Кровь и струны

Глава 5. На длинной цепи

Когда Каллисто зашел в Синюю Залу, Терний стоял, сложив руки за спиной, и рассматривал коллекцию бабочек. Заключенные в изящную резную рамку, под толщей стекла, насекомые казались игрушечными. Единственная вещь, оставшаяся от Бониты, которую Каллисто не убрал. В качестве напоминания. Это было заметно – яркая коллекция сильно выбивалась из аскетичной обстановки.

Сейчас в Зале поселились сизые сумерки, примешав ко всем цветам серый – словно смотришь сквозь вуаль. Резные панели над камином, будто расписанные вьюжными узорами, голубой бархат, которым оббиты кресла и диван, светлые стены, почти лишенные украшений, бегущая под потолком нить синей росписи – все поблекло. Слуги еще не успели разжечь огонь, поэтому в помещении было зябко.

Пользуясь тем, что начальник стражи отвлечен, Каллисто попытался тихо пройти мимо.

– Добрый вечер, виконт… ах, простите, барон, – поприветствовал Терний, не поворачиваясь.

Каллисто остановился.

– Был добрым, – прямо ответил он, неискренне улыбаясь, и ядовито добавил: – …пока не встретил вас, дядюшка Толли.

Терний развернулся и поглядел на него с прищуром, хитрым и холодным. Первое время это вызывало оторопь – настолько не вязалось с образом праздного и добродушного толстяка. Казалось, Терний был волком, выпотрошившим овцу и влезшим в ее шкуру. По виду не отличить, но запах крови выдавал.

– Красивая вещица, – сказал начальник стражи почти льстиво.

– Да. Жена любила все прекрасное и идеальное, поэтому потратила много времени и «неудачных образцов», прежде чем добилась совершенства.

– Похвально, – разулыбался Терний, спрятав в комплименте колкий намек – словно убийца, скрывший в рукаве кинжал. – Уделите мне немного времени, есть разговор.

Он вразвалочку подошел к креслу и, крякнув, развалился в нем, забросив ноги на стол. Будто хозяин. Каллисто поморщился и незаметно стиснул кулак. Чувствовать себя гостем в собственном замке было невыносимо, особенно когда подчиняться приходилось какому-то вшивому стражнику. Но у Терния в руках была ниточка, которая легко могла бы повиснуть на шее Каллисто петлей, так что приходилось терпеть. Пока что.

Каллисто прошел ко второму креслу и, сев с идеально выпрямленной спиной, кивнул:

– Слушаю.

– Ну зачем же так холодно! – хохотнул Терний и махнул рукой в сторону стола. – Вот, выпейте чаю.

Каллисто только сейчас заметил две чашки на темно-синих блюдцах. Пар уже не шел – чай успел остыть. Значит, Терний спланировал это заранее. Мужчина вздохнул и изящно подхватил чашку. Конечно, с Терния сталось бы и попытаться его отравить, но если бы за каждое такое неудачное покушение Каллисто платили – был бы уже богаче герцога. Впрочем, много выпить и не вышло – чай оказался приторно сладким.

Терний шумно выхлебал всю кружку и со стуком поставил ее обратно. Невоспитанный боров. Сложив руки на животе и окончательно растекшись в кресле, толстяк вперился в Каллисто внимательным взглядом.

– Как продвигается наше дело, барон? – вкрадчиво спросил он.

– В соответствии с планом. Уже скоро я… – начал было Каллисто.

– О, неужели? – оборвал его Терний. – Как интересно! Почему тогда я все еще прячусь в вашем замке, барон, как девица, сбежавшая от отца к любовнику? А не шью у портного камзол управляющего Каменным, как вы мне, барон, обещали? В отличие от вас, я свою часть сделки выполнил.

В груди вспыхнул гнев, опаляя языками пламени. Каллисто терпеть не мог, когда его отчитывали вот так – словно мальчишку. Будто опять вернулся в армию. Он стиснул челюсти и молча задавил раздражение в зачатке.

– Вы же отлично знаете, что барон Реплих спутал мне все планы, Терний, – сказал Каллисто достаточно резко, чтобы это было заметно, но недостаточно, чтобы счесть его тон оскорбительным. – Но я уже заручился поддержкой Авелти и главаря местной шайки. Дело за малым. Можете снимать мерки.

Каллисто безукоризительно вежливо и безэмоционально улыбнулся. Терний прищурился: словно на скачках оценивал, на ту ли лошадь поставил. Это длилось недолго, но в воздухе успело повиснуть напряжение, прежде чем начальник стражи широко, маслянисто улыбнулся и хлопнул по подлокотнику.

– Отлично. Уж простите мне мою навязчивость. Смешное дело: я было подумал, будто барон Каллисто запамятовал, что мой господин не любит ждать, – Терний изобразил на лице виноватую ухмылку. – Однако вам стоит поторопиться. Нас вполне устраивает лояльная фигура на месте виконта в вашем лице. Но если это все затянется – легче поискать кого-то порасторопнее. Мне не хотелось бы видеть вас в белом, барон, мы ведь так сдружились.

Терний посмеялся, как с хорошей шутки, и с кряхтением встал, словно и не было этой угрозы, сказанной невзначай. Мягкая кошачья лапка, скрывающая когти. Иголки в бархате. Ядовитые цветы, собранные в красивый пышный букет. Каллисто так и не научился любить эти игры, хотя стал в них мастером.

Он доброжелательно, почти тепло улыбнулся.

– Мне тоже, Терний, мне тоже. Тем более из нас двоих белый мне едва ли к лицу.

