Леди, будьте плохой

Глава 6

Грейс вернулась в бальный зал внешне спокойная – вынужденная маска, которая была для нее естественна, как дыхание, – но в сердце совершенно потрясенная. Ошеломленная. Смущенная. Ужасно стыдящаяся своей реакции на поцелуй Рочдейла. Уже во второй раз она позволила ему вызвать неестественно развратный ответ.

Едва она увидела его, сногсшибательного и опасного в своем костюме разбойника и смотрящего на нее, как будто она была спелой ягодой, в которую он хочет вонзиться зубами, все тайные мысли о предвкушении поцелуя исчезли, и Грейс вдруг испугалась. Она надеялась, что он заметит ее костюм. Она хотела показать ему, что она не только чопорная матрона. Она хотела, чтобы он смотрел на нее с восхищением.

Теперь этот взгляд более чем явного восхищения пугал ее. Грейс чувствовала себя глупо, вздумала позволить Рочдейлу – именно ему! – увидеть ту девушку, которой она когда-то была, до того, как узнала потенциальное зло своей женской натуры. Его открытое желание заставило ее бояться того, что он может сделать с ней. Конечно, Грейс никогда не позволила бы ему узнать о своих страхах, поэтому решила оставаться хладнокровной, неподвижной и бесчувственной, дать ему то, что обещала, – свои губы, и ничего больше.

Когда он наклонился поцеловать ее, по спине побежали мурашки. Ее первым порывом было отвернуться и не позволить ему, но она дала слово и поэтому не отпрянула. Вместо этого она оказалась лицом к лицу с тем, чего, как теперь оказалось, боялась больше всего, – со своей собственной необузданной реакцией на его губы, язык и руки.

Она позволила ему завладеть ее ртом и лишить ее разума. Однако раньше, чем Грейс окончательно пропала, было мгновение чистосердечного признания, что она хочет почувствовать все эти безумные ощущения снова. Пусть даже и с этим ужасным человеком, который ей не нравился, которого она презирала. Через мгновение после того, как ее часть договора была выполнена, Грейс поняла, что должна прекратить это. Но вместо этого, Боже, помоги ей, она обнаружила, что оттягивает конец, обещая себе, что скоро остановит его. Через мгновение. Всего через еще одно мгновение.

Потребовалось невероятное усилие воли и прилив отвращения к своему распутному поведению, чтобы наконец-то оттолкнуть его.

Но уже было слишком поздно. Все те женские слабости, которые, как предупреждал епископ, надо держать под контролем, вырвались на свободу. Грейс еще никогда не чувствовала себя более грешной. И все из-за того, что наслаждалась ощущением рта Рочдейла на своих губах, прикосновением его языка. Он целовал ее жадно. Разумеется, такое было грешно, это должно было вызвать у нее отвращение, а ей понравилось и, если быть совершенно честной с самой собой, очень хотелось бы испытать это снова. И снова.

Боже, она погрязла в пороке. В безнравственности. И это сделал с ней он. Грейс могла бы оставаться с ним в той уютной комнате часами, позволяя телу трепетать, разжигая огонь, похожий на смертельную лихорадку. Она могла бы остаться. Она хотела остаться. И именно это заставило ее уйти. Желание. Новизна вырвавшихся на волю желаний.

И все это из-за Рочдейла, которого она едва могла терпеть как человека. Рочдейла, чья жизнь была переполнена разгулом, распутством и скандалами. Рочдейла, при встрече с которым она перешла бы на другую сторону улицы. И все же Грейс чувствовала проблеск желания к нему. Больше чем проблеск. Гораздо больше. Как такое возможно, ведь он ей так не нравится? Неужели она настолько поверхностна, что может принять его характер из-за того, что он красив?

Возможно, это не ее вина. Возможно, он просто всем известный негодяй – женщины просто не могут противостоять ему. Грейс определенно не могла, помоги ей Боже.

