Ласковый огонь

9

— Вот мы и приехали. — Оскар остановил машину возле подъезда многоэтажного дома.

Когда они в сверкающем просторном лифте поднимались наверх, Сильвии казалось, что время тянется бесконечно долго. Совсем еще недавно, в машине, она чувствовала себя легко и свободно, а теперь вновь испытывала неловкость. Через мгновение она поняла причину такой метаморфозы. Дело в том, что там, в салоне своего «фольксвагена», Оскар вынужден был наблюдать за дорогой. При всем желании он не мог сосредоточить все внимание на ее персоне. А теперь они были вдвоем в ярко освещенном замкнутом пространстве, и он смотрел в ее лицо с выражением восхищения и странной покорности. Это было удивительно и трогательно, особенно если принять во внимание его высокий рост и атлетическое телосложение. Как могло быть, что человек, в котором ощущались недюжинная сила и уверенность, мог испытывать робость перед ней, хрупкой и беззащитной девушкой? Это будоражило кровь, давало ощущение непонятной власти над голубоглазым гигантом и в то же время вызывало ответное замешательство…

Переступив порог квартиры, Сильвия восхитилась вкусом и простотой, с которыми она была оформлена. В просторном холле все было выдержано в пастельных тонах. Это совсем не было похоже на то, к чему Сильвия привыкла дома. К примеру. Марта обожала старину и старалась покупать мебель, имитирующую стиль давно ушедших эпох. Тяжелые шторы, инкрустации, прелестные фарфоровые безделушки, над которыми нередко подтрунивал ее отец… Здесь же все было выполнено в стиле хайтек. Светло-серый диван с подушками разной величины и формы строгими очертаниями напомнил Сильвии стоящий на рейде корабль. Журнальный столик из прозрачного стекла представлял собой два разных по величине круга, непостижимым образом скрепленных между собой двумя металлическими полукольцами, служившими ножками. Две противоположные стены были бежевыми, две другие — синими. Торшер и вовсе был похож на штурвал, укрепленный на высокой подставке. На синей стене расположился огромный домашний кинотеатр. В комнате не было ровным счетом ничего лишнего и в то же время пространство не казалось пустым и холодным. Словом, все было продумано до мелочей.

— Теперь, Сильвия, ты будешь знать, как выглядит логово старого холостяка, — с улыбкой сказал Оскар.

— Ну, я бы не назвала это логовом, — мило улыбнулась она. — Скорее апартаменты для полной релаксации уставшего после трудового дня психотерапевта.

— Оскар, с кем это ты там разговариваешь?! — раздался откуда-то издалека уже знакомый Сильвии голос. И в эту минуту невысокая, полная фигура Анны показалась на пороге. Ее розовый пеньюар, щедро украшенный рюшами, ниспадал до самых пят. Теперь, когда на ней не было широкополой шляпы, она еще больше напоминала состарившуюся девочку, круглое лицо которой обрамляли трогательные соломенного цвета кудряшки.

На пару секунд воцарилось мертвое молчание. Анна старательно всматривалась в лицо Сильвии, словно все еще не узнавая ее. Потом она картинно прижала руку к груди и воскликнула:

— Сильвия, детка, неужели это действительно вы?! Глазам своим не верю! Неужели этот несносный мальчишка все же смог уговорить вас прийти к нам в гости? Он все уверял меня, что вы избегаете встречи с нами! А на самом деле, скорее всего, просто не нашел нужных слов для того, чтобы вы навестили свою старую знакомую.

Анна распахнула объятия и бросилась навстречу гостье. Сильвия с радостью обняла ее. И когда она целовала пухлую щеку экзальтированной пожилой особы, ей показалось, что она опять же встретила свою старую и добрую подругу.

Сильвия объяснила Анне, что встретила Оскара совсем случайно, отметив при этом, что он стал для нее настоящим спасителем.

— Анхен, полагаю, нам надо отметить нашу встречу, — весело проговорил Оскар. — Мы будем ужинать на лоджии.

