Кровь и струны

Глава 4. Ночные секреты

Заколка слабо, но маняще поблескивала – словно сокровище в глубине пещеры. Марита сидела, склонившись над сложенными лодочкой ладонями. Разглядывала. И думала.

Рядом скакал по клетке Оракул, время от времени заставляя прутья издавать противный звон. Бряк-бряк. Казалось, птица дерется с невидимым противником. Это сбивало с мыслей, и без того не шибко складных. Марита вздохнула и, сдавшись, спрятала импровизированные отмычки обратно под тюфяк.

– И зачем я их стащила? – спросила она у птицы.

Та с интересом наклонила голову набок, но промолчала. Марита еще раз вздохнула, уже тяжелее, и поднялась на ноги. Прошлась по комнате уверенной походкой зверя, не только изучившего свою клетку, но и успевшего с ней примириться. Теперь, когда ключ действительно был, отпирать темницу не хотелось.

Зачем, когда и так неплохо?

С Маритой обращались, как с диковинной птичкой: кормили, поили, сдували пылинки и ничего не требовали. А если высунется? Крылышки-то могут и подрезать, если вообще шею не свернут… Как бы ни хотелось это признавать, она оставалась под защитой своей ложной личности лишь пока не дергалась. Все-таки прутья клетки, хоть и удерживают, хищникам добраться тоже не дают. Стоит ли самолично прыгать в пасть?

Марита прошла очередной круг по комнате и плюхнулась на кровать, безразлично уставившись в потолок. Неравномерно выцветший, он, казалось, хранил неясные образы. Птица продолжала прыгать по клетке, и хаотичное бряканье начало убаюкивать. Веки отяжелели, а тело будто укрыло невидимым одеялом. Нет, нельзя спать… разве что… чуть-чуть…

Хлоп!

Марита подскочила на месте и испуганно заозиралась, но сбившееся было дыхание быстро выровнялось. Ревка. Стоящая в проеме зенийка довольно оскалилась, радуясь, что смога напугать свою «жертву». Из-за шрамов казалось, что на смуглом лице не одна ухмылка, а минимум три. Марита поежилась. Проклятая девка.

– Вставай, неженка, – сказала Ревка, шагнув внутрь комнаты, и шумно втянула воздух носом.

Будто пыталась буквально унюхать чужой страх. Марита нахмурилась, капризно скривив губы. Ложная личина налезла поверх своей, как разношенная рубаха – легко и привычно. И только в мыслях тревожно заметалось: что ей надо? Вряд ли просто поглумиться – не осмелится. Но плечи все равно напряглись.

– Вот курица тупая! – раздраженно рыкнула Ревка и помахала руками снизу вверх. – Пошли, говорю.

Марита медленно встала, выискивая в чужом лице хотя бы намек на подвох, но его не было. Только что-то все равно зудело на краю сознания, как назойливый жук. Какая-то ускользающая деталь, острая неправильность происходящего… Будто… Будто она радуется – осенило Мариту. Всегда недовольная ее компанией, зенийка светилась от почти мстительного удовольствия. В груди стремительно похолодело.

И все вокруг только усиливало тревогу. Пустующий зал с будто брошенными кубками и тарелками, раздающийся снаружи гомон, нестройная толпа, образовавшая неровный полукруг, и воздух, звенящий от напряжения. Кто-то что-то выкрикивал, рядом плакал ребенок. Молодая девица испуганно таращилась поверх чужих голов.

Дойдя до толпы, Ревка вдруг схватила Мариту за запястье и потащила вперед, грубо распихивая людей в стороны. Та тихо охнула сквозь зубы и едва успела вжать голову, как они оказались в первом ряду. Марита, морщась, потерла бедро – точно синяк будет. Зато дышалось здесь, впереди сбившихся в кучу тел, свободнее. Марита с облегчением пригладила сбившееся платье и только потом подняла глаза.

И оцепенела. Впереди, на пятачке земли, стоял разрубленный пополам кусок бревна. Совершенно обычный, если не считать стоящего за ним на коленях мужчину. Он дрожал, и расширившиеся от ужаса глаза метались туда-сюда, то словно выискивая что-то в толпе, то вновь утыкаясь в топор в руках палача.

Тот держал оружие почти небрежно, умудряясь при этом вяло пожевывать зажатый между зубами колосок. Из-под закатанных рукавов замызганной рубахи виднелись застарелые ожоги, убегающие куда-то вверх. Застывшая на лице палача скука выглядела так дико, что Марита не сразу заметила стоящего чуть поодаль Яса.

Главарь разбойников словно нависал над всеми остальными, неподвижный и непоколебимый. Чуть сощуренные глаза смотрели с холодом и… разочарованием? Или это было презрение? Яс медленно обвел собравшуюся толпу взглядом. У Мариты тут же перехватило дыхание, словно это к ее шее приставили топор.

Это же не казнь?

Сердце предательски зачастило, словно уже зная ответ.

– Многим, наверное, интересно, в честь чего такое представление, – сказал Яс, жестко улыбнувшись. – Кардо, расскажи-ка нам, почему мы здесь собрались?

Несмотря на этот обманчиво ласковый тон, мужчина на коленях вздрогнул, словно его ударили кнутом. И Марита вместе с ним.

– Командир… не надо, – принялся умолять Кардо.

На лице Яса не мелькнуло ни намека на сочувствие. Он властно махнул рукой, и палач, даже не поворачиваясь, схватил мужчину за волосы и дернул. Тот вскрикнул, но вывернуться не попытался.

– Я воровал из сокровищницы. Подделывал записи, которые отдавал главному казначею, и забирал часть себе, – заговорил Кардо, запинаясь и проглатывая слова. – Командир, пожалуйста, дайте мне шанс, я исправлюсь…

По толпе пронесся ропот, заставив мужчину вжать голову в плечи. Он так и застыл, скорчившись с мольбой в глазах.

– Заткнись, – отрезал Яс, как только заслышал извинения, и невозмутимо обратился к палачу. – Кажется, у нас завелась крыса. Что мы делаем с крысами, Фел?

– Сворачиваем им шеи, – безразлично отозвался тот.

Кардо взвыл, почти по-животному отчаянно, и от этого звука Мариту бросило в дрожь. Она попятилась в тщетной попытке сбежать, но уперлась в плотный строй, словно в стену. Дернулась еще раз – и остановилась. Бесполезно. Толпа жадно, по-волчьему сгрудилась, словно готовясь по команде разодрать провинившегося в клочья. Вдоль позвоночника скользнула волна липкого ужаса.

Яс же продолжил, показательно не обращая на Кардо внимания:

– Фел, крыса может стать кроликом, если очень захотеть?

– Нет. Она останется крысой.

– Какая жалость.

Сухой тон противоречил сказанным словам, а в прищуренных глазах стоял лед. И совершенно не хотелось знать, что за ним.

Марита тихо сглотнула, пытаясь избавиться от шума в ушах, но тот только стал сильнее. Она и раньше бывала на казнях, но такой сплоченной ненависти не видела ни разу. Обычно будущие вдовы плакали, случайные зеваки скучали или смотрели с ленивым любопытством, кто-то и вовсе кривился от отвращения. Но не тут. И Марита не оборачивалась, страшась того, что может увидеть.

Яс вновь повелительно махнул рукой. Палач перекинул колосок во рту на правую сторону и пихнул Кардо вперед, шеей прямо на бревно. Тот вскрикнул и затих, больше напоминая куклу, чем человека. Лезвие топора блеснуло огненным полумесяцем и рухнуло вниз.

