КРЫсавица (СИ)

Глава 8

Диего, если это было необходимо, мог поспорить стремительностью действий с вышедшим на тропу войны индейцем. Вот и сейчас, получив вызов от Бернардо, с которым ещё в детстве под чутким маминым руководством был проведён обряд братания, Диего молниеносно переоделся, тщательно завернул азартно попискивающую крыску в шарф и повязал его на пояс, прикрыв зверюшку полой плаща. Медленно, основательно натянул маску и, наклонившись к крыске, деловито уточнил:

— Ровно?

Крыса окинула Диего цепким взглядом крошечных блестящих чёрных глазок и согласно кивнула.

Диего белозубо усмехнулся, проверил оружие, поправил шляпу и, отодвинув густые заросли дикого плюща, вышел из потайного хода в дышащий вечерней прохладой загон. Торнадо с приглушённым ржанием бросился навстречу Диего, но, не добежав пары шагов, замер, напряжённо принюхиваясь, сердито фыркая и роя копытом землю.

— Что такое? — насторожился Диего, привычным жестом опуская руку на эфес шпаги и напряженно прислушиваясь.

Конь опять сердито зафыркал, мотая головой.

— А-а-а, — Диего облегчённо улыбнулся, шагнул к коню и успокаивающе потрепал его по шее, — ты крысу чуешь? Успокойся, Торнадо, она не опасна… для тебя, по крайней мере. И вообще заколдованная сеньорита.

Торнадо недоверчиво фыркнул, но послушно подставил Диего спину, а потом, повинуясь лёгкому шлепку ладони по шее, пустился вперёд ровным галопом.

Вечер уже вступил в свои права, на улицы Лос-Анхелеса вышли прятавшиеся от полуденного зноя жители, серебристыми ручейками зажурчал девичий смех, в звон гитарных струн вплетались басовитые мужские голоса. За воротами гасиенд самозабвенно лаяли собаки, а из распахнутого окошка единственной в городе таверны долетал хриплый смех и возбуждённые подвыпившие мужские голоса.

Что и говорить, время для появления сеньора Зорро было очень неудачное, слишком велик шанс попасться на глаза праздношатающемуся прохожему, который, вдохновившись винными парами или огнём глаз прелестной сеньориты, попытается задержать всадника в чёрной маске, а то и затеять драку с ним. Хорошо хоть можно не опасаться стрельбы, у жителей Лос-Анхелеса огнестрельное оружие было не в чести, им пользовались только солдаты, да и то крайне редко и неумело.

Зорро свернул в тень, пропуская влюблённую парочку, которая была так увлечена обменом романтичными любезностями, что не замечала ничего вокруг, а затем направил коня на извилистую тропу к гасиенде дона Рамиреса.

— Поторопись, Торнадо, — шепнул Зорро, припадая к холке коня. — Вперёд!

Вороной понятливо всхрапнул, тряхнул гривой и перешёл на быстрый галоп. Ветер засвистел в лицо всаднику, полы плаща за спиной развевались подобно громадным чёрным крыльям выходца из преисподней.

Ворота гасиенды дона Рамиреса были широко распахнуты, вместо старого привратника Хосе стоял, отважно вцепившись в карабин и бдительно подрагивая коленями, толстощёкий солдат. Зорро усмехнулся, это был один из самых трусливых и глупых вояк в городе, видимо, именно поэтому комендант и отправил его подальше от себя, чтобы под ногами не путался и не раздражал.

В тени стены, ограждавшей гасиенду дона Рамиреса, прятался Бернардо, бросившийся навстречу с прытью отчаявшейся дождаться спасения жертвы кораблекрушения.

— Прости, если задержался, — шепнул Зорро, чуть виновато улыбнувшись. — Что случилось у дона Рамиреса?

Бернардо выразительно закатил глаза и, яростно жестикулируя, поведал другу о буре, разразившейся над обитателями злосчастной гасиенды.

Как оказалось, воспитанница дона Рамиреса, как её называл сам почтенный кабальеро, хотя каждая собака в городке знала, что это внебрачная дочь, девушка тихая и мучительно застенчивая, оказалась тем самым омутом, который не обходится без обитателей. Тайком от своего папаши девица свела знакомство с неким сеньором Эстебаном Рокхе, человеком сомнительной репутации и ещё более сомнительного происхождения. Сам дон Рамирес в это время с головой ушёл в борьбу с комендантом, а потому на дочь обращал не больше внимания, чем на висящие на стене фамильные портреты: на месте и ничего не просит, ну и добро. Затем дона Рамиреса вообще арестовали, причём на сеньориту Эсперансу навели такой страх, что девушка забыла обо всех существующих правилах приличия и бросилась к возлюбленному за помощью. К чести сеньора Рокхе стоит заметить, что он не стал пользоваться отчаянным положением девушки, а узнав, что насмерть перепуганные слуги разбегаются из гасиенды, не забывая прихватить на память о долгой и преданной службе что-то из хозяйских вещей, и вовсе взбеленился и приехал в дом, кнутом и отборными ругательствами наводя порядок.

Вот за этим-то занятием комендант сеньора Эстебана и застал. На разумный вопрос капитана Гонсалеса, кто он такой, сеньор Рокхе представился женихом сеньориты Эсперансы. Сама девушка, естественно, горячо подтвердила слова своего возлюбленного, ради такого события даже позабыв о своей застенчивости и страхе перед солдатами. Раздосадованный тем, что у сеньориты, а самое главное гасиенды, оказался такой молодой и энергичный, готовый в случае необходимости пустить в ход и нож, и кулаки покровитель, комендант приказал Эстебану примерить наряд Зорро. Сеньор Рокхе в ответ любезно сообщил, где именно он видел коменданта, его приказы, солдат, а заодно и Зорро, и куда им всем следует отправиться.

