Куртизанки

Глава VIII ВИЛЬГЕМИНА ЭНКЕ, ГРАФИНЯ ФОН ЛИХТЕНАУ (1752—1820)

Король умер. Вся Пруссия должна была погрузиться в траур. А она не погружалась! Несмотря на невосполнимую утрату, она не пала в траур! Да и кто знал его, отшельника из Сан-Суси? Его знали только в других странах. У себя на родине он был чужаком...

Король умер! Да здравствует король!

Фридрих-Вильгельм II стал наследником своего дяди.

Учителя сменил ученик, великана – карлик! Но никто не замечал разницу, дистанцию. Все ликовали. При дворе наступили новые времена. На смену деспотии должна была прийти свобода. Новое правительство начало с реформ. Жизнь казалась полной смысла, света и радости. Племянник Фридриха стремился сразу покорить сердца граждан. Ему так нужна была их любовь. И скоро он в самом деле стал «Возлюбленным»! Жесткие рамки придворного церемониала отменялись. Фридрих-Вильгельм жил среди граждан, которые считались всего лишь «подданными». Теперь многое менялось. Король объявил войну французским манерам и вернул немецкий язык на его законное место. В разговорном языке вежливое «вы» заменило «ты». Многие ограничения были смягчены. Гнетущая монополия на табак, кофе, шелк и соль была отменена. Одним этим новый монарх привлек к себе множество сердец. Он охотно выслушивал похвалы в свой адрес, пригоршнями раздавал отличия и пожалования, не различая достойных и недостойных. Он хотел, чтобы все были счастливы. В глубине души Фридрих-Вильгельм был великодушным, и в то же время слабохарактерным и капризным, легко возбудимым и ветреным. Он не был воином, дипломатом или политиком. Он потратил впустую продолжительное время, отпущенное ему для подготовки к будущему высокому положению. Он был рабом своих чувственных удовольствий. В голове больше тумана, чем реальных идей. Друг женщин. Прекрасный пол мгновенно завораживал его. Женоненавистника в Сан-Суси сменил жрец Венеры!

Фридрих-Вильгельм часто сбивался с пути истинного со своими любовными приключениями. В низменности чувственных наслаждений он вскоре забыл обо всем: о короне и чести, семье и народе. На своем жизненном пути он поменял много женщин. И ни одной он не принадлежал полностью, все они были для него всего лишь игрушками. Только одна владела им до конца! Судьба этой единственной была постоянной сменой света и тьмы. Как в калейдоскопе, в разноцветном буйстве взлетов и падений пробежала ее нелегкая жизнь: стремительное восхождение из бедности и нужды к богатству и власти, к обладанию самим королем. А затем моментальное падение с высот, когда смерть унесла его. Судьба куртизанки. И с ней неразрывно связана судьба последнего представителя традиционного абсолютизма на прусском троне. То, что не удалось представительницам благороднейших княжеских родов – укротить чувственного принца,– удалось девушке из народа, играющей на простейших человеческих слабостях. Своеобразный романтический ореол мерцал с самого начала над этой любовной связью таких совершенно неравных по происхождению и положению людей. И здесь не было никакого принуждения. Придворный этикет здесь нисколько не мешал волшебству взаимного обладания. Здесь царили чувственные радости тайной любви и заполняли дни и часы неслыханными наслаждениями! Чувственность, роскошь и расточительство царили на этом тайном празднике любви, насыщенном сладостным тленом умирающего рококо...

Вильгемина Энке родилась 29 декабря 1752 г. в семье трубача, который позже получил место валторниста в королевской капелле. Уже в ранней юности у нее расцвели все те телесные и умственные качества, которые должны были в будущем очаровать любвеобильного принца. Она стала его счастьем и судьбой! Принц выглядел иногда как будто зачарованным. Он не обращал никакого внимания на домашние конфликты и оставался глухим к призывам короля. Только одна пламенная страсть владела им: увидеться с новой знакомой.

Впервые он должен был последовать зову сердца!

В первом браке он был женат на своей двоюродной сестре Элизабетте-Кристине Брауншвейгской. 21 апреля 1769 г. последовал развод. Элизабетта-Кристина была сослана в Штеттин. Вскоре после этого наследник сочетался браком с Фредерикой-Луизой Гессен-Дармштадской, но и тут его ждала неудача...

И как раз в этот достаточно трудный период жизни настроение его подняла Вильгемина Энке, живое и естественное дитя природы. А для нее превратилась в быль та самая сказка, которая, несмотря на все препятствия и сопротивление злых сил, в конце концов соединяет двоих влюбленных. И эта сказочная быль не стала всего лишь эпизодом. Она только укрепилась с годами...

Еще почти ребенком, но уже обладающая всеми чарами, свойственными всему женскому полу, встретила она случайно принца на проселочной дороге. А в доме ее старшей сестры, красавицы, окруженной толпой кавалеров, принц познакомился с малышкой. Натуре простои девушки не был свойствен голый расчет. Несмотря на беспутное окружение, она не встала на стезю порока. Она еще не была в состоянии оценить подарок судьбы, которая уготовила ей сближение с будущим повелителем. Да кто вообще мог бы подумать, что крошка Вильгемина, дочь трубача, впервые в истории берлинского двора в качестве наиболее почитаемой и наиболее проклинаемой фаворитки короля будет играть роль прусской Помпадур?!

И первоначальное мимолетное увлечение постепенно переросло в пылкую любовь. Вильгемина была еще очень молода. Ей едва минуло четырнадцать лет. И Фридрих-Вильгельм стал наставником любимой девушки. В течение трехлетнего курса он, например, изложил ей все важнейшие события всемирной истории. Вильгемина оказалась прилежной ученицей. Она отличалась живым умом. И если встречались трудности, энтузиазм ее не ослабевал. Она училась с удовольствием. Наряду с этим она изучала географию и литературу. А мадам Жирар занималась с ней разговорным французским.

Об этих первых годах безоблачного счастья она много позже рассказывала сама: «Мы вместе читали „Новую Элоизу“ Руссо, однако „Орлеанскую девственницу“ мне принц читать запретил. С Шекспиром я познакомилась в переводе Эшенбурга. И толстяк сэр Фальстафф был любимым героем принца, и он охотно сравнивал себя с ним, так как он очень рано начал толстеть. В истории мы начали с возникновения окружающего мира. Принц занимался со мной по конспектам, по которым раньше он сам занимался со своим учителем. На древней истории он задерживаться не стал, однако уделил значительно больше времени отечественной. Он так хорошо ориентировался по карте, что с закрытыми глазами показывал на ней место, которое я называла».