Терний хохотнул, отмахиваясь:

– Скажете тоже. Хорошего вечера!

И, довольный жизнью, направился к двери. Казалось, это взаимное демонстрирование зубов его ничуть не побеспокоило. Стоило начальнику стражи отвернуться, как улыбка Каллисто стала холодной. Грязная свинья. Прибить бы его огромной булавкой, как бабочку, и смотреть, как корчится в муках. Но для попадания в коллекцию Терний выглядел слишком уродливо – Бонита бы не оценила.

Только на следующий день Марита поняла, что же упустила из-за ослепившей ее радости. Расим сказал про ключ: «вряд ли кто из нас его передаст». Не «вряд ли удастся украсть», не «ключи надежно спрятаны». И верно, их не прятали совсем. Марита легко узнала, что один из амулетов носит Ревка, просто увидев тот у зенийки на шее. А еще Ревка спокойно снимала ключ на ночь, оставляя на тумбочке без присмотра. Просто безумие, верно?

Если только ключ не будет совершенно бесполезен для вора.

И вот теперь картинка складывалась. Конечно, Марита могла быть не права в своих догадках. Конечно, Расим мог специально путать.

Но под ложечкой засосало.

Поэтому, пока обыскивали комнату, Марита только об этом и думала. В воздухе стояла пыль, и ее сухой, въедливый запах щекотал ноздри. Девушка в очередной раз потерла кончик носа, убеждая себя не нервничать. Два обыскивающих ее комнату разбойника, молодой и старый, чуть не столкнулись лбами и выругались.

– Проклятье! И что этот слюнтяй хочет тут найти? – спросил молодой, вытряхивая одеяло и заставляя серую взвесь танцевать.

– Тихо ты! – прикрикнул на него старый и отвесил затрещину.

Молодой вскрикнул от неожиданности и выронил одеяло на пол. Марита поморщилась.

– Змей те в зад! Больно же.

– Больно – когда иглы под ногти. А это пустяк. Велено – значит ищем, – пробурчал старый, и они продолжили.

Марита стояла, прислонившись к окну спиной и скрестив позади руки. Солнце приятно грело затылок. Что бы разбойники ни искали, она знала: этого тут больше нет. Отмычки покоились на дне колодца, куда Марита смогла их незаметно выкинуть, когда ее проводили мимо. И все равно колени то и дело сводила нервная дрожь.

Заглянув под кровать, молодой вылез и с раздражением отряхнул бороду от паутины.

– Пусто. Да и что они ожидали от высокородной девки? Они ж все тупые.

Старый почесал затылок.

– М-да, – проронил он и сплюнул. – Ну, мы свое дело сделали, можно и по стаканчику пропустить.

Они удалились, даже не попытавшись убрать бардак, который развели. По комнате будто прошелся ураган. Марита, скривившись, переступила через плевок и подняла одеяло. Вроде бы не сильно испачкалось.

Дверь вновь отворилась, и девушка резко повернула голову. На пороге появился Расим, лениво опираясь о косяк плечом. Весь излучая дружелюбие, он поманил Мариту к себе – осторожно, как пугливого зверька. Она уронила одеяло на кровать, но осталась стоять, хотя сразу поняла, в чем дело.

Расим поймал ее взгляд и улыбнулся. Марита ощутила, как против воли расслабляется, будто околдованная. Спокойствие Расима было по-настоящему заразительным. Нет, нельзя поддаваться! Она моргнула, осознав, что почти сделала шаг, и остановилась.

– Госпожа, пройдемте со мной, – мягко позвал Расим и вдруг церемониально поклонился.

Марита узнала эти движения сразу же, хотя видела их всего лишь раз, выступая на пиру. Так приветствовали при дворе и на официальных приемах.

Девушка показательно поджала губы, но все же двинулась следом, сама не желая признаваться, что идет на поводу у любопытства. Человек с такими манерами – и здесь, в пусть и явно процветающей, но шайке?

Снаружи пахло весной – нагретой почвой и молодыми ростками. Марита с тщательно скрываемым наслаждением прошлась по земле, нагоняя Расима. Он шагал, будто танцуя, как и большинство измовцев, но делал это на удивление естественно.

Однако поразило Мариту другое. С Расимом все здоровались: грузная женщина у колодца, мастерящие тряпичных кукол девочки, играющие в кости мужики. Измовец кивал в ответ и щурился, будто кот. Вновь подумалось, какие же они с Ревкой разные.

Легко лавируя между людьми, он провел Мариту к небольшому домику. На потертых ступенях грелся поросенок, которого Расим привычно переступил.

– Вечно ты у моего дома спишь… Осторожнее, леди.

Марита с преувеличенно недовольным видом подхватила юбку, и они оказались внутри.

Первым, что бросилось в глаза, было количество окон. Высокие и широкие, они занимали собой почти всю стену. Занавесок ни на одном не было, и солнечный свет заполнял собой комнату, ничем не сдерживаемый. Желтые пятна блестели на боках выстроенных в один ряд винных бутылок. Рядом с ними, на распахнутых ставнях, Марита заметила полукруги замысловатых схем.

Заинтригованная, девушка оглядела комнату еще раз, уже внимательнее, и едва сдержала удивленный возглас: дом Расима буквально полнился птицами. Статуэтки, гобелены, деревянные висюльки, перья, вазы с узорами и даже картины в тяжелых рамах. Скудная мебель просто терялась на этом фоне, погребенная под стопками пожелтевших листов и различным мусором.