Марита поспешно отвернулась, а потом и вовсе уставилась на небо и на бегущие по нему сизые облака. Прямо как на отцовской казни. Только дождя в этот раз не было, и солнце нестерпимо жгло глаза. Но лучше так. Видеть последний вздох, конвульсии, лицо, искаженное смертью… Нет, больше никогда. Марита стиснула челюсти, болью отвлекая себя от происходящего. Но не вышло – мир сузился, и она словно могла ощутить запах стального лезвия, занесенного над чужой шеей, и услышать звук, с которым палач жевал стебель колоска.

По виску скатилась капля пота.

Свистнул рассеченный воздух. Раздался вскрик, потом влажный хруст, и все стихло. Только в воздухе неуловимо повеяло кровью. Небо вдруг стало слишком ярким, слишком невыносимо живым, и Марита опустила голову.

На мертвеца смотреть не хотелось, так что она посмотрела на Яса. И вздрогнула, когда их взгляды пересеклись. Главарь разбойников тоже смотрел на Мариту, внимательно и словно бы со значением, с пробирающим до дрожи весом. Да нет, не может быть… Чужие глаза сощурились.

– Так будет с каждым, кто вздумает, что меня можно облапошить, – Яс сделал паузу, все так же не отводя взгляда. – Или ослушаться и уйти безнаказанным.

Все внутри похолодело, схватилось ледяной коркой. Он все знает? Знает и сейчас вытащит ее следом, кинет на то же бревно и… Ноги дернулись, вторя мыслям: бежать, бежать как можно дальше, пока еще можно! Но ослабевшее тело не послушалось, и Марита продолжила стоять, едва живая от страха. Все кончено. Она внутренне съежилась, готовясь к удару, но Яс не спешил подходить. Почему он медлит? Решил насладиться ее ужасом перед тем, как казнить?

Но, спустя несколько мучительных мгновений, мужчина просто отвернулся.

– Уберите тут все, – бросил он.

И, крутанувшись на каблуках сапог, ушел. Все вокруг тут же засуетились, загородив обзор.

– Эй, хватит зенками лупать, ну! – раздался рядом хриплый голос.

Марита вздрогнула, все еще оцепеневшая, и медленно повернула голову. Ревка нетерпеливо дергала ее за рукав. Легкие запекло от вновь наполнившего их воздуха. Пронесло.

Увидев, что удалось привлечь внимание, Ревка довольно осклабилась.

– Пошли, – лениво сказала она и потянула Мариту за собой.

Глаза зенийки все еще взбудоражено блестели, а ноздри трепетали, как у гончей перед охотой. Марита поглядела на остальных, но все разбойники выглядели так же.

Звери. Дикие, острозубые и слушающие только вожака. Потому что его нрав был еще хуже, а клыки – в много раз острее.

Марита поежилась, будто пытаясь стряхнуть холод, объявший плечи, но тот только стал крепче. Это Яс велел притащить ее на казнь? И наверняка не просто так. Не из обычной кровожадности, не из забавы или глупого каприза. И уж точно не потому, что в чем-то заподозрил.

Нет, это было предупреждение. Жесткое и хладнокровное, чтобы точно дошло даже до расфуфыренной аристократки, привыкшей никого и ничего не бояться. Холодок спустился ниже, проник сквозь ткань блузки и угнездился в груди.

Золотая клетка больше не казалась Марите ни безопасной, ни уютной. А значит, пора рвать когти, пока не сожрали вместе с чужой шкуркой.

Она наклонилась и прижалась к шершавой двери ухом. В коридоре стояла тишина. Ночь легла на крыши домов плотным черным одеялом, и только лунный свет выхватывал очертания предметов из темноты. Никого. Марита удовлетворенно кивнула и вытащила заткнутые за юбку самодельные отмычки.

Этому трюку ее научил Рик, который до того, как заделаться акробатом, промышлял на теневой стороне улиц. Правда, пришлось пообещать, что отец ни о чем не узнает, но оно того стоило.

«Представь, что ты занимаешься любовью в темноте. Действуй медленно и нежно, постарайся прочувствовать каждое движение отмычки», – говорил ей Рик. Марита мысленно фыркнула. Совет тот еще, но почему-то работал безотказно. Сперва шевеля пальцами медленно и неловко, она вскоре поймала нужный ритм, и спустя какое-то время замок сдался и с щелчком провернулся.

Марита спрятала отмычки и осторожно потянула ручку на себя. Засквозило, и в проеме показался янтарный шестиугольник света, падающий из соседнего окна. Из-за него все линии казались тонкими и непостоянными, как мираж, готовый в любой момент развеяться легкой дымкой. Но главное – коридор был пуст. Марита сделала пару шагов и остановилась, не решаясь переступить порог. Закусила губу, оглянулась через плечо на спящую комнату, на кажущуюся сейчас такой теплой и уютной кровать. Не поздно вернуться. Запереться, выбросить отмычки и, забравшись с ногами под одеяло, уснуть. Стоило об этом подумать, как веки отяжелели. Может, ну его?..

Марита сделала шаг назад, и тут в голове мелькнуло изуродованное страхом лицо Карго. Дыхание перехватило, словно на горле сомкнулись металлические пальцы. Марита стиснула зубы и безжалостно заставила себя вспомнить больше. Отчаянный, почти животный вскрик. Вспыхнувшее на солнце лезвие. Влажный хруст перерубленных позвонков.

Холодный взгляд Яса, словно проникающий под ребра.

«Это все еще клетка, – повторила она решительно. – Или ты успела по ней соскучиться?»

Это отрезвило лучше ушата ледяной воды, и Марита выскользнула наружу, тихо прикрыв за собой дверь.

Плечи тут же обнял холод, запустив свои длинные щупальца под ткань блузки. Она поежилась и осторожно двинулась вперед, стараясь не скрипеть досками. Шла медленно и тихо, то и дело застывая на месте и прислушиваясь, но кроме стрекота сверчков снаружи ничего не доносилось. Здание было погружено в сон и казалось мертвым и заброшенным. Около одного из окон Марита выглянула наружу – осторожно и опасливо, как дикий зверек. Дома стояли безмолвными и темными – свет нигде не горел. Только на крыше мелькнула быстрая тень. Тень?

Марита прищурилась и напряженно всмотрелась в темноту. Пальцы, обхватывающие край окна, сами собой стиснулись. Неясный силуэт вновь двинулся, заставив тревогу шевельнуться в груди, а когда выступил на свет, – сложился в фигуру ребенка. Марита облегченно выдохнула. Паршивец расставил руки в стороны и медленно прошествовал по краю, как по канату. У самого конца крыши его нога соскользнула. Но не успела Марита испугаться, как ребенок легко восстановил равновесие и, по- обезьяньи спустившись на землю, исчез. Прямо отец в детстве… Сердце неприятно кольнуло. Постояв еще немого, но больше ничего не заметив, она продолжила путь.

Ветер вновь потрепал волосы и принес с собой неясные шепотки и шорохи. Марита шествовала сквозь ночь, как сквозь густой кисель. Ее чувства обострились, словно свежезаточенный нож, а тело уподобилось туго натянутой струне. Вот-вот порвется. И каждый звук, каждый шаг отзывался в ней дрожью.

Вскоре впереди показалась погруженная в темноту лестница, и Марита ускорилась. Она прокралась мимо очередной закрытой комнаты, почти не оглядываясь по сторонам, и лишь когда за спиной прошелестело, порывисто обернулась. И застыла с занесенной в воздухе ногой. Дверь качнулась, распахнутая ветром, и в коридор упала неровная полоска света.

Проклятье!..

Марита быстро пригнулась, съежившись на корточках и прижав голову к ногам. Ее сердце сжалось, словно в преддверии удара, а ладони, обхватившие колени, покрылись липким слоем пота. Попалась. Стоит только выглянуть, и ее заметят – даже бежать нет смысла. В голове вновь всплыло лицо палача и сверкающий на солнце топор.