Комендант, естественно, на слова Эстебана разгневался (ну никакого чувства юмора у этих военных!) и приказал солдатам схватить дерзкого, но судя по всё усиливающемуся шуму, так просто сдаваться сеньор Рокхе явно не собирается.

— Ясно, — Зорро хлопнул Бернардо по плечу, — спасибо, друг. Возвращайся домой, дальше я сам.

Бернардо умоляюще посмотрел на Зорро, но тот лишь покачал головой и решительно повторил:

— Возвращайся домой.

Даже не дожидаясь исполнения приказа, Зорро легко перемахнул через стену, ограждавшую владения дона Рамиреса. Бернардо печально вздохнул, осенил темноту знаком богини Зиарны, перекрестился и медленно направился домой, привычно сливаясь со сгущающимися сумерками.

***

Диего

Безмолвно попросив прощения у сеньориты Эсперансы за загубленную цветочную клумбу и клятвенно пообещав исправить нанесённый вред, я ночной тенью скользнул туда, где всё сильнее был слышен лязг оружия и резкие голоса солдат. Должен признать, избранник сеньориты Эсперансы прекрасный воин, раз так долго противостоит превосходящим силам врага.

— Живьём брать! — заорал взбешённый комендант, не спеша впрочем скрещивать шпагу с сеньором Рокхе. — Это Зорро!

А вот и мой выход. Я откинул назад плащ, чтобы он не сковывал движений руки, и решительно шагнул вперёд.

— Я слышал, Вы меня искали, сеньор комендант? — я белозубо усмехнулся, заметив, как солдаты суеверно шарахнулись в сторону, торопливо крестясь и шепча молитвы.

Комендант так резко развернулся в мою сторону, что споткнулся и с трудом сохранил равновесие.

— Аккуратнее, сеньор комендант, — я был просто воплощённая любезность, — Вы можете удариться, а то и поцарапаться.

Комендант моей заботы не оценил, сдавленно прорычав ругательство и бросившись на меня с такой яростью, словно я был воплощением всех его бед и неудач. А мне родители всегда говорили, что нечего сердиться на зеркало, если тебя не устраивает отражение в нём.

— Кто-нибудь может мне объяснить, какого чёр… — Эстебан метнул взор в сторону успешно прикидывающейся статуей сеньориты Эсперансы и поспешно исправился, — что здесь вообще происходит?

Поскольку мы с комендантом были заняты (надо признать, сражался капитан Гонсалес ловко, наверняка не уклонялся от регулярных тренировок, а то и в дуэлях участвовал), то ответил на вопрос сержант Гарсия. Он, как и другие солдаты, благоразумно предпочёл считать наш с комендантом поединок делом чести, в которое вмешиваться запрещено, а потому из участника событий охотно перешёл к зрителям.

— Понимаете, сеньор Рокхе, — Педро вытер влажное от пота лицо платком, — этот вот сеньор Зорро не далее как этой ночью выкрал из тюрьмы дона Рамиреса.

— Дон Рамирес освобождён?! — ахнула сеньорита Эсперанса, и я, признаюсь, не понял, чего было больше в её возгласе: радости или разочарования.

— Совершенно верно, — сержант с такой гордостью выпятил живот, словно лично руководил процессом освобождения заключённого.

Капитан Гонсалес недовольно покосился на своего излишне говорливого подчинённого, в этот момент мне удалось ловким взмахом шпаги начертить на щеке коменданта Z. Красивый знак, будет моей подписью, хо-хо.

Капитан Гонсалес моей ловкости не оценил, отпрянул в сторону, зажимая ладонью порезанную щёку и заорал так, что стоящие у коновязи солдатские клячи откликнулись тревожным ржанием:

— Гарсия!!!

Нет уж, комендант, так легко вы от меня не отделаетесь. За маску мы рассчитались, теперь пришла пора отвечать за тряпку, что вы гордо называли плащом. Я ловко скользнул в сторону, заставляя коменданта оголить бок, шпага серебристой молнией засвистела в воздухе, и оп-па! Штаны на бедре коменданта оказались порезаны знаком Z, через который кокетливо проглядывали серовато-белые панталоны.

— Отличные панталоны, комендант, — я белозубо усмехнулся, стараясь не выпускать из виду солдат и сержанта, — не стоит их скрывать под грубыми штанами!

— Я вырву из глотки твой поганый язык! — прорычал комендант и опять заорал. — Гарсия!!! Солдаты!!! Схватить этого проклятого разбойника!!!

Я чуть прикусил губу. Солдаты, пусть медленно и неохотно, но всё же вытаскивали оружие, а сержант и вовсе с такой силой рванул шпагу из ножен, что она намертво заклинила. Ну, Педро, этого я тебе точно не забуду!

Пришла пора уходить, но уйти не попрощавшись я не мог, это же невежливо по отношению к хозяевам!

— Благодарю за чудный вечер, сеньорита, — я поклонился сеньорите Эсперансе, приветственно коснувшись рукой полей шляпы, резко крутанувшись на месте, отбил выпад коменданта, толкнул излишне осмелевшего солдата на его менее расторопных товарищей, после чего быстрее молнии взлетел на растущее у самой стены одинокое дерево. Уже с дерева я повернулся к изрыгающему проклятия коменданту и крикнул:

— В следующий раз, комендант, я украшу и вторую вашу щёку! Честь имею, господа!

Я звонко свистнул, призывая Торнадо, и прямо со стены прыгнул в седло. Крыска, о которой я начисто позабыл, яростно запищала, крутя пальцем у ушка.

— Прости, малышка, мне пока не до тебя, — я потрепал крыску по ушам, отчего она распищалась ещё яростнее, и пустил коня бешеным галопом.