Когда она прислонилась спиной к колонне в бальном зале, обмахиваясь веером, чтобы успокоить жар, от которого все еще пылала ее кожа, то подумала, что могла бы упасть в обморок от головокружения. Грейс больше не знала, кто она такая. Она чувствовала себя потерянной и в то же время найденной. Никогда в жизни Грейс не была так растеряна. Но если внутренняя суматоха заставляла ее сомневаться во всем, кроме самой себя, Грейс знала свою роль. Миссис Марлоу не теряла присутствия духа и не падала в обморок. Она высоко держала голову и с уверенностью смотрела на мир. Так она и будет делать до конца вечера. Это то, чего от нее ждут.

Она оттолкнулась от колонны и едва не столкнулась с придворным шутом. Грейс узнала в нем лорда Дьюсбери и позволила увлечь себя в танец, который уже начался.

Грейс танцевала еще с двумя джентльменами, оба были ей знакомы, оба респектабельны и оба бурно рассыпали комплименты ее маскарадному костюму. Грейс обнаружила, что ей даже нравится быть объектом восхищения мужчин, и решила, что костюм был не такой уж ошибкой. Не мешает, решила Грейс, напомнить свету, что она женщина, а не хрупкая фарфоровая кукла.

Как ни пыталась она забыть о том, что произошло в приемной, ее постоянно отвлекал бесшабашный разбойник, который, казалось, был везде. Ее глаза помимо воли притягивались к нему. Она хотела не замечать его, пыталась не замечать, но не могла даже изобразить незаинтересованность.

Она молча обзывала себя дурой, глядя, как он танцует, смеется и флиртует с другими женщинами. Было смешно рассчитывать, что он имеет какой-то особый интерес к ней. Он интересовался всеми, кто носит юбку. Между ним и Грейс не было ничего, кроме случая, из-за которого они оказались в одной карете, и глупого пари, которое он использовал в своих интересах.

Но однажды она поймала его взгляд, такой пылкий, что Грейс почувствовала себя единственной женщиной в зале. Потом он улыбнулся, и его лицо превратилось в откровенное желание, он ласкал ее глазами.

Господи, она действительно безнравственна. Иначе смогла бы контролировать учащенное биение своего сердца, мурашки на коже и трепет, возникающие от одной его улыбки.

Она споткнулась в танце – Рочдейл все еще смотрел, будь он проклят.

– Осторожнее, – произнес партнер Грейс, крепче сжимая ее руку.

Рочдейл, кажется, рассмеялся, и лихорадочная вспышка смущения согрела каждый дюйм ее тела. Грейс ненавидела это ощущение, которого до недавнего времени почти никогда не испытывала, и молча проклинала свою светлую кожу и легкость, с которой она краснела. Так же как она научилась всегда сохранять спокойствие на публике, Грейс давно научилась обуздывать жар, покрывающий румянцем ее щеки. Епископ мягко журил ее за тайные мысли, столь постыдные, что заставляли ее краснеть. Если она чувствовала стыд, смущение или ужас, то должна была обуздывать такие чувства и поддаваться им только в уединении молитвы. Хотя он никогда не говорил этого прямо, но ясно давал понять, что краснеющая жена плохо сочетается с таким мужем, как он.

Грейс хорошо вышколила себя, и теперь для нее стало второй натурой не позволять любым предосудительным эмоциям отражаться на лице. Но этой весной, когда подруги начали так открыто говорить об интимных подробностях своей личной жизни, Грейс частенько смущалась от таких разговоров и ее нежная кожа реагировала раньше, чем она успевала контролировать ее.

Однако это все было наедине с подругами. Краснеть на публике, как мечтательная школьница, было унизительно. А она, похоже, потеряла способность справляться с собой. Это была вина Рочдейла. Один только взгляд на него заставлял Грейс думать о его поцелуях, и жар бросался к ее лицу, вниз по шее к плечам и груди, неистовый жар, заставляющий розоветь кожу. И остановить его было нельзя.

