Квартира, муж и амнезия

Глава 2

— Что-то не понравилась мне твоя соседка, — сказала Женька два часа спустя, когда уже и вино было почти выпито — оставшиеся полбутылки «Киндзмараули» Рита спрятала в холодильник, — и блины съедены, и курица, чуть было не пережаренная в духовке, поглодана. И Тамарочка, поднадоевшая назойливыми расспросами про их с Женькой тюменское детство, домой отправлена. Женька улетала рано утром, вставать надо было в шесть, но подруги, хоть и улеглись уже, все не засыпали.

— Почему не понравилась? Очень славная тетка, — не соглашалась Рита. — Встретила меня в штыки, а потом сама же и мириться пришла. Мол, если бы знала, что у тети Таи есть племянница, обязательно бы мне о ее смерти сообщила. Говорит, что помогала тетке по хозяйству, за квартирой присматривала.

— Вот-вот, такие заботливые только и мечтают, как оттяпать квартиры у одиноких старушек. Вот бесилась, наверное, что ты объявилась! Тут в Москве, я читала, целая мафия орудует квартирная. Слушай, а может, эта Тамарочка — какая-нибудь мошенница? Подозрительно облезлая она какая-то для такого дома. Везде мрамор, ковры, зеркала, а она выглядит как домработница.

— А она и есть домработница. В пятой квартире какой-то дипломат живет, он с семьей в Лондон уехал на полгода, а Тамарочку оставил за квартирой приглядывать. И оставь ты эти свои фантазии! Никакая она не мошенница, тетя Тая ей колечко подарила, так Тамарочка пыталась мне его вернуть!

— А ты не взяла, конечно?

— Нет, оно все равно мне большое! Размер восемнадцатый, наверное! Пусть Тамарочка носит. Нет, правда, она славная тетка! Компанейская. Развлекает меня иногда, в гости забегает. Я же тут в Москве пока не знаю никого. На работе народ доброжелательный, но дистанцию держит. Соседей, кроме Тамарочки, тоже больше нет вменяемых. На первом этаже офисы, на втором в одной квартире живут иностранцы какие-то. Немцы, кажется. Вторая квартира пустая пока стоит.

— А с работой у тебя что? Как фирма-то называется?

— «Измерин».

— Из чего мерин?

— Женька, не издевайся! Никаких меринов, компания измерительной аппаратурой занимается. Монометры там всякие, контроллеры для котлов, для трубопроводов. По всей стране, по всей Европе торгуем, между прочим!

— Все хорошо, значит, у тебя складывается, если неделю всего работаешь, а уже в Прагу едешь!

— Да вроде хорошо все. Там выставка начинается международная, шеф надеется новых покупателей найти, договоры заключить. Меня с собой взял для поддержки.

— С этого места поподробнее! В деталях!

— Не будет никаких деталей! Я буду ему во время переговоров переводить и документы на английском составлять. И все!

— Правда, что ли, все? Так неинтересно… Я думала, ты мне расскажешь про зарождающуюся роковую страсть!

Рита представила серьезное сосредоточенное лицо шефа и рассмеялась.

— Нет, от этого страстей не дождешься! Официален, сух, деловит. Параграф, а не мужик! А мне и лучше, я ведь работать пришла, а не спать с ним. А страстей захочется, телевизор посмотрю. Или Тамарочкины рассказы про ее Толика-паразита послушаю!

— И все-таки не понравилась она мне. Вроде смотрит, улыбается, а спиной к ней поворачиваться не хочется.

— Ну и не поворачивайся! Ты, по-моему, просто ревнуешь, что я с ней подружилась. Не ревнуй, ты — подруга номер один. Навсегда.

Подруги никак не засыпали, все болтали. Перебирали воспоминания, говорили о Риткиных родителях. Вспоминали, как папа на день ее рождения водил девчонок в кафе-мороженое, разрешил заказать сколько хочешь, но чтобы все съели! И они заказали по двести граммов пломбира, объелись уже на половине порции и потом с месяц не могли на мороженое смотреть. Или как к Восьмому марта они решили испечь для мам пирог. Начали с Риткиной мамы, и та, попробовав подгоревший и воняющий содой корж с вареньем (Женька перепутала и насыпала соды столовую ложку с верхом), похвалила стряпух. А потом вместе с ними испекла кекс для Женькиной мамы и позвала Женькиных родителей в гости, и они пили чай вшестером. Женькин и Риткин отцы расхваливали девчонок, и те сидели гордые и уверенные, что это у них так все отлично получилось. А мама просто немножко помогла.