Пока Марита торчала на пороге, растерянная, Расим легко проскользнул мимо и принялся расчищать стол. Тот появлялся из-под бумажных башен медленно и неохотно, словно из-под снега. Закончив, Расим стряхнул ворох бумажных птичек с кресла, которое после и подвинул к столу.

– Садитесь, госпожа, – сказал он, приглашающе похлопав по спинке.

Марита вздохнула и принялась пробираться сквозь завалы. Чем ближе становились улыбающийся измовец и пресловутое кресло, тем сильнее дрожали колени. От мысли о том, что придется подставляться под неизвестную магию, все внутри холодело. Но Марита не могла упустить этот шанс. Так что переступила через плетеную корзинку и села в кресло, положив руки на подлокотники.

Расим подбадривающе улыбнулся и, закатав рукав расшитой туники, демонстративно положил на стол ладонь. А потом повторил движение еще раз и еще, будто имел дело с ребенком.

– Не бойтесь, госпожа, это вообще не больно. Даже красиво, – продолжил болтать измовец, то ли надеясь, что подопечная различает хотя бы тон, то ли просто из любви к процессу.

Марита медленно, изображая пренебрежение, протянула руку и прижала пальцы к дереву. Стол оказался теплым и приятным на ощупь. Расим кивнул и неторопливо выудил из ящика баночку с золотистой жидкостью и тонкую длинную кисть. Открутив колпачок, он склонился над столом так, что несколько коричневых прядей занавесило лицо, и обмакнул кончик. Кисточка тут же налилась цветом.

Сверяясь с лежащим на столе листом, Расим принялся рисовать. Черты его лица сгладились, а глаза словно стали глядеть насквозь. Отстраненное, отсутствующее выражение завораживало, так что первых мазков Марита даже не ощутила, отвлеченная. Только потом тыльную сторону ладони защекотало.

Кисть двигалась плавно и размеренно, почти невесомо. Прислушиваясь к ощущениям, Марита пропустила момент, когда Расим вывел последний штрих и упал на ближайший стул, устало запрокинув голову. Как если бы происходящее его истощило. Девушка опустила глаза.

Переплетение четких линий, заключенных в круг, глухо сияло. Сперва показалось, что это солнце заставляет краски блестеть, но потом свечение усилилось, запылало, отпечатываясь в воздухе, и вдруг впиталось в кожу.

На мгновение у Мариты появилось странное чувство, будто у нее из груди вытянули нить и привязали к кому-то другому, но это длилось недолго. Наваждение пропало вместе с бесследно растворившейся печатью. Девушка поднесла руку ближе к глазам, но теперь кожа выглядела совершенно чистой.

Наверное, у нее на лице отразилось удивление, потому что Расим рассмеялся. Каким-то образом это вышло у него совсем не обидно и так заразительно, что Марита едва удержалась, чтобы не улыбнуться в ответ.

– Вот и все. Ладно, раз уж я отлыниваю от работы, по мнению командира, то прогуляемся, – Расим лениво потянулся и вдруг ойкнул. – Так вот где она…

Он с растерянным видом вынул из-под ноги свистульку в виде ворона. Спрятав птичку в складках одежды, измовец поднялся и направился к выходу. Марита украдкой пошевелила пальцами, потом потерла кожу на руке и поежилась. Оставалось надеяться, что в случае чего ей не оторвет кисть вместе с исчезнувшей схемой.

Поросенок с порога исчез, и теперь стало заметно, что ступени, как и часть стен, загажены птичьим пометом. В пыли возились воробьи, которые явно были тут частыми гостями – и не только они. На крыше стояла большая деревянная кормушка, из которой торчал чей-то полосатый хвост. Ну и чудак. В труппе Мариты были укротители зверей, но с такой искренней любовью, граничащей с одержимостью, она сталкивалась впервые.

Проходя мимо воробьев, Расим вынул откуда-то кусочек подсохшего хлеба и раскрошил его на землю. Птицы тут же накинулись на крошки, суматошно хлопоча перьями. Взгляд Расима потеплел, и тот, будто поддавшись порыву, выставил в сторону локоть, как делали благородные кавалеры на прогулках с дамами.

Марита замешкалась. Ее забавляло происходящее – не хуже шутливой пьесы. Но Бланка точно бы не стала ходить под ручку с разбойником. Тщательно скрывая сожаление, Марита качнула головой и отступила на шаг. Расим воспринял ее отказ спокойно – казалось, ничто не могло поколебать его безмятежность. И они начали прогулку.

Даже теперь измовец болтать не перестал. Причем делал он это таким особым тоном, какой бывает у сказочников, так что Марита и сама не заметила, как начала слушать с неподдельным интересом.

– Давайте-ка я покажу вам, где у нас что. Смотреть, правда, особо не на что: по большей части тут дома вроде моего. Только во-о-он там ребята старый склад облюбовали, – Расим кивнул в сторону здания с намалеванным на боку черепом: изо рта лилась пенящаяся жидкость, смахивающая на пиво. – Но вам туда, пожалуй, ходить не стоит.

Марита отвернулась, стараясь скрыть любопытство. О большинстве мест она уже успела узнать и сама во время разведки, но внутри не бывала. Расим воспринял этот жест по-своему и успокаивающе улыбнулся:

– У нас в логове много что со смертью связано. Например, здание, где вы живете, зовется Черепом, – продолжил рассказ он, ткнув в нужную сторону пальцем.

