Вот и наступил особенный день в жизни Шацара. Дело было вовсе не в том, что он окончил школу и теперь не был обречен на жизнь в комнате с сорокопутом. Шацар готовился отправиться в мир света, чтобы исполнить волю Матери Тьмы. Ради этого жил, если подумать, любой Инкарни. Можно было сколько угодно лгать себе, однако, у их существования была цель.
И Шацар вскоре отправится эту цель воплощать. Ему выпала великая честь, и он был ужасно этому рад. Кроме того, Шацар ни разу не видел Государства за пределами собственного дома на краю мира света.
Сейчас он стоял на коленях перед царем тьмы, Аором, и ждал. Он не знал, сколько времени длилось это ожидание. Колени болели немилосердно, это подсказывало Шацару, что неподвижен он был достаточно долго. Во дворце не было часов.
— На что ты ставишь, Шацар?
— На красное, — ответил Шацар спокойно.
— Почему? — спросил Аор. Он подкидывал в руке шарик, стоя над рулеткой.
— Красный — цвет крови, господин.
— Тебе нравится кровь? — спросил он, запуская шарик в круг, в клетку вероятностей.
— Я отношусь к ней с уважением, — ответил Шацар.
— Ты не сказал, что ты ставишь.
— У меня нет ничего, кроме моей жизни и вашего благословения.
— Первое или второе?
— Я не стал бы рисковать вторым.
Шарик с мягким звуком кружился, выбирая между красным и черным. Шацар не волновался. Дворец был похож на казино — множество затемненных комнат, много выпивки и мало еды, тяжелые шторы, ограждающие от меди небес. Тронный зал Аора напоминал скорее помещение, где денежные мешки развлекаются игрой в покер, нежели зал для приема просителей и гостей.
Аор был Инкарни Страсти, он ни в чем не знал меры, как и все его соплеменники. Отчасти Шацара это восхищало. Шарик замер, скользнул вниз.
— Красное, — задумчиво сказал Аор. — Ты хорош, Шацар.
— Мне просто повезло.
Шацар уже давно привык говорить то, что от него ждут. Госпожа Айни постановила, что его интонации все еще кажутся странноватыми, однако искусство разговора с окружающими он, в общем и целом, освоил.
— Я не об этом, — усмехнулся Аор. Он сел за стол и пригласил Шацара сесть напротив. Не без труда Шацар поднялся на ноги, колени отозвались глухой болью. Сколько он все-таки простоял? Вопрос не давал Шацару покоя. Еще месяц назад он начал бы считать секунды, как только опустился на колени, но госпожа Айни порицала навязчивый счет, как и другие виды навязчивых мыслей, движений и слов.
— Я о том, — продолжил Аор, наливая себе янтарного коньяка в стакан. — Что ты один из лучших воспитанников госпожи Айни. Она говорит, что лучший.
Аор не был похож на царя в книжном смысле этого слова, но его мягким движениям была свойственна определенная привлекательная властность. Привлекательная властность в сочетании с изяществом может определяться, как царственность.
На Аоре был хороший костюм в тонкую полоску, волосы его были тщательно зализаны назад, а из кармана пиджака торчал алый платок. Шацар знал, что этот платок был белым, но Аор вымачивал его в крови неверных ему, чтобы продемонстрировать власть.
Все по отдельности в его образе было безвкусным, однако в сочетании удивительно ему шло. Было чему поучиться.
Аор достал из ящика сигару, обезглавил ее с помощью гильотинки и неторопливо прогрел прежде, чем закурить. Он предложил сигару и Шацару, но тот вежливо отказался.
— Полагаю, ты прекрасно понимаешь, что скоро все начнется. Мы работаем над этим. У нас есть люди в правительствах многих стран. Государство падет, закон падет. Халдея падет.
Шацар и забыл, что у Государства, которое так ненавидели во Дворе было название. Имя. Имя, это очень важно. Во Дворе мир света с презрением называли Государством, и никто, кроме царя, не смел упоминать его название.
— Да будет так во славу Матери нашей Тьмы. Исказив все, что является правильным, мы приближаем ее торжество, сокрушив все, что является целым, мы приближаем ее покой.
Аор уважительно склонил голову, однако конца формулы он не знал. Шацар подавил в себе усмешку. Царь Тьмы даже не знает, как правильно обращаться за ее благословением.
Аор будто бы прочел все у него на лице, он усмехнулся.