— Мой мальчик, скоро уже впору будет подумать о завтраке, — засмеялась Анна. — Знаете, Сильвия, я сама никак не могу привыкнуть к местному времени. Смотрю фильмы почти до самого утра, зато, когда рассветет, могу проспать несколько часов подряд как убитая. Вот и сейчас посмотрела старый итальянский фильм «Утраченные грезы». Наплакалась всласть. Все же раньше, несмотря ни на что, кинематограф был намного сильнее. Раньше на первом месте были чувства, а сейчас — технические эффекты. А какие красивые актеры были тогда! И заметьте, без всякого силикона и пластических операций. Все только натуральное. Сильвана Пампанини, Джина Лоллобриджида, Элизабет Тейлор, Мерилин Монро! Осиные талии, высокая грудь, роскошные волосы… Ну, скажите, видели ли вы среди нынешних актрис таких женщин? Ну хотя бы отдаленно напоминающих этих красавиц? — Неожиданно Анна умолкла и порывисто схватила Сильвию за руку. Сначала она притянула ее к себе, потом отдалила на некоторое расстояние, пристально вглядываясь при этом в ее лицо. — Боже! — громко воскликнула она. — Но этого же не может быть. Как же вы на нее похожи. Те же черные кудри при светлых глазах, те же губы…

— На кого я похожа? — недоуменно спросила Сильвия, смущенно улыбаясь.

— На нее, на Сильвану Пампанини, — уже совсем убежденно сказала Анна. — Это актриса, которая исполняет главную роль в «Утраченных грезах». Необыкновенная красавица. Потом мы посмотрим этот фильм вместе — и вы сами убедитесь. А в этом алом платье вы, деточка, могли бы сейчас затмить всех современных кинозвезд. Даже ваши имена — Сильвия и Сильвана — так созвучны. И, наверное, это совсем не случайно.

— Анхен, ты окончательно смутила бедную Сильвию, — сказал Оскар, желая немного утихомирить свою старую тетушку. — Наверное, Сильвия и так устала оттого, что на нее все обращают внимание и постоянно твердят о ее красоте. Давайте же наконец выйдем на воздух и выпьем чаю…

— Можно и чего-нибудь покрепче, — подмигнула племяннику Анна, беря Сильвию за руку и увлекая ее на лоджию.

И вновь Сильвия невольно ахнула от восхищения. Стены просторной лоджии, напоминавшей скорее террасу, были увиты какими-то диковинными растениями. Посредине стоял круглый изящный стол, вокруг которого расположились стулья, выдержанные в том же, как видно любимом Оскаром, стиле.

Но еще больше Сильвию восхитила дивная панорама, открывавшаяся взору с высоты восемнадцатого этажа. Отсюда виден был залив, по которому плавно скользили ярко освещенные суда. Среди них выделялась большая яхта, сверкавшая разноцветными огнями, которые отражались в темной как деготь воде.

— Дамы, прошу вас к столу, — послышался мягкий баритон Оскара, появившегося на пороге. В руках он держал большой поднос, уставленный едой. Здесь была и холодная телятина, и свежие помидоры, и плоды манго. — Не обессудьте за скромный ужин, — улыбнулся он. — Придется довольствоваться тем, что нашлось в холодильнике. Я ведь не знал, что сегодня у нас будут гости. Иначе сам приготовил бы что-то необычное.

— Знаете, Сильвия, мальчик живет один и поэтому научился великолепно готовить, — пояснила Анна. — В день моего приезда он угостил меня совершенно божественным суфле из авокадо.

Оскар вновь удалился и вскоре вернулся с бутылкой красного вина и фужерами.

Вино оказалось великолепным, оно слегка ударило Сильвии в голову и в то же время придало ей некоторой смелости. Лоджия была ярко освещена, и теперь она могла беспрепятственно и прямо смотреть в небесно-голубые глаза Оскара. Благо рядом была Анна, которая заполняла своей беспечной болтовней все паузы. Глаза же Оскара и Сильвии вели между собой безмолвный диалог. Ей казалось, что чем дольше она погружается в бездонную глубину его глаз, тем сильнее бьется ее сердце, которое совсем еще недавно она считала умершим для сильных чувств.

— Сильвия, ты совсем ничего не ешь, — вдруг сказал Оскар, кладя на ее тарелку кусок мяса и разрезанный пополам помидор. — Если ты будешь продолжать в том же духе, тебя просто унесет ветром, когда мы отправимся на пляж.

Только тут Сильвия почувствовала, насколько сильно проголодалась, и принялась орудовать ножом и вилкой, весело отправляя в рот один кусок за другим.

