Леди, будьте плохой

Глава 9

Его приход вызвал недоуменные взгляды. Большинство дам и несколько джентльменов, столпившихся в гостиной Грейс на следующий день, были явно удивлены присутствием лорда Рочдейла в таком благопристойном собрании. Это был дневной «домашний» прием Грейс, а это означало, что она «дома» для любого, кто зайдет. Для любого.

Она, конечно, ожидала Рочдейла, но огорчилась, что он прибыл, когда здесь оказались и двое самых ревностных лондонских блюстителей приличий. Леди Траубек на мгновение изменилась в лице, но потом сделала вид, что совершенно не замечает Рочдейла. Миссис Драммонд-Баррел не была такой осторожной. Когда она заявила, что ему не место в респектабельном доме, Рочдейл ответил:

– Ах, но мы с миссис Марлоу большие друзья по делам благотворительности. Вчера мы провели вместе день, осматривая ее приют в Челси, Образцовое заведение. Впрочем, я уверен, вы нашли время увидеть его своими глазами и знаете, какое сочувствие вызывает эта организация.

Миссис Драммонд-Баррел так всполошилась, что Грейс вынуждена была прикрыть рот рукой, чтобы блюстительница нравов не заметила ее улыбку.

– У меня не было такой возможности, – ответила миссис Драммонд-Баррел. – Я нечасто езжу в Челси. Но конечно, я слышала о большой благотворительной работе, которую проводит там фонд вдов. Мои собственные взносы в этот фонд, несомненно, помогли их усилиям.

– Неужели? – спросил Рочдейл. – И сколько вы пожертвовали?

Миссис Драммонд-Баррел вскипела от гнева:

– Прошу прощения, сэр, но это не ваше дело. Достаточно сказать, что мой муж и я щедро жертвуем нескольким благотворительным организациям.

– И мы благодарны за каждый шиллинг, – вставила Грейс, ради высокомерной матроны сурово глядя на Рочдейла, хотя сама с трудом сдерживалась, чтобы не захихикать. Она продолжила, обращаясь к остальным гостям и объясняя присутствие Рочдейла в ее гостиной. – Лорд Рочдейл был невероятно щедр. Он финансирует постройку нового крыла в Марлоу-Хаусе, которое позволит нам принять вдвое больше семей. Разве это не чудесно?

Миссис Драммонд-Баррел несколько раз моргнула, потом произнесла голосом, сочащимся холодным презрением:

– Какая удача для вас, миссис Марлоу, найти такого великодушного благодетеля. Жаль только, что эти деньга получены за карточным столом.

– Для нуждающихся семей, – парировала Грейс, – вряд ли имеет значение, откуда взялись деньги, если они используются, чтобы спасти людей от нищеты.

– Ну хорошо. Вы можете поступать, как считаете нужным. Извините меня, миссис Марлоу, но мне еще нужно нанести несколько визитов. До свидания. – Она презрительно прищурилась на Рочдейла и вышла.

– Отлично, моя дорогая, – широко улыбаясь, сказал Рочдейл. – Вы поставили на место эту самовлюбленную гарпию.

Грейс спрятала улыбку.

– Это все ваша вина. Вы первым задели ее. Теперь она, наверное, никогда не придет сюда.

– Невелика потеря. Идемте, мои пятнадцать минут почти истекли. Могу я поговорить с вами наедине?

– Я не могу оставить гостей, милорд.

– Тогда проводите меня до двери. Мне нужно обсудить с вами несколько дел.

Пока они шли мимо стоящих группками гостей в сторону двери, Рочдейл рассказал ей, что открыл специальный счет для Марлоу-Хауса в «Куттс и K°» на Стрэнде. Он сообщил ей имя банкира, который будет выписывать чеки в любой момент, когда ей потребуется. Когда он сказал, какую сумму положил на счет, Грейс едва не упала, споткнувшись, и Рочдейл подхватил ее за локоть и повел к двери.