Учитывая, что комендант в бешенстве, лёгкой смерти, если он меня поймает, ждать не стоит. Значит, нужно сделать всё, чтобы он меня не поймал. Сразу домой ехать опасно, придётся покружить по городку, выбирая самые безлюдные улочки, свернуть в сторону миссии падре Антонио и подождать там, пока вояки не утихомирятся. Вряд ли комендант сумеет заставить солдат продолжить поиски глубокой ночью. А если сумеет, что тогда? Или вообще не станет меня преследовать, а опять начнёт объезжать богатые гасиенды, чтобы выяснить, кто отсутствует? Думай, Диего, думай. И помни, что права на ошибку у тебя нет.

Я придержал Торнадо, обернулся, напряжённо всматриваясь и вслушиваясь. Погони не было. Пока или вообще не будет? Что бы сделал я на месте коменданта? Я досадливо прищёлкнул языком. Будь я на месте коменданта, первым делом отправился бы по тем гасиендам, что уже проверил, чтобы узнать, кто из кабальеро отсутствует. Чёрт, как же глупо было сообщать коменданту, что я в курсе его поисков! Теперь комендант точно знает (или догадается в скором времени, он не дурак), что Зорро — один из тех кабальеро, которых он проверял. Значит, чтобы не попасться, нужно возвращаться домой. Я потрепал Торнадо по горячей шее, и умный конь послушно пошёл ровным аллюром, а я продолжил составлять план действий.

Так, решено, я возвращаюсь домой. А если за мной пустят погоню? Умный лис никогда не приведёт погоню прямиком в своё логово, нужно запутывать следы, нельзя ехать прямой дорогой, хоть она и короче. А если комендант разбил солдат на два отряда, один из которых прочёсывает гасиенды, а другой пущен по моему следу, что тогда? Я-то сам раздвоиться не смогу при всём желании! Эх, не надо было мне Бернардо отпускать! Нет, другом рисковать не выход, тем более что Бернардо со мной нет. Да и не успею я пешком до дома добраться раньше солдат, нужно хотя бы до развилки доехать. А вдруг комендант устроил засаду на развилке? Нет, вряд ли, у него не так много солдат, да и взбешён он слишком сильно, чтобы действовать хладнокровно. Значит, до развилки добираюсь верхом, а там… Да ладно, там видно будет!

Позади меня раздался яростный топот копыт, громкие крики и проклятия. Мадонна, и это солдаты, представители закона и справедливости великой державы в нашем городе! Скорее, жалкая пародия на них. Я презрительно фыркнул и чуть тронул каблуками бока коня, безмолвно приказывая ему поспешить. Что ж, за мной всё-таки пустили погоню, отлично, теперь осталось узнать, отправлена ли часть солдат проверять гасиенды. Я бы отправил, комендант тоже не дурак, значит, осторожность превыше всего!

Я погладил крыску по голове, покрепче стиснул бока коня и понёсся вихрем в сторону дома, привычно петляя и запутывая следы. Спасибо тебе, мама, за твои бесценные уроки, знала бы ты, когда они мне пригодились!

Мне сопутствовала удача, благодаря пылким молитвам Бернардо индейской богине Зиарне, не иначе. Я не только оторвался от погони, что и неудивительно, от тех кляч, на которых ездят солдаты, и безногий уйдёт, но и вовремя приметил коменданта и трёх сопровождавших его насупленных солдат, подъезжающих к моему дому. Значит, преследовать Зорро был отправлен сержант Гарсия. Хм, даже не знаю, обижаться мне на это или гордиться. Конечно, Педро крепкий парень, способный и быка завалить, но при этом второго такого глуповатого увальня свет белый не видел!

Я ловко направил Торнадо в загон и едва удержался от удара, когда ко мне из темноты бесшумно вынырнула высокая фигура. Крыса оказалась менее сдержанной и яростно зашипела, но выдраться из-за пояса, где благополучно провела всё время моей вылазки, так и не смогла, хотя честно пыталась.

— Бернардо, я ведь и покалечить тебя мог!

Друг смущённо и виновато улыбнулся, забирая у меня повод Торнадо и жестами указывая мне на заросли плюща. Всё верно, нужно спешить домой, но не оставлять же друга здесь, ещё, не дай бог, солдаты заметят!

— Комендант с сол…

Бернардо поднёс палец к губам и опять кивнул в сторону зарослей, маскирующих потайной ход в гасиенду. Всё ясно, друг уже в курсе того, что скоро к нам нагрянут солдаты, наверное, ждал меня и успел заметить коменданта, не больно-то скрывается представитель власти, чёрт бы его забрал!

— Отец знает, что к нам едут?

Бернардо отрицательно покачал головой, а потом резко развернул меня к зарослям. Всё верно, хватит болтать. Я накрыл ладонью нервно попискивающую крысу и поспешно нырнул в ход. Сорвал шляпу и маску, оставив их в выемке в стене, где раньше держали запас воды и свечей на случай поспешного бегства хозяев, у поворота сбросил рубашку, поёжившись от прохладного ветра, змеёй заскользившего по обнажённой груди и спине. Потом уберу, не до того сейчас. Так, что ещё? А, ну да! Я развязал пояс, бережно посадил крыску на плечо, а шпагу спрятал в тайник, о существовании которого знали только мы с Бернардо.

Крыса внезапно насторожилась, замерла, приподняв одну лапку и расправив ушки. Солдат услышала? Вполне возможно, по моим расчётам они уже должны были доехать до ворот. Что сделает комендант: попытается вломиться в дом или позовёт меня? Я торопливо взлохматил волосы, осторожно потянул за рычаг, открывающий ход в мою комнату, и напряжённо прислушался. Хвала Мадонне, в комнате никого не было. Я поспешно пересадил крыску на подушку и натянул приготовленную Бернардо ночную рубашку, нелепый длинный балахон, расшитый псевдо восточными узорами, а на голову ещё и колпак нахлобучил. Белый, щедро обшитый кружевами и даже с кисточкой. Где Бернардо откопал подобную дрянь?!

