами – и у самой цели чуть не врезалась в человека, пробиравшегося с другой стороны, но туда же. Человек этот носил светлую замшевую куртку и имел очень желчное лицо.

Знакомое лицо.

Сзади на его куртке Джина могла бы увидеть темное пятно – не высохший еще след ее собственной беззаботности.

Но ей не нужно было даже видеть это пятно, Джина и так узнала своего сегодняшнего незнакомца.

Он взглянул на нее. Как показалось Джине, с отвращением. Она не смогла сдержать нервный смешок. На лице мужчины отразилось недоумение. Джина чувствовала себя очень глупо, но остановить смех, больше похожий на короткие спазмы, никак не получалось.

– Вам нехорошо? – осведомился мужчина строго.

Джина помотала головой.

– Извините! – наконец удалось ей выдохнуть это слово.

Человек в замшевой куртке пожал плечами.

– Садитесь, – предложил он. – Я найду себе другое место.

Джина вспыхнула: то ли от нелепости положения, то ли от последней услышанной фразы. Села. Резко и решительно. Надо ли говорить, что стула, хотя он был тяжелый, ей никто не пододвинул. Мужчина, однако, напрасно рассчитывал на другой свободный столик: больше мест не было. Он со вздохом опустился на деревянный, нарочито грубо сколоченный стул.

Джина, аккуратно расправляя, вешала куртку на спинку стула: чего доброго, пойдешь к вешалке, а этот тип отодвинет ее стул или положит на него ноги. Хотя убраться отсюда ей бы и самой было в радость. Только гордость не позволяла. Энн в подобных случаях говорила: «Главное – сделать такое лицо, будто все идет как надо». Что ж, попытаемся…

Мужчина читал меню.

Однако получалось у Альберта это плохо: он не знал немецкого. Этот бар был чуть в стороне от центра, и пояснений для англоязычных туристов меню не содержало. Он был раздражен. Он не любил светловолосых женщин: они хитрее прочих. Он не любил случайностей: их не бывает, бывает только четко спланированная и подстроенная импровизация. Он не любил немецких слов: каждое длиной в три-четыре дюйма…

– Меня зовут Джина. Джина Конрад. – Альберт увидел протянутую к нему через стол тонкую руку, покрасневшую от холода. – Я знаю. Это все ужасно глупо, но раз уж мы оказались здесь вместе, то давайте хотя бы обращаться друг к другу по имени.

Вот он, закон природы! Даже в самой нелепой ситуации женщина готова пойти на сближение с мужчиной, прокомментировал про себя Альберт.

Джина и сама не знала, на что рассчитывала: то ли на свое обаяние, то ли еще на какую-нибудь случайность, то ли на великую силу абсурда. Но сидеть здесь еще полчаса, прикладывая все усилия к тому, чтобы не встречаться взглядом с соседом, а потом еще несколько дней бегать от него – всего этого она не хотела. Лучше сразу разрубить узел, а если не получится – встать и уйти, списать все на его грубость, а не на собственную неловкость…

Мужчина помолчал. Посмотрел сухим, каким-то воспаленным, хотя и по-прежнему холодным взглядом:

– Альберт Ридли.

Джине показалось на мгновение, что он болен. Или что-то другое царапнуло ее слух?

– Вы не… не тот Альберт Ридли?

– Нет, – отрезал Альберт. Удивился про себя: надо же девчонка узнала, неужели внимательно читает титры телепередач? Но ничем не выдал своих чувств. – А какой тот?

– Режиссер… «Новая драма»…

Альберта передернуло. Он умело закашлялся. Меньше всего на свете ему хотелось встретить здесь какого-нибудь знатока искусства. Тем более – в облике несмышленой девчонки, у которой явно не все винтики в голове на месте.

– Ни капельки не похож. Вы его хотя бы раз видели, мисс Конрад?

– Нет. – Отрицательное движение головой.

– Тогда понятно.

Пауза.

– Что вы будете заказывать, мистер Ридли?

– А вы что, хотите меня угостить?

– Нет, я хочу посмотреть меню, – едко ответила Джина.

– Это благое намерение, согласен. – Альберт не без издевки передал Джине папку, испещренную немецкими названиями. – Если сумеете что-то прочитать, переведете мне?

– Ни за что на свете, – буркнула она.

Этот тип очень сильно ее раздражал. Он был ядовит, как скорпион, только вот кусать сам себя не торопился. Он был хищником – и не пытался это скрыть. Джина не относила себя к разряду патологических жертв, но рядом с такими людьми все-таки чувствовала себя неуютно. А тут еще и меню, в котором не разобрать ни слова!

Отчаявшись справиться самостоятельно, Джина позвала официантку и приготовилась изъясняться с ней жестами. Хотя когда-то она слышала, что немецкие слова читаются так же, как пишутся… Природное упрямство не позволяло отступить на полпути. Новый знакомый подчеркнуто заинтересованно приготовился за этим наблюдать.