Сумма была вдвое больше той, которую они обсуждали вначале.

Грейс была так потрясена, что едва сдерживала вот-вот готовые пролиться слезы. Обычно она не была склонна к эмоциональным всплескам на публике, но сумма его пожертвования была ошеломляющей и означала, что для Марлоу-Хауса мечта станет реальностью. Ее губы дрожали, она смотрела на Рочдейла, не в силах говорить.

Все еще поддерживая ее под локоть, он провел ее в маленькую комнату напротив гостиной, где хранились чайные сервизы, блюда, столовые приборы, скатерти и все остальное, чтобы слугам было удобно подавать чай и закуски в гостиную. Узкая и без окон, комната стала темной как пещера, когда Рочдейл закрыл дверь.

Прежде чем Грейс успела возразить, он заключил ее в объятия. Он не целовал ее, а только нежно, утешающе обнимал. Она инстинктивно уткнулась лбом в его плечо, как будто это было самым естественным движением на свете.

– Ну не плачьте, – произнес он тихим, проникновенным голосом, нежно поглаживая ее по спине. – Совсем не обязательно проливать столько слез из-за нескольких фунтов.

Она подняла голову и попыталась заглянуть ему в глаза.

– Больше чем из-за нескольких фунтов.

– Ба! Не такая уж это и большая сумма. За карточным столом я проигрывал и больше.

– Уверена, вы отыграли их.

Он улыбнулся:

– И не раз.

– Что ж… благодарю вас. Я не знаю, что еще сказать.

– Говорить вам ничего не нужно. – Он крепче обнял ее и прижал свои губы к ее губам.

Грейс почувствовала его возбуждение и резко втянула воздух. Она попыталась высвободиться из его рук, но он не позволил этого, лишь слегка ослабил объятия.

– Пожалуйста, милорд. Это неправильно. Вы должны уйти. Сейчас же. Что, если кто-нибудь увидит нас? В любой момент может войти слуга. Я ценю ваше щедрое пожертвование. Правда, ценю. Но я хочу, чтобы вы больше не приходили сюда. Уже начинаются разговоры, и вы доставляете мне… неудобство.

– А вы, моя дорогая миссис Марлоу, доставляете неудобство мне. – Он опять прижался к ней бедрами, чтобы она почувствовала, насколько велико его неудобство. Прежде чем она успела возразить, он обхватил рукой ее затылок, притянул к себе и поцеловал.

В этом поцелуе не было ничего утонченного. Это было чисто плотское действие, с его языком, глубоко погруженным в ее рот, и бедрами, прижатыми к ее телу. Чопорная вдова смогла зажечь желание в опытном циничном распутнике.

Волна чистого женского триумфа распалила ее, и Грейс поцеловала Рочдейла в ответ. Поцелуй становился все более необузданным и страстным, его губы, и язык, и зубы посылали струи жара, пронзающие все ее тело. Все чувства трепетали, и ею овладел вихрь жажды, наслаждения и желания. Она инстинктивно прижалась к его бедрам. Низкий стон вырвался из горла, когда она почувствовала, как рука Рочдейла гладит ее грудь.

Голоса снаружи вернули Грейс на землю, и она вывернулась из его рук. Боже, что она наделала? Что он заставил ее сделать? Господи, она же сама прижималась к нему всем телом! Стыд и унижение заставили густо покраснеть ее лицо, шею и плечи. Его щедрость затуманила ее мозг, заставила ее забыть – опять! – кто он и что собой представляет. Это Рочдейла она целовала в темной комнате, беспринципного негодяя, который соблазнял женщин, заставляя их вести себя самым распутным образом.

– Уходите, – сказала она. – Пожалуйста, уходите. Я не хочу этого. Не с вами. Пожалуйста, уйдите.