— Ты можешь знать о Матери Тьме больше меня, ты учился у госпожи Айни, а лучше нее в тайну великой богини не проник никто. Однако, у тебя не хватает опыта, Шацар, чтобы скрыть свое презрение к тем, кто не знает столько же. Однажды твоя надменность может тебя убить.
Аор протянул руку к ящику стола. Шацар ожидал, что он достанет пистолет, может быть, даже выстрелит. Однако, Аор достал игральные кости.
— Боги тоже играют в кости, Шацар.
Аор опустошил стакан в один глоток, бросил в него кости и хорошенько потряс. В глазах его зажегся ненасытный, яркий огонь, сделавший его взгляд обжигающим.
— Только это наши кости. Человеческие, — сказал Аор, когда кубики замерли.
— Четыре шестерки, — добавил он. — Неподражаемо, как музыка.
Шацар смотрел на кости, сосредоточенно считая точки, совсем позабыв о том, что говорила ему госпожа Айни.
— Мы с госпожой Айни определили твое задание. Я решил, что лучше, если ты получишь его от меня. Ты должен будешь поступить на биологический факультет, где работает господин Танмир. У этого человека есть проект, который он спешит выполнить. Что-то про то, как заблокировать магию в закрытом помещении. В исследовательских планах, которые мне предоставили, он еще не фигурирует, как тюрьма для Инкарни. Однако, она без сомнения ею станет. И это может переломить ход войны. Общий смысл похож на то, что мы делаем в вашей школе.
Шацар кивнул. Вскоре после того, как его едва не сжег сосед, госпожа Айни и остальные учителя придумали, как ограничить применение магии в школе. Однако и сами они не могли использовать ее там.
— Однако, проект планируется более совершенный. В идеале, разумеется с их точки зрения, он должен не позволять использовать магию Инкарни, но позволять использовать магию на них. Мне нужно, чтобы ты стал лучшим студентом из всех, что когда-либо были у господина Танмира. Лучшим студентом в Халдее. И чтобы все твои исследования специализировались на контроле магии.
Шацар кивнул.
— Ты должен докладывать мне о состоянии проекта. Кроме того, ты должен не допустить его реализации. Как угодно. Если понадобится, убей их всех. Госпожа Айни уже выдала тебе документы?
— Разумеется. Я ознакомился со своей легендой.
— Не отступай от нее, — Аор засмеялся. — Впрочем, это очевидно. Если они поймают тебя…
— Я убью себя, — кивнул Шацар. Никакого внутреннего протеста эта мысль у него не вызывала.
— Ты надежен.
Аор некоторое время смотрел на него, его темные глаза больше не горели жаром иного огня. Теперь он казался холодным, острым, оценивающим.
— Хорошо. Я сделал главное, Шацар — посмотрел на тебя. И мне нравится то, что ты из себя представляешь. Шацар, Инкарни Осквернения, Тварь Стазиса, ты свободен. Приступай к своему заданию завтра же.
Шацар с тоской подумал о вступительных экзаменах. Когда он вышел из дворца, что-то заставило его обернуться. Нет, у него не было сентиментального волнения о том, что он в последний раз видит Двор. Однако ему казалось правильным запомнить его сердце во всех подробностях.
По дворцу скользили огни вывесок, Шацар видел, как переливаются, постоянно изменяясь слова. Дворец выглядел как мираж, как галлюцинация. Кто-то говорил, что Аор воспроизвел с помощью магии названия всех казино Государства, кто-то говорил, что таких заведений никогда не существовало в мире света. Огни завораживали Шацара, он замер, смотря на них. Шацару редко удавалось получить от реального мира импульс настолько интенсивный, чтобы привлечь его. Он расслабленно улыбнулся. В этот момент птичьи когти впились ему в плечо. За одиннадцать лет Мардих так и не сумел приземляться на Шацара безболезненно. Шацар подозревал, что его болевой рефлекс чуть притуплен в сравнении с прочими людьми, потому что никто больше Мардиха на своем плече не выдерживал.
— Так что сказал старый дурак? — скрипнул Мардих своим старческим голосом. Шацар хмыкнул, а Мардих сказал:
— Ну да, это я у тебя старый дурак. Так мы уезжаем?
— Мы? — спросил Шацар.
— Я тебе напомню, что я — чучело и не умру своей смертью, так что обречен на вечное одиночество, ведь…
— Никто не может выдержать тебя кроме меня, — закончил Шацар.
— В общем и целом, — сказал Мардих.
Они шли к школе, и Шацар смотрел под ноги. Ему не нравилось смотреть на других людей. Кроме того, он стыдился, что у него нет искажения. Он не был отмечен Матерью Тьмой.