Наряду с быстрым духовным развитием Вильгемины точно так же протекало телесное. «Учебные уроки» постепенно превратились в «уроки любви». Здесь принц также прежде всего выступал в роли наставника. Однако очень скоро ученица превзошла учителя, и инициатива перешла к ней. Уже расцветшая как женщина, Вильгемина, сознавая всю силу своей прелести, была энергичной умной и терпеливой. Теперь она оценивала ситуацию очень ясно и поняла, что владеет ей. Ее женский инстинкт был разбужен. Она любила мужчину, который сделал из нее личность. А почитание, которым окружил его свет, ее не интересовало. Для нее он был человеком, которому она отдалась по любви, и с ним она была готова делить радость и горе. Свои печали он должен был делить только с ней, и она должна была понимать его и утешать.

Очень часто она делилась с ним даже тем немногим, чем располагала. Ведь принц часто бывал в стесненных обстоятельствах. А денег ему надо было очень много. Его прежние пассии выкачали их из него. Король-дядя, солдат и женоненавистник, держал принца в ежовых рукавицах. Поэтому Вильгемина вела очень скромный образ жизни и не высказывала никаких желаний. «Нужда была частым гостем у нас,– вспоминала она.– Если бы принц попал в беду, я отдала бы все, что у меня есть. Ведь мы любили друг друга. И это не было жертвой!»

Придворное общество косо смотрело на увлечение принца. Королю рассказывали пикантные истории из жизни племянника. И это, естественно, не способствовало улучшению и так натянутых отношений. Отношение Фридриха к племяннику колебалось, он то сердился, то во всем потакал ему. Вообще-то сумасбродные выходки и вечные истории с женщинами не могли не вызывать сурового осуждения грозного дяди. А если чего-нибудь недоставало для полноты картины, так это наговаривали дерзкие языки. Наконец король решил, что в данном случае будет лучше, если он не станет придавать слишком большого значения роману Фридриха-Вильгельма с дочерью трубача. Он надеялся, что эта романтическая любовь отвратит принца от других гибельных связей. Он думал, что роман с Вильгеминой будет меньшим злом. И чтобы спровадить племянника подальше от Берлина, король даже выделил 20 000 талеров на покупку дома в сельской местности. И Фридрих-Вильгельм приобрел за 7500 талеров принадлежащую графу Шметтау виллу в Шарлоттенбурге. Однако слухам не было конца. Сплетники передавали, что фаворитка принца вмешивается в государственные дела. Она якобы благодаря ходатайству принца способствовала некоторым лицам из своего окружения в получении доходных мест. Старый Фриц знал людей и был уверен, что многое преувеличено. Еще сильнее стал он размахивать своим карательным жезлом и высвечивать пороки во всех уголках своего государства. И ни одно серьезное нарушение невозможно было скрыть от него...

Через некоторое время принц отправил свою возлюбленную в сопровождении ее старшей сестры, уже ставшей графиней Матушка, в Париж, в престижную школу «благородных манер». Здесь Вильгемина стала брать уроки танцев у прославленного балетмейстера Вестриса, гордости парижского балетного искусства. Под руководством своей многоопытной и беспутной сестры погрузилась она в бурную жизнь «столицы мира». Она также прошла специальный курс «Любовница комильфо». Из этой учебно-увеселительной поездки Вильгемина вернулась дамой значительно более опытной...

Полученное ею «образование» не стало препятствием для обоих влюбленных. Наоборот, их влечение только возросло и отношения приобрели более интимный характер. Наследник пользовался каждой свободной минутой, чтобы быть с Вильгеминой. Праздничные балы и тайные любовные развлечения были одинаково популярны в Шарлоттенбурге...

Вильгемина держалась с удивительным хладнокровием в самых щекотливых ситуациях. Ее не могли обескуражить неожиданные перипетии или злобные сплетни придворного общества. Направленные против нее интриги она успешно парировала. Принц видел, как неузнаваемо изменилась эта простая девушка из народа. Любое сравнение с другими женщинами ее круга было только в ее пользу. Она была жрицей его любви, она по-прежнему притягивала его. Пылкая любовь прошла довольно быстро, но принц был готов поклясться ей в верности, на что Вильгемина отвечала взаимностью.

И 27 января 1770 г. они скрепили своей кровью клятву нерушимой взаимной верности. Еще и в зрелом возрасте Вильгемина с гордостью показывала шрам на большом пальце, свидетельство романтичных чувств, когда Они подписывали этот важный документ. Это было свидетельством глубокой привязанности к ней принца. А Вильгемину ни под каким видом нельзя было ставить в один ряд с кокетливыми дамами из высших слоев общества, которые толпами бросались ему на шею. У нее принц обнаружил те добродетели, которых так сильно всегда не хватало его собственной семье: ведь он был не только пламенным любовником, он должен был также не забывать о своих обязанностях супруга и заботливого главы семьи...

Из всех наблюдений враги фаворитки изготовили разящие стрелы. До короля дошли новые слухи. При этом произошел такой неприятный случай: однажды утром беззаботная Вильгемина прогуливалась в дворцовом саду и попалась на глаза королю. Тот осыпал ее упреками. В смущении она бросилась к его ногам. Однако ей ни в чем не удалось убедить его, и он вынес свой вердикт: «Вы можете подняться. Я не хочу видеть вас в таком положении. Но должен сказать: если я еще хоть раз что-нибудь услышу о вашем подозрительном вмешательстве в дела, я сошлю вас в такое место, где вы до конца дней своих будете сожалеть о своей глупости. А лучше всего будет, если вы выйдете замуж за первого же встреченного вами приличного мужчину. Я обеспечу вас хорошим приданым. Будьте умнее и послушнее, а теперь идите!»

Не стоило игнорировать это указание короля. Вильгемина грустила и плакала. Фридрих-Вильгельм нашел выход. Он отправил свою фаворитку на некоторое время в путешествие. В эту вынужденную поездку он послал вместе с ней своего доверенного камердинера Ритца, который должен был играть роль «приличного мужчины». Все это совершенно не нравилось Вильгемине, однако приходилось теперь быть умнее. Не стоило сердить короля. И Вильгемина была вынуждена согласиться на этот спектакль и отправилась с Ритцем. Мадемуазель Энке стала мадам Ритц. Формальности были соблюдены. Все остальное осталось по-прежнему. Метаморфоза не внесла никаких изменений в ее отношения с наследником престола.

А в результате этой неблаговидной истории псевдодворянин Ритц, простой слуга, позже стал лукавым царедворцем и приобрел огромное влияние.

В 1770 г. Вильгемина родила мальчика, которого Фридрих-Вильгельм страстно полюбил и которому тотчас присвоил гордый титул графа фон дер Марка. Дитя любви! И в самом деле, мальчик был чудо как хорош! А их привязанность друг к другу стала еще сильнее. Но в глазах официального общественного мнения этот союз сердец выглядел совершенно аморальным. Злые языки и внизу и наверху не успокаивались. Роковую страсть принца чисто по-человечески можно было объяснить тем, что к бракам без любви его принуждали, а он не мог от этого отказаться. Никто в детстве не занимался его воспитанием, у него не было четкого понимания своих прав и обязанностей. Никто не должен был мешать его удовольствиям...