Но мгновения шли, а ничья рука так и не сомкнулась на шивороте. Только ветер лениво шевелил загнувшийся ворот. Что там происходит? Кое-как успокоив дыхание, Марита прислушалась. Стрекот кузнечиков, стук сердца, отдающийся в виски, далекий скрип покачивающейся ветка. Но изнутри не донеслось ни звука. Тогда, сглотнув подступивший к горлу страх, она осмелилась выглянуть из-за двери, придержавшись за косяк.

Комната была почти полностью погружена в темноту. Маленькая масляная лампа позволила разглядеть лишь высящийся у стены книжный шкаф, массивный стол, заваленный неровными стопками бумаг, и сидящую за ним сгорбленную фигуру. Марита вздрогнула – она узнала Яса.

Мужчина сидел, уперевшись лбом в сцепленные замком руки, и не двигался, даже словно бы не дышал. Его лицо было скрыто в тени, как и большая часть тела, а волосы, наоборот, будто сияли мягким ореолом. Яс устало выдохнул – опала грудь – и откинулся на стул. Марита собиралась было отпрянуть, но так и замерла, застигнутая врасплох увиденным.

Казалось, за столом сидит незнакомый ей человек. Лицо Яса словно осунулось, постаревшее и изможденное. Тени услужливо залегли в каждой складке на лбу, выделили мешки под глазами и морщины в уголках губ. Сейчас Яс не казался ни уверенным, ни сильным, только совершенно потерянным. Это точно он без малейших колебаний отдал приказ о казни? Заставил толпу замолкнуть одним своим появлением?

Это он одним взглядом обращал кровь в жилах в лед?

Еще раз вздохнув, Яс провел ладонью по лицу, словно пытаясь стереть с него усталость, и упер взгляд в потолок. Сейчас в его глазах не было ни властности, ни твердости – только пустота. По спине Мариты пробежались мурашки. Она сидела, едва дыша, напуганная и завороженная открывшейся картиной. Яс вновь медленно поднял в воздух руку, будто пытался коснуться чего-то невидимого, и вдруг резко махнул ею в сторону, стиснув пальцы в кулак.

– Уйди! – глухо рявкнул он, уставившись в проем.

Гнев в чужом голосе опалил, как огонь. Марита вздрогнула и отшатнулась, притиснувшись обратно к стене. Ноги дернулись, готовые бежать, но тут же застыли. Поздно. Дура, и с чего сразу не ушла, с чего сидела и подглядывала, как деревенская девка? Она досадливо закусила губу. Сердце дико колотилось, отдавая пульсацией в висках, и казалось, что когда Яс выйдет и вновь посмотрит Тем Самым Взглядом, грудь разорвет на части. Но Яс не вышел, шагов не раздалось. Марита медленно распрямилась и, проклиная свое любопытство, вновь заглянула в комнату. Он все так же сидел, глядя в потолок и обхватив себя за плечи руками.

Не заметил? Но зачем тогда замахивался? И… на кого? В кабинете же больше ни души. В груди похолодело, и темнота в углах комнаты словно сгустилась и зашевелилась, как живая. Марита сглотнула и вновь вспомнила одеяло и теплую кровать. Но теперь об этом точно можно было забыть. Она тихо встала и, отряхнув подол, скользнула к лестнице. Возможно, когда вернется, Яс уже уйдет. Все лучше, чем торчать в коридоре, как ворона на снегу.

В зале тоже никого не было, только лунный свет блестел на боках брошенных кубков. В воздухе витал едва различимый запах кукурузных лепешек и дешевого вина. Горы объедков, тарелок и кубков высились над столом, словно сторожевые башни. Под ближайшим стулом валялась чья-то камиза.

Да-а-а, Верис бы пришел от такого зрелища в ужас. Марита улыбнулась, тонко и чуть злорадно, и прошла мимо погасших очагов. Угли медленно тлели в них, вспыхивая красным в трещинках. В углу что-то жевал хряк, водя носом по усеянному соломой полу. Он проводил Мариту безразличным взглядом. Та задержалась у выхода (с трудом удалось подпихнуть плечом тяжелую дверь) и вышла в ночь. В лицо тут же кинулся ветер, впился в плечи ледяными иглами, заколыхал юбку. Вновь малодушно захотелось вернуться и отсидеться в зале, но Марита решительно продолжила идти. Она добудет зачарованный ключ, чего бы это ни стоило. Жалкий холод – пустяк.

Под ногами скрипнули доски, тоскливо и протяжно, но вскоре и этот звук затерялся где-то между домов. Логово встретило Мариту тишиной – и уже ставшими непривычными просторами. После маленькой комнаты они показались необъятными. Задрав голову, Марита с наслаждением вдохнула прохладный воздух. Сегодня было ясно, и небо казалось бездонным озером, а звезды – тысячей золотых рыбок. Их чешуя мерно блестела, будто волшебная.

Тиски, до того сжимавшие грудь, вдруг разжались, и Марита поняла, что на губах сама собой появляется пьяная ухмылка. Впервые за долгое время она улыбалась по-настоящему. Не играя, не скрывая другие чувства за маской, как за щитом, не следуя привычке. Просто улыбалась, радуясь мимолетному глотку свободы, который почти что украла, как вор. Марита вдохнула еще раз, ощущая травяную горечь и земляную пыль на языке. Ее ноги нетерпеливо переступили с места на место, отдаваясь зудом в ступнях. Ничего страшного ведь не случится, если она пройдется? Совсем чуть-чуть. Все равно все спят, и никто кроме луны не сможет увидеть этой прогулки.

Марита сбежала по ступеням, дурачась и хлопая юбкой, и рассмеялась от переполняющих ее чувств. Казалось, она осталась одна во всем мире. Единственная хозяйка. Улыбнулась вновь, уже сдержаннее, и двинулась вперед, пригибаясь и держась теней. Ее голова все еще кружилась, как после пары бокалов вина, а взгляд то и дело возвращался к чернильному небу. И почему она не сделала этого раньше? Почему торчала взаперти, как трусиха, хотя свобода – вот она, только руку протяни.

Ответа не было. Ни поучений Яса, ни едких мыслей – только звенящая пустота. Прекрасная, освобождающая пустота.

Марита завернула за угол, глазея по сторонам, как ребенок. Она то и дело останавливалась: разглядеть цветной узор вокруг дверей, причудливую резьбу шестиугольной оконной рамы или погладить металлическую окантовку дождевой бочки. Вдоль стены одного из домов тянулась, как причудливые бусы, нить с нанизанными на нее ломтиками мяса и красного перца. На очередной бочке обнаружился кот. Он дремал, вальяжно развалившись на крышке, словно на мягких перинах, но, заслышав шаги, лениво приоткрыл один глаз. Марита наклонилась и осторожно прошлась по пушистой голове пальцами. Кот довольно зажмурился и заурчал.

– …а она говорит: «на меня разбойники напали», ха-ха, – вдруг раздалось пьяное совсем рядом. – А в кусте ее дружки сидят. Ну я эту шпану всю разогнал.

– Тихо ты. Моя спит уже.

Марита замерла с поднятой в воздухе рукой. Кот потянулся следом, не заметив ни побелевшего лица, но словно одеревеневшей конечности. А голоса стремительно приближались. Кто-то шел прямо сюда, громко топоча и смеясь, и их разделял всего один поворот. Проклятье! Туман из головы мгновенно вышибло вместе с блаженным спокойствием. Магия разрушилась.

В голове вновь застучало: «Дура, какая же дура, бездарная идиотка, возомнившая себя ловкой и хитрой». Марита метнулась к ближайшему проходу, но, не добежав, замерла, лихорадочно оглядываясь по сторонам. Она не знала, откуда идут разбойники. Одна ошибка – и вылетит прямо под ноги. Побелели стиснутые в кулак пальцы.

Смех раздался снова, совсем рядом.