Потом вспомнили, как Женька полтора года назад в гости приехала — оказалась по случаю в Москве и махнула к ней в Рязань. А что, после тюменских расстояний три часа от Москвы в скоростном экспрессе — «да не вопрос»! Это Женька так говорила, когда хотела закрыть ясную для нее тему. Хотя там, в пропахшей болезнью квартире, даже искрометная Женька пригасла, поутратила задор, поскорее утащила Ритку в кафешку, сунув деньги Марии Сергеевне. («Женька, ты что, не надо!» — «Да не вопрос, подруга. Заработала, могу себе позволить!»)

А потом, в кафешке, Женька пичкала Риту пирожными, черным кофе, и ликеру купила вишневого, и по руке ее гладила все время. А потом разревелась, обняв Риту и причитая: «Ритка, ну как же так, ну что же делать-то теперь, а?» А та гладила Женьку по голове напряженной рукой и успокаивала: «Ничего, ничего, я справляюсь. И Мария Сергеевна мне помогает!» Не могла она тогда реветь вместе с Женькой. Если бы разревелась, растеклась бы мокрой лужей, и вряд ли удалось бы ей собраться обратно. Женька, видно, что-то такое почувствовала, потому что быстро прекратила реветь и, пошмыгивая распухшим носом, вручила Рите толстенькую пачку пятисоток: «Вот, на лекарства. Я премию получила за последние исследования. И не вздумай отказываться». Рита и не вздумала. Долгая болезнь матери сожрала все их тюменские накопления, и она уже влезла в долги, взяв в местном банке грабительский кредит под сорок процентов годовых.

— Слушай, повезло все-таки тебе с этой квартирой, правда? — сказала Женька сонным уже голосом.

— Да, повезло. Я и не мечтала, что буду в центре Москвы жить. Может, после своих джунглей поживешь у меня хоть немного? — спросила Рита.

— Да не вопрос, — пробормотала Женька и затихла. Заснула, наверное. А Рита так и не заснула. Она вспоминала родителей и чувствовала, что сегодняшний Женькин визит будто расшатал в ней какую-то плотину и что теперь она сможет вспоминать отца и думать о маме без чувства безвозвратной, окончательной потери.

Рита так и проворочалась, отсчитывая далекие удары курантов, пока к ним не присоединился звонок будильника. Потом хлопотала с ранним завтраком, вызывала для Женьки такси («Буду я еще до Шереметьева на всяких метро-автобусах добираться! Опоздаю на самолет — вся экономия боком выйдет!»), потом сама собиралась, наспех кидая в сумку все, что не успела собрать вчера, отвлеченная Женькиным визитом. Лично ей платить за такси восемьсот рублей было жаль, поэтому вышла из дому в восемь, за четыре часа до вылета, добралась в метро до «Павелецкой», потом ехала в скоростной электричке до Домодедова — надо заранее успеть, билеты-то у нее! Она встречала шефа, проходила регистрацию. И только потом расслабилась. Все, успела!

— Рита, до посадки еще почти час, я предлагаю сходить в кафе, перекусить, — сказал шеф. Первая фраза за все время, если не считать «здравствуйте» и «пойдемте».

— Пойдемте, — согласилась Рита, — есть действительно хочется.

Они зашли в какую-то выгородку: часть зала обнесена забором-плетнем, поверху натыканы пластмассовые подсолнухи и нахлобучена пара крынок. Внутри — несколько столиков, в углу — телега с горшками и тарелками. В тарелки горкой навалены всякие салаты-винегреты. Из горшка какой-то пожилой господин накладывает себе вареный картофель.

— Пожалуйста, меню, — подскочил к ним официант, одетый в косоворотку. Эдакий добрый молодец. Кафе явно демонстрировало русский народный стиль.

— Рита, вы хотите заказать что-нибудь горячее? Или предпочтете телегу?

— Телегу? — не поняла Рита.

— Ну вон, видите, где закуски расставлены. Можно подходить и набирать все, что нравится. Или горячее закажем?

— А мы успеем до самолета? Меньше часа осталось, а нам еще таможню проходить.

— Действительно, — согласился шеф и распорядился: — Две телеги и два кофе… Вы же кофе будете?

— Кофе, — согласилась Рита, которой стало все равно что пить. Она вдруг отчетливо вспомнила, что оставила свои транквилизаторы в ванной на полочке. И как же она будет лететь без таблеток?

