У двери в Череп толпа сливалась в один поток, втекающий в распахнутые двери. Марита попыталась незаметно юркнуть следом, но наткнулась на спешащего Расима. Тот удивленно обернулся и расплылся в дружелюбной улыбке.
– О, леди. Вам сюда нельзя, – словно извиняясь, сказал он и кивнул стоящим у входа мужикам: – Леди не пускать.
Проклятье!
Разбойники понятливо покивали и вперились в Мариту тяжелыми взглядами. Пришлось отступить и наблюдать с безопасного расстояния. Вскоре логово заметно опустело, и дверь с глухим стуком захлопнулась. Марита покрутилась возле окон, но смогла разглядеть только головы сидящих за столом. Один вдруг обернулся, и она спешно пригнулась, присев на корточки. Нет, эта рыбка не по зубам.
Вздохнув, Марита притулилась у нагретой солнцем стены. Снаружи разбойников осталось мало. Несколько женщин развешивали белье, молодой парень, совсем еще подросток, стругал гибкий прут ножом, да стайка детей возилась у окна Черепа, тоже привлеченная шумом. Выглянул заросший разбойник и ругнулся. Дети прыснули в стороны с громким хохотом.
Продолжая наблюдать, Марита задумчиво потеребила волосы. Похоже, собрание грозилось затянуться надолго. Пойти погреть кости, пока есть возможность? День выдался ладным: на небе ни облачка, над землей гуляет прохладный ветерок. Или отсутствием соглядаев можно воспользоваться иначе. Марита рывком отлипла от стены и пошла вдоль домов, внимательно оглядывая двери. Нет… Не та… Тоже…
Ага!
Она остановилась перед нарисованном на светлом дереве цветком. Яркий, с красными лепестками и тонким стеблем, он явно был нарисован твердой рукой. Редкие, но четкие мазки не распылись и не выцвели, хотя краска слегка облупилась от времени. Дом старой колдуньи настолько же выбивался на фоне остальных, как и его хозяйка.
Уже подняв руку и почти коснувшись ручки пальцами, Марита все-таки засомневалась. Но, поколебавшись лишь мгновение, решительно протиснулась внутрь. Беззвучно задрожал колокольчик, подпрыгивая на ниточке, хлопнула закрывшаяся за спиной дверь. В нос пахнуло глиной и почему-то морозной свежестью.
– Ну надо же, цветочек! Думала, больше не появишься, – весело поприветствовала девушку Амара. – Ты прямо мышка, если смогла сюда проскочить и не попасться никому на глаза.
Вот он, подходящий момент.
– Я вообще тихая. Сбегу – а ты и не заметишь, – шутливо сказала Марита, скосив глаза, чтобы не упустить чужую реакцию.
Но Амара только снисходительно отмахнулась. Старушка сидела, натянув одеяло на плечи и облокотившись о спинку кровати, и лепила из красноватой глины бусину. На тумбочке рядом лежали несколько уже готовых, нанизанных на деревянные палочки.
– Ой да куда ты сбежишь. Или думаешь ключик стащить? Даже не пытайся. Он не сработает, только под замок опять посадят.
Дерьмо! Как же Марита иногда ненавидела быть права. В низу живота шевельнулась ледяная глыба, и пришлось постараться, чтобы это скрыть.
Марита усмехнулась.
– Переживаешь за меня?
– Болтать будет не с кем, – Амара по-кошачьи сощурилась, и стало ясно: все она поняла. – Так как тебя Ясовы головорезы пустили?
– У них какое-то собрание, все внутри засели, – ответила Марита, осторожно подходя ближе, будто пугливая кошка.
Амара вскинула голову, отчего ее волосы заструились по плечам, как если бы обладали собственной волей, и отложила бусину в сторону.
– Собрание? Как много я пропускаю. И этот поганец опять тихушничает, – буркнула старушка таким тоном, будто приложила к характеру «поганца» руку, и принялась вытирать руки висящей на спинке тряпочкой. – Цветочек, будь добра, подойди к шкафу и достань мне кое-что оттуда.
Кем же колдунья приходилась Ясу, раз не боялась о нем так фривольно отзываться? Старая подруга? Любимый инструмент? Или…
Задумчиво пожевывая губу, Марита подошла к шкафчику.
– Почему цветочек? – не удержавшись, спросила она.