Внутри все обмерло, и Марита вновь зашарила по сторонам взглядом – и уткнулась в маленькую, невзрачную дверь. Не украшенная ни узорами, ни резьбой, такая могла вести только в кладовку или склад. Марита в сомнении закусила шубу. Разбойники приблизились так быстро, что можно было различить звук шагов. Выбора нет. Тенрис защити!

Марита быстро взлетела по ступеням и, с силой дернув за ручку, ввалилась внутрь. Со всех сторон тут же обступила темнота, совсем непроницаемая после ясной ночи, и ноги тут же обо что-то запнулись. Марита рухнула на пол, болезненно ушибла локоть. Дверь захлопнулась прямо за спиной.

– Проклятье, – выругалась Марита шепотом и, приподнявшись, опасливо осмотрелась.

Внутри царил плотный, густой полумрак. Все шторы были задернуты, и из окна не проникало ни лучика. Марите удалось различить очертания стола со стульями, шкафа, кровати. На последней бугорком вздыбилось одеяло, под которым кто-то спал, мерно дыша.

По какому-то наитию Марита задрала голову и оцепенела. Над дверью болтался колокольчик, подскакивая на ниточке, но ни звука не издавал. По спине пробежался холодок, ледяной глыбой застыв в животе. Вот дерьмо! Дерьмо, дерьмо, дерьмо! Надо убираться. Марита медленно, сдерживая порыв тотчас же сорваться с места, поднялась на ноги и крадучись двинулась обратно к выходу.

– Подожди.

Глубокий, словно обволакивающий голос застал почти у двери. Марита замерла, как застигнутый охотником зверь, и медленно обернулась. Из-под вороха одеял выбралась тонкая фигура и слепо зашарила по столу. Проклятье! Теперь точно надо бежать, пока чужак не разглядел ее лицо! Сердце загрохотало малийским барабаном. Марита подхватила юбку, стиснув ткань во взмокших пальцах, но сдвинуться с места не успела.

Чиркнуло. Жилистая рука махнула, высекая искру, и стоящая у кровати лампа загорелась. А одновременно с ней и все остальные. Стены словно вспыхнули, и свет потоком хлынул в глаза. Марита ахнула и зажмурилась, ослепленная.

– Как интересно, – сказали рядом. – А я-то думала, моей двери боятся, как огня. Или ты мотылек?

Бело-желтые круги продолжали вспыхивать под веками – пришлось потереть кулаками, чтобы они рассеялись. Марита отняла руки от лица и удивленно выдохнула. Она словно очутилась в пестрой городской лавке. Пузатые лампы из цветного стекла бросали на пол разноцветные блики, а под потолком извивались вырезанные на дереве узоры. Но все меркло рядом со столом. Он был весь заставлен глиняными горшками с бусинами, шкатулками с цепочками и мотками нитей. Позади, на стене, словно растянулось сверкающее полотно из развешанных на крючках браслетов.

Раздался шорох, и Марита резко повернулась на звук. В кровати, завернутая в одеяла, будто в кокон, сидела старушка. Маленькая, сухонькая, она походила на согнувшееся под весом собственной кроны дерево. Только пожухшие листья заменяли аккуратные волны волос, окружавшие голову белым ореолом.

– Как ты сюда попала? – спросила старушка.

Сердце, затихшее было, вновь заскакало, отдаваясь шумом крови в ушах.

Марита быстро пробежалась по комнате глазами. Добротная мебель, чистый пол, одеяло плотное и без заплат. Незнакомка явно занимала в шайке не последнее место. Какое же? Ценной пленницы? Советницы?

Личной мастерицы?

Так или иначе, опасной старушка не выглядела: глубокие морщины, крупный нос, округлый подбородок… будто добрая бабушка из сказки. Выбивались только глаза: веселые, искрящиеся, они могли бы принадлежать молодой девушке, но не пожилой урнийке.

В окно просочился ветер, заколыхав белые пряди, и двинулся дальше, затерявшись где-то в складках одеяла. Вдалеке хлопнула дверь и взвыли коты.

Марита продолжала стоять и молчать, откидывая мысль за мыслью. Убежать? Договориться? Если бы у нее был нож… Всего один удар, точный и выверенный, никто даже не услышит, если зажать старухе рот и… Она мотнула головой. Нет. Через эту черту нельзя переступать.

– Я слышала, как ты ругалась, – будто по секрету сообщила старушка. – Я проснулась до того, как ты вошла.

Но как?

И тут все сложилось. Безмолвный колокольчик, лампы, вспыхивающие одновременно, огонь в глубине выцветших глаз. Старуха, похоже, из нодоистов. Эти колдуны, связывающие вещи друг с другом, могут сотворить с любыми предметами что угодно. И не только с предметами… В груди резко похолодело, словно при очередном вдохе легкие покрылись изморосью. Попала, как же попала. Проклятье!

Пальцы невольно дернулись, словно пытаясь нащупать рукоять несуществующего ножа, чтобы суеверно вонзить прямо в морщинистую шею. Марита сглотнула, едва не поморщившись – во рту пересохло.

– Простите, я ошиблась дверью. Уже ухожу, – сказала, глупо хлопая глазами.

Старушка подалась вперед и подслеповато сощурилась, вглядываясь в ее лицо. Скрипнула кровать.

– А ты разве не та выжившая леди, которую недавно притащил Яс? Как там имя, Блинка?

Пальцы стиснулись в кулак. Нож, всего лишь нож – и проблема решена. Если напасть внезапно, даже колдунья среагировать не успеет. А может, удастся обойтись без него? Марита прикрыла глаза, усилием воли охлаждая разгоряченный разум. Внутри нее все дрожало от напряжения, как туго натянутая струна.

– Бланка. Да, это я, – призналась наконец, привычно приосаниваясь. – Дверь была открыта, а я так соскучилась по свежему воздуху… Не говорите никому, пожалуйста.

Марита тонко улыбнулась, спрятав за изящным изгибом губ зубы, готовые в любой момент превратиться в оскал. Носки ее туфель, покрытые разноцветными бликами, сами собой повернулись к двери.

– А меня зовут Амаранта. Или Амара, – старушка довольно улыбнулась, и морщинки в уголках ее глаз стали заметнее. – Давай заключим сделку, Бланка, и я никому не расскажу.

– Какую еще сделку?

Марита подозрительно сощурилась. Сделки с колдуньями в любых сказках заканчивались плохо. Но отказы – еще хуже.

Амара указала рукой в сторону стола. По хрупкому запястью скользнула нить с нанизанными на нее белыми бусинами.

– Сделай себе браслет по вкусу и отдай мне, развлеки старуху. Видишь ли, я их коллекционирую.

Вместо ответа Марита нетерпеливо постучала пальцами по сгибу локтя. Еще не хватало! Ее могли хватиться в любой момент – не время в игры играть. Но опыт вынуждал попробовать воду лапкой, прежде чем заходить.

– А иначе что? – поинтересовалась Марита, склонив голову набок.

От роли в этом взвешенном, скупом жесте было мало, но Марита перестала пытаться ее поддерживать – все равно посыпалась. Наверное, она и правда бездарность, если попалась так быстро и просто.

«Видишь, ты все и сама знаешь, хватить врать», – рассмеялся внутренний голос.

Амара лукаво улыбнулась – на мгновение даже показалось, что последняя мысль случайно слетела с языка.

– А иначе я закричу, – спокойно ответила она.

Ни страха, ни сомнений в этих словах не было. Лицо Амары осталось все таким же спокойным и слегка отстраненным. Казалось, урнийка соткана не из плоти и крови, а из снов и волшебной дымки, которая следует за ней зыбким шлейфом. И только в глубине глаз пряталась твердость стального лезвия. Закричит – и сомневаться не стоит.

Под ребрами закололо: представилось, как грудь пронзит меч, когда Мариту обнаружат тут. Она вздохнула, успокаивая все еще частящее сердце, и подошла к столу.

