Глава 10

Сначала Рита решила, что Матвей везет ее в «Макдоналдс». Наглая желтая буква была видна издалека, и Рита, увидев, какая толпа клубится возле дверей фаст-фуда — в основном молодежь студенческого вида, — даже слегка огорчилась. Судя по всему, «Макдоналдс» переживал час пик. Рите хотелось тишины и покоя, чтобы никто не мешал им с Матвеем думать и размышлять о ее приключениях. А вовсе не суеты у себя над головой и дышащих в затылок юнцов с подносами, ожидающих, когда им освободят местечко. Как это будет, Рита представила очень четко. В «Макдоналдс» она сходила чуть ли не в первый же вечер своей жизни в Москве, и все было именно так: сначала она минут двадцать проторчала в очереди к кассе, потом минут шесть искала свободный столик, а потом минут пять давилась гамбургером под нетерпеливыми взглядами желающих занять ее место.

Однако Матвей вез ее не в «Макдоналдс». Возле американской закусочной он только припарковал машину, а Риту, придерживая под локоток, провел дальше. И остановился возле пластикового повара в белом колпаке и зеленом шейном платке. Повар застыл в приглашающем жесте, сладко улыбаясь из-под черных усов и показывая на темно-вишневую дверь со вставками из дымчатого стекла.

— Заходи, — открыл Матвей дверь, и Рита осторожно спустилась по ступенькам, придерживаясь за стену, отделанную тесаным камнем. Теперь, похоже, Матвей привез ее в Италию.

Ресторанчик действительно оказался итальянским. Зал разделен на ниши и сектора, огороженные невысокими барьерами из темно-вишневого дерева. Массивные квадратные столы и стулья — такого же темно-вишневого цвета. На стульях — плоские дымчато-сиреневые подушечки, привязанные к спинкам и сиденьям широкой тесьмой. На столах — белые скатерти с ромбами дымчато-сиреневых салфеток. Приглушенный свет, приглушенная музыка, на некоторых столах, за которыми уже ужинают, горят свечи.

— Вам столик? На двоих? — подскочил к ним парень в черных брюках, сиреневом жилете, светлой сорочке, галстуке-бабочке и белых перчатках.

— На троих. Есть место поуединеннее? — спросил Матвей.

— Да, конечно. Вы вовремя к нам зашли, наплыв посетителей начнется минут через сорок, а пока мест достаточно, — кивнул парень и повел Матвея с Ритой в глубь зала. Там оказалась арка входа еще в один зал, поменьше, справа у стены была сделана выгородка на два столика. За один из столиков парень их и усадил. — Пожалуйста, меню.

— Рит, ты хочешь есть? — спросил Матвей — Здесь пасту очень вкусную подают.

— Пасту? — не поняла Рита. — Паштет, что ли?

— Нет, паста — это макароны со всякими соусами. Хочешь макароны?

— Нет, есть совсем не хочется, — помотала головой Рита.

— И мне не хочется. Тогда давай чего-нибудь выпьем. Вина хочешь, красного?

— Нет, и без вина голова кругом. Лучше сока!

— Могу предложить вам фреш-оранж-джус, — вмешался официант, до этого стоявший в стороне.

«Свежевыжатый апельсиновый сок», — перевела для себя Рита и согласилась:

— Несите!

— А мне двойной эспрессо. И предупредите мэтра, я забыл ему сказать, что к нам третий товарищ присоединится. Он спросит Матвея, проводите его сюда, ладно?

— Конечно, — кивнул официант. Он зажег свечу на их столике и ушел, мелькая черными брючинами между полами длинного фартука. Фартук, видимо рассчитанный на более широкую талию, почти полностью сходился на заду официанта и напоминал юбку с разрезом.

— Матвей, я с тобой веду просто разгульную жизнь! Второй ресторан за день, — сказала Рита, когда официант поставил перед ней высокий запотевший бокал с ярко-желтым соком.

— Тебе не нравится? — улыбнулся Матвей, придвигая к себе свой кофе.

Рита потянула сок через трубочку — сладкий!

— Нравится, — кивнула она. — Но вдруг у меня разовьется привычка к злачным местам?

— К каким местам? Это патио — злачное место? — обвел Матвей рукой серые стены, дымчато-сиреневые драпировки, свечу в бронзовом подсвечнике, отбрасывающую нежную тень на белую скатерть, и засмеялся. — Да здесь все респектабельно, как чаепитие у английской королевы!