— Одну минуточку, — слегка поклонился «добрый молодец» и исчез.

А шеф достал из портфеля газету и спросил, Разворачивая страницы:

— У вас что-то случилось?

— Нет. Почему вы так решили?

— Вы побледнели, и у вас глаза застыли.

— А, это… Я вспомнила, что не взяла успокоительное. Я очень, просто панически, боюсь летать.

— Да? — приподнял бровь шеф и уткнулся в свою газету. А когда официант принес приборы и две пустые тарелки, попросил: — И принесите еще пятьдесят граммов коньяку. Пойдемте, Рита, посмотрим, что они там наготовили.

Он первым поднялся из-за стола, отправившись к телеге с горшками. Рита поплелась следом и безучастно оглядела русскую версию шведского стола: капуста свежая, капуста квашеная, огурцы, помидоры, зеленая редька с какими-то сухариками, грибы, еще какие-то салаты наструганы, селедка. В горшках — картошка и гречневая каша. Есть совершенно расхотелось — желудок сводило от ужаса предстоящего полета.

— Ну что же вы? Выбирайте! — посмотрел на Риту шеф. Он уже складывал на тарелке натюрморт из картошки, селедки, огурчика и винегрета. Рита из вежливости тоже положила себе на тарелку полкартошечки, половинку помидора, измазанного тертым сыром с майонезом, и три крупные черные маслины (тоже мне русская кухня — с маслинами!).

— А теперь пейте, — велел шеф, когда они вернулись за столик, и указал на стопочку с коньяком, которая материализовалась на столе, пока они бродили вокруг телеги.

— Спасибо, я не пью…

— Рита, пейте. Это приказ. И лекарство. Я совсем не хочу привезти в Прагу полуобморочное тело личного помощника, — властно глянул шеф, и Рита залпом осушила стопочку, как микстуру приняла. Коньяк обжег горло, а затем жаром растекся внутри, и она быстро принялась заедать его маслинами, картошкой и помидором. Минут через десять коньяк добрался до головы, стало жарко. Еще через полчаса, когда они с шефом прошли таможню и вошли в самолет (по трапу-коридору, прямо из аэропорта, вот здорово!), Рита уже и не вспоминала ни про какую панику. Она отчаянно хотела спать. И весь полет до Праги мирно продремала в просторном кресле бизнес-класса, пропустив улыбки стюардесс, шампанское и канапе с семгой. Проснулась от толчка шасси о взлетно-посадочную полосу Пражского аэропорта и только собралась испугаться, как самолет уже замедлил ход и стал выруливать на «парковку».

Ох и навкалывалась она за эти дни! Рита в одиночестве сидела за небольшим деревянным столиком и смаковала вишневое пиво. Не удержалась, заказала. Думала, для экзотики, а вышло — для души. Вкусно очень, в Москве такого пива нет! Хотя, кто его знает, может, и есть. Она же из всей Москвы только по Красной площади да по Александровскому саду гуляла. И по Большой Грузинской улице, от метро до офиса. А вот такой штукой — Рита отломила кусочек зажаренного в панировке сыра — она угостит Женьку, когда та приедет к ней в следующий раз. Закуски Рита тоже выбирала наугад, зачитываясь меню как поэмой: оленина, утка, вепрево колено, чесночный суп… Больше всех понравилось название «смаженый гермелин», его и попросила. Оказалось, сыр. Жареный. Вкусный.

Выставка стала для нее настоящим боевым крещением. Даже не выставка — ярмарка отопления, вентиляции, измерительной, регулировочной, санитарной и бог еще знает какой техники. К концу второго дня у нее от напряжения и суеты рябило в глазах и кружилась голова. Русские, английские, немецкие, чешские и французские слова (шеф прилично говорит по-французски, надо же!) смешались в какое-то эсперанто, а сама она превратилась в робота-переводчика, выдававшего фразы с ее саму поражавшей скоростью. В первый вечер она пришла в отель совершенно выжатой, прилегла полежать до ужина и элементарно вырубилась. Спала как убитая, не слышала звонков с ресепшн и проснулась утром только от того, что горничная барабанила в дверь. Во второй вечер было чуть легче, она и ванну сумела принять, и поужинала, уже почти не обращая внимания на паузу за столом. Молчание шефа перестало ее тяготить. Привыкла. И прежде чем уснуть, нашла силы полюбоваться с балкона вечерним Градкани.