При виде меня крыса сначала испуганно сгорбилась и зашипела, а потом разразилась неудержимым писком. Чёрт, опять я выгляжу шутом в глазах этой сеньориты. Это становится недоброй традицией.

— Диего, — отец привычно сначала вошёл, а потом коротко стукнул костяшками по косяку, — ты не спишь?

Я выразительно приподнял бровь, но ответил сонно-недовольным голосом:

— Как же я могу спать, если ты меня будишь? И что это за шум во дворе, на нас напали разбойники?

— Дон Диего, — комендант, хоть его и не приглашали, решил присоединиться к нашей с отцом беседе, — выйдите на балкон.

— Что-то случилось? — я сладко зевнул, неспеша оценивая своё ночное одеяние. А что, лично мне спешить некуда, комендант же вполне в состоянии подождать до приличного для посещений благородных кабальеро часа.

— Дон Диего, — похоже, капитан Гонсалес стремительно терял последние крохи вежливости, — это приказ.

В казарме своей командуй!

— А я не замёрзну? Здесь ночи прохладнее, чем в Испании.

И кстати, это чистая правда.

— Дон Диего!!! — заорал комендант, окончательно наплевав на правила приличия. — Немедленно выйдите на балкон!

Отлично, комендант, вы сами напросились.

Я ещё раз окинул беглым взглядом своё ночное одеяние, привычно посадил крыску на плечо и вышел на балкон, сладко зевая и потягиваясь с невинным видом недавно разбуженного человека. Моё появление на балконе едва не привело бравых вояк к гибели во цвете лет.

— Призрак!!! — истошно заорал сержант Гарсия, тыкая в мою сторону трясущимся пальцем. — Спаси и помилуй нас, Пречистая Дева Мария, это призрак!

Солдаты отчаянно завопили и бросились кто куда, незряче тараща выпученные от испуга глаза и поминутно сталкиваясь друг с другом. Началась самая настоящая паника. Комендант, сорвавший голос в тщетной попытке призвать взбесившееся стадо, простите, бравых воинов к порядку и сам едва не опрокинутый на землю вместе с конём, выхватил из-за пояса пистолет и выстрелил. Слава богу, не в солдат, нам ещё только трупов для полного счастья не хватало, а в воздух. Солдаты моментально замолчали и замерли, боясь даже лишний раз вздохнуть, только Педро Гарсия обречённо всхлипнул:

— Призрак лишил разума коменданта, и он теперь нас всех убьёт.

О, а вот это интересная мысль! Нет, я, разумеется, имею в виду не убийство солдат, трупы мне по-прежнему не нужны, но предположение о безумии коменданта мне понравилось, им можно воспользоваться.

— Заткнитесь все, — прокаркал комендант, не спеша убирать пистолет и угрожающе водя им из стороны в сторону. — Первый из вас, кто откроет свой поганый рот, получит пулю в лоб!

— Умоляю Вас, господин комендант, — я решил напомнить о своей скромной персоне, в самом деле, сколько можно торчать на балконе, изображая пугало, — объясните мне, что случилось?! Долго мне ещё тут стоять? Я замёрзну и непременно заболею от этого страшного холода!

Я скуксился и передёрнул плечами, нервно поглаживая крыску.

Капитан Гонсалес скрипнул зубами, растянул губы в перекошенном оскале, символизирующем приветливую улыбку, и проскрипел:

— Дон Диего, мы разыскиваем особо опасного преступника.

Ой, комендант, право слово, вы мне льстите!

— Помилуй бог, неужели в нашем тихом городе появился преступник, да ещё и опасный?! — я недоверчиво покачал головой. — Признайтесь, комендант, что Вы меня просто разыгрываете.

— Ни в коем случае, — капитан Гонсалес так печально вздохнул, словно сообщил о трагической кончине всех родственников разом. — Этот Зорро — самый настоящий разбойник, для которого даже виселица слишком мягкое наказание!

Уж кто бы говорил, комендант! Зорро по сравнению с вами невинен, аки ангел господень, не надо свои грехи на чужие плечи взваливать, это недостойно звания мужчины. И военного, кстати, тоже.

— Да что Вы говорите?! — ахнул я, прижимая крыску к груди. — Какой ужас, я немедленно прикажу проверить запоры на дверях и закрыть все ставни!

— И правильно сделаете, — комендант коротко поклонился и уже повернул коня, когда спохватился и нарочито небрежно спросил. — Кстати, а где Ваш немой слуга?

— В библиотеке, — я опять зевнул, — проверяет книги. Представляете, переплёт пьес великого де Веги оказался повреждён!

— Какой ужас, — кисло пробормотал комендант и поспешил раскланяться.

Мда, не любит человек книг, совсем не любит, ну да ладно, в конце концов это далеко не самый главный недостаток бравого коменданта. И вообще, мне нужно узнать, почему плакала крыска.

— Ну что, малышка, — я погладил крыску по голове, — с комендантом мы разобрались. Теперь займёмся тобой.

Крыса недоверчиво пискнула, буравя меня блестящими чёрными глазками.

— Сегодня ночью, когда взойдёт луна, ты расскажешь мне, из-за чего плакала.

Я прекрасно знал, что девицы обожают рассказывать о себе, своих успехах и огорчениях, они вообще любят поболтать, но, судя по недовольной крысиной мордашке, эта заколдованная сеньорита явно не горела желанием делиться со мной своими невзгодами. Интересно, почему? Не привыкла жаловаться или не доверяет мне? Я досадливо прикусил губу. Неужели эта маленькая безобразница мне не доверяет? А может, я её ещё и пугаю? Я посмотрел на насупленную крыску и не удержался от смеха: уж кого как, а меня эта хвостатая безобразница ни капли не боится. Вот интересно, какая она в человеческом облике?