Но шоу не состоялось – подошедшая официантка, на чьей груди гордо красовался бедж «Эмма», как оказалось, вполне сносно говорила по-английски, Джина даже подумала, что здесь работники всякого рода сервиса должны получить очень неплохое образование. Эмме на вид было лет тридцать пять, она выглядела ухоженной, так что не исключено, что на самом деле была старше.

– Guten Abend! Nicht ferstehen? Добрый вечер, молодые люди, что будете заказывать?

Джина искоса взглянула на соседа: Эмма явно был некритична к возрасту посетителей…

– Здравствуйте. У вас есть горячий шоколад? – Джина решила не отступать от намеченного плана и выпить только чашечку. Чтобы не задерживаться здесь…

– Да, конечно, превосходный горячий шоколад! К нему – слойки, пирожные, штрудель…

И далее в том же духе.

За время обстоятельной беседы с Эммой на кулинарные темы Джина ощутила, что порядком проголодалась, но из принципа ограничилась ягодным штруделем… и двойной порцией горячего шоколада.

Альберт, напротив, заказал три мясных блюда.

Вот негодяй! Конечно! Я уйду, а он тут будет прохлаждаться и не торопясь сдирать зубами мясо со свиных ножек! Что такого возмутительного было в поведении соседа по столу, Джина, пожалуй, не смогла бы объяснить даже самой себе. Просто ее захлестывало раздражение и какая-то полуосознанная, почти детская обида.

Настроение, которое вроде бы выправилось в ювелирной лавке, теперь снова упало до нуля. Джина с неприязнью ковыряла вилкой уязвимый слоеный бок штруделя и глотала безвкусную горячую жидкость. Альберт ел мясо. Молчание за столом становилось тягостным. Хотя, собственно, что тягостного в молчании двух практически незнакомых людей, не испытывающих друг к другу симпатии?

– Вы, мисс Конрад, читали Кафку? – между делом осведомился Альберт.

– Нет. Как-то не довелось.

– А жаль. Здесь атмосфера, как в «Замке».

– В каком замке?

Альберт укоризненно посмотрел на нее:

– Это книга так называется. Ну да ладно, вы все равно не читали.

– Дайте угадаю: там все плохо заканчивается.

– А там все вообще никак не заканчивается. У Кафки нет ни одного законченного романа.

– Что же он так?..

Пожалуй, на этот вопрос у Альберта не было ответа. Он только пожал плечами, и в его жесте промелькнула растерянность. Ну что тут ответить?

Джине на самом деле было не очень интересно разговаривать про Франца Кафку, писателя, как она слышала, весьма специфического и интеллектуального до безумия, тем более что она на самом деле не читала его книг, а этот странный человек, сидящий напротив, читал, наверняка перечитал всего, и еще многих других, даже похлестче… У него жесткое лицо и очень умные глаза, но он редко смотрит на собеседника и ест, как хищник.

Альберт Ридли пугал ее, как пугают сумасшедшие, стихийные бедствия, голодные хищники и люди из другой касты.

Сама же Джина, судя по всему, его вовсе не интересовала, только немного досаждала. Это-то было и обидно.

– Ну я пойду… – Фраза Джины прозвучала то ли как утверждение, то ли как предположение, то ли как вопрос.

Альберт даже удивился, взглянул на нее:

– Ну счастливого пути, мисс Конрад.

– Думаю, мы еще встретимся, – без энтузиазма, несколько раздраженно высказалась Джина. То ли встречаться не хотелось, то ли не понравилось ей обращение случайного не-собеседника.

– Все может случиться, все может быть в этом безумном мире. У меня есть пара фантазий на тему того, как и где мы можем встретиться, но я, пожалуй, оставлю их при себе: не буду тягаться с Господом Богом в изобретательности.

– Да уж, сделайте милость. – Джина застегивала «молнию» на куртке – заело.

– Помочь? – оскорбительно просто поинтересовался Альберт.

– До свидания, мистер Ридли. Извините, что приняла вас за другого человека. Теперь понимаю, как это было глупо. – Джине очень, очень хотелось сказать какую-нибудь гадость… – Привет Кафке. – Она не придумала ничего другого.

– Ох, мисс Конрад, а мне становится жаль, что вы так быстро уходите: у вас весьма оригинальное представление о мире! – Альберт улыбнулся.

Джина подумала, что у него, конечно, должны быть желтые зубы заядлого курильщика, и острые, наверняка очень острые – но нет, зубы как зубы…

– А мне не жаль: по-моему, у меня есть все основания вас опасаться.

– Это какие же?

– Вы похожи на маньяка.

– Ну что вы, милая, не все сумасшедшие опасны, – рассмеялся Альберт. – Некоторые…

– Что? – с вызовом спросила Джина. Она чувствовала особое удовлетворение от того, что имела возможность смотреть на собеседника сверху вниз.