А потом постучал себя по голове, словно надеялся, что так Марита сможет понять смысл сказанного. Уголки губ сами собой дернулись. Расим умел располагать к себе так же легко и естественно, как ласковый кот. Они прошли дальше, обогнув разноцветный бортик. Измовец мягко огладил камни ладонью.

– А вот колодец, наше главное сокровище. Осторожно, леди, смотрите под ноги.

Мужчина выставил руку, и Марита вовремя притормозила, переступая камешек. Захотелось тоже прикоснуться к бортику – с такой нежностью говорил Расим. Как же странно это было. В Вентонии колодцы были обычным делом, и привыкнуть к порядкам Урноса удалось не сразу. Отец говорил, за порчу колодца тут могли и убить.

– О, здравствуй, Ририви.

Что-то резко изменилось в чужом тоне, и Марита невольно повернула голову вслед за Расимом. У опрятного домика с цветочными узорами на стенах стояла, согнувшись над землей, крыланка и срезала растущую за оградой траву серпом. Покрытые пухом пальцы подхватывали стебли и складывали в корзину.

Эта крыланка «роднилась» с цаплей: длинный узкий клюв, тонкая изящная шея, доверху закрытая металлическими браслетами, серебристый окрас. Одно из больших крыльев волочилось по земле, а второе поджималось к спине. Крыланка явно услышала приветствие – клюв дрогнул, – но даже головы не подняла.

Лица Расима словно на мгновение коснулась тень, но он тут же вновь засиял изнутри, растянув губы в улыбке. Тогда-то Марита и поняла, что ее насторожило: это несвойственное измовцу напряжение, появившееся в голосе, словно бы внутренний надрыв, просачивающийся сквозь показное спокойствие.

– А вот домик лекаря. Хорошо бы, чтоб вам и сюда не понадобилось, госпожа, но откуда знать заранее? Верно, Ририви?

– Зачем ты с ней разговариваешь? – спросила крыланка. – Она же немая.

Ее голос напоминал хриплое птичье чириканье – и прозвучал неожиданно презрительно. Ририви говорила с отвращением, которое даже не пыталась скрывать. Марита не успела решить, как к этому относится, когда поняла: презрение направленно не на нее. Крыланка разогнулась, но волочащееся по земле крыло не шевельнулось. Обвисшее, будто неживое, оно напоминало мятую бумажку.

– Развлекаю сам себя, раз уж командир на меня это повесил, – шутливо ответил Расим.

– Тебе больные кажутся чем-то веселым?

Крыланка неприязненно сощурилась. Марита поежилась. Это так разнилось с тем, как с Расимом общались остальные. От слов крыланки измовец едва заметно отшатнулся и поднял руки в успокаивающем жесте.

– Нет, Ририви, я…

И тут раздался детский крик.

Они все трое резко обернулись, и Марита внутренне обругала себя за несдержанность. К счастью, остальные были слишком заняты, чтоб заметить ее реакцию.

К домику крыланки, спотыкаясь и торопясь, почти бежала женщина средних лет с девочкой на руках. Марита неожиданно для себя узнала обеих. Не удивительно, после таскания сена забудешь… Не ребенок, а кузнечик.

Ририви с Расимом тут же забыли о разногласиях, и их лица приобрели одинаково обеспокоенные выражения.

– Что случилось? – поинтересовалась лекарь, нетерпеливо шевельнув здоровым крылом.

– Ририви, ну как Умертвитель сглазил, сил моих больше нет! – начала тараторить Варка.

И тут обиженно поджавшая губы девочка вдруг вывернулась из материнских рук и кинулась бежать прочь, словно дикий зверек. Прежде чем кто-нибудь успел что-то предпринять, Расим неуловимым движением поймал ее. Та завопила и задергалась, как лисица в капкане. Одна из рук, замотанная в кусок ткани, забарабанила по бедру измовца.

– Отпусти ее, – сказала Ририви, сверкнув глазами.

– Не могу, тогда она убежит.

– Мне нужно ее осмотреть.

– Да на здоровье. Но… Ай, – Расим поморщился, когда девочка укусила его за ладонь. На коже остался полукруглый след. – Если даст деру, осматривать будет некого.

Мужчина оставался безукоризительно спокоен, хотя Ририви уже щелкала клювом от раздражения. Варка, переводя взгляд с одного на другого, не выдержала.

– Осмотрите ее, пожалуйста!

Спорщики замолчали. Ририви заколебалась – в черных глазах отразилась внутренняя борьба. Встопорщенные перья опустились, а крыло расслабленно сложилось и перестало подрагивать.

– Ладно, пошли внутрь, – неохотно распорядилась крыланка и вспорхнула по ступеням.

Мариту никто не звал, но оставаться на улице не хотелось, так что она двинулась следом.

Дом Ририви разительно отличался от берлоги Расима. Опрятный, чистый – что внутри, что снаружи – и очень по-аскетичному обставленный. В воздухе стоял горьковато-терпкий аромат сушеных трав, дешевого мыла и топленого жира. Свет из многоугольного окна бил в одну из стен, расплываясь на ней золотистой занавесью.

На фоне скудной мебели выделялись тянущиеся вдоль стен стройные ряды шкафчиков да стол с инструментами. У Мариты в глазах зарябило от стоящих на полках баночек, бутыльков, шкатулок, мисок и ящичков.

Девочку тут же усадили на слишком высокий для нее стул. Та уже не вырывалась, только шмыгала носом и продолжала баюкать руку, но Расим на всякий случай продолжал придерживать худые плечи. Марита скользнула мимо него и встала у дальней стены, стараясь не привлекать внимание.

