Кремлевская секретарша. На посту в приемной чиновника

Глава 7

Что есть жизнь? Вереница дел, событий, которые не только отнимают время, но и составляют саму суть существования. Ирочка была серьезным человеком, и потому прекрасно знала, что и когда ей следует делать. Приведя себя в порядок, она принялась будить Артема, помогла маме накрыть на стол. Потом они втроем завтракали, после чего Ирочка сопроводила сына в школу, что всегда делала в свой выходной. Дождавшись, когда сын скроется за дверью, она поехала на работу.

Воропаев был на месте.

— Можно? — спросила она, испытывая непонятное волнение.

— Да, заходите. Прошу. — Он указал рукой на стул, стоящий около приставного столика.

Ирочка заняла место.

— Анатолий Вадимович, хочу с вами посоветоваться.

Воропаев глянул на нее задумчивыми, невеселыми глазами:

— Слушаю вас.

Она рассказала про визит Славского, про его просьбу. Перемена, происшедшая с Воропаевым, подивила ее: начальственные глаза стали быстрыми, веселыми, словно два огонька, на лице покоилась улыбочка.

— Выходит, Славский опять появился?

— Вы его знаете?!

— Еще как! Яркая личность.

— И что? Император он или нет?

— Самозванец. Можете в этом не сомневаться. Но экземпляр удивительный. Появился у меня прошлым летом. Прекрасные манеры, представительный вид. Сел туда, где вы теперь сидите, и говорит: «Вы только не удивляйтесь. Я — новый государь император России. Я — сын цесаревича Алексея и внук Николая Второго. Понимаю, насколько все это неожиданно. Вы, конечно, хотите знать, как могло такое случиться. Дело в том, что цесаревич Алексей не был расстрелян в тысяча девятьсот восемнадцатом году. Не случайно его костей не нашли среди останков царской семьи. Он остался жив, хотя все, в том числе и ЧК, думали, что это не так. Имел место заговор с целью восстановления монархии в России. Заговорщики, понимая, что всю семью не спасти, остановили свой выбор на наследнике. Впрочем, они, кажется, спасли и Анастасию. Юровский вовсе не из идеологических побуждений, а за очень большие деньги тайно сохранил обоим жизнь. Верные люди спрятали их. Отец вырос и жил в Советском Союзе, а его сестра, Анастасия, оказалась за границей. Отец для конспирации выбрал имя Николай: как у деда. А фамилию от Ярославля, где он жил, — Славский. После школы он пошел в институт и стал ученым. Занимался растениеводством. Он был талантливым человеком. Но очень скромным. Да и вынужден был жить так, чтобы не привлекать к себе внимания. Если бы при Сталине узнали, кто он, ясно, что с ним стало бы. И позже это было небезопасно. Отец открылся мне только в шестьдесят третьем, за два года до смерти. Но я с детства знал, что наша семья благородного происхождения. Потом тайну хранил я. И только сейчас, когда с Божьей помощью узурпаторы отстранены от власти, я смог открыть правду».

Тут он делает величавую паузу и достает из портфельчика, лежащего на коленях, лист бумаги. «Учитывая все сказанное и то, в сколь сложном положении находится в настоящее время Россия, стоящая на грани Гражданской войны, я издал манифест о престолонаследии». После чего передает листок мне. Текст примерно такой: «Волею Господа Бога нашего, опираясь на законы Российской империи, являясь Великим князем и прямым наследником Престола Российского, беру на себя обязанности Государя Всероссийского». Я читаю, а Славский продолжает: «Понимаете, я — единственный ныне Великий князь, и я имел право объявить о восхождении на престол. Дворянство поддерживает меня. И казачество — тоже. Простые люди относятся с уважением. Я рассчитываю стабилизировать общество и предотвратить Гражданскую войну». Я думаю, сумасшедший или мошенник? А вдруг и впрямь наследник? Тут он мне говорит: «Вы, конечно, слышали, что идентифицировали августейшие останки. Надо решать вопрос о захоронении. Должна быть восстановлена справедливость по отношению к царской семье. Думаю, что президенту следует создать специальную комиссию. Как внук Николая Второго, я мог бы ее возглавить. Или быть заместителем председателя, если комиссию пожелает возглавить сам президент». И протягивает мне еще один листок: «Это мое обращение к президенту. И еще мне нужна резиденция, достойная монарха. Я хотел бы просить президента выделить мне помещение в Кремле. Для этой цели подойдет Большой Кремлевский дворец». Представляете, на БКД замахнулся. Ну и наглец! Я мягко так возражаю: видите ли, Кремль уже является резиденцией Президента России. На что Славский, ничуть не смутившись, отвечает: «Президент мог бы пригласить меня в качестве своего советника. Это поднимет его популярность. А я смогу получить помещения для резиденции». Я спрашиваю: советника по каким вопросам? На что он говорит: «По вопросам сохранения единства России и ее возрождения». Разумеется, я позвонил моему знакомому, князю Голицыну, полюбопытствовал, знают ли что-нибудь в Дворянском собрании об Алексее Николаевиче Славском? Разумеется, не знали. Потом он появился накануне октябрьских событий. Беспардонно заявил: «Я бы не рекомендовал президенту затягивать с моим признанием. Сейчас, когда ситуация в стране обостряется, ему важно опереться на реальные силы. Я в состоянии помочь. Не забывайте, что я — главнокомандующий всех казачьих войск. Я готов гарантировать стабильность в России. Но президенту надо скорее признать мои права». Я ему этак незлобиво говорю: вам следовало бы подтвердить ваши права на престол. И что я слышу? «Плохо, если формализм помешает нам спасти Россию». Такая вот личность…