– У вас очень красивая посадка головы. Я залюбовался.

Джина развернулась и пошла прочь. Слов для ответа ей не хватило. Странная беседа заменила прощание… Никаких правил этикета. Никаких шаблонов. К черту шаблоны! К черту все! Джина была зла. Толкнула дверь – холодный воздух обдал разгоряченные щеки.

Ну что тут такого? Случайное знакомство, которое должно было все-таки состояться, пара колкостей в разговоре, собеседник с отвратительным характером… Но, черт возьми, если я позволяю себе так реагировать на выпады какого-то едва знакомого субъекта, как же мне удается удерживаться на своем рабочем месте?! Не зря миссис Уотсон отчитывает меня, ох не зря… Ну что ж. Всем, бывает, не везет. Мне не повезло с этим мужчиной. Ей не повезло со мной. Эй. Стоп, Джина. Что значит «не повезло с этим мужчиной»?! Джина себе ничего не ответила, только покраснела немного. Глупости. Всё глупости. Нужно вытащить Мэган куда-нибудь.

В принципе Джине все-таки повезло, потому что она пришла как раз в тот момент, когда Мэган закончила колдовать над собой и готова была куда-нибудь отправиться. Она вообще проявляла невероятно мало туристского любопытства, ее, казалось, совсем не тянуло осмотреть новые места. Как будто инстинкт освоения новой территории у нее совершенно угас. Мэган просто называла какое-то место своим и спокойно принималась за обычные дела: укладки, маски, маникюр…

Джина отдавала подруге должное. В этом есть смысл. Пусть самцы захватывают новые земли и заботятся о безопасности. А задача Мэган – позаботиться о том, чтобы рядом был самец… Все логично.

– Ну что, как погуляла? – поинтересовалась Мэган, добавляя последние штрихи к своему облику: тонкие прядки, будто случайно выбившиеся из идеально аккуратной прически.

Бедняжка, ей все-таки невероятно сложно оторваться от зеркала, саркастически прокомментировала про себя Джина.

– Хорошо. Жалко, что тебя не было.

– Это где меня не было и почему этого жалко? – полюбопытствовала Мэган.

– В баре «Голодный барсук». Догадайся, кого я там встретила.

– О… – В глазах Мэган блеснул огонек живого интереса. – Это кто-то из общих знакомых?

– Да.

– Один или вдвоем?

– Один. Одного вполне достаточно. Более чем достаточно.

– Слушай, ты говоришь об этом с таким видом, словно это был… – Мэган сделала многозначительную паузу и неопределенный жест, указывавший куда-то вниз и охватывающий пространство вокруг.

– Как всегда падаю ниц перед силой твоей интуиции! – Джина, не снимая куртки, откинулась на своей кровати.

– О-о! Ну и… – Мэган приближалась с очень хитрым видом.

– Что – «ну и»?! – Джина начала злиться. Больше на себя – зачем было говорить…

– Как ты с ним?..

– Никак! Нет, хуже! Сначала я попала в него снежком – честное слово, совершенно случайно!

– Не верю, – сурово перебила ее Мэган, потом не выдержала, расхохоталась. – Молодчина, Джин, так ему и надо!

– Ага, тебе легко говорить! А мне потом пришлось сидеть с ним в баре за одним столиком…

– Он тебя пригласил?! – В голосе Мэган явственно слышались нотки восхищения: ну ты даешь, львица!

– С ума сошла?! Он пригласит, как же… Просто не оказалось свободных мест…

– Класс! И как это было?

– Почему у тебя такой тон, будто мы говорим о сексе?

– Потому что мы говорим почти о сексе! Отношения мужчины и женщины – это всегда секс, только в разной форме.

– Избавь меня от этих сентенций, я твою философию уже усвоила… – Джина отвернулась, подложив руку под голову.

– Так как вы пообщались?

– Мы почти не говорили. Только в конце – пару колкостей. И еще о Кафке…

– О ком? – удивилась Мэган.

Святая простота… – подумала Джина, но вслух ответила:

– Это такой писатель европейский…

– Про что писал?

– Не знаю. И тебе не советую. Про людей, наверное. И, судя по всему, ничего хорошего он про них не написал…

– Вечер, проведенный в компании этого… как его, кстати, зовут?

– Альберт Ридли.

– Да-а?! Это что… – Мэган, разумеется, могла не знать, кто такой Кафка, но ее знанию светской хроники можно было позавидовать.

– Нет, какой-то другой…

– А… – разочарованно.

– Так какие планы на поздний вечер? – Джина решила сменить тему на более позитивную.

– Пойдем поищем какой-нибудь приличный клуб, а?

Джина удержалась от вопроса: «А что мы будем делать, если клуб окажется «неприличным»?»