Воображение моментально нарисовало мне стройную фигуру, высокую грудь, округлые бёдра и густые волосы, водопадом спадающие по плечам. Кровь в жилах превратилась в густой сахарный сироп, сердце забилось в ритме индейских ритуальных свадебных плясок. Я медленно выдохнул через плотно стиснутые зубы, благодаря небеса за то, что балахонистая ночная рубашка надёжно скрывает моё тело от любопытно посверкивающих крысиных глаз.

— Диего? У тебя всё хорошо? — отец появился на пороге словно сказочный джинн из лампы, привычно сначала распахнув дверь, а уж потом стукнув по косяку костяшками пальцев. — Комендант тебя не узнал?

— Комендант теперь и в самом страшном кошмаре не узнает во мне Зорро, — я стянул с головы колпак, натянул его на ладонь и покрутил перед отцом. — Откуда у нас это?

— Супруга дона Рамиреса, упокой Господь её душу, подарила Марии на День рождения, — отец грустно усмехнулся. — И рубашку тоже.

Я расправил вышитый безумными узорами балахон и выразительно кашлянул. У дона Рамиреса была очень своеобразная супруга.

— Сними, — отец поморщился и устало потёр глаза, — Марии этот балахон тоже не нравился.

— А почему не выбросили?

Отец пожал плечами:

— Сначала овдовел дон Рамирес, и Мария решила оставить колпак и рубашку в память о пусть и несуразной, но искренней и смелой женщине. А потом…

— А потом не стало и мамы, — я нахмурился, медленно снял рубашку и какое-то время держал её в руках, вспоминая мелодичный голос, лёгкий стремительный шаг и нежные мамины руки, способные утешить любую боль.

Отец кашлянул, провёл ладонью по лицу, стирая печаль, привычным усилием воли загоняя тоску в самый дальний, закрытый даже от меня уголок сердца.

— Завтра мы устроим небольшой приём, — отец улыбнулся, озорно сверкнув глазами, — должен же я отметить возвращение сына из Испании!

— И кто в списке приглашённых? — кисло осведомился я, зная ответ заранее.

— Все наши соседи и друзья, со своими супругами, дочерями, племянницами и прочими прелестными незамужними родственницами, — отец хлопнул меня по плечу, — тебе пора подумать о женитьбе, Диего.

Что?! Вот только этого мне не хватало!

— Отец!

— Это не обсуждается! — громыхнул отец, широким шагом полководца покидая комнату. — Я хочу внуков.

Я с силой запустил подушкой в захлопнувшуюся дверь. Вот мало мне заколдованной сеньориты с её пакостями, мало коменданта, так теперь ещё и всех окрестных девиц на меня хотят повесить!

— Ничего, малышка, — я взял крыску на руки, подул в мордочку, с улыбкой заметив, как сморщился длинный носик, — ничего, я что-нибудь придумаю. Сразу после того, как ты мне расскажешь, кто тебя обидел.

Крыска посмотрела на меня отнюдь не с благодарностью.

***

Каталина

Лунный свет, вопреки моим истовым мольбам, расплавленным серебром заливал всё вокруг, мою нахохленную тушку в руках Диего в первую очередь. Напомните, я говорила, что этот красавчик Зорро паразит редкостный? Так вот, готова повториться и внести это в скрижали летописей! Приспичило ему меня в человеческом облике лицезреть, а ведь ещё утром клятвенно обещал, что сегодня ночью я даже в щёлочку ставней лунного света не увижу. Обещал, истово верил своим словам и меня поверить заставил, но сразу после того, как дон Алехандро, дай ему бог здоровья, а мне терпения, сказал, что я плакала (мужчины так легко выдают девичьи секреты!), Диего крутануло на сто восемьдесят градусов, и он решил вернуть мне человеческий облик. И не для совместного любования луной или чего-нибудь более зажигательного, а только для того, чтобы узнать причину моих слёз. Вот какая ему разница, почему я плакала?! Может, мне захотелось! Вожжа под хвост попала, гормоны взыграли, цвет шкурки в свете свечей не понравился, и вообще, у женщин, как у куриц, глаза всегда на мокром месте. Зачем он лезет в мою душу, приручает к себе, чтобы потом сильнее ударить, хлестнуть, словно плетью запутавшуюся в ногах собачонку?!

— Не бойся, — бархатистые нотки в голосе Диего эхом откликнулись в моём напряжённом, замершем в ожидании сопровождающей перевоплощение острой боли тельце. — Не бойся, я с тобой.

В этом-то как раз и заключается для меня основная проблема!

Я встряхнулась, фыркнула и нетерпеливо переступила с лапки на лапку, не понимая, почему превращение запаздывает. Раньше меня скручивала судорога практически сразу, а тут я уже вся насквозь пропиталась лунным светом, уже светиться начала и… И вот тут-то меня и скрутило. Гораздо слабее, чем в прошлый раз, но всё равно ощутимо. Ладно, как говорится, всё, что не убивает, делает нас только сильнее.

Твёрдо встав босыми ногами на пол, я с наслаждением потянулась, давая возможность Диего рассмотреть меня во всех деталях и подробностях. А что, мне своего тела стыдиться нечего, я его старательно холю и лелею!

— Ну, и как я тебе? — я привычным жестом откинула волосы за спину и кокетливо опустила руку на бедро, чуть подавшись вперёд.

— Именно такой я тебя и представлял, — Диего сверкнул улыбкой, честно стараясь не опускать взгляд ниже моей шеи.