Бусины горами возвышались над мисками, переливаясь на свету, словно драгоценные камни. Глиняные и стеклянные, деревянные и металлические, разных форм и размеров, они посылали на стену разноцветные блики. Повинуясь порыву, Марита задрала голову выше, на сверкающее полотно браслетов. Тут краски горели еще ярче и почти резали глаза.

– Я всех прошу их сделать, – пояснила Амара, заметив ее заинтересованность. – Вон тот, третий в первом ряду, делал Расим. – Старушка подождала, пока Марита рассмотрит аккуратную гроздь. По деревянным бусинам вился узор из золотистых птичек. – А этот, первый в четвертом, Ревка.

Глаза скользнули выше. Эта безделушка оказалась корявой, словно детская поделка: нанизанные на нить шарики разного размера, расположенные вразнобой. Все в оттенках красного, кроме одной бусины, прозрачной.

Марита задумчиво запустила пальцы в миску, пошевелила ими, перебирая бусины. Что-то не давало ей покоя, ерзало в сердце червячком. Потом пришло осознание. Амара называла только тех, кого Марита уже знала. Случайно или?.. Почувствовав себя бабочкой под колпаком, девушка поежилась и спросила:

– А Тэкито?

– Отказался.

– Что, не сделал браслет?

Она внутренне усмехнулась.

– О нет, сделал. Но толку-то? – ответила Амара загадочно и замолчала.

Марита поджала губы. Подпустили совсем близко и как по носу щелкнули… Все пытаются играть с ней, как с мышкой, забавляются и веселятся, а если игрушка сломается – плевать. Можно найти новую. Челюсть заныла – слишком сильно стиснулись зубы, – пришлось с усилием разжимать.

Ладно. Хотят, чтобы она плясала – спляшет. Пока что.

Марита наклонилась и подхватила одну из пустых заготовок. Повертела в руках, рассматривая. Какие бусины бы выбрала леди Бланка? Пальцы пробежались над мисками, подхватили одну, вторую – и принялись нанизывать. Фиолетовая, с цветами, сиреневая… Нежно розовая, будто молодой бутон. И вот эта еще, белая.

Последняя бусина скользнула по нити и со стуком ударилась об уже собранную гроздь. Марита щелкнула застежкой и придирчиво рассмотрела браслет на вытянутой руке. Яркий, изящный – все как надо. Кивнув сама себе, она вернулась к Амаре.

Старушка подхватила браслет бережно, будто ребенка. Погладила, поднесла к глазам. Какое-то время она разглядывала его молча.

– Очень красиво, – наконец, задумчиво проронила Амара. – Нежный, элегантный, изящный. Прямо вижу его на балу…

– Ну, я тогда пойду?

Марита развернулась. По ногам скользнула юбка.

– …а теперь вернись и сделай по-настоящему.

– Как?

Вопрос вырвался сам собой, слетел с губ, как стрела с лука плохого охотника, не удержавшего тетиву.

Где она прокололась? В лице, в движениях? В лишнем взгляде? Чем выдала себя и свою маску?

А главное, когда успела повернуться?

Не ясно. Вот она идет к двери, а вот стоит и вглядывается в лицо урнийки с недостойной актрисы жадностью. Словно зверь, промахнувшийся в прыжке и теперь озадаченно рассматривающий добычу, когда стоило бы прыгнуть вновь или бежать.

Амара хитро улыбнулась.

– Ты не подумай – каждая бусинка к бусинке, как в песне, – сказала колдунья, подцепив браслет пальцем и подвесив в воздухе. – Но у меня глаз наметан. Эта девушка выбирала бы дольше, пытаясь сделать все идеально, – объяснила она, сделав упор на слове «эта». – А ей незачем выкручиваться и просить, ведь можно просто приказать. Впрочем, такая девушка бы вовсе до меня не дошла.

– Но дверь…

Марита запнулась и замолчала. Ей не просто не верили – над ней смеялись. Над глупым, корявым оправданием, игрой, не способной обдурить даже ребенка, чужой шкурой, сидящей не там и не так.

– Я здесь настолько давно, что скоро прирасту к кровати, цветочек, – весело заметила старушка. – Никто не оставил бы твою дверь открытой случайно. Нет, нет. Но замок, говорят, несложный.

Марита силой стиснула челюсти. Проклятая колдунья! Она ведь знала все с самого начала, и что пленница должна быть немой – тоже. Марита потерла переносицу.

– Если я не сделаю нового, ты закричишь, верно?

Амара промолчала, но глаза ее засияли, как монеты на свету. Закричит – и гадать не недо. Марита вздохнула и вновь подошла к столу. Надо просто сжульничать. Сделать очередную пустышку, более правдоподобную, но такую же бесполезную. Однако, подбирая первую бусину, девушка уже знала, что не станет. И дело было даже не в том, что она прокололась.

Марита всегда считала себя сложным замком. Массивной дверью, запертой на множество засовов, часть из которых фальшивая, а часть не имеет замочной скважины. Однако Амара не «взломала» ее, нет, она просто прошла насквозь, будто двери и вовсе не было. И это не могло не восхищать.

Когда Марита отдала свой браслет в этот раз, урнийка разглядывала его дольше, беззвучно шевеля губами. Одинаковые, серые с оранжевыми прожилками бусины казались заурядными. Но почему-то смотреть на них было неприятно. Как в зеркало.

– Ну вот, другое дело, – удовлетворенно причмокнула губами Амара и махнула рукой. – Ну, беги-беги, цветочек.

Свобода была в паре шагов. Но Марита, сделав всего один, помедлила.

– А какой браслет сделал Яс? – спросила она неожиданно для самой себя.

И тут же прикусила язык. Дура, нашла что спрашивать! Сейчас Амара еще решит, что «Бланка» влюбилась или, того хуже, ищет слабые места.

Колдунья в ответ лишь насмешливо сощурилась.

– А ты угадай, – хихикнула она, словно маленькая девочка, но в глазах так и осталось что-то хищное и лукавое.

– Не хочешь, не говори, – нахмурилась Марита и толкнула дверь.

Колокольчик опять безмолвно дернулся – будто муха в паутине.

– Приходи, когда угадаешь, цветочек, – послышалось прежде, чем дверь с шелестом закрылась.

Разбойников снаружи не было – и вообще никого. Но после случившегося гулять расхотелось совершенно, и Марита поспешила обратно, молясь, чтобы Яса в кабинете не было. Повезло – дверь вновь была закрыта, хотя девушка все равно проскочила мимо так быстро, как только могла. Но сердце успокоилось, лишь когда она защелкнула замок обратно.

В комнате было все так же тихо и темно. Бледный свет луны нарисовал на полу желтоватый прямоугольник. Марита медленно оглянулась по сторонам и внезапно обнаружила в груди не привычные печаль и пустоту, а приятное, словно согревающее спокойствие. Комната, еще недавно казавшаяся темницей, теперь выглядела какой-то уютной и даже… родной? Каждая черточка, каждое пятнышко и царапина были знакомы – хоть ищи с закрытыми глазами.

Странное чувство.

Марита вздохнула и подошла к окну. Выглянула в ночную темноту, в которой бродила еще недавно, поежилась. А ведь ей придется вновь отсюда выйти. А потом еще. И еще, пока в руках не окажется ключ. Рисковать не хотелось, но выбора не было. Оставаться в логове опасно. А Яс… Перед глазами вновь всплыл неясный образ: изможденное мужское лицо и пустые глаза, устремленные в потолок. Совсем не похоже на хладнокровное чудовище, увиденное на казни. Марита тряхнула головой. Не важно. Несмотря на увиденное, Яс с все еще был жестоким, умным и опасным. Ждать от такого милосердия…

Нет, от птички избавятся сразу, как узнают, что золотых яиц от нее не дождешься.