Ририви тем временем закатала рукава просторной рубахи, омыла руки в воде и, разложив часть инструментов на столе, села перед девочкой на корточки. Все это крыланка проделала быстро, но тщательно, не ленясь – словно столичный лекарь.

– Прости, Ририви. Я уж за ней глядела, как кошка за мышкой. Только отвернулась, она бутылку бряц. И где только взяла? Прибью я ее однажды, видит Умертвитель, – причитала Варка.

– Ее дурь бы да в нужное русло, – ворчливо заметила Ририви и требовательно протянула руку. – А ну, покажи.

Марита не могла не отметить: хоть крыланка и звучала холодно и сдержанно, даже строго, будто настоятельница храма, в ее голосе не осталось ни следа былого презрения. Интересно, почему они с Расимом на ножах?

Девочка команды не послушалась: еще сильнее прижав ладонь к груди, она упрямо замотала головой. Светлые волосы растрепались по плечам неровными волнами.

– Делай, что говорят, паршивка! – пригрозила Варка. – Или хочешь, чтобы тебе руку отрезали, как дяде Хеве?

– Варка, не зуди, – осадила женщину Ририви и указала на дверь. – Иди снаружи подожди.

– Но Ририви…

Крыланка прищурилась, и Варка вышла, то и дело кидая на дочь обеспокоенные взгляды. Ририви постучала когтями по клюву, словно пытаясь сосредоточиться.

– Хватит капризничать, показывай, – предприняла еще одну попытку она.

Девочка молчала. В ее глазах стояли слезы, но сквозь маску страха проступало непоколебимое упрямство.

– Подожди, давай я попробую.

Расим оттеснил неохотно отступившую Ририви и, заглянув ребенку в лицо, улыбнулся. Он неловко припал на одно колено, забавно согнувшись в спине – давал о себе знать высокий рост. Девочка чуть расслабилась.

– Звездочка, ну давай. Чуть-чуть потерпишь – и все. Да, больно, но как еще полечить? Эм, ты же у нас умная.

Марита прижала ко рту руку, пряча смешок. Расим вел себя так неумело, что отсутствие опыта бросалось в глаза даже ей. Конечно же, девочка вновь набычилась, испугавшись упоминания боли.

– Ну ты прямо талант, – едко заметила Ририви.

Расим молча поднялся и вновь отошел за спинку стула. Уголки его губ едва заметно опустились от досады. Нет, так дело не пойдет. Девушка не выдержала и сделала пару шагов к ребенку, а потом еще пару. Ожидала окрика, но останавливать ее не стали. Тогда Марита поймала взгляд Звездочки и заговорщицки подмигнула.

Ничего плохого ведь не случится, если немного вспомнить старое ради чужого блага?

Девочка показательно нахмурилась, но продолжила следить за тем, как Марита подходит к залитой светом стене и становится сбоку. Девушка таинственно улыбнулась, подогревая чужое любопытство, и по-особому переплела пальцы. Свет ударил в выставленную руку, обрисовав причудливый силуэт, и на стену легла тень в виде волчьей головы.

Звездочка ахнула и заинтересованно вытянулась, но бдительности не потеряла. Тогда рядом с первой тенью появилась вторая. Пошевелила ушами, словно раздумывая, и понеслась прочь. Волк кинулся следом. Это сработало. Полностью увлеченная представлением, девочка уронила руку на колени, и ткань, размотавшись, заструилась на пол.

Замешкавшись лишь на мгновение, Ририви сориентировалась и принялась осторожно разматывать детскую ладонь. Тени сменяли одна другую, заяц становился птицей, а волк – медведем, который потом обращался в оленя. Звездочка не отрывала от представления восторженного взгляда, и Марита вдруг поняла, что улыбается.

В груди поселилось тепло и почти одуряющая легкость. Все поблекло и стерлось: смерть Вериса, погоня, нападение на карету… Остались лишь зритель и актер. И Марита отпустила себя, позволила раствориться в этом ощущении. А потом раздался голос Ририви и выдернул ее обратно.

– Вот и все.

Марита вздрогнула, и пропавшая было клетка сомкнулась вновь. Она устало потерла руки, больше не чувствуя радости – только горечь. Но этого никто не заметил.

Звездочка удивленно осмотрела забинтованную ладонь.

– Уже? Но я хочу еще, – упрямо заявила она и заныла. – Рука та-ак болит.

Крыланка распахнула клюв, словно ухмыляясь.

– О, ну тогда я дам тебе настойку. Очень горькую. Где же она?

Не успела лекарь договорить, как девочка спрыгнула со стула и, словно ветерок, вылетела в дверь. Расим фыркнул, и крыланка перевела свой взгляд на него. Очень холодный и недружелюбный взгляд.

– Посмотри-ка, даже от белоручки больше пользы, чем от тебя, – хрипло рассмеялась она. – Впрочем, чего еще ждать от мясника?..

– Не нужно, – мягко предостерег измовец.

Несмотря на расслабленную позу, от него вдруг явственно повеяло угрозой. Марита инстинктивно отступила подальше. Но Ририви и не думала останавливаться. Она продолжила наступать, угрожающе распахнув крыло.

– А то что? Пожалуешься командиру? – почти что плевалась ядом Ририви. – Ты же ему так старательно сапоги лижешь, значит, заступится. А я-то думала, он не любит псов. А может, язык мне отрежешь, или как там у вас принято?

Лицо Расима словно окаменело.

– Мне казалось, что уж ты не станешь со мной так говорить.

– Это еще почему?