Как увлекательно он рассказывал! Ирочка слушала, затаив дыхание, улыбалась и серьезнела вместе с ним. Когда Воропаев замолчал, озадаченно проговорила:

— А как же мне теперь… с этим Славским?

— Когда позвонит, направьте его ко мне. Скажите, что Александр Сергеевич так распорядился. Гарантирую, проблем не будет.

Она помолчала. Как непросто просить за себя.

— Анатолий Вадимович, — приступила она к той теме, которая была сейчас для нее важнее всего остального. Я прошу вас помочь еще с одной проблемой. Хотя, как я понимаю, в этом случае все сложнее.

Она принялась рассказывать о тех обвинениях, которые предъявлял ей заместитель Александра Васильевича, о том, как все было на самом деле. Не скрыла и что Александр Васильевич выпивал, когда она принесла документ, причем делал это в кампании некой дамы. В ситуации, когда ее будущее оказалось под угрозой, Ирочка не считала нужным молчать.

— Анатолий Вадимович, помогите, если можете, — закончила она. — В нынешних обстоятельствах мне сложно просить Александра Сергеевича. По-моему, вся эта история… для того, чтобы бросить на него тень.

Воропаев долго молчал, осмысливая услышанное, потом выдохнул:

— Попробую помочь.

Ирочка вышла от Воропаева, терзаемая сомнениями, — захочет ли он вмешаться, несмотря на обещание? А если захочет, сможет ли что-нибудь сделать? Ей вдруг почудилось, что судьба ее решена и ничего хорошего ее не ждет. Надо готовиться к худшему.

Она сама не знала, почему, покинув первый корпус, опять направилась на другую сторону Ивановской площади, туда, где поднимались кремлевские храмы. Пройдя мимо Царь-пушки, она оказалась на Соборной площади. Ее потянуло в Успенский собор. Здесь, в благостной тишине и прохладе, Ирочка приблизилась к иконостасу. Глядя на старые иконы, она мысленно обращалась к Богу, просила о помощи, крестилась время от времени.

— Здравствуйте, Ирина Павловна, — негромко прозвучало рядом.

Это был Дмитрий Сергеевич, милый улыбчивый человек, работавший в делопроизводстве.

— Здравствуйте, — смутившись, ответила она.

— У вас какие-то неприятности?

Ирочка не стала отпираться, кивнула:

— Да.

Он смотрел на нее с доброй улыбкой:

— Все наладится. Вот увидите.

— Откуда вы знаете?

— Знаю, — весьма уверенно произнес он. — Хотите, я вам расскажу про этот собор?

И, не дожидаясь согласия, продолжил:

— В течение четырех веков он оставался главным храмом Руси, в нем венчали на царство престолонаследников. Последней стала коронация императора Николая Второго. Здесь оглашали государственные акты, на церковных соборах избирались митрополиты и патриархи. Собор серьезно пострадал в тысяча восемьсот двенадцатом году, когда был разграблен и осквернен французами, и в октябре тысяча девятьсот семнадцатого при артобстреле Кремля, когда в него попало несколько снарядов. Последняя литургия в храме была совершена на Пасху тысяча девятьсот восемнадцатого года самим патриархом Тихоном, после чего собор закрыли, а его сокровища реквизировали. А ведь в нем с четырнадцатого века находилась знаменитая Владимирская чудотворная икона Божией Матери, здесь хранятся Гвоздь Господень, мощи московских святителей и другие святыни.