В придворных кругах было достаточно могущественных врагов, повсюду расставлявших ловушки, чтобы поколебать положение Ритца при наследнике. Шли разговоры о негласном женском управлении государством, о диких оргиях и пьянках. Принца обвиняли в том, что он распутник и лентяй! Об этом говорили втихомолку, с глазу на глаз. Все они были трусами. А в глаза ему льстили и прославляли его добродушие. Не подлежало сомнению, что принц стал изгоем. Понимая все это, он не находил покоя, и душа его разрывалась между обязанностями и чувствами.

Всего Вильгемина родила пятерых детей, из которых Фридрих-Вильгельм официально признал двоих – сына и дочь. Однако графа фон дер Марка унесла ранняя смерть. Еще и сегодня памятник работы Шедова в церкви св. Доротеи в Шарлоттенбурге напоминает о скорби безутешного отца, который так и не смог оправиться от этой потери.

Но не только благородное придворное общество окружало наследника. Оставалось еще и разгульное и легкомысленное офицерство, искатели приключений и придворные прихлебатели. Они пьянствовали и предавались безудержному разврату. Не однажды прикрывались эти компании именем принца... Но не только они. Мошенники, аферисты и фанатики тоже окружали его, и когда он вступил на трон, они последовали за ним в его окружение. Позднее они совершенно подавили волю молодого короля. Они оставили его в благочестивой и наивной уверенности, что он царствует, а сами различными бесчестными махинациями и интригами превратили его в свою марионетку. Ни у кого не было большего влияния при дворе, чем у толпы духовидцев и мракобесов, которые верно служили ордену розенкрейцеров.

Тайное общество розенкрейцеров было организовано бывшими вольными каменщиками. Оно пыталось различными мистическими спектаклями завлечь в свои ряды прежде всего высокопоставленных деятелей. Берлинские розенкрейцеры, предводительствуемые фаворитами епископа, совершенно подавили короля. Прусское государство превратилось в их приход. К тому же они начали всем распоряжаться по своему усмотрению. Только их сторонники, строго выполнявшие все предписываемые Орденом обряды, могли рассчитывать на какие-то перспективы и карьеру, веселую и беззаботную жизнь. Король поддался сильному влиянию настоящих мошенников, которые старались блюсти только собственные интересы. И как Пруссии навредили интриги этих бесчестных советников, ужасным образом проявилось только через много лет. Тогда каждому стали понятны мрачные последствия нечестивых деяний всей этой банды, которая превратила повелителя в марионетку и обманывала его.

Орден завербовал короля в свои ряды, еще когда он был принцем. Когда душа неспокойна, религия помогает удивительно хорошо. Это было основной истиной тайного общества, которую Фридрих-Вильгельм усвоил лучше всего. Люди тьмы старались размягчить его волю. Поднялась волна всеобщего мистицизма. Наследник получил кличку «Ормезус». Одновременно Орден начал противодействовать влиянию Вильгемины на принца. Верные «братья» доказывали принцу, что такой образ жизни не соответствует истинной вере. Тот, кто хочет подняться на высшие ступени орденской иерархии и приобщиться к его высшим таинствам, должен прежде всего вести «добродетельный образ жизни»! Эти интриги привели все-таки к тому, что принц в начале 1783 г. временно расстался со своей сердечной привязанностью. Но окончательно он так и не смог расстаться с женщиной, которая так осчастливила его своим безмятежным характером, своей прелестью, своим живым умом, а особенно своим оптимизмом, что часто имеет для влюбленного решающее значение... Происки Ордена натолкнулись на препятствие. Но у интриганов всегда были наготове новые ходы. Они решили подчинить себе и самого кронпринца, и его фаворитку. Для этого был применен план «золотой ошейник». Неожиданно их глава Вельнер, который со временем назовет Фридриха Великого «королем обманщиков и интриганов», стал выступать в качестве защитника молодой женщины, отчуждение к которой еще недавно сам пытался вызвать. Он стал защищать принца перед Орденом и написал: «Ормезус не будет совершать греха, если будет заботиться о матери своих детей, чего даже Орден не может ему запретить. Это было бы бесчеловечно». И скоро прежние любовные отношения между Вильгеминой и Фридрихом-Вильгельмом были восстановлены. Вильгемина не собиралась скрывать, что откровения Ордена ее мало трогают. Теперь, когда ход Вельнера изменил ситуацию, умная куртизанка решила пойти навстречу Ордену. Она всегда делала так, когда ее желания совпадали с событиями. К тому же враги были могущественны. Вскоре наследник получил титул «Ормезус Магнус», соответствующий королевскому, за заслуги, оказанные Ордену.

Дьявольские интриги продолжались. Учитывая легко поддающийся влиянию, впечатлительный характер принца, в высших кругах Ордена вспомнили о темных средневековых обычаях. После самоубийства пресловутого Шрепфера они заполучили все принадлежащие ему приспособления для вызова духов усопших. Иоганн-Герог Шрепфер, родившийся в 1739 г. в Нюрнберге, служил в армии гусаром и участвовал в семилетней войне, а потом стал владельцем кафе в Лейпциге. С членами Ордена и Вельнером его связывала особая дружба. 8 октября 1774 г. Шрепфер застрелился в Розентале под Лейпцигом. Его устройства должны были теперь сослужить отличную службу. И по желанию Фридриха-Вильгельма под грохот грома и блеск молний вызывали дух Юлия Цезаря, Марка Аврелия, философа Лейбница, великих курфюрстов, а позднее во дворце Ритца на Унтер-ден-Линден даже дух рано умершего любимого сына принца графа фон дер Марка.

Так как розенкрейцерам не удалось вывести из игры фаворитку-простолюдинку, ее многочисленные враги в придворных кругах избрали другой путь. Они решили подобрать слабовольному монарху любовницу по своему выбору. Случай пришел интриганам на помощь.

Еще когда он был кронпринцем, он проявлял прямо-таки болезненную склонность к одной придворной даме королевы.

Целых три года преследовал он своими ухаживаниями Юлию фон Фосс, так и не достигнув желанной цели. И придворные круги втайне надеялись, что, благодаря связи короля с благородной дамой, им удастся нейтрализовать влияние дочери трубача. И они стали поощрять склонность короля к Юлии, действуя со всех сторон. Юлия фон Фосс долго упиралась. Она предвидела, какой скандал может разразиться, однако в конечном счете уступила домогательствам короля, который никак не хотел смириться со своим поражением. Наконец она согласилась принести эту «жертву», если будут выполнены следующие условия:

1. Ритц со своими детьми должна быть немедленно изгнана в Литву.

2. Король должен тайно обвенчаться с ней, и это должно быть официально признано.