— Вы не поверите, но я никогда не ела так много, как здесь, в Австралии, — прокомментировала она, разделываясь с сочным помидором, который показался ей необыкновенно сладким. — Я ведь должна следить за каждой лишней калорией, иначе просто не смогу танцевать.

— Судя по тому как ты отплясывала сегодня на танцполе, полнота тебе не грозит, — засмеялся Оскар. — От такого огня все калории сгорят в момент.

— Габи тоже прекрасно танцевала, — вдруг, вмиг погрустнев, молвила Анна. — Да-да, мать Оскара тоже в свое время училась в школе танцев, а потом обучалась актерскому мастерству. Она была прекрасной актрисой, но ее приглашали только на роли второго плана. Я не могла понять причины. Ведь внешне она была так похожа на Марлен Дитрих. Те же скулы, огромные глаза, тяжелые веки. И вот наконец ей предложили настоящую роль, и бедняжка готовилась отправиться на съемки в Париж…

Сильвия отложила вилку и посмотрела в лицо Оскару. Ей вдруг показалось, что его глаза утратили цвет, став более темными и непередаваемо грустными. Словно теперь кто-то незримый присыпал их серым пеплом, сквозь который уже не могут проскользнуть озорные искорки…

Анна же, погруженная исключительно в свои грустные воспоминания, продолжала:

— На эту роль претендовала еще одна актриса, которая всегда конкурировала с моей сестрой. Она была вне себя от ярости и всем говорила, что Габи дали роль за то, что она стала любовницей режиссера. Это была гнусная ложь, но моя сестричка все равно была на седьмом небе от счастья. Накануне того рокового дня Марго — так звали соперницу Габи — неожиданно пришла к нам в дом и сказала, что хочет помириться с ней. Хотя, если уж на то пошло, Габи никогда с ней и не ссорилась, она была очень добрым и хорошим человеком. Коварная интриганка изобразила искреннюю радость и сказала, будто поняла, что новая роль словно создана для моей сестры. На прощание они обнялись, и Габи сказала, что совсем не держит на Марго зла за те нелепые вещи, которые та о ней говорила. А наутро мы с Оскаром попрощались с Габи. Она села в наш старый черный «форд», который обычно стоял во дворе дома. Никогда не забуду этот проклятый драндулет, в который моя сестричка села после того, как поцеловала меня и своего мальчика. Словом, словом… — Анна громко всхлипнула и поднесла к глазам кружевной платок, извлеченный из кармана пеньюара.

— Словом, как Сильвия, наверное, уже поняла, Габи Берген погибла в автокатастрофе, — жестко подытожил Оскар. — Что-то случилось с передним колесом, хотя, как выяснилось, накануне водитель тщательно проверял машину. Габи почему-то отказалась ехать на поезде и хотела весь путь до Парижа преодолеть на этой злосчастной машине. Но они только успели выехать из Франкфурта — где мы тогда жили — на автобан, как машину стало заносить, а потом она перевернулась. Короче, выжил только водитель. А роль в итоге досталась Марго.

— Я до сих пор уверена, что аварию подстроила эта мерзавка! — твердо сказала Анна. — Недаром ведь она подозрительно долго вертелась во дворе, якобы собирая семена понравившихся ей цветов. Думаю, она просто проколола шину…

— Успокойся, Анхен, — сказал Оскар, кладя свою широкую ладонь на плечо тетушки, — если ничего нельзя доказать, не стоит бередить душу.

Казалось, к Оскару вернулось его былое самообладание, но Сильвия заметила, что его рука, лежащая на пухлом плече тетушки, слегка дрожит.

— Что-то я совсем расклеилась… — Анна хлюпнула носом, — пойду-ка в свою комнату. Мне надо принять успокоительные капли и наконец поспать. Судя по тому что глаза мои слипаются, скоро начнет светать. А ты, мой мальчик, отведи Сильвию в комнату для гостей и проследи, чтобы она устроилась поудобней.

— Есть, мой генерал. — Оскар уже совсем бодро сделал рукой «под козырек».

Молодые люди остались вдвоем. По молчаливому согласию они подошли к бортику лоджии, отделявшему ее от бескрайнего ночного пространства.