Не стоит себя сдерживать, приятель, мы оба уже не дети!

Я двумя руками приподняла волосы, прекрасно зная, что благодаря такому естественному и безобидному жесту грудь приподнимется и станет ещё более соблазнительной.

Внешне Диего ухитрился сохранить полную невозмутимость, но крысиное чутьё безошибочно угадывало, чего благовоспитанному кабальеро это стоит. Да и лунный свет с бескомпромиссностью прокурора на суде отчётливо выделял выпуклость на штанах Диего. Хо-хо, брюки надо шире шить, мой герой!

— Твоё платье, — Диего заметил мой взгляд и ненавязчиво шагнул в тень, без зазрений совести воспользовавшись первым благовидным предлогом.

Вот даже как? Неужели бесстрашный Зорро меня боится? Возможно, я и правда была слишком напориста, сменим тактику.

— А ты мне поможешь его застегнуть? — томно прошептала я, с грацией вышедшей на охоту кошки шагнув к Диего, официально платью, которое он держал в руке.

Упрямый кабальеро даже бровью не повёл, невозмутимо кивнул:

— Разумеется.

Чёрт, вот если бы не крысиное чутьё, точно бы решила, что я его не возбуждаю! Ведёт себя, как… Нет, даже не как девственник, у меня и такой был, тот мялся и краснел, обильно потел и не в силах был два слова связать. Причём общался не со мной, а с моей грудью, преимущественно левой, уж не знаю, чем она ему так приглянулась. На мой взгляд, правая ничуть не хуже.

— Малышка? — бархатисто-хрипловатый, чуть насмешливый голос Диего вырвал меня из воспоминаний, заставив вспомнить, где я нахожусь и что мне нужно.

Я встряхнулась, подарила Диего обольстительную улыбку и, встав так, чтобы меня освещал льющийся в окно лунный свет, стала натягивать платье. Диего негромко хрипло вздохнул, но и только. Даже Максим уже давно бы полез меня лапать, а этот, стоик-мученик, даже шага не сделал в мою сторону!

— Так ты мне поможешь? — проворковала я, поддерживая платье так, чтобы оно выгодно облегало грудь.

На миг в тёмных глазах Диего сверкнули красноватые дьявольские огоньки, заставив меня насторожиться. Что задумал этот красавчик?

— Вставай спиной, — Диего шагнул ко мне, а поскольку я не спешила выполнять его приказа, взял меня за плечи и мягко повернул.

Ладно, пока вроде бы ничего страшного не происходит, Диего остаётся невозмутимым благородным кабальеро. Посмотрим, что будет дальше.

— Волосы подними, — голос Диего словно бархатом погладил обнажённую кожу, по спине галопом пробежали мурашки.

Чёрт, что же меня так плющит-то? Я мысленно приказала себе не расслабляться и покорно подняла волосы, стараясь двигаться максимально соблазнительно.

— Какая хорошая девочка, — прошептал Диего, едва не касаясь губами моей шеи, — красивая, своевольная, гордая.

Каждое слово Диего сопровождал лёгкими, чуть ощутимыми поглаживаниями, от которых моя кожа начинала гореть, как от огня.

— Ты что делаешь? — прошептала я, сама не зная, что хочу услышать в ответ. И нужен ли мне вообще ответ.

— Помогаю тебе зашнуровать платье, — пальцы Диего коварно скользнули по моему позвоночнику вниз, а потом опять вверх до основания шеи, в очередной раз вызвав табун мурашек.

Да что же я так реагирую-то?! Прикосновения Диего ведь даже развратными не назвать, всё в пределах приличия, может, именно это меня и возбуждает?

— Ты так напряжена, — Диего погладил мои плечи, сначала чуть заметно касаясь, потом с лёгким нажимом, отчего я почувствовала себя бродяжкой, которую неожиданно взяли домой. — Расслабься, моя девочка, я не причиню тебе вреда.

Расслабься?! Да я скоро на пол закапаю от возбуждения, как загулявшая кошка!

— Диего! — я попыталась повернуться, но кабальеро, положив горячие ладони мне на живот, чуть прижал к себе, лишив возможности двигаться.

— Не вертись, а то платье свалится, — прошептал Диего, опалив дыханием моё ушко.

Платье? Да и чёрт с ним, всё равно оно жёсткое и страшно натирает, словно не из шёлка, а из мешковины сшито!

Ладони Диего медленно заскользили вверх, вырвав у меня очередной возбуждённый стон. Такого со мной никогда раньше не было, секс для меня был таким же средством достижения цели, как красивая внешность, острый ум и гибкие моральные принципы. Даже с Максимом я спала только потому что, во-первых, это полезно для здоровья, а во-вторых, он по-настоящему классный фотограф, а лучший способ привязать его к нашей редакции — это секс. Нет, какое-то возбуждение я, само собой, испытывала, но головы никогда не теряла. А сейчас мне впервые после той памятной ночи с Олегом захотелось забыть о собственной силе, гордости, амбициозности и стать просто слабой женщиной, которая тает в объятиях сильного мужчины. И не важно, что будет завтра, и наступит ли оно вообще, не важно, есть ли будущее у нашего романа, и смогу ли я стать человеком. Важны только эти горячие ладони, замершие под грудью, но пока ещё не осмелившиеся покорить призывно встопорщившиеся вершины, важно лишь напряжённое дыхание, ставшее одним на двоих, и бешеный ритм сердца, готового пробить грудную клетку и упасть к ногам блестящего кабальеро.

— Малышка, — хрипло прошептал Диего и мягко накрыл мою грудь, — девочка моя…

Я приглушённо вскрикнула и положила свои руки поверх рук Диего. Не отталкивая и не отводя, боже упаси, наоборот, прижимая крепче. Мне казалось, что я превратилась в легендарную птицу Феникс и только и жду момента, чтобы сгореть в очистительном пламени и возродиться опять, обновлённой и освободившейся от прошлых обид и бед.