3. Безусловное согласие королевы.

И при дворе моментально разразилась скрытая война между партиями Ритц и Фосс. И на этот раз Вильгемина показала, насколько она умна. Она не стала спорить. Она решила: пусть события развиваются своим путем. В разговоре с Фридрихом-Вильгельмом она всего лишь обратила его внимание на их клятву верности, заканчивавшуюся словами «никогда с ней не разлучаться»! И благодаря этой тактике она победила! Король не хотел выполнять первый пункт требования придворной дамы. Решение его было непоколебимым. Партии Фосс пришлось согласиться на это и надеяться, что время само все расставит по своим местам и образ госпожи Ритц постепенно поблекнет...

А второй и третий пункты были выполнены. Королева, скрепя сердце, дала согласие. После бесконечных и никчемных дискуссий духовенство тоже дало согласие на тайное венчание. Таким образом, морганатический брак состоялся. Юлии фон Фосс был тотчас пожалован титул графини Ингенхайм. Король жил как будто в счастливом сне...

Вильгемина совершенно спокойно вернулась в Шарлоттенбург. Она знала, что ее роль еще не сыграна до конца. Она решила подождать...

А так вроде бы удачно задуманный сердечный союз с Юлией фон Фосс достаточно быстро потерял свой блеск. 2 января 1789 г. она родила мальчика. А через три месяца умерла от чахотки. Придворная партия, сделавшая ставку на союз короля с графиней Ингенхайм, была жестоко обманута в своих ожиданиях. Ярость ее обратилась в подозрения, что это дело рук Вильгемины. Ее стали обвинять, что это она устранила соперницу с помощью яда, и эта версия распространилась в народе. Однако когда никаких следов отравления на теле не обнаружили, отравление моментально превратилось в воздействие магических сил. Но и тут бездоказательные обвинения против Вильгемины не привели к намеченной цели. Фридрих-Вильгельм на этот раз не поддался и после такого удара судьбы вернулся к своей прежней верной фаворитке.

Не прошло и года, как король угодил в другую любовную западню. На этот раз его околдовала своими чарами графиня Денхофф. Она была готова тотчас откликнуться на его призыв, не испытывая при этом никаких угрызений совести. Только она требовала выполнения пунктов 2 и 3 такого же, как с графиней Ингенхайм, соглашения. Она не настаивала на удалении госпожи Ритц. Госпожа Ритц, как оказалось, сама способствовала в дальнейшем ее удалению.

14 апреля 1790 г. король вступил во второй морганатический брак. Графиня Денхофф была вознаграждена по-княжески: она получила приданое в 200 000 талеров. Родственников новой фаворитки король засыпал ценными подарками. Денхофф была красотой совершенно другого сорта, чем Ингенхайм. Она ослепляла искусным кокетством в дополнение к своей прелести. Ее капризы и прихоти вполне были способны снова и снова воспламенять страсть короля. Она хорошо знала, чего хотела! Она хотела царствовать как «наполовину королева». А чтобы добиться этого, она пожертвовала для стареющего короля своей цветущей красотой. Она была в полной уверенности, что ее тотчас введут в суть государственной политики. Однако она заблуждалась. Ее честолюбивым планам не суждено было сбыться, В эти дела король, так, по крайней мере, он считал, не собирался посвящать никого! Он считал себя абсолютным монархом. Госпожа Ритц, а с ней и розенкрейцеры опять одержали победу...

На какое-то время Денхофф, правда, удалось подчинить неуверенного в себе короля и заставить его плясать под свою дудку. Однако вскоре и эта история кончилась неудачей. Придворная партия переоценила влияние новой фаворитки. И Денхофф впала в немилость.

Как раз в это время она облегчала душу в письме одной из своих подруг следующим образом:

«Неужели Вы думаете, что король может любить ту, чьим советам он так слепо следует?! Ведь он так боится ее, вот и все. Знаете ли Вы, что оказывает на него воздействие более сильное, чем любовь? Это сам дьявол, это заклинания, магические заговоры и греховные средства, выдуманные мошенниками и духовидцами, которые за все зло, творимое ими, никогда не получат отпущение грехов».

А Вильгемина после всех этих тяжелых испытаний только укрепила свое влияние. Придворная партия постепенно сдавала позиции в борьбе с ничем ей не уступавшей фавориткой. Назло самым изощренным интригам она с честью выходила из трудных ситуаций. С этим пришлось смириться, и победительницу окружили всеобщей лестью. Скоро она стала самой почитаемой дамой при дворе Фридриха-Вильгельма II. И король снова стал относиться к ней с прежними чувствами. Правда, прежняя любовь трансформировалась во многом в искреннюю дружескую привязанность. Вильгемина делала все от нее зависящее, чтобы быть достойной этой дружбы...

Последующие годы из-за войны с Францией жизнь ее была полна тревог и беспокойства. В начале кампании король сначала отправился на фронт, однако вскоре возвратился во Франкфурт-на-Майне. Здесь его стареющее сердце воспламенили прелести прекрасной дочери банкира Бетмана.

Чтобы добиться ее благоволения, Фридрих-Вильгельм и ей предложил морганатический брак. Но его домогательства не возымели успеха. Девушка подарила ему несколько часов любовного свидания, однако оказала героическое сопротивление всем его попыткам...

Так Вильгемине удалось счастливо избежать и этой новой опасности, которая могла серьезно подорвать ее положение. Наконец-то дружба и привязанность короля принадлежали ей безраздельно!..

Вильгемине уже в который раз был брошен упрек в том, что она вмешивается в государственные дела. Это обвинение было довольно шатким. Никогда не стремилась она играть такую же роль, как графиня Денхофф в начале своих отношений с королем. Вопросы государственной политики мало заботили Вильгемину. И совершенно правильно поступал король, полностью доверявший ей, когда порою советовался с благоразумной женщиной. Он, однако, находился под большим влиянием своих «штатных» советников и братьев из Ордена и ничего не мог поделать с этим автократическим правлением, даже если бы и хотел этого!..

Вильгемина заболела. Придворный врач, тайный советник Браун, посоветовал лечение водами на курорте в Пизе. А затем – продолжить лечение в Неаполе. Король моментально выделил средства для этого путешествия. Вильгемине были выданы чеки на предъявителя в самые престижные банкирские дома в Милане, Ливорно, Флоренции и Риме. В сопровождении господина Филистри, фроляйн де Шаппюи, секретаря и многочисленной челяди отправилась она в Италию. Повсюду она должна была появляться окруженная княжеской роскошью. И во время этой неоднократно критикуемой ее прусскими противниками поездки Вильгемину повсюду ждал триумф. Толпа известнейших художников, поэтов и ученых окружала с утра до вечера фаворитку короля. Ее находили очень остроумной и еще более красивой. А ведь в это время ей было уже 44 года...