Оскар попросил у Сильвии разрешения закурить и, получив согласие, достал сигарету.

— Я курю крайне редко, — словно оправдываясь, пояснил он, — и лишь в случаях крайнего волнения. Анхен вновь разбередила мою старую рану. Но если она сама может, как она выражается, поплакать всласть, то мне остаются лишь сигареты.

— Давай выключим свет, — неожиданно для себя самой предложила Сильвия. — Так лучше видна панорама города.

Она немного схитрила, так как хотела избавиться от освещения вовсе не из желания полюбоваться прекрасными видами. Просто в ее душе шевельнулось настоящее сострадание к этому сильному мужчине, ставшему вмиг таким беспомощным от воспоминаний о безвременно ушедшей матери. Она интуитивно почувствовала, что в темноте Оскару будет легче скрыть свое волнение и минутную слабость, которую мужчины не любят демонстрировать перед представительницами прекрасного пола. Оскар отошел к двери и щелкнул выключателем.

Они вновь молча стояли в полной темноте у балконных перил, созерцая далекие огни ночного города. Оскар, слегка подавшись вперед, облокотился на заграждение, и слабый огонек сигареты казался мерцающим в ночи светлячком. Сильвия вдруг почувствовала щемящую жалость к этому большому и мужественному человеку. Подойдя поближе к нему, она положила свою ладонь на его плечо. Рука Оскара напряглась, но он не произнес ни слова.

— Мне так жаль… Мне правда очень жаль. Когда Анна все рассказала, мне показалось, что я сама ясно увидела тот день, когда все случилось. А тебя я вдруг увидела маленьким белокурым мальчиком, который проводил свою маму на поиски счастья, а она ушла навсегда…

— Спасибо, Сильвия, — ответил Оскар дрогнувшим голосом. — Сейчас мне вдруг действительно захотелось плакать. Но не потому, что я вспомнил прошлое, а потому, что ты искренне мне сочувствуешь. Сострадание в наши дни дорогого стоит. — Оскар наклонился и нежно коснулся губами ее виска.

Они стояли, касаясь друг друга плечами и бедрами, но при этом ни она, ни он не ощущали ни малейшей неловкости, даже и тени смущения. Обоим раньше казалось, что подобная близость возможна только между людьми, знающими друг друга много лет, и они с удивлением и радостью старались сохранить в душе эти чудесные ощущения полного душевного единения.

— Сильви, я знаю, что надо сделать! — вдруг сказал Оскар, хлопнув себя по лбу. — Сейчас я принесу одну вещь — и мир вокруг преобразится. Мы не будем сидеть в полной темноте, но и яркий электрический свет не будет нас раздражать.

Сильвию поразило и тронуло, что Оскар назвал ее уменьшительно-ласкательным именем, как имели обыкновение ее называть только близкие и дорогие ей люди.

Оскар исчез в проеме, соединяющем балкон с холлом, и через некоторое время вернулся, держа в руках нечто небольшое и изящное. Это нечто оказалось бронзовым подсвечником с тремя свечами разной величины. Поставив подсвечник на стол, он щелкнул зажигалкой и с ловкостью мага вмиг воспламенил фитили всех трех свечек.

Все вокруг озарилось мерцающим и таинственным светом, при котором все предметы кажутся зыбкими, а лица людей приобретают загадочность и необыкновенный шарм.

Оскар взял Сильвию за руку, ожидая, судя по всему, ее восторженной реакции. При свете мерцающего пламени лицо девушки казалось ему еще более прекрасным, а очертания ее изящной фигуры приобрели нереальную хрупкость.

И вдруг словно черная тень пробежала по прелестному лицу Сильвии, рука ее задрожала в сильной ладони Оскара. Поначалу он приписал это ее эмоциональному перенапряжению, вполне объяснимому в столь насыщенную событиями ночь. Но вскоре он с удивлением заметил, что огромные глаза Сильвии наполнились слезами, которые вскоре покатились по ее бледным щекам.

— Нет! Не надо! — воскликнула Сильвия, вытирая обильно льющиеся из глаз слезы. — Умоляю тебя, пожалуйста, погаси свечи! Я не в состоянии видеть этот свет… Он предвещает что-то ужасное! Нет! Я не хочу…

— Конечно, малышка, конечно, — отозвался Оскар, поспешно задувая свечи. — Все будет так, как ты скажешь. Ну, успокойся же, бога ради… Это всего лишь свечи, и все в наших руках. Если не хочешь, я никогда не стану больше их зажигать.