Диего без слов понял меня, его ласки стали решительнее, губы живительным дождём осыпали мою шею и плечи, и под этими поцелуями, в этих ласковых и сильных руках я впервые за многие годы почувствовала себя прекрасной и желанной женщиной. Не роковой красоткой, по чьей прихоти ввергаются в хаос разрушений и войн целые города, а настоящей Женщиной, Берегиней.

Так и не зашнурованное платье медленно скользнуло вниз, чуть поблёскивающей в лунном свете лужицей растёкшись у моих ног. Диего легко подхватил меня на руки, и я с готовностью обвила его шею руками, даже голову на плечо склонила. Потом, когда развеются лунные чары и беспощадное солнце расставит всё по местам, я опять стану Каталиной Сергеевной, железной леди с компьютером вместо головы и калькулятором вместо сердца. Но это потом, когда перестанут расцветать по всему телу огненными цветами поцелуи Диего, когда выровняется дыхание, а из груди перестанут вырываться стоны, когда чаша страсти будет испита до дна и напряжённое тело получит желанную разрядку. Когда, утолив пламя похоти, мы с Диего станем друг другу чужими.

Я всхлипнула, прикусив губу, болью прогоняя печаль. Диего замер, приподнялся на локтях, с нескрываемой тревогой всматриваясь мне в лицо:

— Что случилось, малышка? Тебе больно?

Я недоверчиво моргнула, отказываясь верить услышанному. Мои прежние любовники на пике страсти уподоблялись токующим тетеревам, чувства партнёрши их совсем не волновали. Диего настолько заботлив или не привык расслабляться даже в постели? Не доверяет мне?

— Малышка? — Диего мягко погладил меня по щеке, бережно отвёл от лица прядь волос. — Что случилось?

Я нарочито беззаботно передёрнула плечами:

— Ничего. Я просто подумала о том, что за ночью наступит утро.

— Мы найдём способ вернуть тебе человеческий облик.

— А если нет? — я понимала, что сейчас не время и не место решать подобные вопросы, но остановиться не могла. — А если я так и буду человеком только по ночам, что тогда?!

— Значит, венчаться будем ночью, — Диего белозубо улыбнулся.

Я застыла, широко распахнув глаза и забыв даже, что нужно дышать.

— Что? — с трудом вытолкнула я из пересохшего горла. — Что ты сказал?

— Если не сумеем тебя расколдовать, обвенчаемся ночью, — терпеливо повторил Диего, медленно очерчивая пальцем контур моих губ.

Так, мне всё ясно. Диего перегрелся на солнце, схлопотал тепловой удар и начал бредить. Кто-нибудь помнит правила оказания первой помощи в таких случаях?

— С ума сошёл? — я скептически фыркнула. — На таких как я не женятся. Тем более парни из знатных древних фамилий. Вот увидишь, тебе обязательно подыщут богатую дурочку из тех, что будут завтра на празднике.

— Мой отец достаточно богат, чтобы не продавать меня, — тёмные глаза Диего в неверном лунном свете на миг стали похожи на очи иконописных святых, такие же мудрые, всё понимающие и прощающие. — Кто обидел тебя так сильно, что ты совсем перестала верить людям? Кто он?

— А почему ты думаешь, что это мужчина? — буркнула я, не спеша открывать душу даже тому, кому всего пару минут назад готова была отдать не только тело, но и сердце.

— Так обидеть женщину, чтобы она потеряла веру в себя и людей, может только мужчина, — глаза Диего неожиданно полыхнули разрушительным гневом. — Ты из-за него сегодня плакала? Кто он?!

Я насупилась и замолчала, попытавшись отвернуться. Ага, кто бы меня ещё отпустил! Диего навис надо мной как разъярённое божество над грешницей, прожигая своим пылающим взглядом, заставив меня испуганно зажмуриться. Ой, мамочки, неужели он меня ударит?!

— Прости, малышка, — прозвучал над ухом тихий голос Диего, и я осторожно приоткрыла один глаз, — прости, я не хотел тебя пугать.

— Не хотел бы, не напугал, — проворчала я, выразительно выпячивая губки.

Диего приглушённо рассмеялся и легко чмокнул меня в кончик носа:

— Маленькая упрямая малышка.

— Каталина, — я завозилась, устраиваясь поудобнее. — Меня зовут Каталина.

Диего приподнялся на локте, внимательно изучая моё лицо.

— Каталина? Имя испанское, но, прости, на испанку ты не похожа.

— А я вообще не из Испании, — на меня, как в детстве, накатила беззаботная лихость, когда любое море кажется по колено, а любое дело по плечу. — И даже не из этого времени, представляешь?

Я замерла, с опасением ожидая реакции на своё безрассудное признание. Дура, ничему меня жизнь не учит, стоило только парню проявить интерес ко мне самой, а не моему телу, как я размякла и начисто позабыла об осторожности. И что сейчас будет? В лучшем случае Диего решит, что я безумна, а в худшем сочтёт меня ведьмой и пришибёт, чтобы никто не узнал о том, что сын знатного идальго связался с ведьмой. Я постаралась отодвинуться, но Диего по-прежнему прижимал меня к себе, не спеша бросаться вон из комнаты с истошными воплями.

— Я слышал истории о том, что наше настоящее, прошлое и будущее существуют одновременно, — медленно произнёс Диего, задумчиво поглаживая меня по плечу. — Выходит, это не сказки и легенды, не вымысел мечтателей, а правда.