– Потому что цветы выглядят красиво и безобидно.
Марита фыркнула и, взявшись за створки шкафа, потянула их в стороны. Те поддались неохотно, со скрипом, и свет из окна упал на пыльные полки. Отчетливо пахнуло полынной горечью – даже зазудело в носу. Марита заглянула внутрь и удивленно замерла. В шкафу лежали осколки зеркал, много-много осколков разной формы и размера. По ним скакали солнечные зайчики, подсвечивая золотым грани, отчего было почти больно смотреть.
И, хотя это было красивым зрелищем, по спине пробежали мурашки.
– Возьми то, которое с черным уголком, – попросила Амара, явно веселясь.
Марита пригляделась, и действительно – на осколках виднелись застывшие мазки краски, на каждом разной. Отыскав нужный, она осторожно подняла его, стараясь не порезаться об острую кромку, и поспешила отойти от шкафа. Находиться рядом с ним долго не хотелось.
Амара успела сесть поудобнее, подоткнув под спину одно из одеял, и теперь ее бледные тонкие руки вертели иглоподобный ножик. Морщинистые запястья казались хрупкими, словно стеклянные. Старушка похлопала себя по скрытым под одеялом ногам:
– Сюда.
Марита послушалась, хотя ее собственные ноги одеревенели от почти животного страха – как и всегда, когда приходилось иметь дело с колдовством. Ощущалось в нем что-то неправильное, почти богохульное, ломающее законы природы. Принимать участие в подобном не хотелось до поджимающегося живота.
Но теперь, когда знания были залогом выживания, любопытство перевесило осторожность.
Осколок лег на одеяло, придавив ткань своей тяжестью. Амара согнула колени так, чтобы он оперся о них, будто книга, и вдруг резким и точным движением уколола острием палец. Марита вздрогнула, широко распахнув глаза.
– Что ты делаешь? – воскликнула она.
Воздух загустел от напряжения.
– Тш-ш-ш, – шикнула Амара и надавила на подушечку пальца ногтем.
В глаза разом бросились и белые ниточки шрамов на ее руках, и маска спокойствия на лице. От обыденности, сопровождавшей каждое действие, стало не по себе. Не обращая на Мариту внимание, Амара подождала, пока капля крови набухнет сильнее, и провела пальцем по векам, оставляя на них алый след. Потом колдунья привычным жестом повторила то же самое с зеркалом и только после замотала палец кусочком тряпки.
Марита следила за этими действиями с опаской, готовая в любой момент вскочить на ноги. Вот Амара отложила в сторону нож, вот притянула зеркало ближе, вровень с лицом.
– Посиди тихо, цветочек, – попросила колдунья, вперившись в отражение широко распахнутыми глазами. – Может, и про тебя что услышу.
И, сделав странное движение головой, будто нырнула под воду, замерла.
Марита подождала, пока та отомрет, но время текло, а ничего не происходило. Амара оцепенела, словно каменная статуя, даже моргать перестала. Грудь, скрытая под легким платьем, вздымалась редко и едва заметно, с каждым разом все слабее и слабее. Когда это движение стало едва уловимым, Марита не удержалась и осторожно заглянула в зеркало.
Что там? Чудовища? Другой мир? Ответы на все вопросы?
Но ничего не увидела, кроме кровавых полос и осунувшегося, словно бы заострившегося лица. Поежившись, она вновь отстранилась. Сердце уже давно стучало с перебоями, но ни уйти, ни перестать смотреть не удавалось. И чем дольше Марита продолжала, тем больше крепло ощущение, что еще миг – и Амара упадет без чувств.
Может, вмешаться? Прервать этот пробирающий до костей ритуал, пока не поздно?
В воздухе разлился запах крови, но тело охватило странное оцепенение, и Марита не смогла двинуться – так и стояла, стискивая пальцы на юбке.
А потом Амара вдруг сказала:
– Ага!
Сердце от испуга подпрыгнуло до самого горла. Мариту бросило в пот, и она не смогла разобрать смысла последовавших слов.
– Я говорю, подойди сюда. Тебя это заинтересует, – повторила колдунья.
Она все еще не моргала, но в остекленевших глазах появился едва различимый живой блеск.
– О чем ты?