В темноте было трудно разглядеть его лицо, но Грейс чувствовала, как его рука ласкает ее щеку. Кажется, она попала в его сеть, пойманная в ловушку его доброты и безнравственности.

– Я ухожу, – сказал он. – Но мы обязательно увидимся снова. И скоро. Вы говорите, что не хотите этой страсти между нами. Ноя хочу. Я очень сильно этого хочу.

– Настолько, чтобы подчинить меня своей воле.

– Это никогда не было против вашей воли, Грейс, и вы знаете это. Поверьте мне, если бы я хотел овладеть вами, причинить вам боль, я мог бы сделать это раньше, чем вы успели бы воспротивиться мне. Но это не то, чего я хочу.

Растерянным, почти жалобным голосом она спросила:

– Тогда чего же вы хотите?

– Чтобы вы желали меня так же сильно, как я желаю вас. Чтобы признали, что хотите, и перестали бороться с этим.

Она презрительно фыркнула.

– Потому что это снимет с вас всю вину?

– Никого не нужно винить, Грейс. Правда в том, что я хочу вас, как никакую другую женщину в моей жизни. Если бы вы знали хоть что-то о моей жизни, то поняли бы значение этих слов. Большинство женщин хотели меня раньше, чем я хотел их. С вами все по-другому. Но я достаточно самонадеян, чтобы питать надежду, что вы тоже захотите меня. И скоро. Я еще не сдаюсь. – Он открыл дверь и вышел из комнаты, снова оставив Грейс смущенной и потрясенной.

Могла ли она верить ему? Неужели он действительно так сильно желает ее? Господи, как он вскружил ей голову этими словами! Он уже и раньше заставлял ее терять спокойствие, но не так сильно, как сегодня своим откровенным заявлением, что желает ее, и тем, что делал с ней в этой темной буфетной.

А хуже всего то, что он заставил делать ее. Потому что она не только не смогла категорически отказать ему, ей нравилось его очевидное возбуждение. Она даже терлась о него своим телом! Господи, что-с ней случилось? Почему оказалось так легко скатиться до греха?

Но сейчас она не могла раздумывать о таких вещах. У нее полная гостиная посетителей, которые наверняка интересуются, куда она пропала. Два глубоких вдоха вернули ей малую толику спокойствия.

Когда она шагнула в коридор, Вильгельмина как раз выходила из гостиной, а Беатрис поднималась по лестнице. Обе подруги странно посмотрели на нее, и Грейс поняла, что они, наверное, видели Рочдейла, выходящего из той же темной комнаты, из которой только что вышла она. Волна жара затопила ее с головы до ног, Грейс знала, что ее лицо наверняка красное, как спелая клубника.

– Грейс? – Вильгельмина вышла вперед и положила руку на ее локоть. – Все в порядке?

Беатрис присоединилась к ним.

– Это был… – Она посмотрела на лестницу, потом на Грейс. – Это был лорд Рочдейл, верно?

– Да, он, и я вовсе не уверена, что все в порядке. Я так смущена, что не знаю, что делать. – Она помолчала, сделала еще один глубокий вдох и заставила себя убрать из голоса горестные нотки. – Вильгельмина, пожалуйста, не уходи. Я хочу, чтобы вы обе остались, пока не уйдут остальные гости. Мне нужен ваш совет. – Она посмотрела на Беатрис и улыбнулась. – И кроме того, мы должны услышать все о твоей помолвке. Пожалуйста, идемте в гостиную:

Грейс провела подруг в гостиную и постаралась принять самый безмятежный вид для встречи с остальными гостями. Она выдержала еще целый час, пока друзья и знакомые приходили и уходили, оставаясь не дольше предписанных пятнадцати минут. Маргарет, ее падчерица, тоже нанесла ей один из своих редких визитов, и Грейс про себя возблагодарила Господа, что она не приехала раньше, когда Рочдейл еще был здесь. Но Маргарет наверняка услышит об этом, как, похоже, слышала обо всем, что происходило в свете. Несмотря на свою набожность, Маргарет была закоренелой сплетницей. Грейс наверняка ждет еще одна лекция о зле общения с распутниками. Хотя она не сомневалась, что заслужила это, лучше было бы все-таки чтобы Маргарет держала свое мнение при себе.