— Ещё какая, — хмыкнула я и не утерпев спросила. — Слушай, Диего, а почему ты… — я замялась, не зная как спросить так, чтобы не обидеть. Чёрт, раньше мне было наплевать на чувства собеседника, что-то изменилось во мне с момента встречи с этим кабальеро.

— Почему я что? — уточнил Диего, выразительно приподнимая брови.

— Ну, не боишься меня.

Я прикрыла рот рукой и отчаянно покраснела. Нет, я всё-таки дура, причём редкостная. Спросить у парня, почему он не боится девчонки, ну не это ли верх идиотизма?! Даже Максим, услышав такое, тут же стал бы рыть копытом землю, доказывая, какой он крутой мачомен.

Диего приглушённо рассмеялся:

— Прости, малышка, но ты далеко не самый страшный кошмар в моей жизни.

Ну вот, что и требовалось доказать. Я надулась и, разозлившись больше на саму себя, чем на Диего, привычно огрызнулась:

— Да что ты знаешь о кошмарах, богатенький сынок, над которым всю жизнь только что с бубнами хороводы не водили!

Вот и всё, теперь Диего окончательно обидится и с пеной у рта начнёт мне доказывать, как тяжела жизнь богатого кабальеро. Парня хлебом не корми, только дай повод поныть и пожаловаться на жизнь.

— А у тебя было не так? — Диего чуть отодвинулся, чтобы лучше видеть моё лицо.

— Представь себе, нет, — отрезала я и, поддавшись гневу, с жаром продолжила, — я всю жизнь росла, как трава в поле, нафиг никому кроме Ленки не нужная!

Как говорится, Остапа понесло. Сама не зная зачем, я рассказала Диего всю свою жизнь, танком проехалась по козлам-одноклассникам, впервые в жизни открыто высказала всё, что думала по поводу коллег, и, самое главное, выплакала застарелую боль и обиду на Олега, о котором долгое время запрещала себе даже думать. Меня трясло, я стучала зубами, захлёбывалась слезами вперемешку со словами и никак не могла остановиться. Вот она, женская истерика, бессмысленная и беспощадная. Не зря парни её так боятся. Диего тоже следовало бы испугаться и убежать, в крайнем случае заскучать и отстраниться, хотя бы эмоционально, но он, наоборот, сел, усадил меня к себе на колени, словно маленькую девочку, и стал бережно укачивать, целуя в затылок.

Постепенно я затихла, только хлюпая носом и порой тяжело вздыхая.

— Знаешь, Лина, — медленно произнёс Диего, не спеша ссаживать меня с колен, — понравится это тебе или нет, но даже став человеком, ты останешься здесь. Назад я тебя не отпущу.

— Зачем я тебе? — хрипло спросила я, ладонью вытирая слёзы.

Диего помолчал, задумчиво покусывая губу, а потом медленно, тщательно подбирая слова, ответил:

— Я не стану говорить, что люблю тебя, словам ты не поверишь, да и я не уверен, что чувства, которые испытываю к тебе, это любовь. Ты мне совершенно точно нравишься, стала мне дорога как друг и, не стану скрывать, я хочу тебя как женщину. Ревновать тебя пока не к кому…

— А прошлое? — хмыкнула я, искренне обалдев от подобной откровенности. — Парни обожают ревновать девушек к прошлому, можно подумать, сами невинные ангелы!

— Лин, перестань, — Диего блеснул насмешливой улыбкой, — ревновать к прошлому по меньшей мере глупо!

Блин, ну неужели мне в кои-то веки раз попался умный парень?!

— Диего, — я пристально посмотрела на кабальеро, пытаясь понять, говорит ли он правду или мастерски водит меня за нос, — какой-то ты слишком хороший…

— Я обычный, — Диего пожал плечами, — и у тебя будет время узнать, что помимо достоинств у меня есть и недостатки.

О, а вот с этого места поподробнее, пожалуйста!

— Например?

— Я упрям, достаточно властен, не привык слепо верить и подчиняться и не верю словам. А ещё предпочитаю оценивать людей по их поступкам, а не длине родословной.

И это всё? А я-то думала…

— Знаешь, — я завозилась, прикидывая, можно ли обнаглеть настолько, чтобы погреть замёрзшие ноги о ноги Диего, или это будет перебором, — в наше время такие качества считаются едва ли не достоинствами.

— Вот именно поэтому я тебя назад и не отпущу, — спокойно ответил Диего. — Лин, если ноги замёрзли, прижми их ко мне. А хочешь, я тебя вообще одеялом укутаю?

Моя челюсть с бряканьем рухнула вниз, спрятанная в глубине души романтика могучим пинком вышибла разум из головы, а сердце весенней птицей воспарило ввысь. Это как это вообще, а? Он, что, заметил, что мне холодно? Ему что, не всё равно? А почему, он же не клялся мне в вечной любви… Он мне вообще сказал, что меня не любит! Бли-и-ин, такой шикарный парень сказал, что меня не любит! Усилием воли я прогнала идущие под ручку панику и истерику, не до них совершенно, и твёрдо решила: сдохну, а сделаю так, что Диего меня полюбит. Такого парня я никому не отдам, пусть эти сеньориты даже не надеются, Диего мой. Я окончательно утвердилась в своём решении, когда так и не дождавшийся моего ответа Диего завернул меня в одеяло и ласково поцеловал в заплаканную щёку:

— Клянусь честью, малышка, я сделаю всё, чтобы ты была счастлива.

Я довольно улыбнулась, словно маленькая девочка из доброго рождественского фильма, уткнулась носом Диего в грудь и моментально уснула. Оказывается, ночь любви — это не безудержный секс, а безмятежный сон в крепких руках любимого мужчины. И мне было абсолютно наплевать, что мы с Диего ещё толком даже не разобрались в своих чувствах, здесь и сейчас я его любила, и этого было более чем достаточно.