В Цюрихе она посетила широко известного Иоганна-Каспара Лафатера и с тех пор стала переписываться с ним. Прекрасно оформленные пригласительные билеты открывали пред ней двери лучших домов. И где бы она ни показывалась, толпа авантюристов и искателей приключений следовала за ней по пятам...

А большие и малые итальянские дворы соперничали друг с другом, стараясь как можно великолепнее обставить прием прославленной куртизанки прусского короля. У нее была в самом деле всемирная известность. И только неаполитанский двор захлопнул пред ней двери. Высокомерная королева Каролина, дочь Марии-Терезии, не хотела иметь ничего общего с низкородной блудницей! Однако близкие ко двору круги приняли Вильгемину с распростертыми объятиями. Прямо здесь, в Неаполе, различные высокопоставленные персоны стали одолевать се предложениями любви и замужества, а также задарили подарками. И леди Эмма Гамильтон, супруга английского посла и подруга неаполитанской королевы, осчастливила Вильгемину своими посещениями и любезными приглашениями. Даже стариковское сердце самого лорда Бристоля, архиепископа Лондон-Дерри, не оставили равнодушным волшебные чары госпожи Ритц. Иоганн-Готфрид Земе достаточно красноречиво описывает ситуацию: «Старый 75-летний поп не пропускает ни одной юбки на улице. Он заигрывает также с Лихтенау и пишет ей нежные письма».

После приема, оказанного ей неаполитанской королевой, Вильгемина чувствовала себя глубоко задетой. Она горько жаловалась самому королю. Только теперь она попросила пожаловать ей дворянство, чтобы исключить в будущем подобные унижения. Фридрих-Вильгельм тотчас исполнил ее желание. Жалованная грамота была датирована двумя годами раньше. Вильгемина получила титул графини фон Лихтенау, а также право ввести в свой герб прусского орла и королевскую корону. Грамота оканчивается следующими словами: «Дано в Нашей Королевской Резиденции – Городе Берлине, дня 28-го, месяца апреля после Рождества Христова в одна тысяча семьсот девяносто четвертом году и на восьмом году Нашего Королевского Правления».

Это возвышение фаворитки у нее на родине породило волну злых сплетен. Недоброжелательство и зависть вспыхнули снова. Сама Лихтенау пишет об этих интригах с большим умом и тактом:

«...Неужели кто-либо мог бы подумать, что я настолько глупа, чтобы не отдавать себе отчета, какие отрицательные последствия может иметь мое возвышение? И если бы я своим умом не дошла до этого, у меня достаточно друзей, чтобы объяснить мне это. Один из них написал мне после случившегося со мной несчастья: „Я думаю, что, если бы Вам не был пожалован графский титул, общественность не перестала бы любить и ценить Вас. Однако всем этим Вы задели гордость знати, и она возненавидела Вас, потому что Вы поднялись снизу и сравнялись с ней, и этим Вы вызвали ее зависть“. Все так! Но как же я могла бы решиться и отказаться от такого опасного титула графини? Король послал мне грамоту в Венецию с моим братом, шталмейстером. Король, говорю я, с одной стороны, мой друг, мой благодетель, но с другой стороны, он также мой повелитель! Ведь я достаточно долго противилась этому. Достаточно долго я тактично отказывалась от титула, теперь же я не хочу и не могу больше тянуть! Уже вскоре после своего восшествия на престол король неоднократно высказывал такое желание. И основное, что он считал несчастьем и чем-то совершенно неестественным, был тот факт, что мать таких детей, которым уже при рождении был пожалован этот титул, тоже не может им обладать! Но я всегда противилась этому, так как хорошо представляла заранее возможные осложнения, и это в самом деле долго огорчало меня!

Во время моего пребывания в Италии я сообщила королю о возможном заключении брачного контракта между моей дочерью, графиней фон дер Марк, и лордом Гарвеем, сыном милорда Бристоля, из чего, к сожалению, впоследствии ничего не вышло. Тогда в нескольких своих письмах он сообщил мне о своем окончательном решении присвоить титул графини. И я не осмелилась отказаться.

Что же тогда остается от частых и язвительных упреков в мой адрес в честолюбии, стремлении к почестям и титулам? Какое тут тщеславие, если обстоятельства вынуждают меня принять титул, который я могла бы получить уже десять лет назад?..

...А вообще-то я считаю, что объективно присвоение мне титула совершенно справедливо. И тут возникает вопрос: как же я должна себя вести после этого – при таком отношении двора и высшего света, к которому я до сих пор сама принадлежала? Самое главное, конечно, это то, что у меня нет знатных предков и родословной. И это пятно, конечно, будет на мне до гроба. Но как же я должна была поступить? И разве правда, в частности, то, что пишет своим отравленным пером господин кригстрат Фридрих фон Келли:

«Можно легко представить себе, в какой вертеп превратился королевский дом в последний год правления Фридриха-Вильгельма II благодаря окружению короля. Он отдает предпочтение графине Лихтенау, над которой, начиная с ее представления при дворе, насмехаются все принцы и даже сама королева?»

После возвращения из Италии Вильгемина находилась на вершине могущества. Все ее прежние враги примирились с ней, хотя зачастую это было всего лишь притворством. Теперь им приходилось считаться с ней. Король доверял ей, как ни одной из ее бывших соперниц.

Одновременно с титулом графиня получила в свое распоряжение поместья Лихтенау, Брайтенвердер и Росвизе. Она стала таким образом крупной землевладелицей. Это привело к появлению целого роя весьма серьезных претендентов на ее руку из представителей знати. Так, например, ей сделал предложение лорд Темпелтаун, двоюродный брат знаменитого английского министра Питта. Дело дошло даже до обручения. Когда король узнал о возможном союзе, он стал энергично противиться этому. Несомненно, в первую очередь мужчин очаровывал тонкий шарм интересной женщины. Однако Вильгемина была другого мнения. «Все думают, что я владею миллионами,– писала она.– С тех пор, как я стала графиней, я просто не в состоянии увернуться от брачных поползновений знатных господ».

В своем дворце на Унтер-ден-Линден, в пристрое, выходящем на Беренштрассе, графиня фон Лихтенау организовала свой собственный театр. На открытие и гала-представление, в котором были задействованы лучшие силы придворной сцены, она пригласила королеву, всю королевскую семью и весь двор. До сих пор все члены королевской семьи презирали Вильгемину. Любые контакты с ней гневно отвергались. Никто не хотел знать низкородную потаскуху!