Марианна и Пенелопа тоже зашли, и Грейс упросила их остаться. Ей нужны были все «веселые вдовы», чтобы помочь понять, что делать с лордом Рочдейлом.

Когда последний из гостей ушел, Грейс позвонила, чтобы принесли свежий чай и пирожные, и пять подруг собрались вокруг чайного стола. Самой важной новостью была помолвка Беатрис с лордом Теином, мужчиной, которого она любила, но считала, что потеряла. Первый раз все они имели возможность поговорить об этом, потому что вскоре после объявления о помолвке на бале-маскараде Беатрис и Тейн исчезли.

– Мы отпраздновали наедине, – сказала Беатрис, ее синие глаза блестели. Рыжеволосая красавица просто светилась счастьем.

Она рассказала подругам, что обручению способствовала ее будущая свекровь, герцогиня Донкастер.

– Она может быть довольно грозной, когда хочет, но на самом деле она чудесная женщина. Я уже очень люблю ее. И герцога.

Из-за важности семьи свадьба должна стать большим и официальным событием, даже несмотря на то, что невеста «немолодая» женщина с двумя детьми. Они планировали провести свадебную церемонию в соборе Святого Георга в сентябре, до окончания парламентской сессии, когда все лорды разъедутся на зиму в свои поместья. Герцогиня пригласила Беатрис провести лето в Хэдбери-Шрке, герцогском поместье в Дербишире.

Было чудесно видеть Беатрис такой счастливой. Грейс была довольна, что любовные романы и Марианны, и Беатрис закончились браком. Ей никогда не нравилась их глупая договоренность искать любовников. И все же…

– Хватит обо мне, – сказала Беатрис, протягивая руку за миндальным пирожным. – Боюсь, я пропустила кое-что значительное в твоей жизни, Грейс. Я просто не могла поверить своим глазам, когда увидела лорда Рочдейла уходящим отсюда. Что происходит?

– Рочдейл снова был здесь? – Пенелопа улыбнулась и стала накручивать на палец шелковистый темный локон. – Ну надо же, он становится настойчивым?

– Да, становится, – ответила Грейс. – До такой степени, что я в полном замешательстве. Я не знаю, что с ним делать.

– Рочдейл преследует тебя? – Беатрис была потрясена. Они ведь говорили о человеке, который сбежал с ее юной племянницей.

Грейс выплеснула остатки холодного чая в миску и налила в чайник свежей горячей воды.

– Как ни странно это звучит, – сказала она, – похоже, что так. Я не могу этого объяснить. Я не утонченная жеманница. Звучит нелепо, что он может желать меня, но он… он утверждает, что это так.

– Господь милосердный, – воскликнула Беатрис. – А мы оставили тебя наедине с ним в Туикнеме.

– Тогда все и началось. По крайней мере, именно тогда он… он поцеловал меня в первый раз. Но я уже несколько недель до этого замечала, что он наблюдает за мной.

– В первый раз? – переспросила Пенелопа. – Я полагаю, это должно означать, что он поцеловал тебя еще раз?

Грейс кивнула.

– У вас уже была близость?

– Нет! Нет, Пенелопа, но это то, чего он хочет.

– А чего хочешь ты? – спросила Вильгельмина.

– Я не знаю! Он так запутал меня. – Надо было бы позволить чаю настояться подольше, но Грейс чувствовала необходимость что-то делать, что-то, что отвлекло бы ее от испытующих взглядов, и поэтому потянулась за пустыми чашками подруг.

– Грейс Марлоу, – с широкой улыбкой произнесла Пенелопа, – ты хочешь сказать, что раздумываешь, не взять ли Рочдейла в любовники?