— Да я не в том смысле, — смутилась Рита. — Это папа у меня всегда так шутил, когда в ресторан нас с мамой приглашал: «Что-то давненько мы не посещали злачных мест».

— А! Ну, тогда пусть развивается твоя привычка. В Москве забавных местечек много, могу тебе экскурсию устроить, хочешь?

— Хочу! А не разоришься?

— Судя по тому, как ты ешь, — кивнул Матвей на стакан с соком, — выдюжу. Еще хочешь?

— Хочу!

— Молодой человек, — замахал Матвей рукой официанту, который показался в арке входа, — подойдите, пожалуйста!

А официант, оказывается, и так шел к их столику: позади его тщедушной фигурки маячило нечто шкафообразное.

— Вот, ваш товарищ!

— Севка, ты, что ли? — всмотрелся Матвей в смутно знакомое лицо. Та же лобастая голова с теми же серыми хитрыми глазами и толстыми губами. Только теперь эта голова венчает не долговязую длиннорукую фигуру, а массивный плечистый торс. — Ну ты и вымахал!

— Ага, вырос-возмужал. И ты, кстати, тоже. На улице столкнулся — не сразу бы узнал, — пожал Севка Матвею руку. Потом изобразил поклон в сторону Риты. — Позвольте представиться, Всеволод Козловский, частный детектив, одноклассник этого… поэта.

— Рита! А почему — поэта? — заинтересовалась Рита.

— Это так, из детства, — прервал Матвей собравшегося было объяснять Севку и спросил: — Есть что-нибудь новенькое?

— Что-нибудь есть. Только вы сначала про свои новости расскажите. — Севка сел за стол и попросил поджидавшего поодаль официанта: — Любезный, мне бы чего-нибудь пожевать! Что тут у вас фирменное?

— Могу вам предложить пасту с соусом пармезан, пасту с морепродуктами, лазанью болоньез…

— Неси лазанью и салатик какой-нибудь помидорчатый, — согласился Севка, — и минералки бутылочку.

— И апельсиновый фреш для дамы, — добавил Матвей.

— А что так скромно? — удивился Севка — Рита, этот жмот на вас экономит? Давайте я вас угощу! Чего изволите? Крабов, лангустов, омаров?

— Апельсиновый фреш я изволю! — засмеялась Рита, отмахиваясь от неожиданного кавалера, и, перехватив сердитый взгляд Матвея в Севкину сторону, добавила с комически-жеманной интонацией: — Мы, знаете ли, целый день сегодня все по ресторанам да по ресторанам. Это так утомляет!

— Ну, тогда выкладывайте свои новости, утомленные вы мои, — успокоился Севка, откинулся на стуле и принялся переводить взгляд с Риты на Матвея. Мол, кто начнет?

— Рита, рассказывай, — предложил Матвей.

— Я полезла на антресоли, уронила оттуда бумаги и в них нашла книгу, которая была у моей соседки по купе, а теперь вдруг оказалась у меня в квартире. В книге лежали фотографии, точь-в-точь как мои свадебные, только на них невеста с другим лицом. Свадебный костюм, который висит в моем шкафу, мне не по фигуре. Получается, кто-то подделал доказательства, будто мы с Гришей женаты. Да, еще вот что. Почти все Гришины вещи, которые я нашла в доме, новые. Носки — с этикетками, трусы и носовые платки — в упаковках.

— Специально купил, к новоселью готовился, — кивнул Севка. Подождал, пока официант разложит перед ним приборы и поставит тарелку с закуской — что-то очень симпатичное из помидоров, сыра и листьев салата, — и спросил: — А что за книга из купе, я не понял?

— Понимаете, я из Праги возвращалась в Москву поездом. Мы с Матвеем ездили в командировку, а самолета я боюсь до обморока, и он разрешил мне поменять билет.

— Так вы что, врозь возвращались, что ли? — спросил Севка, будто удивляясь, что Рита и Матвей расставались.

— Ну да. Мне в Москву надо было срочно вернуться, а Рита осталась работать на выставке и ждать подписанных договоров, — слегка раздраженно объяснил Матвей. Ему показалось, что Севка ведет себя слишком бесцеремонно, что еще несколько фраз — и он обидит Риту.

— Понятно, понятно, деловая поездка, — примирительно сказал Севка и даже слегка помахал Матвею раскрытыми ладонями. Мол, все нормально, расслабься!