— Ты волнуешься?
— Нет.
— Боишься, что не справишься?
— Нет.
— Тебе нужен добрый совет?
— Нет.
— Поменьше демонстрируй свой дурной характер в Государстве. В остальном, там тебе понравится.
— С чего ты так решил?
— С того, что я сижу на плече человека, по всей школе запрятавшего свои дневники. Тебе нравится играть в шпиона.
— Нет.
Они зашли за ворота школы, во дворе гуляли дети. Какая-то девочка играла в классики, конец поля в которых обозначался словом «пустота». Небольшая стайка девочек собралась вокруг подруги, прыгавшей через резиночку. Каждый раз, когда она не успевала перепрыгнуть, остальные толкали ее на асфальт. Шацар с большим интересом отметил ее разбитые коленки. Какой-то мальчик с таким же интересом копался палочкой в мертвом голубе.
— И тебе хочется, чтобы кто-нибудь видел, как ты хорошо справляешься со своей работой. Поэтому ты возьмешь меня с собой.
— Нет.
— У тебя наступил стойкий регресс, — серьезно сказал Мардих тоном госпожи Айни. — И я знаю, что ты скажешь. Я подловил тебя, теперь ты не можешь…
Шацар просто стряхнул Мардиха с плеча, заходя в здание. Просторный холл был сейчас пуст, дети играли во дворе. Шацар прошел в библиотеку, где его ждала, госпожа Айни. Она улыбнулась, поднимая взгляд от книги. В алом, кожаном переплете и со старинным шрифтом, скорее всего эта книга была создана в прошлом веке. Госпожа Айни коллекционировала старинные вещи, но никогда не относилась к ним с трепетом. Вот и сейчас ее пальцы легко скользили по пожелтевшим страницам.
— Как все прошло, Шацар? — спросила она.
— Замечательно, госпожа Айни. Я готов.
Она улыбнулась. У нее были точеные черты лица, чуть слишком аккуратные, чтобы казаться настоящими. В молодости госпожа Айни, наверняка, напоминала фарфоровую куколку.
— Я рада, Шацар. Я горжусь тобой. И я думаю, что ты достоин. Пусть Мать Тьма не отметила тебя, по крайней мере пока, я хочу, чтобы ты носил ее знаки.
Она встала. Госпожа Айни всегда ходила только в черном — из уважения к Матери Тьме. Спустя столько лет Шацар прекрасно знал, что безумие госпожи Айни было связано с фанатизмом.
Шацар, впрочем, не считал это безумием.
— Но разве в Государстве меня не могут раскрыть из-за Ее отметин? Возможно, Мать Тьма прозрев все, знает и мою особую миссию, оттого и не искажает мой облик, — сказал Шацар осторожно.
— В Государстве модно подражать обычаем далеких предков нашего народа. Они наносят себе татуировки, в этом нет секрета. Твой знак будет татуировкой. И он будет иметь смысл лишь для очень старых Инкарни. А очень старые Инкарни вроде меня достаточно мудры, чтобы оставаться во Дворе в эпоху великих перемен. Убивать должны молодые, это их право и предназначение.
Госпожа Айни толкнула дверь один из книжных шкафов, он отодвинулся, открывая проход. Шацар был здесь и прежде, помогая госпоже Айни в служении. Он знал, что школа построена на месте древнего храма Матери Тьмы, однако даже Шацар не мог поверить в то, что видел каждый раз приходя сюда. Помещение нарушало все законы физики, само существование его казалось и было абсолютно неправильным. Зал уходил вдаль, так что конец его терялся, оставаясь неуловимым для взгляда. Потолка и стен не было, вместо них была темнота, а идти приходилось по хаотичному нагромождению мраморных плит, иногда сужающихся до размера тропинки, а иногда расширяющихся, охватывающих ширину всего зала. Изредка встречались иссеченные временем колонны, полуразрушенные арки. Но худшее было там, где никакого пола не было. Шацар видел дымный водоворот, уходивший в абсолютную тьму. Госпожа Айни говорила, что этот Храм вовсе не был аналогом Лестницы Вниз, он не вел к Матери Тьме, однако падать в пустоту она настоятельно не рекомендовала. Голова Шацара кружилась от невероятной высоты на которой на самом деле находился весь известный ему мир. А под темными, вившимися внизу вихрями раскрывалась настоящая бездна. Шацар всякий раз удивлялся тому, как мал видимый мир. Тому, что большая часть мира настоящего, это и есть Мать Тьма, непонимаемая, чуждая всему сущему и одновременно являющаяся источником всего сущего.