Грейс наполнила чашку Пенелопы.

– Нет, что ты. Я никогда не смогла бы сделать это. Но…

– Тебе нравится то, что он заставляет тебя чувствовать. – Вильгельмина произнесла это как утверждение, а не вопрос.

Грейс покачала головой:

– Нет, мне вовсе это не нравится. Он заставляет меня чувствовать себя безнравственной. Он заставляет меня забыть, кто я такая.

Вильгельмина подала свою чашку, и Грейс наполнила ее.

– Совсем не безнравственно чувствовать физическое желание, моя дорогая, – сказала герцогиня. – Это совершенно естественно.

– Да, но вначале это может пугать, – заметила Марианна. – Если ты раньше никогда не испытывала настоящую страсть, то это может вызвать у тебя панику, заставить тебя сомневаться, что знаешь себя, Я знаю. Со мной так и случилось. – Она посмотрела на Грейс. – Подозреваю, что для тебя это даже еще труднее. Ты ведь не одобряла все, что мы все делали – нет, не отрицай этого, Грейс, ты знаешь, что не одобряла, – и можно представить, как это ужасно смущает, даже пугает, обнаружить, что ты отвечаешь на поцелуи Рочдейла, даже наслаждаешься ими.

– В этом-то и загвоздка, да? – спросила Вильгельмина. – Тебе нравится, когда он целует тебя, и из-за этого ты чувствуешь себя безнравственной?

Грейс принялась разливать чай и только кивнула, слишком униженная, чтобы признать это вслух.

– Он поцеловал тебя сегодня, прямо перед тем, как уйти, да? – спросила Вильгельмина.

Грейс снова кивнула, не в силах посмотреть подруге в глаза.

– Я так и подумала, – сказала Вильгельмина, – когда увидела, что ты выходишь из темной комнаты сразу после него. Он заставил тебя силой, Грейс? Он затащил тебя в эту комнату против твоей воли?

– Нет, – ответила Грейс, наконец обретя голос. – Все было не так. В первый раз он меня удивил, но никогда не заставлял. Я… я позволяла ему целовать. И каждый раз после этого я ненавидела себя. Это кажется таким грешным. И все же…

– Тебе это нравится.

Грейс посмотрела на Вильгельмину и поняла, что подруги принимали ее интересы близко к сердцу. Она любила их. Им можно доверять. Они не будут смеяться над ней и не будут ругать. Они могут не понять, но они выслушают. И посоветуют. С ними не нужно быть осторожной.

– Да, помоги мне Боже, мне это нравится, – сказала она, и вдруг слова полились из нее безудержным потоком. – Это так чудесно, признаю. Это ни на что не похоже. Все мое тело трепещет. Я как будто утопаю в ощущениях. Признаюсь, я была заинтригована, когда слушала, как вы все говорите о своих мужчинах. Но не могла представить, что это может быть так хорошо, как вы описывали, потому что знала только… – Она умолкла, не желая рассказывать о том, что происходило наедине между ней и ее покойным мужем. Она ни перед кем не будет унижать его. – Но теперь я знаю, что вы были правы, – продолжила она. – Я чувствовала это с Рочдейлом. Мне нравилось это, даже когда я делала вид, что мне не нравится. Но потом я осознавала, что делаю и, хуже того, с кем я это делаю, и я впадала в смятение от чувства вины и стыда.

– Не надо стыдиться, моя дорогая, – сказала Вильгельмина. – Ты женщина, такая же, как все мы. И нам всем нравится чувственная связь с мужчинами.

– Знаю. И я постоянно повторяю себе, что вы не безнравственные женщины.

– И ты тоже, – сказала Вильгельмина.

– Но ведь он безнравственный, – воскликнула Грейс. – По крайней мере, я думаю, что он безнравственный. Это еще одна вещь, которая смущает меня. Я начинаю думать, что он может быть и не совсем плохим или по крайней мере не таким плохим, каким его все считают.