Дурное предчувствие комом заледенело в животе. Облако спокойствия, окружавшее измовца, пропало, и он словно на мгновение перестал быть живым.

– Я все еще один из лучших в своем деле, – процедил Расим. – Или ты захотела симметрии?

Из раскосых глаз измовца посмотрела пустота – и отвернулась. Уверенность слетела с Ририви, как скорлупа с ореха. Она съежилась, прикрываясь здоровым крылом.

– Уходи, – сказала глухо.

Голос Ририви буквально клокотал от ненависти. Казалось, если подойти ближе, то можно обжечься. Даже Расим моргнул и весь как-то осунулся, приходя в себя.

– Прости, – выдохнул он и выскочил на улицу.

Крыланка осталась стоять, сгорбленная и будто надломленная. Ее тень показалась Марите почти черной. Девушка тоже тихо выскользнула наружу, подобрав юбку.

Расим стоял на свету, подставив немилосердным лучам голову. Он молчал, но Марите хватило и тени боли, мелькнувшей на лице. Заметив девушку, измовец улыбнулся, но это вышло у него как-то вымученно.

– Кажется, я вас утомил, – пытаясь звучать непринужденно, сказал Расим и направился в сторону Черепа.

Весь путь обратно Марита пялилась на чужую напряженно выпрямленную спину.

В хранилище пахло затхло и сыро, и оттого прогорклая вонь от чадящих ламп словно бы только усиливалась. Яс сидел на сундуке, закинув ногу на ногу, и перебирал сложенные стопкой личные бумаги.

– Расходы… список заказов… измовский шелк – десять кусков? А мы всего пять нашли, – бормотал он себе под нос, разрывая бесполезные листы на клочки и скидывая в неровную кучу под ногами.

– Ничего интересного? – спросил Расим.

Измовец сидел на корточках и рылся в одном из личных сундуков, сортируя добычу по кучкам. Лампа находилась прямо над ним и бросала на фигуру оранжево-желтые пятна. Не то чтобы кроме них двоих этим некому было заняться, напротив. Просто это осталось таким же веселым занятием, как и много лет назад.

– Мелкая писанина. Даже не продать никому, – пожал плечами Яс и потянулся за следующим листом. – О, любовное письмо, гляди-ка. «Моему орлу».

– Что там? Может, от аристократки? Хороший компромат был бы.

Расим заинтересованно повернулся, и длинные волосы заскользили по его лицу, бросая на кожу косые тени. Яс хмыкнул и развернул пожелтевший лист.

– Не думаю, – сказал он, покачав головой. – Слушай. «Мне страшно. Вчера люди Берта приходили и долго молотили в дверь. Мы с детьми прятались под кроватью, пока они не ушли. Мне снится, как ты целуешь меня под нашей яблоней. Возвращайся скорее, и пусть Сиро пошлет тебе удачу…» Баба его, наверное. Барахло.

Яс уронил листок на кучу других и похрустел пальцами. Расим тоже потерял к письму интерес и вернулся к своему занятию.

– А у тебя что-то стоящее есть? – спросил Яс, пробегая глазами по очередному листу.

Расим улыбнулся, безразлично указав на груду золота, мягко переливающегося на свету. Казалось, окажись там камни, ничего бы не поменялось. Впрочем, по сравнению с золотыми колоннами во дворце эмира добыча Яса действительно казалась пустяковой.

– Всего понемногу, – сказал измовец, выцепляя из сверкающей кучки кольцо. – Знаешь, мне тут подумалось: а ты ведь мог быть на ее месте.

– Кого «ее»? – не понял Яс.

– Баронессы. Отцу Бланки пожаловали твои земли. Мог бы сейчас вместо него в шелках ходить и слуг гонять за вином из погреба. Не завидуешь?

Расим лукаво улыбнулся, но годы дружбы дали понять – вопрос измовец задавал с опаской. Яс отмахнулся, хотя в груди неприятно заворочалось что-то темное.

– Ты б еще спросил, не завидую ли я висельнику, – фыркнул он и небрежно спросил: – Так что там с кольцом?

Расим понятливо отступил от опасной темы. Подкинув золотой ободок, ловко поймал и протянул вперед на раскрытой ладони.

– С кольцом – интересно. Этот парень прямо сорокой был, у него всяких перстней хватает, но это – с гравировкой, – измовец поднес добычу ближе к лампе, прищурившись. – «Капля к капле. Мирабаль».

– Обручальное, значит. Надпись убрать как-то можно?

Расим развел руками и отправил колечко к другим украшениям.

– Если что – переплавим. Помнишь, как зубы того зенийца?

Яс не смог сдержать скупой улыбки, чувствуя, как лицо само собой приобретает мечтательное выражение, а глаза подергивает от ностальгии.

– А, когда мы только начинали… – протянул он, откладывая бумажки в сторону, и по-мальчишески заложил руки за голову. – Тогда ты еще эти дурацкие лохмы не носил.

– Ничего ты в моде не понимаешь, друг мой.

– Моде? По дворцу скучаешь? Смотри, намотаются на колесо – и будешь лысый ходить, как бреговец, – хмыкнул Яс.

– А ты что, завидуешь?

Они обменялись ухмылками. У Расима даже она вышла мягкой и миролюбивой. Мужчина открыл было рот, собираясь сказать что-то еще, но не успел – в дверь постучали. Они синхронно повернули в сторону звука головы. Измовец легко поднялся на ноги и подошел к заслонке.

– Кто?

– Расим, командир с тобой? – безэмоционально спросили снаружи.