Сильвия стояла посреди лоджии и всхлипывала как малое дитя, которому жестокая нянька пригрозила приходом злой ведьмы за непослушание. Потом она опустилась на стул и, уронив голову на край стола, продолжала рыдать так, будто произошло что-то непоправимое. А Оскар, такой большой и комичный в своей беспомощности и невозможности понять что-то очень важное, стоял рядом с ней и гладил ее по голове, машинально перебирая разметавшиеся в беспорядке черные кудри.

— Девочка моя, успокойся, — бормотал он. — Прошу тебя, объясни мне, что произошло. Я ведь хотел только сделать тебе приятное, и мне казалось, что свечи создают атмосферу праздника. Прости меня, умоляю.

Он нежно обхватил ладонями лицо Сильвии, приподнял его и заглянул в ее мокрые от слез глаза.

— Оскар, помоги мне, — прошептала Сильвия. — Я сама не ожидала, что пламя свечи может вызвать в моей душе такую бурю. Я ведь считала, что все уже отболело, что все темное ушло в прошлое. Но сейчас, увидев эти свечи, я вновь перенеслась в тот страшный день, когда случился пожар. Ты удивлен? Да, я пережила пожар, потерю, предательство, крушение надежд. Все началось со свечей. Умоляю тебя, помоги мне!

Оскар обхватил запястья Сильвии и потянул ее вверх. Теперь она стояла рядом с ним, подняв залитое слезами лицо и прямо глядя в глаза Оскара. В растерянности он опустился на стул и притянул ее к себе. И как-то само собой случилось, что Сильвия села к нему на колени.

Она ощущала тепло его сильного тела, напряжение мышц. Ей даже вдруг показалось, что если немного помолчать, то можно явственно услышать удары его сердца.

— Маленькая моя, бедная, — шептал он, собирая губами слезинки с ее щеки, — успокойся и расскажи мне, что с тобой произошло.

И тут — неожиданно для себя самой — Сильвия стала рассказывать. Она говорила, время от времени останавливаясь, чтобы перевести дыхание и слегка успокоиться. Еще ни разу с того рокового вечера, когда случилась ее помолвка, она ни одному человеку не открывала своего сердца. Ни разу во всех подробностях не рассказывала о коварном Ульрихе, о растяпе Уте, забывшей погасить свечу, о том мучительном утре, когда она проснулась в больнице с трубками во рту. Но самое главное, она рассказала Оскару о том, что мучило ее больше всего. О своей проклятой красоте, которая стала для нее тяжким испытанием. Когда она говорила о бегстве Ульриха, слезы на ее глазах сразу высохли и она отчетливо поняла, что мысли о бывшем женихе уже не доставляют ей прежней боли.

Она чувствовала, что чем больше она открывает душу, тем становится свободней от прежних условностей, привязанностей и того, что раньше называла любовью.

Оскар слушал ее не перебивая, но было понятно, что ни один нюанс, ни одно движение ее души не остается без его внимания и понимания.

— Сильвия, — тихо проговорил Оскар, когда она закончила свой рассказ. — Я, может быть, скажу жестокую вещь… Но я должен внести ясность, да ты и сама все когда-нибудь поймешь. Есть люди, которые просто не умеют любить. Таким был твой Ульрих. Понимаешь, есть такое понятие, как безусловная любовь. Такой обычно бывает любовь матери, которая любит свое дитя, каким бы оно ни было. Такая же, всепрощающая и всепоглощающая любовь случается иногда между мужчиной и женщиной. Но это, к сожалению, огромная редкость. Многие ищут ее, но находят единицы. Потому что далеко не у каждого щедрое сердце, которому важнее отдавать, а не брать. Ульрих же любил тебя условной любовью. То есть ты действительно была дорога ему, но лишь при условии, что ты красива. Он не был готов к потере твоей красоты. И когда решил, что ты ее лишилась, он просто сбежал. Знаешь, а я бы на твоем месте вытер слезы и искренне порадовался тому, что произошло. Сама судьба спасла тебя от неверного шага, от брака с человеком, который мог тебя предать. Но тогда уже исправить все было бы намного сложнее.