– Именно это мне всегда говорит Адам, – сказала Марианна, подсовывая Грейс свою пустую чашку. – Я не могу поверить, что он продолжал бы дружить с Рочдейлом, если бы тот был каким-то монстром. – Она повернулась к Беатрис; – Даже если он сбежал на свою виллу с твоей Эмили. Напомню, он не изнасиловал глупую девчонку и не соблазнил ее, хотя времени для этого было более чем достаточно.

– Я уверена, что ты права, – ответила Беатрис, – хотя еще и не готова простить Рочдейла за его роль в этой маленькой драме.

– Помнишь, я говорила тебе, – вставила Вильгельмина, – что у каждой истории есть две стороны. Что касается того дела с Сереной Андервуд, никто из нас не знает сторону Рочдейла в этой отвратительной истории.

– А я все еще повторяю, что он негодяй и мерзавец. – Пенелопа сделала глоток чаю, потом обвела подруг взглядом, улыбнулась и сказала: – Но я никогда не говорила, что это плохо.

– Он совершил очень необычный поступок, – сказала Грейс, – который заинтересует вас всех как попечительниц Благотворительного фонда вдов. – И она рассказала им об огромном благотворительном взносе, о поездке Рочдейла в Марлоу-Хаус и о специальном счете, который он открыл в «Куттс и K°». Подруги были потрясены новостями и наперебой перечисляли то, что можно будет сделать благодаря подарку Рочдейла.

– Я понимаю, почему ты начала подвергать сомнению свое мнение о нем, – сказала Беатрис.

– Но это не единственная причина, – сказала Грейс. – Понимаете, я кое-что узнала об истории его жизни, и то, каким он был, совсем не стыкуется с тем, какой он сейчас. В Марлоу-Хаусе живет женщина, которая вчера узнала его. Джейн Флетчер выросла в поместье его отца в Суффолке. Ее отец был егерем. В общем, молодой человек, которого она описывала, был благородным идеалистом и любил учиться. Она полагает, что он стал бы священником, если бы не наследовал титул виконта.

– Священником? – в унисон воскликнули Пенелопа и Беатрис.

Грейс улыбнулась:

– Я точно так же отреагировала. Конечно, Рочдейл отрицает это, но портрет, нарисованный Джейн Флетчер, разительно отличается оттого человека, который говорил мне, что его главные удовольствия в игре, вине и женщинах.

Беатрис отколола кусочек сахара от большого куска и бросила его в чай.

– Может быть, она спутала его с кем-то другим?

– Нет, они хорошо знают друг друга. В детстве муж Джейн был близким другом Рочдейла. На него произвел большое впечатление маленький сын Джейн, который, видимо, поразительно похож на ее покойного мужа. Он был очень добр с мальчиком.

– Может быть, и так, – сказала Беатрис, ее ложка ритмично позвякивала, когда она размешивала чай, – но это еще не объясняет, как молодой человек, когда-то мечтавший принять сан, стал… Рочдейлом. Возможно, по прошествии многих лет твоя миссис Флетчер романтизировала свои воспоминания о счастливом времени.

– Возможно. Рочдейл сказал, что она преувеличивает, но не стал отрицать, что был прилежным школяром.

Пенелопа хихикнула:

– Можно только представить, какие книги интересовали юного Рочдейла.

– Я уверена, что существует много любящих науку молодых людей, – сказала Вильгельмина, – которые приезжают в Лондон и увлекаются беспутной стороной жизни. Не так уж странно, что Рочдейл был когда-то бесшабашным юнцом. Большинство мужчин были такими. Просто некоторые погружаются в распутство глубже, чем другие.

– Особенно если трагедия делает их циничными. – Грейс подала тарелку со сладкими пирожками и пересказала историю Джейн о приходящем в упадок поместье и пожаре, а потом и горький рассказ Рочдейла о слабости отца и об отказе мисс Линдсей-Холмс.