Яс вздохнул и тоже встал, потягиваясь. Дела нашли его и тут – хоть в землю закапывайся. Он утер лицо, стряхивая остатки задумчивости, и откашлялся.

– Тут я. Проходи, Тэкито. Что-то срочное?

Расим показательно зевнул, но задвижками защелкал. Когда серая фигура главы разведки проскользнула внутрь, Яс уже был полностью собран и сосредоточен. Тэкито мельком пробежался глазами по кучам барахла, по-профессиональному прицениваясь, и коротко поклонился.

– Извините, что отрываю, командир, – почтительно сказал он, заложив руки за спину.

И замер, будто пес, ожидающий команды. Яс внутренне скривился, но благожелательно взмахнул рукой.

– Говори.

– Гонец вернулся с ответом.

Тэкито протянул конверт с восковой печатью в виде репейника.

– Расим, дай нож, – Яс едва сдержался, чтобы не вырвать письмо из чужих рук.

Он почувствовал себя ребенком, распаковывающим подарок. Ловко обхватив рукоять, поддел печать, и та раскололась надвое. Яс вынул сложенный лист и углубился в чтение – быстро-быстро забегали глаза, полетели строки. Расим с любопытством перегнулся через его плечо под осуждающим взглядом Тэкито.

– Что там, командир? – растягивая слова, спросил измовец.

– Не мешай, – отрезал Яс, дочитывая.

Закончив, он сунул письмо главе разведки и принялся тереть переносицу, размышляя.

– Похоже на ловушку, – мгновенно ухватил суть Тэкито.

Яс кивнул и опустился на один из сундуков, раздвинув ноги и оперев подбородок о сложенные замком пальцы.

– Верно. Согласились на нашу цену без споров, даже доказательств не попросили. И хотят встретиться возле родового замка, доверху забитого стражей, – Яс даже рассмеялся, поражаясь такой наглости. – Хоть не в королевском дворце, и на том спасибо.

– Что ж они, совсем дураки? – удивился Расим. – В такие неприкрыто расставленные силки даже лисенок не попадется.

Тэкито аккуратно сложил письмо ровно по сгибу и протянул обратно.

– Возможно, проверяют, командир, – негромко сказал он, вновь сложив руки за спиной.

– Пробуют на зуб?

Тэкито медленно кивнул. В неровном свете его волосы показались бурыми, как засохшая кровь. Яс с прищуром всмотрелся в пустоту, почти физически ощущая, как крутятся в голове мысли, словно части измовской головоломки. В поле зрения мелькнула тень. Внезапно разом ощутились холод и сырость подвала. Яс напрягся, но это было всего лишь поколебавшееся пламя лампы.

– Гонец еще тут? – продолжая прикидывать варианты, спросил он.

Тэкито бледно улыбнулся, мгновенно догадавшись о сути вопроса.

– Ждет в «Тумане», где встречался с нашим связным. Мне написать ответ?

Яс растянул губы в многообещающей ухмылке и с удовлетворением отметил, как Тэкито будто невзначай отвел глаза в сторону – словно пес, поджавший хвост. Вожака должны опасаться, иначе и до перерезанного горла недалеко. Он уперся локтем в колено, развалившись на сундуке, как на троне, и начал диктовать. Глава разведки слушал, не перебивая.

– И, Тэкито, донеси так, чтобы дошло, – подытожил Яс, когда закончил.

Тот понимающе склонил голову набок и уточнил:

– Мне оставаться в рамках?

– Не более, чем обычно. Вежливо намекни, что мы просто возвращаем дочь убитому горем отцу и ни в какие игры играть не будем. Меня устраивают наши деловые отношения, но барон должен понимать, что я не стану ему подчиняться, – холодно ответил Яс и махнул рукой. – Развлекайся.

Тэкито скупо поклонился, принимая указания, и растворился в темноте. Расим потянулся с деланным разочарованием, разминая мышцы.

– А я-то надеялся отдохнуть, – с шутливым упреком сказал он.

Но что уж там – такие как они в постели никогда не умирали.

Первое время обретенная свобода радовала Мариту, но потом пришло осознание, почему деревенские псы, сидящие на длинной цепи, все равно не отходят от конуры. Марита совершенно не знала, что с этой свободой делать. Так и бродила вокруг, больше всего времени проводя не с людьми, а с птицей. Даже учила командам: подать лапку, подойти, покричать.

А по вечерам, когда становилось зябко, девушка куталась в колючее одеяло и нашептывала дурашливо вертевшей головой говорушке разные истории, чтоб хоть как-то избавиться от одиночества.

– Знаешь, тем дождевым бочкам, которые у каждого дома стоят, молятся, – говорила она, почти прижимаясь губами к клетке. – А еще здесь нет ни одной собаки. Их все держат, а тут только свиньи да курицы. И свечи никто не жжет – даже огарков не видела. Странное место.

Говорушка склоняла голову на бок: мол, я слушаю, продолжай, очень интересно. И Марита продолжала, фыркая себе под нос.

– И эти деревья вокруг – будто стена. Кажется, что остального мира не существует.

В такие моменты птица обычно щелкала клювом, и девушка, рассмеявшись, благодарно гладила мягкие перья пальцами.

– Тайный проход, на двери кости вырезаны. И куда мы с тобой попали? – всякий раз заканчивала она, и на мгновение одиночество действительно отступало. А потом наваливалось с новой силой.

«Ты говоришь с птицей. Куда уж дальше?» – спрашивала себя Марита. Но больше все равно говорить не с кем.