Сильвия совсем по-детски всхлипнула и улыбнулась.

— Оскар, ты сейчас мне так хорошо рассказал обо мне самой, — сказала она уже совсем другим, повеселевшим голосом. — Скажи, пожалуйста, кто сейчас говорил со мной? Просто человек, который меня понимает, или психотерапевт, который проводит свой сеанс?

— Человек, разумеется человек, — тихо засмеялся Оскар. — Ну а если и психотерапевт, то самую малость. Впрочем, я еще не успел проанализировать. Я слишком сам разволновался.

Сильвия кокетливо отстранилась и спросила:

— Кстати, часто ли ты проводишь сеансы, держа пациенток на коленях? Может, это какой-то особый метод?

— Ну, во-первых, мне пока и в голову не приходила мысль, что я могу называть тебя пациенткой, — смущенно оправдывался Оскар, — а во-вторых, ты плакала совсем как ребенок и все получилось как-то само собой…

Теперь, когда Сильвия совершенно успокоилась, она вдруг с удовольствием и некоторым удивлением начала осознавать свою странную власть над этим человеком, который все еще держал ее на коленях, но не делал ни малейшей попытки воспользоваться этим. Она чувствовала силу его крепких мышц, его теплое дыхание на своей щеке.

Ее глаза уже совершенно привыкли к темноте, и, глядя на красиво очерченные, изогнутые в виде лука губы Оскара, она поймала себя на мысли, что была бы совсем не против ощутить их тепло на вкус. Но создавалось полное впечатление, что Оскар странным образом избегает этого решающего шага на пути к их сближению.

Неужели он относится ко мне как к маленькой девочке? Или, что того хуже, как к родственнице? Ну, например, к сестре, недоумевала она. Да что же это такое? Держать девушку в темноте на коленях и даже не попытаться ее поцеловать! Уж не издевается ли он надо мной, в конце концов?!

Неожиданно для себя самой она приблизила свое лицо к лицу Оскара и прошептала:

— Ну, если я имею дело с человеком, то и поблагодарить я тебя хочу просто по-человечески… — С этими словами она легким поцелуем коснулась уголка рта Оскара.

То, что произошло дальше, было похоже на удар молнии, слепящей, лишающей человека разума и воли. Казалось, Оскар давно ждал какого-то знака, сигнала с ее стороны. Теперь их губы встретились и слились в долгом поцелуе, способном без слов передать всю силу накопившейся нежности и страсти. Сильвия обвила руками шею Оскара и прижалась к нему всем телом. Ощущать дрожь его мускулов, красноречиво говорящую о силе переполнявшего его желания, было для нее настоящим блаженством. И в то же время она прекрасно осознавала, что этот Оскар никогда не посмеет и шага ступить против ее воли. Он нежно разжал ее податливые губы, обвел языком ее десны, как бы спрашивая разрешения на большее. Их языки встретились, и она задохнулась от наслаждения.

Легко, словно перышко, Оскар подхватил Сильвию на руки и уже хотел было двинуться со своей драгоценной ношей в комнату, но в этот миг раздался удивленный голос Анны:

— Оскар! Ты дома, дорогой?

Оскар с досадой вздохнул и опустил Сильвию на пол.

В балконном проеме показалась сонная Анна в своем длинном пеньюаре и со всклокоченными кудельками на голове.

— Мой мальчик, я хотела спросить, куда ты поставил минеральную воду, и зашла в твою комнату… Я чуть в обморок не упала, не обнаружив там тебя. Тогда я решила спросить о тебе у Сильвии, но и ее на месте не оказалось. Я ведь и мысли не могла допустить, что вы еще не ложились спать. От такого эмоционального потрясения, какое испытала я, не найдя вас обоих на месте, недолго и инфаркт получить…

— Анхен, ты же прекрасно знаешь, что минеральную воду я ставлю на ночь в холодильник, — как можно ласковей объяснил Оскар, но Сильвия легко уловила в его интонации нотки недовольства и чуть не прыснула от смеха, понимая, какие бури в душе пришлось погасить ее новому возлюбленному, чтобы голос звучал спокойно и ровно.