Значит…

Марита нахмурилась, но мысль, только что совершенно ясная, ускользнула из ее пальцев. Усталость навалилась резко и безжалостно, заставив веки отяжелеть, а конечности стать тряпичными. Марита зевнула и попыталась хотя бы раздеться, но сил хватило только на то, чтобы плюхнуться на кровать и накрыться одеялом.

Потом ночь влилась в окно чернильным потоком и накрыла с головой.

– Смотри-ка, что у меня есть, – сказал Расим, вытаскивая из-под бесконечных слоев одежды пузатую бутылку.

Они сидели в кабинете Яса и отдыхали. Лампа бросала оранжевые пятна на стопки бумаг, на плотно забитые книжные полки, и на Расима, развалившегося в кресле, вальяжно закинув сапоги на стол. Пара листов торчала из-под них, словно диковинное украшение. Яс сидел напротив, вытянув ноги в проход, и его взгляд блуждал по стенам и развешанному на них оружию – вот меч в позолоченных ножнах, вот кинжал с рукоятью в виде древесной коры. Бесполезные, на статусные вещи. Ветер лениво трепал занавески, принося снаружи то шелест листьев, то отдаленные крики ночных животных.

– Надеюсь, это не настойка на скорпионе, – хмыкнул Яс.

– Обижаешь!

Расим скорчил оскорбленную мину, но не выдержал и рассмеялся. Ну конечно, бутылку с белой лентой вокруг горлышка невозможно было не узнать. Верен Таро, «Нежную смерть», можно было найти только в Урносе.

Во время Выцветания большинство старых виноградников погибло, но часть, так сказать, приспособилась. Растения привыкли к хмари и стали впитывать ее наравне с водой. Поговаривали, если выпить такого вина слишком много, можно и умереть. Но это была бы очень дорогая смерть, которую не каждый аристократ мог бы себе позволить.

– Кого ты ограбил? Короля? – покачал головой Яс.

Расим ловко выхватил спрятанный под туникой изогнутый нож, который на юге звали уруном, и протолкнул пробку. Та с хлопком упала внутрь бутылки.

– У купца были не заказчики, а кошельки на ножках, – сообщил он и принялся разливать вино по бокалам.

Мертвенно-белая с желтоватыми прожилками жидкость заставила Яса почувствовать себя неуютно. Верен Таро одним своим видом вызывало тревогу, схожую с чувством, испытываемым при взгляде на труп. Кажется, раньше его даже пытались подкрашивать, но вино или упрямо сохраняло цвет, или напрочь теряло вкус. Поэтому Верен Таро обычно пили из черных бокалов, которых у Яса не нашлось.

Так что он просто закрыл глаза и прикончил свой за пару глотков.

Во рту защипало, но терпкий, вяжущий язык вкус быстро сменился обволакивающей прохладой, принесшей облегчение. Это было так же приятно, как приложить лед на ожог. Яс расслабленно откинулся на спинку стула, и какое-то время они молчали.

– Да-а, хорошо богачам, – мечтательно протянул Расим, потирая бороду. – Даже слишком. Так и тянет излишки снять.

Яс потянулся через стол, подхватил узкое горлышко и, подлив вина, выпил еще. Холод опустился ниже и застыл в груди. Взгляд удачно упал на серп из голубоватого, похожего на лед металла.

– Ты ведь и сам придворным был.

– А ты – бароном.

Они обменялись ухмылками, довольные собой. Яс невольно позавидовал спокойствию и мягкости, скрытых в уголках чужих губ. Он так не умел, да и не учился. Вожаку пристало вызывать страх. Так ведь? На мгновение прохлада, принесенная вином, стала почти неприятной, и он поежился. К счастью, Расим не заметил: покачав бокал в пальцах, он с сожалением отставил тот в сторону. По тому, как посерьезнели чужие глаза, Яс сразу все понял, и последние остатки веселья мгновенно выветрились. Однако он понадеялся, что ошибся.

Увы.

– Как продвигается дело с баронессой? – спросил Расим, плавным, почти театральным жестом спустив ноги на пол.

Дурной знак. Яс поморщился, чувствуя, как надежды на приятную встречу спикируют куда-то вниз вместе со смахнутыми другом листами.

– Я позвал тебя как друга, а не как офицера, – недовольно сказал Яс и вновь потянулся к бутылке.

Всего один глоток – и вернется этот приятный дурман, дымкой наполняющий голову. Пальцы почти коснулись горлышка, когда Расим схватил бутылку и отставил в сторону. Теперь, чтобы достать до нее, пришлось бы встать. Проклятье. В груди полыхнуло раздражение, уничтожив последние остатки прохлады, а вместе с ней – и хмеля.

Расим, явно разглядев что-то в лице командира, покаянно поднял вверх ладони.

– Знаю, знаю, опять наседаю тебе на голову, прости. Просто я боюсь, как бы Псы не сочли, что мы лезем на их территории. Если они так осмелели, что отправили лазутчика…

Яс с тоской поглядел на недосягаемую теперь бутылку, вздохнул, смиряясь с неизбежным, и выпрямился. Всегда так делал, когда речь заходила о делах. Сцепив руки в замок, он подпер ими подбородок.

– Дороги принадлежат нам.

– Но аристократы и города…

– Если курица забредает к соседу, яйца собирает он, а не хозяин. Нужно было лучше следить, – жестко отрезал Яс.

Усталый человек, собирающийся хорошенько отдохнуть с другом, исчез, и ему на смену пришел командир, собранный и хладнокровный. В первое мгновение от этого сдавило виски – как от резкого перепада давления, – но потом привычная личина села, как влитая. Расим тоже почувствовал это и невольно вытянулся по струнке, как солдат.

– Все равно я бы хотел разобраться с этим побыстрее, – все же не отступил он. – Пока хозяин курицы не потравил наших наседок в отместку. Тем более, как бы барон Реплих не решил, что мы зарываемся.

– Мы не зарываемся, – уверенно соврал Яс. Барон действительно мог бы, и эта мысль возвращалась раз за разом, как ее ни отбрасывай. Но это решение было просчитанным риском. – Просто благородно принимаем награду за сопровождение девушки, попавшей в беду. Не мы напали на карету.

Расим неопределенно покачал головой. Даже это движение вышло у него легким и плавным, как у танцора.

Они с Тэкито были чем-то похожи. Однако если глава разведки незаметно диктовал свою волю, заставляя собеседника думать, что тот сам принял это решение, то измовец великолепно умел располагать к себе. Он ничего не навязывал, но вызывал такую симпатию, что это было и не нужно. Вот и сейчас Яс ощутил себя так, будто ему на плечи опустилось теплое одеяло.

Как-то Амара сказала: «Тэкито подбирает отмычки, будто вор, поэтому люди злятся, когда его ловят. А на Расима сложно злиться – как на барда, привирающего в попытке сделать тебе комплимент». Старая колдунья знала, о чем говорила.

– Я отправил письмо… – начал было Яс и запнулся.

Мимо проплыла, роняя восковые капли на пол, вытянутая белая фигура. Она двигалась нарочито медленно, давая как следует рассмотреть ужасающие подтеки, застывшие на спине, словно наросты. Тепло и спокойствие, баюкавшие Яса, мгновенно пропали, будто его выкинуло из дому на холод.

Ну почему именно сейчас?

– И что?

Расим непонимающе обернулся, проследив за его взглядом, и почти уткнулся носом в когтистую лапу, которой Свечница перебирала в воздухе. У Яса перехватило дыхание, но удалось сдержаться, только пальцы стиснул в кулак. Хитрая тварь – знает, что он не станет складывать изгоняющий знак при друге. Слишком рискованно.

– Я отправил письмо, но ответ еще не пришел, – продолжил Яс, концентрируясь на тоне своего голоса. Вроде не дрогнул.