Да, шеф у нее — кремень. Ни суета, ни люди, ни многочасовые переговоры — ничто его не берет. Подтянут, сух, деловит, ироничен. Рита улыбнулась, вспомнив Женькины намеки на их с шефом роман. Какой там! В этом режиме можно крутить только один роман — с работой. И со вчерашнего дня она крутит его самостоятельно. Шефу пришлось улететь на сутки раньше, он оставил ее дожидаться бумаг от германской фирмы. Решил, что так надежнее, чем получать документы с курьерской службой. А она и не возражала! Конечно, лучше — бумаги получила еще до обеда, а вся вторая половина дня у нее осталась на знакомство с Прагой. И авиабилет шеф разрешил поменять на железнодорожный. Удобно у них тут все устроено: попросила на ресепшн, доплатила немного, и все сделали. Так что обратно она едет поездом. Сегодня, поздно вечером. У нее есть время еще немного побродить по городу.

В зале заиграла задорная мелодия, и Рита оглянулась на звук. Трио, наряженное в национальные костюмы, терзало скрипку, кларнет и тромбон. На тромбоне, смешно надувая щеки (ну вылитая кикимора!), играла дама средних лет. Задорная музыка разбивала Ритин романтический, слегка задумчивый настрой, жаль было его отпускать, и Рита решила уйти. Подозвала официанта, рассчиталась и вышла на уже темную улочку, расцвеченную вечерней иллюминацией. Конец ноября, а тепло совсем. И снега нет. Какая же она все-таки красивая, Прага! Или это только на нее, провинциалку-затворницу, так действуют шпили, черепичные крыши и узкие сказочные улочки старого города?

Мобильник заиграл-защебетал и сбил-таки с романтического настроя.

— Ритка, привет! Ну как ты там, в своей Праге?

— Привет, Женька! Все прекрасно, просто замечательно! Даже жаль, что вечером поезд!

— Поезд?

— Ну да, в полдесятого! Шеф, когда узнал, что я летать боюсь до смерти, разрешил билет поменять.

— Так ты одна возвращаешься, что ли?

— Ну да, я вообще здесь одна со вчерашнего дня, дела заканчиваю. А ты-то как добралась?

— Нормально добралась, жарко здесь. Завтра уже в джунгли едем. Слушай, я, кажется, смогу тебе писать чаще, чем думала, не такие уж тут и напряги со спутником!

— Правда? Вот здорово! Пиши мне, Женька, про все пиши, ладно? А то мне скучно будет тут одной!

— Да не вопрос, не соскучишься! Все, бай, звонить пока не буду. Пиши, если что!

Вот заполошная! Женька есть Женька. Рита, улыбаясь, прошла немного по узкой улочке и вышла на широкую площадь. Ого, покруче, чем Красная площадь будет! Она заглянула в купленный в отеле путеводитель. Что там? Похоже, это площадь возле новой ратуши, самая большая в Европе. А вон та темная махина в фонариках, наверное, ратуша и есть. Топать через площадь к подсвеченной ратуше было лень, и Рита опять свернула на какую-то улочку, через несколько шагов попала к витринам, заставленным цветным стеклом, и ахнула от увиденного. Стопки, фужеры, бокалы, графины в сполохах электрического света — просто фантастический коллаж из кусочков праздника. Застывший фейерверк стеклянных линий. Рита зачарованно открыла дверь магазинчика и очень скоро выбрала шесть великолепных, стильных стаканов. Продавщица, щебеча и улыбаясь, расставила их на прилавке, постукала по каждому карандашиком — бокалы отозвались мелодичным звоном. А потом вдруг стала водить длинным ярким ногтем по ободкам двух стаканов. «Зачем это?» — успела удивиться Рита, и тут бокалы запели. Звук был тоненьким и нежным, как от далеких чудесных струн.

— Как красиво! — благодарно взглянула на продавщицу Рита, и та улыбнулась в ответ. Потом завернула бокалы в тонкую бумагу, аккуратно уложила в коробку, затем в пакет, и Рита целых полквартала шла с ощущением маленького праздника. А потом застыла у следующей витрины. Там на черных бархатных шейках-подставках красовались замечательнейшие колье. Темно-вишневые камни были оправлены в золото, в серебро. Гранаты. Рита представила, как замечательно они гармонировали бы с ее каштановыми волосами и ореховыми глазами, и принялась судорожно прикидывать, сколько денег у нее осталось. Оказалось, что не очень много. Если купит — сядет в поезд с грошами. А вдруг там придется за постель платить, за чай? И ехать целые сутки, и такси надо будет брать до вокзала! Рита вздохнула, поскорее, чтобы не расстраиваться, отвернулась от витрины, сообразила, куда идти, и пошла гулять дальше, в направлении отеля.