Вильгельмина подняла бровь.

– Ну что ж. Это многое объясняет.

– Я тоже так подумала, – сказала Грейс. – Я хочу сказать, такая череда ударов кого угодно могла сломать. Лорд Рочдейл так и не сумел оправиться. Или воспринял это слишком глубоко, используя все возможные излишества, чтобы притупить боль. Я вот думаю, что если…

– Не надо, Грейс, – прервала ее Вильгельмина. – Не начинай думать, что ты можешь изменить его. Он не одна из твоих беспомощных вдов, которым нужна помощь, чтобы повернуть жизнь в другое русло.

– О, но я не думала…

– Нет, думала. Это в твоей натуре, моя дорогая, – желание, помочь людям. Но Рочдейлу не нужна твоя помощь. Он тот, кто он есть, потому что именно таким хочет быть. Он не несчастный и не бедствующий. Честно говоря, я думаю, что он совершенно доволен своей жизнью. Он, может быть, не всегда ведет себя строго в соответствии с правилами света, но это его выбор. Если ты считаешь, что заметила в нем что-то, достойное восхищения – а похоже, что это так, – тогда, конечно, восхищайся им. Но если тебя просто влечет к нему физически, чувственно, тогда не ищи оправданий этому, пытаясь представить его какой-то заблудшей душой. Он не такой.

– А тебя влечет к нему, да? – спросила Пенелопа, ее голубые глаза блестели. Она безгранично наслаждалась растерянностью Грейс. Ее очень радовало, что чопорную вдову епископа возбудил мужчина, хоть какой-то мужчина. Грейс вздохнула.

– В этом-то все и дело, конечно. Да, Боже помоги мне, меня влечет к нему. И ты права, Вильгельмина, насчет оправданий. Я не думала об этом раньше, но мне кажется, именно это я и делаю. Я была в таком смятении, что меня тянет к мужчине, настолько противоречащему всему, перед чем я преклонялась. Рочдейл дразнил меня из-за этого, говорил, что я связала себя в узлы.

– Пришла пора развязать их, дорогая, – сказала Вильгельмина. – Позволь себе тянуться к нему. Даже позволь себе увлечься им, теперь, когда ты знаешь о нем чуть больше. Только помни, что я говорила тебе раньше. Будь осторожна с ним. Он все еще закоренелый негодяй и может разбить тебе сердце.

– Все-таки есть надежда, что он начинает исправляться, – сказала Пенелопа. – Мужчины такого сорта не ухаживают за женщинами так, как он ухаживает за Грейс. Он просто манит пальцем, и женщины, бегут за ним. Но на этот раз он активно преследует. Странно, правда? Полагаю, ты действительно нравишься ему, Грейс.

– Достаточно сильно, чтобы пожертвовать внушительную сумму нашему фонду, – сказала Беатрис.

– Ты тоже так думаешь? – спросила Грейс. – Хотя я с благодарностью приму его пожертвование, мне все еще кажется, что щедрость – это всего лишь уловка, чтобы произвести на меня впечатление. Я не понимаю почему, но думаю, что именно этого он и добивался.

– Потому что он желает тебя, разумеется, – с набитым ртом произнесла Пенелопа. Потом проглотила и добавила: – Ты красивая женщина, Грейс. О, я помню, как ты выглядела на бале-маскараде. Боже мой, неудивительно, что он потрясен. В тот вечер ты выглядела просто сногсшибательно.

– Это точно, – согласилась Марианна, ее карие глаза горели озорством. – И я раскрою тебе маленький секрет. Когда Адам увидел Рочдейла танцующим с тобой, то пошутил, что ты, должно быть, оделась так, чтобы угодить Рочдейлу. Он рассказал мне, что Рочдейл особенно любит длинные светлые волосы. Сказал, что они сводят его с ума. Так что вот тебе ответ. Нет ничего таинственного в интересе Рочдейла. Его возбуждают твои волосы.