Свечница ухмыльнулась. Почувствовала, как напряглись мышцы на его шее, словно у быка. Уголки губ твари остро разъехались в стороны, будто по щекам пошли трещины, края оплавились. Постояв так немного, Свечница хихикнула, словно девчонка, и подошла к окну. Оперлась о край ладонями, пустив по стене тонкие белесые ручейки, и выглянула, почти на половину высунувшись наружу.

– Барон наверняка потребует доказательств.

Расим продолжал говорить, но смысл слов доходил с запозданием. Яс рассеянно кивнул, не в силах отвести от Свечницы взгляда. Что она там высматривает? Рука в восковых подтеках прижалась к губам, плечи вздрогнули. Смеется? По спине пробежались мурашки. Свечница никогда не радовалась просто так.

– Яс? Ты меня слушаешь?

Голос донесся будто издалека.

– А? Да.

Яс встал и подошел к окну, поморщившись от отвращения, когда Свечница осталась рядом. Он почти ощущал идущий от нее жар и запах воска, хотя и знал, что все это не настоящее. Но сейчас оно существовало яснее, чем чернильная темнота за окном. Тварь, зная это, придвинулась ближе – обдало до взмокшей кожи.

– Смотри, птенчик сейчас полетит. Бедная мамочка-птица, – прошептала она Ясу на ухо.

Врет. Просто блефует, как обычно. Но в груди задрожало, и Яс, не сдержавшись, оттеснил тварь в сторону и выглянул наружу. Темные дома, залитые лунным светом крыши… Ничего. Так, а это что? Яс пригляделся, и сердце екнуло. Ребенок! Цепляется за край и болтает ногами, но пальцы вот-вот соскользнут, и он рухнет вниз.

Надо… Надо…

Яс остался на месте, до боли стискивая кулаки. Он никак не успеет, даже если побежит со всех сил.

– Что там такое? Яс?

Расим встал – жалобно скрипнуло кресло. Его голос, непонимающий и обеспокоенный, в этот раз почти ударил по ушам. Мир сузился, сжался до маленькой фигурки, барахтающейся на краю. А потом пальцы разжались, и ребенок с пробирающим до костей криком рухнул вниз.

– Полетел, смотри, полетел! – довольно рассмеялась Свечница. – Мамочка будет им довольна, так ведь, Яс?

Ее голос стал злым, отчего смех начал неприятно резать слух. Яс с ненавистью развернулся к Свечнице. Вцепиться бы в это потекшее восковое лицо и разломать его на маленькие кусочки, растереть в пыль! Боль, сдавившая грудь, сменилась удушающим гневом, и Яс даже успел отвести руку для удара, когда крик оборвался. Улыбка на губах Свечницы, внезапно померкнув, пропала, будто стекла вместе с мутными каплями. Тварь стремительно развернулась и, проплыв сквозь стены, исчезла.

Яс растерянно обернулся к окну – и задохнулся в этот раз уже от облечения. Ребенок барахтался в тюке сена, а возле него утирала лоб запыхавшаяся девушка, которую мужчина мгновенно узнал. Серый шел ей меньше, чем желтый, но горделивую осанку было видно издалека. Заглянувший за плечо Расим удивленно присвистнул.

– Ну и ну, – проронил он, словно не веря своим глазам. – Эта баронесса прямо-таки в каждой бочке затычка. Только как она вышла?

В легких закололо, Яс понял, что уже какое-то время не дышит. Он торопливо глотнул воздуха и тут же закашлялся. Расим осторожно похлопал его по спине. Этот жест, одновременно почтительный и заботливый, привел Яса в чувство. Нашел время терять лицо – так и хватку потерять недолго. Он распрямил плечи и холодно прищурился.

– Хороший вопрос. Ее дверь все время на замке.

Ребенок тем временем выбрался из тюка и, бросившись к девушке, обнял ее за ноги. Та застыла, но уже спустя пару мгновений принялась успокаивающе гладить его по голове. И тут захлопали двери, на улицу принялись высыпаться разбуженные криком люди.

– Пошли, – бросил Яс, быстрым шагом направляясь к выходу. – А то разорвут еще со сна, не разобравшись.

Расим покорно поспешил следом.

Первым, что Марита подумала, когда увидела соскальзывающего с крыши ребенка, было подлое: «Если он разобьется, о тебе никто не узнает». Эта мысль, будто червь, свернулась в самом сердце, и на какое-то долгое мгновение Марита замерла, обдумывая ее. А потом девочка, теперь это было четко видно, тихо захныкала от ужаса.

В кругу артистов было принято говорить: «Чужих детей не бывает». Это впитывали с молоком матери, с этим знанием росли и делали первые шаги. Даже будучи женой Вериса, Марита покупала хлеб бродяжкам и защищала от стражников. Потому что следующий попавший в беду ребенок вполне может быть твоим, и каждый надеялся: если я помогу, то когда-то, если что, и моему помогут.

Узнают – и пусть.

Больше не думая, Марита огляделась, злясь на судьбу и саму себя. Она была так близка к цели! Знала, где чей дом, кто спит крепко, а кого не поднять и пушкой. И за сколько поворотов открывается дверь Ревки, хранящей один из ключей за шиворотом – тоже. Пальцы все еще стискивали отмычки, которые Марита как раз собиралась пустить в дело. И теперь приходится отказываться от этого всего ради какой-то девчонки! Обида отозвалась болью в груди, поднялась выше, встав комом в горле…

Марита коротко вздохнула и заткнула отмычки обратно за юбку. Не сейчас. Только вот что делать? Забраться наверх она не успеет и не сможет, а звать на помощь – только время терять. Проклятье! Что же?.. Глаза, лихорадочно обшаривающие все вокруг, вдруг зацепились за золотистый тюк. Сено! Здесь невысоко, так что если смягчить удар…

Марита стремглав кинулась к тюку. Схватила, дернула, но тот не поддался, только спина мгновенно взмокла, хотя ночь была свежая. Дыхание сбилось и задрожало на языке. Тюк все не желал поддаваться. Ну же! Ну! Марита стиснула зубы и толкнула сильнее, и тот, наконец, сдвинулся, оставив на земле неглубокую борозду.

Девочка на крыше тонко вскрикнула. Одного взгляда хватило, чтобы понять: еще чуть-чуть, и не выдержит. Давай же! Марита навалилась на тюк всем телом, чувствуя, как бешено колотится сердце и мышцы буквально гудят от напряжения. Пот стекал со лба и щипал глаза. Тюк дрогнул и наконец встал на нужное место, и в тот же миг девочка с визгом рухнула вниз.

Время будто остановилось. Марита в мельчайших деталях разглядела, как топорщит одежду ветер и как маленькое тельце барахтается в воздухе, прежде чем камнем упасть. Послышался глухой звук удара, в воздух взметнулся ворох соломинок, и вновь воцарилась тишина.

Марита нерешительно сделала пару шагов к неподвижному, будто тряпичному тельцу. На какое-то мгновение показалось, что девочка мертва, и от этого в груди все сжалось, заставив замереть на вдохе. Но тут тонкая рука дрогнула. Девочка замычала и принялась барахтаться, пытаясь выбраться. Марита с облегчением кинулась к ней на помощь. В ушах все еще стоял противный гул, будто по голове прилетело чем-то тяжелым, а сердце не желало успокаиваться.

Успела. Смогла.

Девочку удалось выпутать не сразу, но как только вышло, та вдруг доверчиво уткнулась Марите в живот, стискивая руки вокруг юбки. Девушка вздрогнула от неожиданности, но нашлась и неловко погладила ребенка по голове.

Хлопнула ближайшая дверь, потом еще и еще, и воздух будто наполнился нестройной мелодией. Все высыпали на улицу, обеспокоенно вертя головами. Марита невольно попятилась, все еще по инерции придерживая девочку руками.