К тому же она смутно догадывалась, что отнюдь не жажда заставила Анну разыскивать Оскара по всей квартире, а элементарное женское любопытство. И еще она с удивлением отметила, что называет Оскара про себя возлюбленным. Возможно ли такое после двух встреч, после пары дней знакомства? Совсем еще недавно, решая связать свою судьбу с мужчиной, которого знала несколько лет, она была уверена, что любовь с первого взгляда всего лишь красивые фантазии романистов прошлых веков. Но жизнь, словно нарочно, опровергала все ее прежние убеждения. Ульрих, которого она знала давно и который казался воплощением надежности, сбежал от нее при первом же испытании. В то время как случайный знакомый, с которым судьба ее столкнула в буквальном смысле лбами, вмиг стал для нее таким родным и близким, словно они знакомы с самого детства. Все барьеры, которые она так тщательно выстраивала в своей душе и которые должны были служить стойким иммунитетом против всяческих проявлений нежных чувств к какому бы то ни было мужчине, в одночасье рухнули. Ну почему она вдруг стала безоговорочно доверять человеку с внешностью голливудского красавца? Странно предположить, что за плечами у него совсем нет опыта по части охмурения таких неискушенных особ, как она.

— Детка, странное дело, но я, похоже, уже выспалась, — лениво потягиваясь, сказала Анна. — Но вам с Оскаром я все же посоветовала бы немного отдохнуть, иначе потом весь день будете чувствовать себя разбитыми. Да, совсем забыла, я же хотела тебе показать фотографии Габи.

С этими словами Анна вновь исчезла, но вскоре появилась с маленьким альбомом в руках и приземлилась на стул рядом с Сильвией. Альбом был похож скорее на толстую тетрадь в кожаной обложке, а на титульном листе красовался букет красных роз. Такие тетради часто служат дневниками девочкам-подросткам. В них они записывают свои первые взрослые секреты и понравившиеся стихи. Это лишний раз подтверждало предположение Сильвии о том, что в душе Анна ощущает себя совсем юной.

Анна торжественно раскрыла альбом и выдохнула:

— Вот! Это она, моя Габи. Этот альбом я всегда беру с собой.

Женское лицо на черно-белой фотографии было снято в полупрофиль и действительно рождало невольные ассоциации с актрисами прошлых лет. Белокурые волосы, зачесанные на прямой пробор, волнами ниспадали на плечи. Прелестный, слегка капризный рот, впалые щеки, тяжелые веки. Взгляд огромных светлых глаз — голубых или серых — казался рассеянным и печальным. Теперь, когда Сильвия знала о трагическом конце этой очаровательной женщины, ей казалось, что грустной она выглядит от предчувствия своей ранней гибели.

— Какая красивая! — тихо сказала она. — И какая грустная…

— На самом деле Габи не была грустной, — пояснила Анна. — Это последняя ее фотография. Иногда мне даже кажется, что этот снимок мистическим образом изменился после ее гибели.

Анна стала листать альбом дальше. И странное дело — почти на всех фотографиях белокурая женщина действительно улыбалась. Вот она держит на руках смешного кудрявого карапуза, рот которого кривится, судя по всему в преддверие плача. Вот обнимает за плечи красивого белокурого мальчика лет семи и смотрит на него с нежной улыбкой.

Сильвия вопросительно посмотрела на Анну, и та пояснила:

— Ты не ошиблась, детка, это действительно Оскар. Ну разве не маленький принц?

— Он просто чудо! — искренне восхитилась Сильвия.

— Анхен, я оставлю вас ненадолго, — вновь погрустнев, сказал Оскар и скрылся в комнате.

— Сколько лет прошло, а мальчик все еще не может смириться с этой потерей, — шепотом пояснила Анна. — Но сейчас, чувствую, он совсем не против, чтобы я поведала тебе о тайнах нашей семьи. Если бы речь шла о ком-то другом, я бы не посмела при нем показывать фотографии моей любимой сестры. Но тебя, детка, я отчего-то воспринимаю так, будто ты моя близкая подруга или родственница.

— Удивительно, но мне кажется точно так же, — ответила Сильвия, целуя Анну в щеку. — А отец Оскара, он есть в этом альбоме?