Однако по воле короля все изменилось буквально за одну ночь. Теперь Вильгемина была знатной и приходилось ее признавать! И теперь она могла пригласить двор к себе. Вообще-то, было не очень тактично, что в качестве первого представления была выбрана опера Назолини «Клеопатра». В результате вскрылись старые раны. Историограф А. X. Дапмартин в своем труде «Жизнь при дворе Фридриха– Вильгельма II» так рассказывает об этом празднике:

«Королева, кронпринц и его супруга, как и другие королевские принцы и принцессы, дрожали от еле скрываемой злобы из-за унизительного положения, в которое они попали в качестве гостей женщины, само существование которой было им ненавистно. Какое достойное сожаления развитие событий! И какие печальные мысли навевало оно, каким тревожным сигналом оно было! Бледное лицо короля носило отпечаток смертельной болезни. Добрая королева выдавливала из себя вынужденное веселье... Именно ей принадлежала самая несчастная роль на праздничном вечере у графини Лихтенау. Выбор оперы был в высшей степени бестактным и предосудительным.

Сочувствующие и в то же время любопытные взгляды зрителей были большей частью направлены на королеву, как будто точную копию несчастной и покинутой неверным мужем Октавии».

Несомненно, этот праздник был большой ошибкой. Но король повелел. Может быть, он снова хотел в какой-то мере загладить свою вину перед Вильгеминой, которая столько лет была ему преданной подругой?! А может быть, он чувствовал, что дни его сочтены... Здоровье «Благословенного» было серьезно подорвано. Последствия разгульного образа жизни проявились в неопровержимых признаках водянки. Придворные врачи были не в состоянии помочь. Они предписали лечение водами в Пирмонте. Король согласился. Он приказал, чтобы графиня фон Лихтенау сопровождала его. Никто не осмелился возразить.

В это же время лорд Бристоль сделал попытку убедить короля передать на его попечение дальнейшую судьбу графини Лихтенау, чтобы она в будущем ни в чем не испытывала нужды. «Если Ваше Величество,– сказал он,– еще сомневается, какое будущее ожидает графиню, то я беру на себя священную обязанность защитить ее от любых лишений. Я отдам ей во владение замок в Англии и назначу ежегодную ренту в 2000 фунтов».

Но Фридрих-Вильгельм избрал другой ответ на письмо. Он тотчас подарил своей фаворитке 500 000 талеров в пятипроцентных голландских долговых обязательствах.

Когда общественность узнала о королевском подарке, то и снизу и сверху поднялся сильный ропот. Однако что такого?! Каждый должен был заботиться о себе, как мог! Министры и высшие придворные чины блюли свою выгоду. А дворянство засыпало доброго короля прошениями, где речь почти всегда шла о пожаловании дополнительных привилегий. А придворные слуги и лакеи таскали помаленьку, когда позволяла обстановка. И Лихтенау всего лишь получила то, что по доброй воле было ей подарено. Ведь король этим хотел вознаградить ее за верность...

Похоже, лечение водами в Пирмонте принесло облегчение. При возвращении в Берлин короля радостно приветствовал весь народ. Фридрих-Вильгельм объехал Берлин в одной карете с графиней Лихтенау. Народ ликовал. «Благословенный» вернулся к жизни!

Между тем кажущееся улучшение состояния здоровья короля было обманчивым. Болезнь обострилась. Фридрих-Вильгельм понял, что его звезда закатывается. Он знал, как настроена его семья, и хотел вынудить графиню уехать в Англию еще до своей кончины. Однако Вильгемина с неудовольствием отклонила эту заботу. Памятуя об их общей клятве верности, она решила остаться и не отступила. Она взяла на себя все заботы о больном монархе, находившемся в Мраморном дворце в Потсдаме. Никто и ничто, в том числе явные и скрытые угрозы, не могли вынудить ее уступить позиции сторонникам королевской семьи. Она хотела быть рядом с ним до тех пор, пока хватит сил. Она прекрасно понимала, что ей не стоит ждать ничего хорошего от королевской семьи, как только король отправится в последнее путешествие. На предложение голландского генерала Констана покинуть Берлин она храбро отвечала: «С сознанием полной моей невиновности я остаюсь, да, я остаюсь даже в том случае, если бы у меня была уверенность, что свои дни я окончу в тюрьме или под топором палача. Я ни при каких обстоятельствах не покину короля, который всегда был моим благодетелем и другом. Моя забота нужна ему. Кажется даже, что благодаря моему присутствию он чувствует себя лучше, и я предпочитаю смотреть тысяче смертей в лицо, пока дыхание еще теплится в нем».

Дни короля были сочтены. Ни врачи, ни знахари не могли вернуть ему уходящие силы. 15 и 16 ноября 1797 г. страдания больного стали нестерпимыми. Придворный врач, тайный советник Зелле, сообщил Лихтенау и королевской семье, что конец близок. Лихтенау, измученная длительным уходом за больным, упала в обморок, и ее отправили в собственные покои. Тотчас после этого в покоях короля появились генерал Бишоффвердер и два штабных офицера. В это время здесь находились только Ритц и камердинер-француз, члены королевской семьи отсутствовали при последних часах «Благословенного». Началась ужасная агония. Ничего не оставалось от того почитания, которым он был окружен, когда был здоров. Теперь, когда король больше не обладал прежним могуществом, никому больше не было до него дела. Его верная подруга лежала в беспамятстве. И 16 ноября 1797 г., в 9 часов утра, король избавился от своих страданий...

Не успел король умереть, как решилась судьба Лихтенау. Ее тотчас покинули все друзья. Они моментально перебежали в противоположный лагерь.

Прежний почитатель графини граф фон Гаугвиц с уверенностью нового хозяина тотчас отдал приказ, в соответствии с которым взвод гвардейцев должен был занять ее квартиру. Ее уведомили, что она находится под арестом.

Вот теперь все и началось! Всевозможные обвинения обрушились на голову беззащитной женщины! Она оказалась шпионкой, воровкой, короче говоря, исчадием ада, которое разоряло государство. За всем этим напускным возмущением стояли трусы и действительно замешанные в махинациях.

Так как никаких доказательств противного не существовало, эта ложь действовала. Злословили кто как мог. Вот, в благодарность за все благодеяния короля эта шлюха еще и отравила его. Ненависть к ней росла.

Народ проклинал ее и требовал ее публичного наказания. Раздавались даже призывы повесить ее. И хорошо еще, что она находилась под стражей, иначе чернь могла бы ее растерзать.

Наконец было принято решение. В нем было семь пунктов:

«1. Графиня фон Лихтенау выдала государственные тайны.

2. Она злоупотребляла умственной слабостью короля и поддерживала заговорщицкую деятельность розенкрейцеров.

3. Она обворовывала государственную казну.

4. В Пирмонте она раздаривала государственное имущество.

5. Она похитила самый ценный бриллиант короны – «Солитэр» и у умирающего короля сняла с пальца два кольца с бриллиантами.

6. За три дня до смерти короля она куда-то унесла его личный портфель.

7. Она сознательно не допускала семью короля к его постели».