Все в зале могли видеть этот красноречивый румянец, кричащий всему миру о ее испорченности. Как и предупреждал епископ.

Грейс отвернулась и весь остаток вечера старательно избегала Рочдейла и румянца, который он вызывал.

После особенно оживленного рила Грейс сделала реверанс партнеру, повернулась и обнаружила рядом с собой Вильгельмину.

– Уже почти полночь, – сказала герцогиня, отбрасывая нелепо длинную рыжую прядь за плечо. Парик ниспадал на ее плечи как накидка. – Пора снимать маски. Не думаю, что ты удивишься, узнав личность разбойника, с которым танцевала в начале вечера.

Грейс почувствовала, что ее щеки пылают. Опять. Похоже, одного упоминания об этом человеке достаточно, чтобы выбить ее из колеи.

– Да, я сразу же узнала его.

– И тем не менее танцевала с ним.

– Было бы невежливо отказаться. Особенно будучи патронессой.

– Пожалуй, да. – Вильгельмина склонила голову набок, и Грейс почувствовала пронзительность ее взгляда. – Он демонстрирует необычный интерес к тебе, моя дорогая. Признаюсь, я весьма удивлена.

– Не больше, чем я, поверь мне.

– Надеюсь, ты не против маленького совета. – Вильгельмина переложила щит в другую руку и привлекла Грейс ближе, чтобы никто другой их не услышал. – Будь осторожна с ним. У него достаточно ловкости и опыта, чтобы вскружить женщине голову еще до того, как она поймет, что с ней. Получи от него свое удовольствие, если это то, чего ты желаешь, но береги свое сердце и душу. В постели он будет великолепен, но ему быстро наскучивают женщины, он становится бесчувственным, когда считает, что роман окончен.

– Господи, Вильгельмина, я не собираюсь заводить роман с лордом Рочдейлом!

– Пока нет. Но он явно ухаживает за тобой, чего я никогда за ним не замечала. Ему никогда не приходилось ухаживать за женщиной, потому что все они сами бросались ему на шею. Но ты интересуешь его, Грейс, и я не удивлюсь, если ты поддашься его соблазнению.

– Нет-нет, я никогда бы не…

Вильгельмина подняла руку.

– Никогда не говори «никогда», моя дорогая. Впоследствии это избавит тебя от многих неловких объяснений. Я не предостерегаю тебя от романа с Рочдейлом. Совсем наоборот. Никто не сможет лучше научить тебя радостям чувственного наслаждения и заставить не бояться этой части твоей натуры. Я просто не хочу, чтобы ты испытала боль. Поэтому, если ты решишь, что это то, чего ты хочешь, иди навстречу с открытыми глазами, сознавая, что это будет не более чем очаровательное приключение. Не жди постоянства или исключительности. Бери то, что он предлагает, и не проси большего.

Грейс нахмурилась:

– Звучит так, будто ты основываешься на собственном опыте. Ты и лорд Рочдейл были…

– Я знала многих мужчин, похожих на него. Распутников, искателей удовольствий, безнравственных негодяев.

Этот уклончивый ответ заставил Грейс почувствовать странное отвращение: она могла целоваться с мужчиной, который был близок с ее подругой.

– Я только хочу сказать, будь осторожна, – продолжала Вильгёльмина. – Для тебя, Грейс, это неизведанная территория. Захватывающее приключение. Просто… будь готова. Не бросайся головой в омут, не зная, чего ожидать.

– Спасибо, Вильгельмина, но я сомневаюсь, что это зайдет так далеко. Рочдейл просто флиртует. Дразнит. Не более того.

Вильгёльмина сжала ее руку.

– Если это будет перерастать во что-то большее и тебе нужно будет с кем-то поговорить, обещай, что придешь ко мне.

Грейс улыбнулась. Несмотря на свое низкое происхождение, Вильгельмина была одной из лучших женщин, которых она знала. Верным и преданным другом.