Марита осталась на месте, не спеша приближаться. Дыхание кое-как успокоилось, но волоски на затылке все еще стояли дыбом. Амара нетерпеливо махнула рукой. Это у нее вышло слабо, но порывисто, как у энергичного человека, заключенного в немощном теле.
– Да что ты вымя мнешь? О выкупе речь. Впрочем, если тебе не интересно…
– Интересно, – поспешила возразить Марита.
И чуть не застонала от досады. Прыгнула прямо в капкан, ну кто так делает! Амара это тоже поняла и бодро потерла ладони. Сейчас она выглядела намного живее, чем обычно, будто помолодела на пару лет – даже морщинки разгладились.
– Протяни руку, цветочек. Тоже посмотришь, – попросила старушка и хитро добавила: – Но не за просто так, конечно.
Марита, уже протянувшая было ладонь, резко отдернула ее обратно.
– Что это значит? – нахмурилась она, опасливо глядя на колдунью.
Та вздохнула и, резко дернувшись, словно разрывая невидимую нить, откинулась обратно на кровать. И каменная маска, сковывавшая лицо, мгновенно пропала. Оно вновь стало таким, как раньше: подкупающе живым, с хитринкой, прячущейся в уголках губ. Утерев блестящий от пота лоб и проморгавшись, Амара перевела свой цепкий взгляд на девушку.
– Знаешь, как говорят? «Водой за так не делятся». У меня не так много сил, чтобы тратить их зазря, – она с удивительным для этих слов весельем повертела в воздухе ссохшимися руками.
– И что ты хочешь?
Марита спросила это с деланным безразличием, хотя вся напряглась от нетерпения, словно собака, перед которой поводили сочным куском мяса. Если речь о выкупе, ей неплохо бы – нет, даже необходимо – знать все.
– Всего лишь одну маленькую услугу в будущем.
Ну конечно. Разгоревшееся было воодушевление мгновенно погасло. Марита скрестила руки на груди и категорично покачала головой.
– Спасибо за предложение, но…
– Это ничем не будет тебе грозить, цветочек.
– Откуда мне знать? Это сделка с тьмой.
– Пока ты споришь, они говорят! – нетерпеливо сказала Амара, побарабанив пальцем по зеркалу.
Марита в сомнении закусила губу. Любая информация – это оружие, и сейчас ей предлагали лучший из лучших меч. Возможно, колдунья и сама не осознавала этой ценности. В ее глазах леди Бланка была хоть и неглупой, но все еще богатенькой девочкой, не нюхавшей жизни. В отличие от Мариты.
Она вновь посмотрела на зеркало. От дыхания старушки поверхность успела запотеть, и теперь в нем будто клубился туман. Две полосы алели подсохшей коркой.
Маритина жизнь, она тоже истает, словно зеркальное отражение? Просто растворится в серой дымке, и…
Сердце забилось быстрее, часто и поспешно.
– Ладно, – решилась Марита, вскинув голову. – Я выполню твою маленькую не опасную для меня просьбу, если это будет в моих силах.
Она вновь протянула руку, и Амара с проворством ястреба сомкнула пальцы на ее запястье. Не дав вздрогнувшей Марите опомниться, колдунья точным, тщательно выверенным движением уколола палец ножом. Остро обожгло болью. Марита дернулась и сдавленно зашипела сквозь сомкнутые зубы, глядя, как растет на коже капля крови, крупная и яркая, словно бусина. Колдунья стерла ее пальцем и что-то зашептала под нос. Руку свело судорогой, скрутило мышцы, но, не успев даже вышибить слезы, прошло. Только осталось смутное чувство прикосновения, будто на запястье завязали невидимую нить. Марита растерянно коснулась кожи, но нащупать ничего не удалось.
Амара прищурилась, отчего в уголках ее глаз пролегли морщины, и протянула палец к лицу девушки. Марита вздрогнула, но понятливо наклонилась, прикрыв глаза. Пришлось потерпеть, когда век коснулось липкое и теплое, стремительно высыхая и стягивая кожу тонкой пленкой. Мерзость.
Марита заморгала, пытаясь избавиться от этого ощущения, и ресницы затрепетали, перекрещивая мир черными полосами.
Пока она приходила в себя, Амара принялась за зеркало – новые линии легли прямо поверх старых, будто еще сильнее скрепляя их сделку. Марита вновь ощутила легкое прикосновение к векам и недоуменно потянулась к ним рукой.