— Ну так вот, недалеко от Минска ко мне в купе попутчица подселилась. И мы с ней эту книгу обсуждали, «Черновик» Лукьяненко. Потом говорили про теорию параллельных миров и альтернативных реальностей. — Рита сделала паузу, отхлебывая из стакана с фрешем — официант принес вместе с Севкиным салатом, — а Севка продолжил мысль:

— Это типа того, что каждый выбор порождает разветвление реальности, и ты остаешься в той, которую выбрал, а твой двойник живет в той, которая могла бы быть, если бы ты сделал другой выбор?

— Ну да, примерно так она и сказала. А потом я нечаянно кофе опрокинула и залила книгу. Там на одной странице пятно такое получилось, на Африку похожее. Потом я уснула, что вообще-то странно, я даже дома плохо сплю. А тут заснула как убитая. Проводница, когда утром в Москве меня растолкала, даже испугалась, что соседка меня опоила и украла что-нибудь. Но все на месте было. А сегодня, когда бумаги с антресолей вывалились, я среди них эту книжку нашла. С таким же пятном от кофе на той же странице. И с фотографиями, где невеста — не я, которые были в эту книгу вложены.

— Интересное кино! — Севка отодвинул пустую тарелку из-под салата, подождал, пока официант заменит ее на полную, с лазаньей, поддел кусочек теста — сыр потянулся тягучими нитями — и спросил: — Рит, а что вы сделали, когда вернулись домой и нашли там этого мужа?

— Честно? Я вообще первое время как замороженная была. Знала, что испугаться надо, а не пугалась. Знала, что его выгнать надо, но почему-то не могла. Подумала, что я или с ума сошла, или попала в другую реальность.

— Что для российских психиатров, в сущности, одно и то же, — резюмировал Севка. — Рита, а ваш муженек не грозился упечь вас в психушку?

— А вы откуда знаете? — удивилась Рита.

— Опыт житейский богатый очень, — туманно объяснил Севка и спросил у Матвея: — Ну, ты понял?

— Понял. Кто-то узнал, что Рита хочет продавать квартиру и придумал аферу с мужем. Этот Гриша собирается либо заставить Риту сделать на его имя генеральную доверенность, либо упечь ее в больницу и состряпать справку о недееспособности. Ему главное — получить возможность распорядиться ее квартирой. А тетка подсела в вагон, чтобы провести, так сказать, психологическую обработку.

— Вот именно! — взмахнул вилкой Севка. — Рита, вспомните, кому из ваших близких знакомых вы говорили, что хотите продать квартиру?

— Я не хочу продавать квартиру, с чего вы решили? — удивилась Рита.

— А зачем вы тогда, — Севка достал блокнот и сверился с записями, — двадцать второго ноября звонили в компанию «Элль-недвижимость» и пообещали не позднее чем в январе продать им вашу квартиру за пятьсот тысяч долларов? Люди, между прочим, теперь ждут и надеются, дни считают.

— Не звонила я в «Элль-недвижимость»! Я двадцать второго ноября в Праге была, на выставке! Мне на посторонние звонки ни сил, ни времени не было! Матвей, скажи ему!

— Действительно, Севка, тут что-то не сходится. Рита как раз в эти дни так упахивалась на переговорах — на ужин в отеле еле выползала.

— Да? А с мобильного позвонить разве сложно? — прищурился Севка.

— Легко. Но я не звонила, — твердо глянула ему в глаза Рита, и Севка сдался:

— Тогда тем более надо вспомнить, кто из ваших близких знакомых знал вас настолько хорошо, что мог сообщить этому Грише всякие подробности вашей жизни. Он ведь вам их напоминал, когда убеждал, что он — законный супруг?

— Да, он говорил кое-что про мамину болезнь, про то, как мы с ним познакомились. Самое странное, что я таким образом, через Интернет, действительно познакомилась с одним человеком. Его тоже звали Григорий. Только с ним у нас ничего не сложилось. И я, знаете, когда поверила, что живу в другой реальности, даже подумала, что вот она, развилка событий…

— Вот о развилке поподробнее. Кто знал про другого Гришу? — оживился Севка. Лазанью он уже умял и теперь смотрел на Риту поверх бокала с минералкой.

— Никто. Я ведь в Рязани близкими знакомыми так и не обзавелась, не до того мне было. Только Женька знала, но она вне подозрений, и она в Африке.

— А Женька у нас кто? И почему она в Африке?