– Обещаю. Но я…

– Хей-хо, мои королевы. – Подошла Пенелопа, обманчиво скромная в своем наряде молочницы. – Кажется, большой успех, не так ли? По-моему, все, кого мы пригласили, пришли. И этот бальный зал… Боже мой, ну разве он не великолепен? Какая удача, что Беатрис смогла устроить нам этот зал. И какая жалость, что ее здесь нет. Кстати, о великолепном: я все никак не могу прийти в себя от твоего костюма, Грейс. Сегодня ты выглядишь просто потрясающе. И я не единственная, кто это заметил. Я видела, как Рочдейл танцевал с тобой. Он просто не мог оторвать от тебя глаз! Сначала цветы, а теперь вот это? Что за хитрюга…

– Пора снимать маски. – К ним присоединилась четвертая попечительница фонда вдов, Марианна. Она была одета танцовщицей-цыганкой, что подходило к ее темным волосам. Сияющий свет свечей в огромных канделябрах играл на ее длинных золотых сережках и многочисленных браслетах, позвякивающих на запястьях. – Последний бал сезона. Это успех, несомненно. Но у меня сердце болит за бедняжку Беатрис. Жаль, что она не решилась присоединиться к нам.

– Уже начинают, – сказала Пенелопа. – Вот Донкастер и герцогиня.

Грейс посмотрела, как хозяин дома, радостный, одетый кардиналом Вулс, и улыбающаяся хозяйка в наряде монахини подошли к помосту, где сидел оркестр. За ними шли магараджа, в котором Грейс узнала их сына, маркиза Тейна, и одетая в желтое Артемида.

– Это же… неужели это Беатрис?

– Боже мой, это она, – воскликнула Вильгёльмина. – Тейн держит ее за руку. Вы же не думаете.

– Прошу минутку вашего внимания. – Герцог поднял руку, и все разговоры стихли. – Прежде чем настанет пора снять маски, герцогиня и я хотели бы сделать объявление. Прошу вас поднять бокалы шампанского.

Грейс только теперь заметила, что целая армия ливрейных лакеев вошла в зал с подносами, уставленными бокалами с шампанским, и теперь обходила гостей. Она и ее подруги взяли по бокалу и, переглядываясь, выжидательно улыбались. Все они надеялись на одно: из-за скандала их подруга нашла счастье.

Через несколько минут герцог вновь призвал к тишине и поднял бокал. Рокочущим голосом он произнес:

– Мы с герцогиней рады использовать это радостное событие, чтобы объявить о помолвке нашего сына, лорда Теина, и леди Сомерфилд. Прошу вас вместе со мной поднять бокалы за их счастье.

Четыре попечительницы радостно заулыбались и чокнулись друг с другом.

– Молодец, – сказала Вильгельмина.

– О, разве это не чудесно? – Голос Марианны задрожал, а в глазах блеснули слезы.

– Да, да, да! – Грейс высоко подняла свой бокал. Она была уверена, что скандал, публично и некрасиво обнаруживший их тайный роман, и все, что произошло после того ужасного вечера, разрушили всякие надежды Беатрис на счастье. Грейс была так рада, что ошиблась.

Но вдруг поняла, что в зале довольно тихо, что реакция на объявление была очень спокойной и чрезмерно вежливой. Она посмотрела на Вильгельмину, которая, похоже, подумала то же самое, потому что оглядела зал и нахмурилась.

– Что со всеми случилось? – прошептала Марианна. – Это даже хуже, чем в вечер скандала.

– В том-то и дело, – ответила Вильгельмина, все еще хмурясь. – Они думают, что это вынужденная свадьба, чтобы спасти репутацию Беатрис. Не счастливое событие, а просто необходимость, к тому же довольно неудобная. Идиоты! Герцог не устроил бы такой шум в свете, если бы это был просто брак по необходимости. Как они не понимают… Ага! Молодец, Тейн! Ха!