– Не трогай, – предостерегла ее колдунья и похлопала по одеялу: – Садись рядом и бери зеркало. Только смотри не урони, цветочек.
Марита осторожно опустилась на кровать. Удивительно, но старостью от Амары не пахло, только едва различимо веяло деревом и глиной, словно она и сама не человек, а рукотворная фигурка. Зеркало оказалось горячим – почти раскаленным – и очень тяжелым. Боясь порвать юбку об острые края, Марита аккуратно опустила осколок на колени и замерла.
– И что мне нужно делать?
Колдунья улыбнулась с видом матери-кошки, выведшей котенка на первую охоту.
– Наклонись так, чтобы красные линии полностью закрыли глаза, и просто смотри, – объяснила она уверенно и вместе с тем подбадривающе. – Главное – не отводи взгляда.
Марита нагнулась. Кончики волос заскользили по ровной глади, когда она чуть сместила зеркало, придерживая края пальцами. Собственное лицо с кровавыми полосами вместо глаз показалось почти мертвенно бледным и искаженным: вытянутое, узкое, будто заволоченное дымкой, оно принадлежало чужачке. Марита невольно сжала губы, и отражение повторило за ней, но словно бы в разы медленнее, неохотно.
Внезапно стало по-настоящему страшно.
Сердце стиснуло в ледяных пальцах, и оно заметалось в них, как зверек в ловушке, застучало где-то под ребрами. В зеркале за спиной заколыхались занавески, свет задрожал, как живой. Чем дольше Марита глядела в отражение, тем острее становилось чувство необъяснимой тревоги. Будто слушаешь песню, с которой что-то не так, но не можешь понять, что. Разум кричал: отвернись, закрой глаза, опусти голову, спрячься под одеяло и затаись. Но она не двинулась, и тогда по векам пробежало слабое покалывание. А потом еще. И еще. В глазах запекло, будто в них сыпануло горячими углями. Марита вздрогнула, от напряжения стиснув пальцы на зеркальной кромке, но осталась неподвижной.
И тогда кровавые полосы начали таять. Они истончались и бледнели, становясь все прозрачнее и прозрачнее, пока не пропали вовсе. На Мариту уставились ее же испуганные, широко распахнутые глаза с маленькими точками дрожащих зрачков.
А потом мир расслоился надвое.
Казалось, перед глазами выставили два куска стекла – один за другим. Вот Марита видит собственное бледное отражение, а вот –сидящих за длинным столом разбойников. Взгляд спокойно скакал с одного на другое, фокусируясь, но не переставая видеть второе. Оно лишь бледнело и отходило на задний план.
С непривычки закружилась голова, замутило и кольнуло в висках. Но любопытство снова оказалось сильнее. Кое-как привыкнув, Марита слизнула с верхней губы выступившую каплю пота.
И начала слушать.
Они сидели, вытянувшись вперед и наклонив головы, словно волки, слушающие вожака. На столе, между сдвинутых тарелок и источавших винный дух кружек, лежала карта. Покрытая жирными пятнами и потертая, в царапинах и разводах, она повидала многое, как и большинство здесь присутствующих. Глаза Яса то и дело возвращались к прожженной дыре в верхней части. Он все еще помнил, как оставил ее, и это заставляло испытывать к потрепанному куску бумаги некую болезненную привязанность.
– Таким образом, план следующий, – подвел итог Яс: – Встреча произойдет на ничейной земле, в Серых Травах. Мы отправимся туда обходным путем. Выйдет дольше, но нужно запутать следы. Остановимся переночевать в «Промокшем лисе».
Он приподнялся, нависая над картой, и поочередно ткнул ногтем по точкам. По головам прошлась волна гула: каждый говорил тихо, но голоса слились в один, будто пчелиное жужжание. Яс предостерегающе постучал по столу. Все заткнулись, кроме самого желторотого, продолжавшего что-то рассказывать своему соседу, который и сам уже напряженно пихал болтуна локтем в бок.
– Я отберу группу, которая оправится со мной. Из хороших, тихих бойцов, – сделав упор на слове «тихих», продолжил Яс. Болтун тут же замолчал и уткнулся глазами в стол. – Леди отпустим, только когда получим деньги и отъедем.
Сквозь карту вдруг прошло белое, оплывшее лицо – и гадко улыбнулось. Яс запнулся и сглотнул, замолчав на пару мгновений, но пауза только придала словам веса.