Некоторое время они шли вперед. Иногда тропинка становилась совсем узкой и им приходилось передвигаться боком, иногда приходилось прыгать с плиты на плиту. В конце концов, госпожа Айни остановилась перед алтарем — каменным столом, изрезанным грубыми символами. В трещинках еще заметны были подтеки древней крови. Шацару нравилось думать, что оставь он здесь жертву, кровь вечно прибывала бы свежей.
Шацар и госпожа Айни опустились перед алтарем и обратили взгляды к пустоте наверху.
— Мать Тьма, прошу тебя благословить сына твоего, Шацара на исполнение воли твоей.
Они вместе стали твердить воззвания на языке их предков. Вихри дымной темноты внизу и вверху усилились. Шацару казалось, что в этой глухой темноте начинается шторм, будто что-то огромное заворочалось под ней. Он почувствовал знакомый холод того, что в детстве называл Мамой.
Амти проснулась сама и — совершенно разбитая. Они с Мелькартом вернулись домой, Адрамаут еще был во Дворе, Аштара дома тоже не наблюдалось. Мелькарт ушел в свою комнату, и Амти пришлось объясняться с Шайху. Закончилось все тем, что Амти разрыдалась, назвала его идиотом, только потому, что Шайху не понимал, что вообще произошло.
Амти очень разозлилась, потому что тоже не понимала. И потому что понятия не имела, жива ли Эли. Амти закрыла их комнату на ключ и рыдала довольно долго. Потом подумала, что надо умыться, а потом заснула. Когда Амти открыла глаза, за окном уже опустилась тяжелая, длинная зимняя ночь. Амти включила свет и, жмурясь от него, едва не разрыдалась снова. Потом выключила свет, отвесила себе хорошую пощечину и почувствовала себя значительно лучше.
Эли была жива, часть Амти просто знала это и все. Другая часть Амти предпочитала паниковать.
— План такой, — сказала Амти сама себе. — Адрамаут вернется, и мы все ему расскажем. Мелькарт расскажет. Это же он виноват. И мы все исправим, вернем Эли и узнаем, как избавиться от женщины-зверя. Вот так. И прекрати, наконец, разговаривать сама с собой. Тебе что настолько одиноко?
Амти помолчала, потом добавила:
— Тупая дура.
Женщина-зверь, женщина-зверь. И пропавшая Царица. И Шацар. Между ними всеми должна была быть связь.
Амти метнулась к телефону, стоявшему на тумбочке. На стареньком аппарате с заедающим диском Амти по памяти набрала номер, на который ей велел звонить Шацар. Она прекрасна знала его, ведь это был номер ее собственного телефона. Вернее, номер телефона в доме, который когда-то был ее. Прослушав несколько гудков и подумав, какая это глупость — звонить самой себе, Амти хотела было бросить трубку. Наверняка, это злая шутка Шацара. Однако, после пятого гудка Амти услышала его голос.
— Да, — сказал он. Амти позабавила его интонация. Она не была вопросительной, она была утвердительной, будто слово «да» было способом заявить о своем существовании. Амти едва не засмеялась, представив, что он боится телефонов.
— Здравствуйте, — сказала Амти. — Это я.
— Вряд ли мне звонил бы на этот номер кто-либо еще. И вряд ли он говорил бы твоим голосом.
— Что вы делаете в моем доме?
— Живу в отсутствии твоего отца. Мой дворец все еще недостроен, а предыдущий уже отдан под снос, так что твой отец, как прекрасный друг, согласился пустить меня погостить, пока он в отъезде.
— Вы издеваетесь?
— Возможно. Может быть я вовсе не у тебя дома. Современные технологии дают тебе простор для воображения. Однако, я думаю, ты позвонила мне по какому-то более разумному поводу. Я прав?
Голос у Шацара все так же не выражал ничего, даже насмешки.
— Да, — ответила Амти. Она легла прямо на пол и принялась накручивать на палец провод от телефона. Чтобы не волноваться, Амти сосредоточилась на очертаниях люстры в темноте. Надо же, какое совершенное творение человеческих рук.
— Хорошо, — согласился Шацар. — Тебя может ввести в заблуждение моя обстоятельность, однако прямо сейчас, как и всегда, я занят делами Государства. Было бы крайне удобно, если бы ты изложила все, что хочешь побыстрее.
— Я видела похитителя, — сказала Амти. Молчание на том конце трубки ничего не выражало, он явно ждал продолжения.