Смех всех пяти подруг наполнил гостиную. «Какая глупость, – подумала Грейс, – разве мужчина может быть так влюблен в волосы».

«Я мечтаю увидеть ваши волосы распущенными, как тогда на балу, мечтаю окутывать себя их золотым сиянием, лаская вас».

– Вы, дамы, дурно влияете на меня, – сказала она. – Вы заставляете меня верить, что моя распутная реакция на Рочдейла совершенно естественна, а ведь в моем сердце я знаю, что это грешно. Моя падчерица была вынуждена напомнить мне, что мое поведение плохо отражается на памяти ее отца. А она знала только о том, что я танцевала с Рочдейлом и разговаривала с ним на террасе Донкастер-Хауса. Мне страшно даже подумать, что бы она сказала, если бы знала обо всем, что было между нами.

– Моя дорогая девочка, – нахмурившись, сказала Вильгельмина, – я понимаю, что леди Бамфриз – дочь твоего покойного мужа, но возьму на себя смелость сказать, что она надутая старая кошка. Как смеет она обвинять тебя в осквернении памяти епископа? Есть ли способ лучше доказать почтение его памяти, чем организация фонда вдов и постройка приюта, который носит его имя? И разве ты не издаешь его проповеди?

– Да, однако она не одобряет этот проект. Думаю, она предпочла бы сама издавать проповеди отца.

– Даже если и так, – продолжила Вильгельмина, – я не понимаю, как она может обвинять тебя в осквернении его памяти. Даже если бы ты среди бела дня танцевала голой на Сент-Джеймс-стрит, это не испортило бы все, что ты сделала, будучи его вдовой. То, что ты сделала и делаешь, в тысячи раз ценнее, чем все, что сделала она, будучи его дочерью.

Грейс захотелось обнять ее. Вильгельмина была такой хорошей и доброй, и Грейс гордилась, что может называть ее подругой. Когда епископ был жив, он не позволял Грейс общаться с герцогиней. Он презирал женщин, которые не подчинялись правилам света, как это делала Вильгельмина. Между прочим, Грейс всего несколько дней назад нашла одну из проповедей своего мужа, в которой он предупреждал, что нельзя позволять своим женам и дочерям свободно общаться с падшими женщинами, «дабы они не отравили целомудренные, но хрупкие души, вверенные нашей заботе».

Возможно, ей следует исключить эту проповедь из собрания.

– Вильгельмина права, как всегда, – сказала Пенелопа. – Не позволяй этой кислой физиономии учить тебя, как прожить жизнь. Ты вдова епископа, а не его жена. Что ты делаешь сейчас, после его смерти, это твое личное дело.

– Особенно то, что ты делаешь в частной жизни, – добавила Марианна.

– Епископ умер, – сказала Вильгельмина. – Не позволяй себе верить, что его дочь говорит от его имени. Я серьезно сомневаюсь, что он прилетает к ней в ночи на ангельских крыльях, чтобы сказать, что ты ведешь себя недостойно звания его вдовы. А если он и является, то думаю, говорит ей, как гордится тобой и всей той благотворительной работой, которую ты делаешь.

Второй раз за этот день Грейс почувствовала подступившие жгучие слезы. Она быстро заморгала в надежде, что не поставит себя в неловкое положение перед этими чудесными дамами, которые ехали для нее такими хорошими и верными подругами.

Пенелопа встала и подняла чашку:

– Давайте выпьем за освобождение Грейс Марлоу. Пусть она всегда будет самостоятельной женщиной и перестанет связывать себя чьими-то ожиданиями, живой это человек или мертвый.

Они все встали, и лучшие чашки Грейс из ворчестерского фарфора мелодично зазвенели, когда подруги чокнулись ими.