– Что ты делаешь с моей дочерью? – донеслось из толпы, и где-то в середине заойкали. – Да пустите же меня, пустите!

Толпа отхлынула, и вперед вырвалась заспанная женщина в одном нижнем платье. Ее волосы топорщились в разные стороны, а на лице злость мешалась со страхом.

– Мама!

Девочка вывернулась и бросилась в объятия женщины. Марита запоздало махнула руками, словно попытавшись ее удержать, и вдруг почувствовала себя страшно усталой. Так, будто все, что держало ее до этого: какой-то внутренний стержень, хрупкий каркас – разом треснуло и рассыпалось на тысячу осколков. Глядя, как эта незнакомая женщина прижимает к себе дочь, словно самое ценное сокровище, Марита особенно остро ощутила свое одиночество. Ее никто не обнимет вот так, никто даже не расстроится, если она исчезнет. Даже Яс трясется не над ней, а над леди Бланкой. А если быть уж совсем точной – над деньгами, которые может получить.

Верно. Такая глупая и бездарная девица никому не нужна. Разве что Верису была, а теперь…

Мысли, гудящие в голове, были не новыми, но в этот раз Марита не нашла в себе силы им противостоять. Обессиленно прикрыв глаза, она привалилась к стене дома, не пытаясь ни сбежать, ни защититься. Плевать. Пусть кричат, если хотят.

– Это что за собрание? А ну разошлись! – раздался вдруг уверенный, жесткий голос.

– Но командир…

Яс не дал договорить, перебил сразу:

– Молчать! Тут и без вас разберутся, нечего уши греть. А если не спится, я вам всем сейчас работу найду.

Это подействовало как щелчок кнута, и толпа мгновенно поредела, пока не растаяла совсем. Только женщина с девочкой остались стоять, да парочка самых смелых зевак.

Яс внимательно обвел их взглядом, спугнув еще несколько человек. Неровно заправленная в штаны рубашка, встрепанные волосы, раздраженное выражение лица – все говорило о том, что главарь разбойников отдыхал и был вынужден сорваться с места из-за шума. Стоящий рядом с ним измовец, напротив, был воплощением спокойствия.

– Что за крики, Варка? – требовательно спросил Яс.

Женщина ожила и обвиняюще ткнула в Мариту пальцем. Та встрепенулась, но только беззвучно открыла рот. Нельзя. Даже защитить себя нельзя. Это отозвалось горечью на языке. Марита обреченно закусила губу.

– Она… – начала Варка.

– …спасла твою дочь? – закончил за женщину Яс с усмешкой. – Действительно, грубо вмешиваться в замысел богов. Но я надеюсь, ты ее простишь.

Он знает? Откуда? Марита едва сдержалась, чтобы не вытаращиться от удивления. Женщина же и стараться не стала.

– О чем вы, командир? – робко спросила она, округлив глаза.

Яс холодно прищурился, вынудив ту отступить.

– Будто ты не знаешь, чем твоя дочь занимается по ночам, Варка, – ядовито выплюнул он и скривился. – Еще раз увижу ее на крыше – использую как мишень. Я не такой добрый, как баронесса.

Лицо Варки мгновенно залилось краской. Заохав, она принялась кланяться Марите, как игрушка-неваляшка, рукой надавливая девочке на спину, чтобы та делала так же.

– Простите, бога ради! Спасибо вам, добрая госпожа, огромное вам спасибо!

Это должно было быть приятно, но Марита лишь поежилась и отвела взгляд. Благодарность ощущалась неправильной, будто украденной, и от нее чувство отчужденности только усилилось.

– Она тебя не слышит, – остановил поток благодарностей Яс. – Иди, Варка, иди.

Женщина еще раз глубоко поклонилась и потащила девочку прочь, на ходу отвешивая звонкие подзатыльники. Расим послал той ободряющую улыбку. Яс же внимательно окинул застывшую Мариту взглядом. Грусть тут же отошла на второй план, сменившись дрожью, пробежавшей под кожей. Из-за ветра, наверное. Марита приобняла себя за плечи и потерла кожу ладонями, но не помогло.

– И почему ты постоянно оказываешься снаружи? – задумчиво и опасно вкрадчиво спросил Яс. – Хоть приковывай.

Холодный прищур пригвоздил Мариту к стене, словно острый осколок льда. Она тихо сглотнула, обдумывая чужие слова. Он шутит? Или правда рассматривает варианты? Дрожь опустилась ниже, к коленям.

– Наверное, дверь не закрыли, – предположил Расим, выглянув из-за плеча главы разбойников. Его мягкий, теплый тон удивительным образом звучал органично, хотя ситуации не подходил. – Вы же ночью приказали сторожей не выставлять.

Яс раздраженно поиграл желваками.

– Сейчас дверь, а потом что? «Забудут» и сдадут нас страже? Совсем от рук отбились. Попроси-ка Тэкито этим заняться. Не люблю такие совпадения.

На лбу выступил холодный пот – тут же захотелось вытереть. Но Марита осталась недвижима, словно кролик, боящийся привлечь внимание проходящего мимо логова хищника.

Расим кивнул и мазнул по ней мимолетным взглядом. В глубине карих глаз словно вспыхнули искры.

– Знаете, командир, может быть, вам стоит иногда опускать ее погулять? – вдруг ненавязчиво предложил он, пряча ладони под мышками.

Марита не поверила своим ушам. И не она одна. Яс скептически хмыкнул, постукивая по сгибу локтя пальцами.

– А следить за ней кто будет? Умертвитель? – помянул он проклятого короля.

Расим качнул головой, и его длинные, шелковистые волосы заскользили по плечу – словно водопад потек.

– Зачем же такие сложности? – сказал он. – Я могу. Компания молодой девушки получше, чем общество головорезов.

– По этой логике она сама не захочет с тобой водиться, – усмехнулся Яс и вновь окинул Мариту взглядом, в этот раз более долгим и цепким. Та даже дыхание затаила. – Скажи честно, ты просто хочешь побездельничать, пока остальные работают?

Расим широко улыбнулся, и его лицо будто засияло изнутри

– Раскусили. Ладно вам, если бы не баронесса, пришлось бы яму копать.

– Зато бабы б лучше за своими щенками глядели, – отмахнулся Яс, но не очень убедительно. – Смотри: сбежит – проблем не оберемся.

– Да куда она сбежит без ключа? Вряд ли кто из нас его передаст, – Расим рассеянно вытащил из волос непонятно как попавшее туда перышко и начал крутить в руках. – Но крючок я повешу.

Слова царапнули слух, но волнение было слишком сильным, чтобы придать этому значение. Марита слушала перепалку, все еще не дыша. Отпускать погулять? Ее? Неужели Яс на это правда пойдет?

Ага. Как же.

Но несмотря на мысли, в сердце все равно вспыхнула надежда. Слабая, будто огонек на ветру, она могла бы погаснуть в любое мгновение. Или, разгоревшись, вспыхнуть настоящим костром. Что же будет? Сердце зачастило в груди, забилось испуганной птицей.

Яс задумчиво поскреб ногтями щетину.

– Хочешь возиться – возись, – наконец, решил он и предостерегающе добавил: – Если хоть волос упадет, я отдам твою голову Реплихам на блюде.

Расим покорно кивнул в ответ.

– Я сам повяжу ее лентой.

И оба рассмеялись, как с веселой шутки. Под кожей невольно пробежали мурашки, но они почти сразу стихли, сменившись распирающим изнутри ликованием. Марита спрятала улыбку, низко опустив голову, потому что губы сами собой раздались в стороны. Все внутри нее пело, вспыхивало разноцветными искрами, то рассыпаясь, то вновь складываясь в три одних и тех же слова.

Костер. Все-таки костер!