Поезд «Прага-Москва» оказался чистеньким и Уютным. Занавески на окнах, букетики в купе, постель уже застелена. Купе было трехместным, и в первую ночь Рита делила его с молодой чешской четой. Рано утром ребята вышли, Рита и не услышала, как они собирались. Весь день она ехала одна, разглядывая в окно аккуратные домики и игрушечные вокзальчики чешских и польских станций. А что еще делать-то? Купить какого-нибудь чтива в дорогу она вчера забыла. Без особых впечатлений проехала границу с Беларусью — таможенники практически не побеспокоили своей проверкой — и только в полдевятого вечера, в Минске, к ней в купе вошла новая пассажирка — сухопарая блондинка средних лет в модной дубленке и серьгах кольцами.

— Здравствуйте, какое место мое?

— Похоже, это, — кивнула Рита на вторую полку у окна, и блондинка разделась, повесила дубленку и стала аккуратно пристраивать вещи: дорожную сумку и пакет с чем-то стеклянным.

— Стекло купили? — поинтересовалась Рита.

— Фарфор, чайный сервиз. Красивый! Почти мейсенский. Имитация, конечно, но очень удачная!

— А я в Праге бокалы купила, цветное стекло.

— Обожаю цветное стекло! Можно посмотреть?

— Пожалуйста!

Рита вытащила коробку, освободила один бокал от бумаги и поставила его в центре стола. Бокал пустил зайчики бежевыми гранеными боками. В толстом коричневом донышке заискрилось отражение фонаря над дверью.

— Красивый. В Москве набор таких бокалов для мартини тысяч девять стоит, если не одиннадцать. А вы сколько отдали?

Рита задумалась, переводя кроны на рубли, и удивилась:

— Пять тысяч!

— Ну, видите, как хорошо, полцены всего!

Ничего себе хорошо! Да чтобы она когда-нибудь такие деньги за посуду отдавала! Ошалела, что ли, от Праги! Совсем запуталась в этой разнице валют!

— Мужу, наверное, в подарок везете? — попыталась угадать попутчица.

— Шефу, — зачем-то соврала Рита, убрала бокал обратно в коробку и успокоилась. Чего вдруг она зажадничала, в самом-то деле? Ну, просадила на стекло остаток командировочных, ну и что. Зато теперь память будет о Праге.

Блондинка тем временем устраивалась. Отвернувшись от Риты, надела халат, стянула джинсы, переобулась в розовые плюшевые тапки и достала из сумки толстую книгу в черной обложке.

— «Черновик», новый роман Лукьяненко. Читали? — спросила блондинка, перехватив любопытствующий взгляд Риты.

— Нет. Интересный?

— Очень! — начала было рассказывать соседка, но тут в купе вошла проводница.

— Пожалуйста, билетик.

— Вот, пожалуйста. А можно два кофе заказать? — спросила блондинка и объяснила Рите: — Угощаю, за встречу!

— Конечно, сейчас принесу.

— Ну так вот, там герой живет в параллельных пространствах! — продолжала соседка.

— Где там? — не поняла Рита.

— Да в «Черновике» же! Герой попадает в реальность, где на его месте живет другой человек, а про него все забыли и никто его не узнает! Представляете?

— Нет, — честно призналась Рита. Фантастику она не очень любила. Хотя про переходы в параллельную реальность ей что-то попадалось. Фильм такой смотрела по телику, там героиня попадает в другую реальность и оказывается не матерью-одиночкой, а прожженной стервой, убившей своего ребенка. А потом бежит в городской парк, на карусели, что ли, катается, и возвращается в свой мир, к своей дочери. Как там актрису-то зовут, дай бог памяти… Шарлиз Терон, что ли? Или Терлиз Шарон? Забыла!