Лорд Тейн заключил Беатрис в объятия и страстно целовал ее. Кое-кто из присутствующих изумленно открыл рот, но в зале сохранялась неловкая тишина, гости, похоже, не знали, как реагировать на такую дерзкую демонстрацию.

Вильгельмина насмешливо фыркнула, поставила бокал шампанского на поднос ближайшего лакея и повесила свой щит на плечо. Она прошла в центр зала и начала хлопать в ладоши. Громко. Грейс, Пенелопа и Марианна переглянулись, отдали свои бокалы тому же лакею и присоединились к Вильгельмине. Все четверо аплодировали и выкрикивали поздравления счастливой паре. Лорд Тейн и Беатрис, все еще обнимая друг друга, повернули головы и улыбнулись на аплодисменты.

Этого оказалось достаточно. Зал взорвался овациями, приветственными криками и свистом. Жених и невеста снова поцеловались, и шум стал еще громче. Это был действительно радостный момент.

Настроение толпы переменилось, стало легким и веселым, – идеальным для снятия масок. После этого герцог пригласил всех танцевать и повел герцогиню на паркет, за ними следовали Тейн и Беатрис. Пары быстро выстроились для праздничного рила. Адам Кэйзенов, одетый пиратом, появился из ниоткуда, чтобы пригласить на танец сияющую. Марианну. Юстас Толливер в костюме Пьеро, весь вечер ни на шаг не отходивший от Пенелопы, пригласил свою любимую партнершу, а лорд Инглби в костюме центуриона подошел, чтобы предложить руку Вильгельмине. Грейс улыбнулась, догадавшись, что их маленькая шутка была намеренной: римский солдат и воинственная царица, сражавшаяся против римлян.

– Могу я пригласить вас на этот танец?

Знакомый голос, прозвучавший сзади, вырвал Грейс из эйфории, и совершенно другое возбуждение заставило затрепетать ее плечи. Ее подруги, уже начавшие удаляться, обернулись почти одновременно и увидели мгновенное замешательство Грейс и ее красноречивый румянец. Она сразу же справилась с собой и, спокойно повернувшись, увидела Рочдейла без маски, улыбающегося, протягивающего ей руку.

– Надеюсь, мне повезло и этот танец у вас не занят, – сказал он.

Грейс чувствовала, что подруги не ушли танцевать и все еще наблюдают за ней с разной степенью удивления. Пара, состоящая из распутника и вдовы епископа, была так же смешна, как и Боадицея и центурион, так же невообразима для них, как и для нее самой. Конечно, Грейс не могла отказать ему, поскольку не была приглашена на этот танец. Однако она хранила при себе, сложенным и запечатанным, самый драгоценный секрет – не хотела отказывать Рочдейлу.

«Какой безнравственной дурочкой я стала».

– Да, конечно. – Ее голос был холоден, равнодушен и чрезмерно вежлив. Никто бы не смог догадаться о буре, бушующей внутри ее. Грейс взяла предложенную руку, и Рочдейл, положив ее руку на сгиб своего локтя, повел даму прочь.

– Признаюсь, миссис Марлоу, я надеялся, что смогу поговорить с вами. Если вы предпочитаете танцевать, пожалуйста. Но если позволите, я бы хотел кое-что обсудить с вами.

– О… Да, хорошо.

Ее мысли, должно быть, были ясно написаны на ее лице, поскольку он усмехнулся и произнес:

– Нет, я не украду вас для еще одного поцелуя, как бы мне этого ни хотелось. К несчастью, вы очень ясно дали понять, что мы покончили с этим. Нет, я имел в виду гораздо более прозаическую тему. Деловой вопрос. Вы выйдете со мной на террасу?

Грейс кивнула и позволила ему вывести себя через одни из многочисленных дверей бального зала на террасу. В начале вечера, когда они танцевали и уходили вместе в пустую приемную, Грейс могла надеяться, что их личности очевидны не для всех окружающих. Теперь же, сняв маски, все видели, что это миссис Марлоу и лорд Рочдейл идут вместе, и Грейс заметила далеко не один заинтересованный взгляд. Рочдейл подвел ее к балюстраде, выходящей на расположенный внизу внутренний двор. Они были не одни, вокруг прогуливались другие пары, поэтому Грейс знала, что он не будет предпринимать каких-либо действий. По крайней мере она надеялась, что Рочдейл все-таки джентльмен, чтобы не делать этого.