Три месяца находилась Лихтенау под следствием. Судьи не смогли найти никаких доказательств ее вины. Все показания обвиняемой находили подтверждение. Она ничего не скрывала. В том числе подарки, вызвавшие пересуды против нее.

Таким образом, придворный суд был вынужден признать ее невиновность.

Король Фридрих-Вильгельм III получил судебное решение. Но отношение его все равно было пристрастным. Его ненависть к фаворитке отца пересилила свойственное ему уважение к законам. Лихтенау должна была пасть – вот и все. И 17 февраля 1798 г. королевская комиссия зачитала ей королевский указ, в котором Фридрих-Вильгельм повелел, чтобы она вернула короне все подаренные ей его отцом ценности, дома в Шарлоттенбурге и Берлине и те самые 500 000 талеров в голландских ценных бумагах. Считалось, что все это она у усопшего короля выманила.

Собственно украшения, которые ювелиры оценили в 15 630 талеров, серебряные вещи и посуда ценой 26 579 талеров, а также обстановка были ей оставлены. Из всего этого она должна была также заплатить свои долги.

Кроме того, графиня была сослана в крепость Глогау. Она получила содержание в сумме 4000 талеров в год. Она также ни в коем случае не должна была оспаривать устно или письменно решение короля или как-либо пытаться скомпрометировать королевский дом.

Со свойственным ей мужеством графиня повела себя и в новом положении. В Глогау она прижилась очень быстро, и ей даже удалось подружиться с тамошним обществом. Через некоторое время все еще достаточно обворожительная графиня познакомилась с гитаристом Фонтано, настоящее имя которого было Франц фон Гольбейн. Их отношения становились все более сердечными и скоро переросли в любовную связь. Не раз в разговорах со своим возлюбленным Вильгемина жаловалась на судьбу, которая, с одной стороны, сделала ее графиней, а с другой – такой несчастной. «Я очень хотела бы,– говорила она, – остаться простой дочерью музыканта».

Франц фон Гольбейн попросил графиню выйти за него замуж. Она направила королю прошение разрешить ей путешествие в Карлсбад, а также соизволить дать свое согласие на ее замужество с Францем фон Гольбейном.

24 апреля 1802 г. Фридрих-Вильгельм III ответил ей:

«Высокочтимая!

По вашей просьбе от 19 числа этого месяца милостиво позволяю Вам осуществить Ваше намерение и сочетаться браком с Гольбейном, а также желаю Вам всяческих удовольствий, вытекающих из этого. Также охотно разрешаю Вам отправиться в путешествие в Карлсбад и при этом надеюсь, что могу быть уверенным, что распространявшиеся к Вашему несчастью в прошедшем году слухи и в дальнейшем не получат подтверждения и что к моему удовольствию Ваше поведение не изменится.

Остаюсь Вашим милостивым королем.

Подписано: Фридрих-Вильгельм».

Так начался новый виток в жизни Лихтенау, который она должна была провести в совершенно других кругах. Ей нужно было похвалить себя за то, что она предусмотрительно не стала никому жаловаться на приговор по судебному процессу королевского двора против нее...

В качестве постоянного места пребывания был назначен Вроцлав, где на Бишоффсгарден она сняла очень уютную квартиру. Здесь 3 мая 1802 г. состоялась ее свадьба с Францем фон Гольбейном. Сорокадевятилетняя графиня фон Лихтенау стала госпожой фон Гольбейн. В течение следующих трех лет этот брак был очень счастливым. А потом Гольбейн снова зажил своей беспокойной жизнью, отправился в Париж, потом в Вену, где влюбился в одну известную шахматистку и после многочисленных и тягостных взаимных разбирательств навсегда оставил Вильгемину...

В 1804 г. банкиры Шиклер из Берлина и Микали из Ливорно начали против благородной графини Лихтенау судебный процесс и потребовали оплаты аванса в 30 000 талеров, выданного для знаменитого путешествия в Италию. Эти счета после смерти короля не были признаны финансовыми службами и остались неоплаченными.

Вильгемина сама была не в состоянии заплатить такую сумму и отправилась в Берлин, чтобы переговорить об этом с двором. Король решил, что купленные ею тогда предметы искусства должны рассматриваться как достояние государства, и в ответ на ее прошение ответил:

«Высокочтимая!

В соответствии с Вашим прошением от 4 числа прошлого месяца и в соответствии с докладом Государственного министра барона фон дер Река и изданным в то же время приказом канцлера фон Гольдека, касающихся претензий банкирских домов здешнего Шиклера и Микали из Ливорно на соответственно 14 061 и 3 002 талера, Вы будете поставлены в известность о принятом Канцлером решении, о чем Вам сообщает Ваш милостивый король.

Подпись: Фридрих-Вильгельм».

Позднее долг Шиклеру был также заплачен по приказу короля, и госпожа фон Гольбейн была наконец освобождена от этой заботы.

Женщина, которая прежде стояла в центре всех интриг прусского двора, теперь вела весьма замкнутый образ жизни. Из многих высокопоставленных представителей знати – как отечественных, так и зарубежных, которые поддерживали отношения с этой женщиной, когда она была близка королю, теперь оставался едва ли один! Прежняя куртизанка, во времена своего расцвета предъявлявшая высокие требования к своему образу жизни, теперь все больше скатывалась в пучину лишений и даже нищеты! Позади была бурная жизнь. В своей юности она слышала отзвуки великих побед Фридриха Несравненного, она видела Пруссию в зените славы! Затем в качестве верной подруги Фридриха-Вильгельма II прошла она через блеск и роскошь дворцовой жизни, а потом стала свидетелем падения, ударов судьбы под Исной и Ауэрштадтом и порабощения Германии Наполеоном. За все радости бытия, так щедро отпущенные ей в юности и в молодости, теперь Лихтенау приходилось годами расплачиваться одиночеством и всеобщим к ней пренебрежением. Именно из-за своей так противоречиво прожитой жизни эта женщина, которой так восхищались и которую так поносили, стала самим воплощением королевской куртизанки, которая после роскоши приближалась к нищете. В отчаянии она после заключения Тильзитского мира обратилась к императору Наполеону, к которому она в 1811 г. попала на прием в Сен-Клу, и попросила вступиться за нее перед прусским двором. Наполеон сначала совершенно не хотел заниматься этим. Затем ему пришла в голову мысль лишний раз досадить прусскому королю. И при его посредничестве ей были возвращены поместья Лихтенау и Брайтенвердер.

Ее современник, Вильгельм Доров, который неоднократно встречался в Париже с графиней Лихтенау, рисует нам ее в своих мемуарах «О пережитом. 1813—1820» (Лейпциг, 1843) «как очень интересную и одаренную женщину. Переполненная идеями и воспоминаниями, она очень красочно выражала их в устной речи, а вот описать не могла. Ее письма весьма далеки от правильной орфографии, а буквы похожи на иероглифы. Например, она писала „при чина“ вместо „причина“, „нещета“ вместо „нищета“, „чтенее“ вместо „чтение“ и т. д. Однако если взять себе за труд перевести эти письма на правильный немецкий, то окажется, что мысли и обороты речи превосходны». И даже в этом она была продуктом своей эпохи. Родным языком она владела плохо, а значительно лучше – французским, который в Европе в образованных кругах являлся основным средством общения.