Ирочке было интересно то, что рассказывал Дмитрий Сергеевич. Она этого не знала, хотя работала поблизости от столь знаменитого храма целых десять лет.

Вместе они вышли на улицу, под яркое солнце. Ей было хорошо рядом с этим человеком, основательным, далеким от суеты.

Ирочка была с ним знакома полтора года, но впервые обратила внимание на то, что он — интересный мужчина, хотя и немолодой. Но ведь и не старый. Ей захотелось продолжить общение.

— А про Благовещенский собор расскажете?

— Расскажу. Построен в конце пятнадцатого века псковскими мастерами как домовая церковь великого московского князя, где совершались таинства браковенчания, крещения детей. Собор построен в традициях раннемосковского зодчества с элементами псковской архитектуры. С площади в храм ведут два входа с высокими крыльцами. Долгое время собор был первенствующим храмом московских князей. Во время торжественных церемоний, проходивших на Соборной площади, храм служил для парадного выхода из дворца князя, а позднее — царя и его свиты. В соборе находится древнейший в России высокий иконостас, все иконы его пяти ярусов относятся к четырнадцатому-шестнадцатому векам, некоторые из них написаны Андреем Рублевым, Феофаном Греком, Прохором с Городца. Тоже пострадал при артобстреле Кремля в семнадцатом году.

Он удивлял ее своими познаниями. Как можно держать в голове столько сведений? Об этом она и спросила.

— Это сейчас я работаю делопроизводителем, — спокойно проговорил он. — А в действительности я историк. Закончил историко-архивный институт. Факты — мой хлеб.

Ей так хотелось продолжения их разговора, что она прибегла к той же хитрости. Указав на колокольню Ивана Великого, спросила:

— А какая история у колокольни?

— О-о, это одно из замечательнейших сооружений, — улыбнувшись, проговорил он. — Шестнадцатый век. Выстроена Боно Фрязиным. При Борисе Годунове она была надстроена и завершена куполом, о чем и сообщает трехъярусная надпись славянской вязью под куполом. Вон, видите?

— Вижу, — задрав голову, Ирочка смотрела на высоченную колокольню. Она и раньше замечала у самого верха три кольца слов, но не могла их прочесть.

— Колокольня служила главной дозорной башней Кремля, — продолжил Дмитрий Сергеевич, — с высоты которой хорошо обозревались подходы к Москве в радиусе тридцати километров. Ее высота — восемьдесят один метр. Французы пытались ее разрушить. Заряд, заложенный в основание колокольни, сработал, но само здание уцелело, рухнули только звонница и пристройка. Их восстановили в тысяча восемьсот девятнадцатом году.

Следовало что-то сказать. Дать какое-то развитие разговору.

— Спасибо. Вы столько времени на меня потратили. У меня сегодня выходной. А вы на работе. Не хватятся вас?

— Ничего. Подождут.

Теперь она знала — ему тоже хочется продлить их общение. Иначе бы он воспользовался поводом покинуть ее.

— Дмитрий Сергеевич, скажите все-таки, откуда вы знаете, что у меня все наладится?

— Вот увидите, наладится, — уверенно произнес он.

— Но вы даже не в курсе, что произошло.

— Это не важно… — смущенная улыбка появилась на его лице. — Я немного ясновидящий.

Она восприняла эти слова как шутку. А заверения, что все наладится, — как желание успокоить ее. Все равно Ирочка была благодарна Дмитрию Сергеевичу за поддержку.

— Какая хорошая погода, — мечтательно проговорила она, глядя на небо.

— На будущей неделе обещают похолодание и дожди.

— Жаль… — Она решила проявить заботу. В самом деле, у Дмитрия Сергеевича могут быть неприятности. Посмотрела на него. — Думаю, вам все-таки надо идти. Спасибо за добрые слова. Мне… — она чуточку запнулась, — очень важно было их услышать.

Дмитрий Сергеевич пребывал в смущении, смотрел куда-то вниз. И вдруг она услышала:

— Знаете что? Давайте посидим после работы где-нибудь. Я один ресторанчик знаю, там кормят неплохо… и недорого.

— Давайте, — не раздумывая, согласилась она.