Но в тот день настроение было на удивление неплохим. Она сидела на нагретом на солнце бревне, лениво размышляя, не пройтись ли к дому Амары. Впрочем, теперь девушка знала, что днем внутрь так просто не попасть: постоянной стражи не было, но любой разбойник подозрительно косился на Мариту даже при малейшей близости к двери. Нет, старушка явно была очень искусной колдуньей. А может, их отношения с главой были и более личными…

Впрочем, сути это не меняло, и Марита осталась сидеть, лениво катая в голове мысли. Только вытянула ноги, подставляя их теплым лучам, и покачала из стороны в сторону носками. Тени зашевелились, как живые.

Вдруг впереди мелькнула цыплячья копна волос и поплыла в сторону Мариты. Почти сразу узнав Звездочку, девушка с улыбкой помахала рукой. Но девочка не спешила подходить – остановилась, подпрыгивая на месте, как козочка, и что-то зашептала стоящему рядом мальчику. Тот уставился на Мариту с недоверием. Вскоре они подошли ближе.

– Вот тетя, о которой я говорила, – с хитринкой в глазах сообщила Звездочка. – Она колдунья и умеет оживлять тени.

Марита тихо фыркнула. Мальчик с сомнением нахмурился. Он был болезненно бледным и худым, но с по-взрослому глубокими глазами.

– Тени никто не умеет оживлять, даже Расим.

– А она может! Правда же? Скажите ему.

Звездочка обернулась к девушке, и та вдруг ощутила непреодолимое желание ответить. Проклятье, как же это все надоело! Марита и так давно уже была тенью самой себя. Со смертью Вериса это просто вылезло наружу. Но теперь даже эта тень умирала, задавленная ролью немой леди Бланки.

Один краткий миг она мечтала, как заговорит – а потом уже привычно покачала головой, указав на сомкнутые губы.

– Э-эй!

– Чего кричишь, она не разговаривает, – одернул Звездочку мальчик.

– А ты-то откуда знаешь, Бар?

– Папа сказал.

Марита улыбнулась. Дети напомнили ей двух всклоченных воробушков.

– У нее языка, что ли, нет? – звонко спросила Звездочка.

– Папа говорит – это боги наказывают. Может, она родителей не слушалась?

Дети уставились на Мариту с подозрением. Той вновь пришлось себя сдерживать, в этот раз уже от смеха. Наконец, будто придя к какому-то решению, Звездочка неловко сложила пальцы, стараясь повторить волчью голову. Помахала рукой в воздухе и замерла с выражением надежды на лице.

Марита заколебалась. Она и так рисковала, поддавшись порыву там, в доме Ририви, и закапывать себя еще глубже не хотелось. Да и заниматься такими глупостями – ронять свое достоинство… Глупостями?

Марита нахмурилась, осознав, что чужие мысли вновь всплыли в ее голове и притворились своими. Нет, театр теней не был глупостью, он был уязвимостью, ниточкой, ведущей к Маритиной настоящей личности. Но глаза Звездочки светились таким предвкушением… Ай, да катись оно в тьму! Девушка решительно поднялась и огляделась в поисках подходящего места.

Это оказалось непросто, но ей кое-как удалось найти нужное положение. Марита обернулась. Дети уселись прямо на земле, скрестив ноги, и замерли в ожидании. Звездочка с предвкушением, а Бар с недоверием. Девушка весело прищурилась и сложила фигуру, в этот раз используя обе руки. И занавес поднялся.

Дальше время полетело быстро и незаметно. Марита ловко переплетала пальцы, заставляя тени оживать, и вскоре уже оба ребенка завороженно следили за их танцем. Внутри вновь плеснуло теплом, прямо как тогда, в доме Ририви, и девушка впервые за долгое время почувствовала себя хорошо. Не терпимо, не сносно, а хорошо. На своем месте. Когда она закончила, тяжело дыша, дети еще какое-то время не двигались. Звездочка ожила первой.

– Видишь! Я же говорила, – сказала она самодовольно.

Бар не ответил, просто улыбнувшись. Он будто светился изнутри.

– А завтра еще покажешь? – спросила Звездочка требовательно.

И, вспомнив про Маритину глухоту, изобразила жестами фигурку из пальцев, а потом указала на солнце, имитируя движение по небу. Марита задумалась. Она не собиралась продолжать, но в разбойничьем логове было тоскливее, чем на дне волчьей ямы. А это маленькое выступление заставило почувствовать себя живой.

Девушка опустилась на корточки и, подхватив валяющуюся неподалеку палочку, коряво изобразила иглу с вдетой ниткой и кусок ткани. Она постучала палкой по земле, привлекая внимание, а потом сделала вид, будто шьет. Потом вновь указала на себя и на нарисованные предметы. Звездочка нахмурилась и неуверенно, но серьезно кивнула. Осталось надеяться, что она поняла все правильно.

Марита поглядела вслед уходящим детям, деловито обсуждающим произошедшее, и поднялась, отряхивая юбки. И тут же пошатнулась, когда что-то врезалось в плечо. Мимо пронесся парень и, не сбавляя ходу, устремился к Черепу.

Марита недовольно потерла плечо, но не успела отойти, как мимо проскочил еще один разбойник. И еще. Девушка огляделась и поняла, что к Черепу потихоньку стекаются люди. Причем старых среди них не было, только способные сражаться воины.

Сердце забилось быстрее, а стопы сами развернулись в нужную сторону. Стоячая вода шевельнулась. Похоже, намечается что-то крупное.