— Это женщина, — сказала Амти. — Женщина со звериным голосом. Очень жуткая.
— Женщина, — задумчиво повторил Шацар. Казалось, что-то из того, о чем он гадал подтвердилось. — Продолжай.
— Она похитила мою подругу, — выпалила Амти. Она запустила руку в карман, достала колечко. Свет фонаря вырвал из темноты комнаты серебристую птичку, казалось, ее опутывали черные нити. Амти вертела кольцо в руках, не решаясь надеть. Ей казалось, будто стоит кольцу оказаться на ее пальце, это будет значить, что Эли мертва.
— Эли, если я не ошибаюсь? — осведомился он. Таким тоном, будто просто пытался проявить интерес к разговору, будто считал это вежливым. Так спрашивают о цвете купленного платья или кличке нового домашнего животного.
— Да, — сказала Амти, потом фыркнула. — Вы осведомлены о моей жизни не менее, чем я о вашей.
А потом, не дожидаясь, пока он ответит, Амти быстро заговорила:
— Господин Шацар, эта женщина ходит в черном, ее лицо под вуалью, я не видела ее лица. Ее голос, как рычание, как шипение. Она неуязвима для пуль, она умеет растворяться в темноте. Это все, что я знаю. Но ведь вы тоже знаете кое-что, иначе не заинтересовались бы этим делом и оставили бы его Псам! Скажите это, пожалуйста! Моя подруга может умереть, а у меня никого нет ближе. То есть, это вам, конечно, плевать. Но если вы скажите, у нас не только будет шанс спасти ее, у нас будет шанс быстрее выполнить ваше же задание! Я умоляю вас!
Амти сама не заметила как до боли сжала кольцо в ладони. Казалось, еще немного и из сжатого кулака потечет кровь.
— Хотя бы скажите, жива ли она! — почти выкрикнула Амти. — Я уверена, вы знаете! Я уверена, что вы дурите всех нас! И с самого начала дурили! Вы знаете кто это, и что ей нужно! Тогда скажите мне хоть одно, убивает ли это существо девочек? Скажите, я умоляю вас! И в вас должно остаться хоть что-то человеческое, вы ведь тоже живой!
Амти еще что-то говорила, но сама не помнила что, голос ее перемежался всхлипами, но она так и не разрыдалась. Шацар молчал, и в тот момент, когда Амти почти готова была бросить телефон об стенку, он вздохнул.
— Амти, девочка, — сказал он. — Ты такая же истеричная, как твоя мать и такая же нелепая, как твой отец. Закрой рот.
Амти знала, что он ее не видит, но тут же захлопнула рот.
— Твоя подруга, скорее всего, жива. И все эти девочки скорее всего живы. А теперь прекрати жалеть себя.
— Спасибо, — выдохнула Амти.
Шацар ничего не ответил, но ей показалось, будто он тоже благодарен ей за что-то. Будто в том, что она сказала о женщине-звере была долгожданная для него новость. Амти показалось, будто он отплатил ей ответом про Эли за что-то важное для себя.
— Еще что-нибудь желаешь мне поведать? — спросил Шацар.
Амти начала было:
— Я…
И так и не поняла, как закончить. Что ему вообще можно было сказать? И зачем?
«Я беременна от вас»? И что он мог бы сказать в ответ? «Не переживай, Амти, девочка, это ненадолго, ведь я все равно убью тебя»?
— Что?
— Я закончила, — быстро сказала Амти и вежливо добавила. — До свиданья, господин Шацар.
— До свиданья, Амти, — ответил Шацар и почти тут же она услышала гудки.
Амти фыркнула в трубку, а потом вскочила на ноги и запрыгала вокруг телефона.
— Жива! Жива! Она жива!
После исполнения импровизированного танца Амти поняла, что выглядит глупо и устыдилась, села на пол. Колечко Эли она снова спрятала в карман и улыбнулась. Амти не знала, говорит Шацар правду или лжет. Но ей безумно хотелось верить, потому что эта вера дала ей силы.
Амти снова включила свет, Адрамаут и Неселим еще не вернулись, но теперь Амти точно знала, что им сказать. Она открыла свой блокнот для рисования, быстро перелистнула последний набросок Эли, и на пустой странице написала основные тезисы, потом нарисовала женщину-зверя. Не удержавшись, Амти подписала слово «уродливая» и сопроводила его стрелочкой к портрету похитительницы.