– Думаю, вы хотите, чтобы я убрался к дьяволу, – сказал он. – И вы уверены, что я нечестно воспользовался вами, сначала в карете, а потом с этим беспроигрышным пари…

– Я ни на минуту не думала, что вы выиграете это пари.

– Я знаю. Кто бы мог ожидать, что печально известный распутник знает Библию лучше, чем вдова епископа? Но я действительно воспользовался вами, воспользовался ситуацией. Я не мог упустить возможность превзойти вас. И поцеловать. Такой уж я человек, миссис Марлоу. Негодяй и игрок. – Он пожал плечами, как будто говоря: делайте что хотите, но я такой. – Однако поскольку я никогда не надоедал такой добропорядочной леди, как вы, я все же почувствовал укол совести, пусть и слабый. И поэтому хотел бы компенсировать вам проигрыш, если можно.

– Компенсировать мне? Что вы имеете в виду?

– Той ночью в карете вы рассказывали мне о работе Благотворительного фонда вдов и Марлоу-Хаусе. Признаюсь, я был поражен. Вы упомянули о мечте построить новое крыло. Сколько вам не хватает, чтобы осуществить эту мечту?

Грейс отступила на шаг и внимательно посмотрела на него. Возможно, дело в напудренном парике, или это лунный свет смягчил его обычно резкие черты. В любом случае Рочдейл не выглядел так хищно, как всегда. Он казался почти… искренним. Неужели он действительно собирается предложить ей большую сумму, чтобы помочь расширить Марлоу-Хаус? В качестве возмещения за поцелуй?

Честно говоря, он действительно должен ей за то, что перевернул вверх дном всю ее жизнь. Ради благотворительности Грейс была более чем готова принять его пожертвование.

– Расходов очень много, – ответила она. – Мы должны заплатить архитектору, строителям и рабочим. Еще нам нужны материалы и мебель. Мы надеялись использовать часть нового крыла для обучения женщин разному мастерству, чтобы им было легче найти работу, поэтому надо еще закупить оборудование и оплатить работу учителей. В целом получается весьма значительная сумма. – Она назвала большую цифру, ожидая, что он недовольно передернется.

– Считайте дело решенным. В течение недели я переведу вам деньги.

Грейс пришлось стиснуть зубы, чтобы не разинуть рот от изумления.

– Вы хотите сказать, что… что дадите нам всю сумму?

– Да, конечно. Я, может быть, и игрок, миссис Марлоу, но очень удачливый игрок. Думаю, давно пора использовать часть моего состояния на что-то, помимо скачек.

Грейс смотрела на него в совершенном изумлении. Взамен нескольких поцелуев и кратковременного смятения она должна получить все это? Она покачала головой, не веря самой себе:

– Вы совершенно ошеломили меня, милорд. Я не могла и ожидать такой щедрости.

– Вы не ожидали и того, что я знаю Библию. Я живу, чтобы приводить людей в замешательство, миссис Марлоу. Да, я готов обеспечить вам все необходимое для вашего нового крыла. С одним условием.

Грейс вздохнула. Могла бы и догадаться, что тут ловушка. Но если неправильное цитирование стиха из Библии стоило ей поцелуя, то что же он запросит в обмен на такую большую сумму? Разумеется, не последующую близость. Господи, разумеется, не…

– Я хочу посетить Марлоу-Хаус, – сказал он. – Мне бы хотелось увидеть, как именно будут использоваться мои деньги.

Она облегченно выдохнула:

– Это все? Вы всего лишь хотите увидеть Марлоу-Хаус?

Рочдейл улыбнулся, обнажив белые зубы, блеснувшие в лунном свете.