— Нет, Сильвия, у нас в доме нет ни одной фотографии этого человека, — строго проговорила Анна, и Сильвия почувствовала, что та внутренне напряглась. — Отец мальчика был довольно известным режиссером, он преподавал в актерской школе, где Габи была самой красивой и талантливой ученицей. Разумеется, он стал уделять ей повышенное внимание и совершенно вскружил голову, рассказывая, какие блестящие перспективы откроются перед ней благодаря его поддержке. Разумеется, он был женат, и, когда Габи сказала ему, что ждет ребенка, он сразу порвал с ней все отношения.

Габи делилась со мной всеми своими секретами, и я с самого начала была в курсе этого романа. Она была большой фантазеркой, мечтала о славе, которую, впрочем, вполне заслуживала. Как и многие молодые актрисы, она рисовала в своем воображении съемки в Голливуде, поездки на международные фестивали, получение высоких наград. Ты, наверное, теперь догадываешься, почему своего мальчика она назвала Оскаром?

— Да, теперь мне все понятно, — грустно улыбнулась Сильвия. — Она мечтала когда-нибудь получить эту престижную статуэтку…

— Совершенно верно, деточка, — кивком подтвердила Анна, кладя на ладонь Сильвии свою маленькую пухлую ручку. — Но злая судьба перечеркнула все эти мечты, и сын стал ее единственной и главной наградой. Впрочем, наш мальчик стоит тысячи этих бездушных статуэток. Он так обожал свою мать, так всегда жалел ее, словно чувствовал, как непросто приходится бедняжке в этой жестокой жизни. Наверное, поэтому с детства в его душе поселилось такое романтическое, совершенно рыцарское отношение ко всем женщинам…

— Это кто тут рыцарь? — с наигранной суровостью спросил внезапно появившийся на пороге и услышавший лишь обрывок фразы Оскар. — Каких еще таких героев вы обсуждаете без меня? Может, мне надо с кем-то сразиться за сердце прекрасной дамы?

— Речь о тебе, мой мальчик, — засмеялась Анна. — Это ты настоящий рыцарь с детских лет. А сражаться тебе ни с кем не надо. Что-то я вдруг ужасно захотела спать и уже минут пятнадцать сражаюсь со сном. Так что я вновь оставляю вас и советую вам последовать моему примеру и хоть немного поспать.

Оставшись вдвоем, Сильвия и Оскар не сговариваясь кинулись друг к другу. Их губы вновь встретились, и на какое-то время весь мир вокруг перестал для них существовать.

Потом Сильвия слегка отстранилась от Оскара и прошептала:

— Знаешь, у меня так бешено колотится сердце, что мне кажется, будто оно вот-вот разорвется… И учти, это притом что оно у меня крепкое и тренированное.

— Сильви, мое сердце давно погибло, и нет даже смысла его спасать, — засмеялся в ответ Оскар. — И если бы не Анна со своими поисками минеральной воды, оно, боюсь, разорвалось бы еще раньше. Между прочим, уверяю тебя, не пройдет и пятнадцати минут, как моя тетушка вновь начнет что-нибудь искать на лоджии. А мне так хочется побыть с тобой вдвоем. Но у меня сейчас возникла прекрасная идея. — Оскар лукаво улыбнулся, поднося к губам ее ладонь. — Ты ведь ужасно боишься огня, не так ли?

Сильвия кивнула и приподнялась на цыпочки, чтобы внимательно посмотреть в его глаза и понять, не смеется ли он над ней.

— Так вот, мы едем сейчас лечить твою фобию. Едем туда, где много воды, но в то же время будет огонь, которого ты не будешь бояться.

— Оскар, ты говоришь загадками, и мне становится не по себе. — Сильвия продолжала пытливо вглядываться в его лицо.

— Глупенькая, неужели ты думаешь, что я могу повезти тебя туда, где тебе будет плохо или опасно? — ответил Оскар и, нежно приподняв ей подбородок, слегка коснулся губами кончика ее носа. — Мы просто поедем на пляж, где нас застанет восход солнца.

— Но я не взяла с собой купальника, — смущенно проговорила Сильвия.

— Не думаю, что там он тебе понадобится. А что касается меня, то я просто отвернусь, когда ты будешь одеваться.

При этом он скорчил такую комичную физиономию, картинно прикрывая глаза пальцами, скрещенными в виде решетки, что Сильвия не смогла удержаться от смеха.