— Женька — моя подруга. Мы с детства дружим, с детского сада. Когда папа умер и мы с мамой уехали из Тюмени, мы с Женькой все равно остались подругами. Мы по электронной почте дружили. Все-все друг другу писали. Она про мух своих замечательных, я — про мамино здоровье и попытки в личной жизни. Она ко мне заезжала несколько раз, когда в Москву приезжала, денег однажды дала маме на лекарства. Женька мне как сестра. А сейчас она в джунглях в экспедиции, изучает какую-то очень редкую муху, диссертацию по ней пишет.

— Так, а этот ваш Григорий номер один, с которым не срослось… Он мог знать о вас всякие подробности?

— Вообще-то мог… Но вряд ли он возьмется за такую аферу, фантазии не хватит. Я, кстати, хотела ему позвонить, когда эта каша с другой реальностью заварилась. Хотелось хоть какие-то якоря найти. А тут ящик на мейле пустой, от Женьки всего одно письмо, последнее. Записная книжка с телефоном Марии Сергеевны потерялась, и по Гришиному телефону говорят, что я номером ошиблась.

— Вот! Теперь у нас и Мария Сергеевна появилась! А вы говорите — нет близких знакомых, — оживился Севка.

— Мария Сергеевна — это медсестра из больницы, она меня иногда подменяла возле мамы. Про Гришу-первого она не знала, но я у нее хотела про Гришу-второго спросить. Он говорил, что мы сыграли очень скромную свадьбу, без гостей, только вдвоем. Но ведь раз я в ЗАГС уходила, я же должна была маму с Марией Сергеевной оставить! И объяснить ей, что замуж выхожу!

— А про квартиру в Москве она знала?

— Знала, только без подробностей. Я ведь старую квартиру продала, почти все деньги отдала за долги и кредиты. И Марии Сергеевне долг тоже отдала, рассказала, что в Москву переезжаю.

— Ничего себе, Рита, вы сколько долгов наделали, что все деньги от продажи квартиры ушли! — удивился Севка.

— Так в Рязани же квартиры гораздо дешевле московских, а я за свою двушку вообще всего пятнадцать тысяч долларов получила. Там ремонт нужен капитальный, и вообще, мне некогда было ждать, — объяснила Рита. — На маму очень много денег уходило, я столько не зарабатывала, приходилось одалживать. И Мария Сергеевна в последние несколько месяцев за мамой в долг присматривала. Очень порядочная женщина, не думаю, что она тут замешана.

— Понятно. И что, список близких лиц иссяк?

— Рит, а Тамарочка? Она много о тебе знала? — вмешался Матвей, который до сих пор молча слушал их с Севкой диалог.

— А кто у нас Тамарочка? — повернулся к нему Севка.

— Тамарочка? Это соседка по площадке. Вообще-то она с тетей Таей дружила, присматривала за ней, — призадумалась Рита.

— Это вам тетя Тая рассказывала? — спросил Севка.

— Нет, сама Тамарочка. А тетя Тая ни мне про Тамарочку, ни Тамарочке про меня ничего не говорила. Тамарочка даже не знала, что у тети Таи кто-то из родственников есть. Она ее без меня кремировала и очень удивилась, когда я в эту квартиру жить приехала. Думала, что я аферистка, участкового на меня напустила!

— А сожитель ее, Иволгин, как на вас среагировал?

— Толик? Да никак. Я с ним и не разговаривала почти, так, здоровалась несколько раз на лестнице. Когда новоселье отмечала, звала зайти по-соседски. Тамарочка пришла, а Толик не захотел. Ой, Всеволод, Толик ведь сыном тети-Таиного мужа оказался! — вспомнила Рита.

— Правда? — Севка быстро взглянул на Матвея. — Почему вы так решили?

— А я папку с фотографиями нашла, она из антресолей выпала! Там фотографии молодого профессора, его первой жены и их сына. И это — Толик, я его узнала, он очень на маму свою похож.

— Рит, но если это так, получается, что он тоже мог претендовать на вашу квартиру. Получается, что он — наследник! — Севка глядел на Риту остро и пронзительно. От сибаритской вальяжности не осталось и следа.

— Правда? Матвей, он действительно тоже наследник? — широко открыла Рита свои ореховые глазищи.

— Скорее всего, да. Думаю, он смог бы отсудить часть имущества покойного отца, — согласился Матвей.

— Какой суд? Зачем до суда доводить? — не поняла Рита. — Сказал бы мне, что сын тети-Таиного мужа, я бы и так с ним поделилась!

— А может быть, он не хотел делиться. Может быть, он всю квартирку хотел. Целиком! — сказал Севка. — Так что там ваша Танюшечка, Рита, много подробностей о вас узнала?