– Все понятно? – добавил он.
Свечница довольно оскалилась, продемонстрировав неровный провал рта, будто вылепленный ребенком, и появилась полностью. Оставляя мутные капли, она прошлась по столу, то и дело невесомо касаясь чьих-то голов. Дразнится. Яс отвернулся и заставил себя игнорировать проклятую тварь.
Разбойники, не заметив перемену в лице командира, вразнобой закивали. Они уже успели обсудить все в мельчайших деталях, поэтому вопросов не возникло. Вообще, можно было и не созывать всю шайку, но такие обсуждения натаскивали бойцов не хуже, чем настоящие сражения.
– В таком случае, я сейчас проведу отбор и… Да, Тэкито?
В голос пробилось легкое раздражение. Яс терпеть не мог, когда его прерывали – и такое мало кому позволялось. К сожалению, глава разведки входил в это число. Тэкито, успевший почти слиться со столом, пока молчал, опустил поднятую руку. Его сосед вздрогнул, будто успел забыть о сидящем рядом урнийце.
– Командир, позвольте отправиться с вами, – попросил Тэкито.
Его голос звучал сухо, но неожиданно твердо, так что Яса на мгновение взяла оторопь. Но он быстро ее отогнал и с прищуром оглядел щуплую фигуру, как если бы видел впервые.
– Нет, – без капли сомнений отрезал Яс и отвел взгляд, будто потерял интерес. – Итак, пойдет Расим, Фел, Пич…
– Простите, командир, но я вынужден настоять, – вновь перебил Тэкито, поймав момент, когда в речи возникла пауза. – Я понимаю, что ваше решение разумно, однако вы будете брать моих людей. В таком случае, ответственность лежит на мне, в том числе и за любые их ошибки. Как глава разведки я обязан присутствовать, раз уж все равно рискую головой.
Он вдруг развернулся и посмотрел Ясу прямо в глаза. Бесцветная радужка, обрамляющая зрачки, показалась совершенно блеклой, но во взгляде на мгновение мелькнула искра.
Какая наглость.
Яса охватила смесь удивления и недоверия. Тэкито ставит условия? Ему?! Яс даже оцепенел на миг, лишившись речи, но быстро взял себя в руки. В груди запоздало заворочалась разгорающаяся ярость.
Гаденыш загнал его в угол. Теперь отказать значило прослыть самодуром.
– У-ку-сил, у-ку-сил! – радостно пропела Свечница, вертясь на столе, как юла. – Тебя скоро скинут, старый волк. Хотя какой из тебя волк – так и остался щенком.
Яс сжал челюсти, чувствуя, как заиграли на скулах желваки. Тварь знала, куда бить, и теперь жадно запульсировала, питаясь его злостью, как пиявка. Наверняка что-то такое отразилось и на лице, потому что Тэкито резко отвел глаза, вперившись в сложенные на столе руки. Весь его запал иссяк, и глава разведки вновь поблек, будто сливаясь с тенями.
Ясу осталось только думать, что это было: осторожная проверка границ или нападение.
– Ладно, – пошел на уступки он, лениво откидываясь на спинку стула. – Так мы точно избежим всех ошибок, и головы останутся на месте.
Яс говорил это нарочно небрежно, будто делая одолжение, но Тэкито все понял. Даже застыл сперва, разобрав скрытую в словах угрозу, но нашелся быстро.
– Благодарю, командир, – сказал он, бледно улыбнувшись.
Оба знали, что значила сказанная фраза. «Если будут ошибки, тебе лично не поздоровится».
Больше никто не встревал, и обсуждение пошло своим ходом. Вскоре разбойники разбрелись по делам, и они с Расимом остались одни. Дверь распахнули, и теперь легкий ветерок нес запахи пыли и навоза. Расим скрутил карту и теперь тщательно перевязывал ее тесемкой.
– Ты пригрел ядовитую змею, – негромко сказал он, прежде чем засунуть рулон подмышку и уйти.
Яс устало посмотрел ему вслед. Он мог бы возразить, но смысла врать не видел. Впрочем, Расим не понимал одного: ядовитыми змеями тут были все. Главное – оставаться самой опасной из них.