В другом месте Доров рассказывает о благоприятном впечатлении, которое графиня производила уже в глубокой старости: «Все такая же красивая,– пишет он,– она могла не представляться. И фигура ее еще сохраняла прежние формы, а шея была почти такой же безупречной, как у девушки».

И это описание почти полностью совпадает с другим, сделанным ее современником. Макс Ринг изображает ее в своем романе «Розенкрейцеры и Иллюминаты» (Берлин, 1861) следующим образом: «Она остается одной из самых интересных женщин, которых я когда-либо знавал в своей жизни.

Это была пикантная брюнетка с пылкими темными глазами. А если ей чего и не хватало, она компенсировала это умом и очарованием. Даже ее маленький вздернутый носик придавал ее живому лицу своеобразное плутовато-очаровательное выражение. К тому же у нее был самый красивый в мире бюст. Шея и голова были прямо-таки классическими, а руки – совершенными. Модники никогда не проходили мимо магазина Факеля на Шлосфрайхайт, где они мерили и покупали перчатки ее изготовления. Пожилые господа еще и годы спустя с удовольствием вспоминали об этом. Ее гибкая фигура, ее свежее лицо напоминали вакханок с картин Рубенса. Все в ней дышало откровенной чувственностью и горячей жаждой жизни, что явственно сквозило в ее пылких взглядах, обольстительном смехе на ее полных губках и такой же полной белой груди...

В речи и в общении она казалась высокоодаренной и образованной женщиной, богатой на умные мысли и на остроумные замечания, которые она выражала в весьма изысканных выражениях. Правда, при более близком знакомстве оказывалось, что знания ее весьма неполны и поверхностны.

Она почти не имела представления об орфографии, хотя ее письма полны изысканных оборотов и оригинальных суждений, только бы кто-нибудь взял на себя труд расшифровать ее иероглифы.

Справедливо, сказала она мне как-то, что у меня в самом деле довольно неплохой вкус, светские манеры, способность к некоторым языкам и, наконец, есть некоторые познания в живописи, поэзии и музыке, но все это ничего не значит – я всего лишь использовала представившиеся мне возможности,– частично благодаря знакомству с талантливейшими людьми искусства в Германии, частично благодаря моим путешествиям во Францию и Швейцарию, однако умения разбираться в людях – вот этого у меня не было никогда».

К сожалению, сохранилось очень мало свидетельств очевидцев о жизни королевской куртизанки. Большая часть ее писем королю погибла в огне. Единственно достоверные сведения содержит «Апология» графини (Лейпциг и Гера, 1808). Поэтому многое о ее настоящем характере и о ее жизни осталось во тьме веков. А, например, любые сведения из современных ей газет и памфлетов дают достаточно одностороннее и примитивное изображение событий. Поэтому общая характеристика образа графини весьма неточна. Таким же получился ее портрет по свидетельству Гайгера «Берлин 1688—1840» (Берлин, 1895), принимающего во внимание все исторические источники:

«...Возлюбленная короля жила довольно уединенно в очень хорошо обставленных, но не роскошных домах в своем имении или в столице. Почти три десятилетия она была верной спутницей короля. А когда ее прелести перестали волновать короля, она стала его другом и доверенным лицом. Она не была ни сводницей, ни шпионкой или воровкой. Она совсем не была распутной женщиной, а просто в ранней юности вступила на неправедный путь и потом мужественно противостояла последствиям своих ошибок. Она не была образцом добродетели, но не была и ханжой. Она занималась благотворительностью, и ей были свойственны душевные порывы. Друзья еще во времена ее блеска называли ее „Другом Человечества“... Красота и ум впоследствии еще не раз могли сослужить ей службу, и иногда она не могла не воспользоваться этим, однако основной ее добродетелью была верность. И это привязывало к ней короля даже тогда, когда его сердце и ум были заняты другими...»

Остаются еще критические выступления ее явных врагов, которые, правда, совсем не обязательно в любом случае пытались очернить ее. Советник Фридрих фон Кельн пишет в своем труде «Доверительные письма о внутренних контактах при прусском дворе после смерти Фридриха II» (Амстердам и Кельн, 1807):

«... Принц отправил Лихтенау в Париж. А когда она вернулась и очаровала его как никакая другая женщина, король решил снять ей отдельный дом. В это же время она познакомилась с Ритцем, но осталась женщиной принца. Она в самом деле любила его и даже так ревновала, что многие опасались иногда за саму ее жизнь. Итак, она стала любовницей короля и должна была удовлетворять все его прихоти. В то же время она так хорошо изучила все привычки короля, как будто знала его с детства. И когда со временем чувства его к ней притупились, она держалась настолько сдержанно, что этим привязывала его к себе, и он снова и снова возвращался к ней.

Она была сама женственность, очень ревнивая и честолюбивая, но не злая. Она способствовала возвышению нескольких подлецов и обогащению нескольких нищих, которые после ее падения пытались обливать ее грязью.

Она никогда не пыталась ввести короля в большие расходы, и то, что она получила, было мелочью по сравнению с сотнями миллионов, выброшенными в окно главным расточителем. Несколько поместий в Марке, несколько сотен тысяч в драгоценных украшениях и 500 000 талеров в ценных бумагах – вот и все... В то же время она не согласилась принять поместья в Южной Пруссии и никогда не была подкуплена иностранными державами. В смерти Ингенхайм она была совершенно невиновна. Она насмехалась над розенкрейцерами и высмеивала их даже в присутствии короля, чем часто приводила его в бешенство.

Природа щедро одарила ее всеми чарами, чтобы соблазнять мужчин. Но она никогда не поддавалась легкомысленным связям. У нее была необыкновенно прекрасная фигура, совершенная и бесподобная. У нее был неплохой вкус и склонность к меценатству. У нее был самый изысканный в Берлине стол, самое непринужденное и веселое общество. Она была рождена и воспитана как куртизанка».

Три раза в своей бурной жизни у нее изменялись фамилия и положение. Однако наибольший интерес для потомства представляет как раз то время, которое она в качестве фаворитки и друга провела рядом с прусским принцем, а затем королем.

9 июня 1820 г. графиня умерла вследствие болезни печени. Надолго канула в Лету слава о ней, когда ее останки 13 июня 1820 г. были похоронены в склепе церкви св. Ядвиги.

В своей бурной жизни Лихтенау на себе неоднократно испытала истинный смысл поговорки: «Король королей – это бренность бытия!»