Потом она стала ждать. Через полчаса Амти почувствовала себя настолько тоскливо, что взяла глянцевый журнал Эли и принялась бессмысленно его листать. На последней странице, точно после грустных девичьих историй о ссорах с родителями и первой любви, Амти увидела рекламу телефона доверия для подростков. Несколько секунд Амти тупо смотрела на последовательность цифр, а потом механически принялась их набирать. Ей ответили сразу. Молодцы, знают же, что подростки — нервные. Усталый мужской голос поздоровался с ней, назвавшись оператором под номером девятнадцать, и предложил изложить свою проблему. Амти некоторое время молчала, на другом конце трубки ей отвечали тем же.
— Я, — сказала она. — Если честно не совсем понимаю, зачем звоню.
— Но ведь зачем-то вы позвонили, — с бесконечным терпением ответил оператор под номером девятнадцать. — Подумайте.
Амти снова помолчала. Тишина была такая, что Амти, казалось, слышала треск электричества в проводах. Наконец, она сказала:
— Я беременна от лучшего друга моего отца.
— Над вами было совершено…
Прежде, чем Амти услышала слово «насилие», она сказала:
— Нет.
Надо же, как ловко — обезличенная фраза вместо «вас изнасиловали?».
— Все было по обоюдному согласию. Просто как-то случайно.
Амти помолчала еще, ее слушали внимательно. И ей вдруг захотелось выговориться:
— Но на самом деле я всегда хотела секса! Ну, не всегда! Но года три уж точно! И я хотела его! Я о нем мечтала! Поэтому я сама виновата! Понимаете, я его вроде как напоила. Ну или вроде того. Скорее — вроде того. И сама напилась. А после секса я сбежала! Через окно. Но там был первый этаж, поэтому я в порядке. Извините, что я вам все это говорю. Вы, наверное, слышите достаточно таких дурацких историй. Но мне правда больше не к кому обратиться! Понимаете, всем, кого я люблю сейчас не до этого, у них большие проблемы, и я не хочу отвлекать их, они бы мне помогли, но им тяжело и без меня! И все становится еще хуже! И я совсем не знаю, что делать! Я сама виновата, нечего было хотеть этого дурацкого секса! От него одни проблемы! Теперь я всех подвела! И если я скажу, то это будет стыдно! А что делать одной я не знаю! Но это не так срочно, конечно, но однажды ведь придется что-нибудь делать! Нельзя все время бегать от проблем. Хотя, в основном, именно этим я и занимаюсь. Мне сейчас все так непонятно. Понимаете?
— Не скажу, что понимаю все, но общий смысл от меня не ускользнул, — ответил оператор под номером девятнадцать. — Вы говорили об этом с отцом?
— Если честно — я сбежала из дома.
— Вам есть где жить? Может быть, вам подсказать адреса приютов?
Голос показался Амти смутно знакомым, будто она слышала его во сне, по радио, в телевизионной передаче. Где-то не совсем в реальности.
— Нет. Мне есть, где жить. Я живу со своими друзьями, большинство из которых алкоголики.
Голос в трубке помолчал, потом спросил:
— А поговорить с другом вашего отца вы не пробовали? По меньшей мере, это такая же его ответственность, как и ваша. Кроме того, он старше и наверняка поможет вам.
— Я боюсь ему говорить. Не могу ему сказать. Точно. Он психопат. Вообще-то я думаю, он шизофреник. Шизофрения передается по наследству?
— Да.
— Ужасно. Хотя скорее я думаю, что он аутист.
— Аутизм тоже наследственное заболевание.
Амти радовалась, что голос на том конце трубки не осуждает ее, не ругается. Теперь она говорила почти с вызовом.
— Так вот, — сказала Амти. — Вкратце — моя жизнь. Именно так!
— Вы действительно попали в очень сложную ситуацию. Сейчас для вас главное…
А потом до Амти внезапно дошло, где ей доводилось слышать этот голос в прошлый раз, и она выпалила:
— Ашдод?!
И, наверное от неожиданности, он спросил:
— Амти?
Она тут же бросила трубку, будто та была мерзким, отвратительным насекомым.
— Идиотка, — сказала Амти. — Что сказал бы Мелькарт? Ты просто невообразимо тупая. Почти невозможно добиться такой тупости, обладая хотя бы одним функционирующим куском мозга.
Но Мелькарт сказал:
— Подожди, я все объясню! Давай-ка поговорим, а? Ты же любишь языком трепать!