Марита с резким вздохом пришла в себя и почти уронила зеркало на колени – отражающей стороной вниз. Видение рассеялось, и мир, дрогнув, вновь слился из двух частей воедино. Стоило этому произойти, как сердце успокоилось, возобновив свой ход, только голова продолжила кружиться. Виски заломило, будто Марита перенапрягла глаза. Она потерла их кончиками пальцев, морщась.
– На, утрись, – задорно сказала Амара, протягивая обрывок тряпки.
Марита взяла его, не разбирая, что делает, и принялась рассеянно мять ткань в пальцах. Она чувствовала себя странно. Мир казался плоским и мутным, расплывчатым. Растерявшим все краски. Словно человек, потерявший зуб и постоянно проверяющий пустующее место языком, Марита вновь и вновь пыталась сфокусироваться на главном зале.
– Ничего, это пройдет, – понятливо улыбнулась колдунья, глядя, как девушка заторможенно промакивает глаза. – Но времени привыкнуть у тебя нет.
Марита замерла, так и не отняв тряпки от лица. Доходить начало медленно: если собрание окончено, то логово вот-вот оживет вновь, и шанса уйти незамеченной не будет. Она переложила зеркало в сторону и быстро поднялась на ноги.
– Беги, цветочек, и удачи тебе, – весело напутствовала Амара ей вслед.
Сон после случившегося не шел, и Марита проворочалась всю ночь, лихорадочно перебирая мысль за мыслью – и отметая каждую. Выхода не было. Стоит Реплихам увидеть ее – и веревка, по которой Марита идет через пропасть, оборвется. Остается только бежать. Но как? Даже выкради она ключ, ничего не выйдет. От этого отчаяние жгло грудь.
Значит, остается только улизнуть в дороге.
Планируя побег, она так и не сомкнула глаз до самого утра. А стоило первым лучам коснуться окна, как пришла Ревка. Радостно и даже как-то злорадно оскалилась, увидев помятое лицо Мариты, и швырнула в нее тряпичным комом. Поймать не вышло – только безуспешно дернулись руки, схватив пустоту. Из-за усталости мир словно бы стал быстрее, а собственное тело замедлилось и теперь вязло в воздухе, как в смоле.
Ревка хрипло рассмеялась и, самодовольно задрав голову, вышла вон. Наверняка рада избавиться от обузы.
Марита вздохнула и принялась разглядывать одежду. Брови сами собой взлетели вверх – это оказались мужские штаны и рубаха, завернутые в потертый плащ. Наряд для конной езды. Сердце подпрыгнуло и упало куда-то в низ живота. Карточный домик, который она кое-как выстроила ночью, окончательно рухнул. Она растерянно скомкала одежду в пальцах.
После всех усилий, жертв, на которые пришлось пойти, страха и боли, Марита все равно умрет? Ведь только начала жить… почти начала…
Она стиснула губы и решительно задрала нижнее платье. Плевать. Ей все равно пришлось бы действовать по обстоятельствам. Зато в рукаве рубахи можно что-нибудь спрятать – хоть камушек, которым Марита отмечала дни на стене. Взгляд невольно скакнул туда, к тени-хранителю и ряду засечек, быстро сосчитал. Пятнадцать. Это одновременно и поразило, и испугало. Марита так быстро привыкла к жизни пленницы.
«Хотя, – подумалось вдруг, – большая ли разница между этой клеткой и той, в которой держал Верис?»
Она с горечью усмехнулась и отвернулась от стены. Думать об этом сейчас не хотелось.
Одежда оказалась на удивление удобной, по размеру – нигде не жала и не натирала. Не успела Марита затянуть тесемку на горловине, как за ней пришли.
Вскоре они уже оставили серебристо-сизый лес за спиной. Отряд вышел приметный. Травящий шутки Расим, завернутый в слои ткани, как в кокон, невзрачный Тэкито – и Яс, натянувший капюшон до самого носа. Других воинов Марита не знала, кроме палача Фела и малийца Пича, который вовсю пытался с ней флиртовать, невзирая на глухоту.
Пич выделялся среди остальных людей Тэкито, как тропический цветок посреди урнийского поля. Смуглый, с вьющимся красноватыми прядями и глубокими темными глазами, он напоминал злого колдуна с малийской фрески. Посеребренные виски и острые черты лица только усиливали это сходство. Пич явно знал об этом и то и дело строил Марите глазки, заставляя удивляться тому, как его вообще взяли.