— Ну как же! — оживилась дама. — Это же так просто! Теория даже такая есть, что наше пространство — не единственное, оно имеет бесконечное число дублей. И мы существуем в каждом из этих дублей, но в каждом из них чем-то да отличаемся. Иногда — совсем чуть-чуть, иногда — очень сильно. Вот в этом пространстве, в этой реальности, вы едете в Москву поездом. А в другой, к примеру, летите самолетом. И на этом различия заканчиваются. А может быть и так, что в этой реальности вы — звезда, скажем, шоу-бизнеса, а в какой-нибудь параллельной — многодетная замордованная мужем-алкоголиком мать семейства. Мы каждый раз делаем выбор: направо пойти или налево. Сюда позвонить или туда. Выходить замуж за этого человека или не выходить. И каждый наш выбор разветвляет реальность. В этой реальности вы, скажем, расстались с любимым и сделали карьеру, а в параллельной — вышли за него замуж и превратились в замызганную домохозяйку!

— Похоже, я в этой реальности превратилась в замызганную пассажирку, — прокомментировала Рита, разглядывая свои ладони. Пальцы были грязными. Собрала, что ли, пыль из багажного отсека, пока стаканы туда-сюда перекладывала? — Давайте вы мне чуть попозже все расскажете, ладно? Я умоюсь пока. — Рита взяла полотенце и пошла в туалет в начале вагона.

— А я вам кофе несу, — встретила ее в коридоре проводница. У нее на подносе стояли два стакана в подстаканниках с кипятком и блюдце с двумя пакетиками растворимого кофе и кусочками рафинада.

— Спасибо, соседка примет, — кивнула Рита и шмыгнула в кабинку.

Когда вернулась, блондинка уже помешивала кофе в своем стакане.

— А нам кофе принесли! Так вот, параллельные пространства. Вы знаете, что такое дежавю?

— Это когда мерещится, что с тобой это уже было. Именно так, именно здесь, — вспомнила Рита.

— Ну да, что-то в этом роде. Ну так вот, существует теория, что в моменты дежавю человек как бы оказывается на секунду в параллельном пространстве. А потом переживает то же самое мгновение в своей реальности! Вы пейте кофе, пейте!

— Да, спасибо, — вежливо сказала Рита, надорвала свой пакетик с кофе, потянулась за кипятком и нечаянно задела стакан соседки. Тот опрокинулся на бок, и кофейная лужа растеклась по столику, Достав до края «Черновика».

— Ох ты господи! — Рита одной рукой схватила книгу, второй — полотенце со своей полки и принялась промокать им кофейный конфуз. — Ну что это со мной, как слон в посудной лавке, честное слово. Извините, ради бога, извините! Хотите, я вам свой кофе отдам?

— Да что вы, не надо, ничего страшного! Я уже не хочу кофе! — затрепетала ноздрями соседка. Точно, обиделась!

— Я сейчас! — Рита бросилась к купе проводников. — Дайте еще два кофе, пожалуйста! Мы прежний разлили!

— Тогда вытереть же надо! — всполошилась проводница. Всучила Рите два новых кофейных пакетика, взяла два стакана с кипятком, прихватила салфетку и заспешила к ним в купе. Там ликвидировала остатки кофейного безобразия, аккуратно поставила стаканы со свежим кипятком, прихватила уже остывшую воду и пожелала: — Приятного аппетита!

— Пейте, пожалуйста, — теперь предложила Рита, размешала в своем стакане кофе и сделала глоток. Кисловатый какой-то. — Книга не очень пострадала?

— Не знаю, посмотрите. — Блондинка мотнула головой в сторону третьей полки, и Рита отвернулась, перелистывая книгу. Снизу страницы были частью коричневыми, а на сорок третьей вообще расплылось пятно, очертаниями похожее на Африку.

— Ой, испортила книгу! — развернулась Рита к соседке, та отшатнулась от столика, придвинула к себе стакан и стала судорожно помешивать в нем ложечкой:

— Ничего страшного, пустяки. Допивайте уже свой кофе, пока опять не разлили.

Рита виновато отложила книгу и села прихлебывать кофе. Теперь кофе будто бы горчил. Минут через десять нестерпимо захотелось спать, и Рита улеглась на свою полку, пожелав соседке спокойной ночи. Во сне она опять переворачивала тяжелое мамино тело, а потом оказалась в стеклянной комнате и смотрела сквозь толстое стекло, как мимо нее, не замечая и не оглядываясь, спешат люди. А в семь тридцать следующего утра ее с трудом растолкала проводница. Соседки уже не было. Документы, деньги и вещи — все в целости. В голове — мутная густая паутина. А потом она приехала домой и теперь целуется в прихожей с чужим мужиком, который, оказывается, ее муж.