Амти услышала его голос, потому что больше он напоминал громкий, собачий лай. Все очень плохо, подумала Амти. Она вышла из комнаты, подошла к лестнице и замерла, облокотившись на перила. У двери в холле стоял Аштар. На его бежевом пальто все еще был снег, видимо, он только пришел. Недалеко от него был Мелькарт, он замер с поднятыми руками. Из кухни выглядывал Шайху, с любопытством осматривая обоих. Когда к нему присоединилась Яуди, она спросила что происходит, но Шайху только шикнул, приложив палец к губам.
Как будто фильм смотрел, придурок. А сама Амти что?
— Ты ведь не задумывался о том, что злить меня сейчас не лучшее решение? — спросил Аштар по-особенному сладко, а потом добавил:
— Наверное, нет.
Выглядел он вполне уравновешенным, Амти даже успокоилась. Но уже в следующую секунду он метнулся к камину, выхватил из подставки кочергу.
— Это моя сестра, Мелькарт! Я тебя убью!
— Подожди, подожди, я…
Амти метнулась вниз по лестнице, а Шайху из кухни. Но даже при условии, что Шайху был намного ближе к ним, вряд ли он бы успел предотвратить неизбежное. Мелькарт, впрочем, оказался достаточно расторопен, чтобы увернуться от первого удара. Аштар воткнул кочергу в стену рядом с ним, ровно там, где секунду назад была его голова. Влево и право от места удара по стене поползли трещины, будто змеи, спешащие ретироваться из потревоженного гнезда.
Аштар без усилий вынул кочергу и развернулся к Мелькарту.
— Ты отправил детей побыть приманками для маньяка?! Серьезно?! Серьезно, Мелькарт?
В этот момент Амти и Шайху добежали до Аштара, вцепились в него крепко, но когда он сделал шаг вперед, Амти почувствовала, как скользит по паркету.
— Аштар! — сказал Мелькарт. — У меня все было под контролем! Я за ними следил! Я же не знал, что эту суку не берут пули!
— А кто знал?! — рявкнул Аштар. Шайху и Амти попытались его удержать, но Аштар легко стряхнул их обоих.
— Если моя сестра мертва из-за тебя, Мелькарт…
— Она жива! — запищала Амти. Шайху посмотрел на нее с пониманием, и Амти почти видела как у него на лбу загорелось «ложь во спасение», но Амти мотнула головой.
Аштар обернулся к Амти, она уставилась на кочергу в его руке и живо представила, как он проломит ей череп.
— Помолчи, Амти, — сказал Аштар сладко. — А ты сдохнешь, Мелькарт!
— Но я серьезно! Я звонила Шацару, и он сказал, что похититель не убивает девушек…
Амти не добавила, что Шацар сказал «скорее всего».
— Ты звонила Шацару, дура?! — рявкнул Мелькарт.
— Заткнись, мудак психованный, — сказал Аштар. Кочерга опустилась на плечо Мелькарта, раздался надсадный хруст, Амти и Шайху вскрикнули одновременно, Яуди же оставалась спокойной. Мелькарт заорал такое, что Амти не слышала даже во Дворе. И все-таки Амти понимала, удар был и вполовину не такой сильный, каким мог бы наградить Мелькарта Аштар. И каким хотел бы.
— У вас хоть кто-нибудь способен на диалог? — спросила Яуди, удивленная, видимо тем, что они протянули так долго в такой здоровой атмосфере. В этот момент исполнилась самая заветная мечта последних двух минут Амти — сквозь большое зеркало в холле вошли люди, действительно способные вести диалоги.
Адрамаут и Неселим, оба покрытые брызгами крови, пару секунд с тупой обреченностью смотрели на происходящее, и Амти увидела всю печаль людей, вынужденных руководить шайкой Инкарни. Этого Амти и Шайху хватило, чтобы снова вцепиться в Аштара, а Мелькарту, чтобы вытащить пистолет и прицелиться в Аштара. Одна рука у него безвольно повисла, зато второй он владел отлично, взведя курок Мелькарт рявкнул:
— Только попробуй!
Неселим и Адрамаут одновременно встали между Аштаром и Мелькартом, они тоже достали пистолеты. Неселим целился в Аштара, а Адрамаут в Мелькарта.
— Да я не чувствую боли! Попробуй меня остановить! — рявкнул Аштар, непонятно кому именно, однако Неселим со свойственной ему мнительностью явно воспринял это на свой счет.
— Боли, может и нет, но я буду стрелять тебе в голову!
Аштар вскинул бровь, фыркнул:
— Очки поправь.
— Потом.