— Тамарочка. Не знаю, много, наверное. Мы часто с ней о тете говорили, о маме моей. А когда Женька у меня ночевала и Тамарочка в гости пришла, мы и про детство вспоминали, и про Гришу… Матвей, неужели это Тамарочкина комбинация? Не может быть!

Рита замолчала и задумалась, уставившись на свечу. В мозгу замелькали воспоминания: вот Тамарочка выспрашивает про Гришу, вот говорит, что Рита ей звонила из Праги насчет мужа, вот вызывает психиатра… И оригинал свидетельства о собственности на квартиру у нее оказался…

— Хотя вполне возможно, все сходится, — медленно сказала Рита и перечислила все, что только что вспомнила про Тамарочку. — Получается, когда Толик оступился и с лестницы упал, их планы тоже рухнули? И поэтому Тамарочка решила мне свидетельство о регистрации отдать? А зачем? Чтобы меня запутать? Или от его случайной гибели у нее тоже все в голове перепуталось?

— Ну-ка, ну-ка, подожди насчет случайной гибели! — сказал Матвей. Пока Рита бормотала, он еще раз вспомнил площадку у чердака, разные окурки и поймал-таки смутную мысль, которую тогда спугнул Севка своим звонком. — Севка, а я ведь осмотрел площадку у чердака. И нашел там разные окурки. Понимаешь, Тамарочка сказала, что Толик свои бычки обычно складывал в баночку. Там они и лежат, с белым фильтром. А на площадке возле баночки я нашел окурки и с белым фильтром, и с желтым. Как будто бы у чердака курили двое.

— И что? Думаешь, кто-то курил с ним, курил и вдруг спустил бедолагу с лестницы? — повел бровью Севка.

— Да. И Дунечка что-то такое говорила про мат-перемат и драку с поножовщиной…

Матвей достал мобильный, набрал номер и сказал:

— Дунечка, это я. Ответь мне на один вопрос…

— Самарин, ты? Никак решил выяснить наши отношения? Опоздал, дорогой! — Дунечкин голос в трубке звенел от триумфа.

— Нет, я не про наши отношения…

— Я, как ты видел, нашла себе более подходящего, чем ты, мужчину. Так что, дорогой мой, ты еще пожалеешь, что упустил такую женщину, как я, — не слушала его Дунечка, упиваясь реваншем.

— Да, возможно, я потом очень пожалею, что упустил такую женщину, как ты, я уже жалею, — подыграл ей Матвей. — И хочу тебя спросить…

— Вернусь ли я к тебе? Нет! — ликовала Дунечка, и Матвей поспешно продолжил, пока она еще не окончательно срослась с ролью роковой женщины:

— Дунечка, скажи, почему ты сегодня в фойе говорила о мате и драке с поножовщиной?

— Потому что наверху два каких-то урода ругались матом. В промежутках орали что-то про «выведу на чистую воду» и «все ей расскажу», — досадливо ответила Дунечка. Мол, не отвлекайся от основной темы!

— А когда это было? — быстро спросил Матвей.

— Да где-то в час тридцать. Мы с Жаком как раз из квартиры выходили, а в прихожей часы висят, я заметила. А почему ты спрашиваешь? Это ты, что ли, там орал? — поинтересовалась Дунечка с брезгливым интересом. Мол, не удивлюсь, если ты.

— Спасибо, Дунечка, ты прелесть, привет французу! — не стал объяснять Матвей. Дал отбой, посмотрел на Севку, потом на Риту и сказал: — Ребята, Дунечка сегодня слышала, как наверху ругались два мужика. Говорит, что орали в час тридцать. Она запомнила, потому что как раз выходила со своим французом из квартиры и машинально взглянула на часы.

— Я раньше из дому ушла. Я когда одевалась, часа еще не было, — сказала Рита.

— И Гриши твоего, прости, не твоего, тоже не было. И, судя по всему, не было довольно долго. Когда он тебя по мобильнику начал разыскивать?

— Что-то около четырех.

— Вот! А милицию когда вызвали?

— Примерно в то же время, — ответил Севка. — Так ты думаешь, этого Иволгина с лестницы спустил Гриша-самозванец?

— Думаю, что да, — прихлопнул ладонью по столу Матвей.

— Ну, ребята, это у нас борьба конкурирующих группировок получается. Не квартира, а просто поле брани какое-то, — покрутил головой Севка. — Что делать-то будем?

Загрузка...