Амти и Шайху сильнее вцепились в Аштара, наперебой забормотали, чтобы Неселим не стрелял. Мелькарт засмеялся, и неожиданно Адрамаут рявкнул:
— Заткнитесь все!
Может быть, Амти и поспешила причислить его к способным на диалог.
— Что здесь произошло? — спросил Адрамаут.
— Педик хочет меня убить!
— Из-за больного ублюдка моя сестра…
Амти подняла руку, второй продолжая держаться за Аштара. Адрамаут скосил на нее свой жуткий, драконий глаз.
— Давай, Амти, — сказал он тоном школьного учителя.
— Пока тебя не было, — сказала Амти. — Мелькарт взял нас с собой, чтобы поймать похитителя. Он сказал, что знает, где он, то есть она, появится в следующий раз и…
— И я угадал!
— Заткнись, Мелькарт!
— Ну охренеть теперь!
Амти прокашлялась:
— И он угадал. Мы с Эли гуляли в секторах, где мог появиться похититель. И я его видела! Это женщина-зверь, жуткая очень! Она говорит, как зверь. И ходит в черном! С вуалью! Как призрак!
В глазах у Неселима Амти увидела понимание. Может быть, они что-то выяснили во Дворе?
— Она не забрала меня и…
— Кстати, почему? — спросил Аштар. — Я, конечно, не виню тебя, что ты осталась, а Эли нет, но…
— Не знаю, — обиженно буркнула Амти. — Наверное, я ей не понравилась. Я стреляла в нее, и Мелькарт стрелял, когда пытался спасти Эли…
— Видите! Я пытался спасти Эли!
— Сначала ты скормил ее похитителю, идиот!
— Но она умеет растворяться в темноте и…и она похитила Эли. Но это вы, наверное, уже поняли.
Амти шмыгнула носом, но поставила себе цель не разрыдаться прямо сейчас.
— Мы ничего не успели сделать, и Мелькарт почти задохнулся. А потом я позвонила Шацару и рассказала, что видела. В обмен он сказал, что знает — похититель не убивает девочек. Они нужны ему для чего-то другого… То есть Эли еще жива, и если мы поторопимся…
— Оценку ситуации можешь опустить, — сказал Адрамаут, не отводя взгляд от Мелькарта. — Положи пушку.
— Нет, пока Аштар не прекратит пытаться меня убить. Он мне кость сломал!
— Мы, — сказал Неселим, глядя на Аштара. — Тоже кое-что выяснили.
Амти посмотрела на капли крови, украсившие его белую рубашку, будто замысловатый орнамент и подумала, как они выясняли.
— Женщина-зверь, как называет ее Амти, уже появлялась в Государстве. Она говорила с Царицей. Но она не жила во Дворе. Была гостем несколько раз, но никогда не была на пиру. Мы узнали о ней от бывших стражников. Сначала мы подозревали Царицу. Она исчезла и вскоре начались эти похищения. Мы хотели понять, где ее искать.
Адрамаут вздохнул, потом сказал устало:
— Аштар, положи кочергу на место, госпожа Тамия итак будет расстроена тем, что ты сделал со стеной, не лишай ее любимого оружия в борьбе с угольками. Мы найдем Эли.
Аштар некоторое время был болезненно неподвижен, Амти чувствовала, как напряжены его мышцы. Наконец, он отбросил кочергу, Амти зажмурилась от лязга с которым кочерга рухнула на паркет.
— Хорошо, — сказал Аштар. — Но лучше бы нам ее найти.
— Теперь ты положишь пушку, Мелькарт? — спросил Адрамаут.
— Ага.
Мелькарт засунул пистолет в карман, он сказал:
— Так теперь вы признаете, что это полезно?! Все сошлось! Я был прав, а вы нет!
Амти знала, больше смотря на Мелькарта, чем слушая его, что он чувствует себя виноватым и бравирует, чтобы никто этого не заметил. Ей на секунду даже стало жалко Мелькарта. Адрамаут вздохнул:
— Да. Это было полезно.
А потом он положил пистолет и дал Мелькарту в зубы, сильно, с разворота, и очень неожиданно. На губах у Мелькарта выступила кровь. Адрамаут сказал:
— Но если Эли окажется мертва, я сам выну из тебя каждую косточку, а потом потом Аштар тебя убьет.
Адрамаут слизнул кровь с костяшек пальцев.
— А теперь давайте мириться и работать, — улыбнулся он. — Я начну с плеча Мелькарта, а Неселим поведает вам то, что мы узнали чуть более развернуто.
Сейчас Амти особенно ощущала, как не хватает им всем Мескете.