– Святые небеса, миссис Марлоу, а чего вы ожидали?

– Я никогда не знаю, чего ожидать от вас, милорд.

Он рассмеялся:

– Это явная ложь. Вы всегда ожидаете от меня худшего. И в большинстве случаев правы. Но на этот раз я просто хочу увидеть, куда пойдут мои деньги.

– Конечно. Я расскажу вам, как проехать к Марлоу-Хаусу, и вы сможете приехать туда в любое время, когда вам будет удобно. За домом присматривает миссис Чок. Я сообщу ей о вашем визите, она покажет вам все.

– Нет, моя дорогая миссис Марлоу, вы так легко не отделаетесь. Я требую; чтобы вы сами были моим гидом. Это ваш взгляд, ваша мечта. Я хочу увидеть Марлоу-Хаус вашими глазами. Что вы скажете насчет завтра, после полудня?

– О… – Еще один день в его обществе. Сможет ли она выдержать это? Ради благотворительности придется выдержать. – Хорошо. Я покажу вам Марлоу-Хаус и расскажу обо всем, что мы надеемся осуществить на ваше щедрое пожертвование. Благодарю вас, лорд Рочдейл.

– Великолепно. Я заеду за вами в два часа. – Он снова улыбнулся. – На этот раз в открытой коляске.

Он взял ее руку и запечатлел на ней поцелуй. Потом он поднял на нее глаза. Вспышка триумфа в этих синих глазах заставила Грейс понять, как ловко он манипулировал ею. Он опять перехитрил ее, изображая искрений интерес к благотворительной работе и швыряя деньги к ее ногам. Он нашел способ заставить ее согласиться на новую встречу даже после просьбы оставить ее в покое. Негодяй!

Она отдернула руку прежде, чем он успел убедить ее сделать еще что-то, чего она не хотела. Или хотела, но ненавидела себя за это желание.

– Значит, завтра. – Она попятилась от него и стала двигаться к дверям бального зала. – Еще раз благодарю за вашу щедрость. – Наконец, оторвав взгляд от этих страстных синих глаз, она резко повернулась и поспешила назад в бальный зал.

И сразу же была грубо схвачена за руку и оттащена в сторону.

– Что на вас нашло, Грейс? Вы сошли с ума?

Леди Маргарет Бамфриз, дочь епископа от первого брака, в наряде рыжей кошки с острыми оранжевыми ушками, торчащими из облака завитых рыжих волос, и черными усиками, нарисованными на щеках. Недовольно нахмуренное лицо падчерицы напомнило Грейс обо всех безнравственных мыслях, метавшихся, в голове весь вечер, и предательская кожа снова загорелась румянцем.

– Вы понимаете, что уже начинаются разговоры? – Маргарет так сильно сжимала пальцы, что Грейс была уверена – на руке останутся синяки. – Что я буду говорить, когда меня спросят, почему вдову моего праведного отца видят дружески общающейся с таким развратным негодяем, как Рочдейл?

Маргарет была на два года старше Грейс и никогда не одобряла ее брака с епископом. Как и многие другие, Маргарет была потрясена, даже шокирована, что ее отец женился на женщине настолько моложе себя. Однако она боготворила отца, веря, что он не может сделать ничего неправильного, и в конце концов согласилась, что это не был безрассудный брак. Со временем она признала, что Грейс была для отца хорошей женой.

Естественно, поначалу Грейс было неловко, что ее пасынок и падчерица старше ее, но с помощью епископа ей удалось наладить отношения и с Маргарет, и с ее братом, Питером. Однако ей никогда не удавалось насладиться теплыми отношениями ни с кем из них. Маргарет, в частности, временами могла быть очень докучливой. Особенно когда была права.

– Мне жаль, что мой разговор с лордом Рочдейлом расстроил вас, но я должна сообщить, что он предложил фонду очень щедрое пожертвование.

– Надо было приказать управляющему заняться его пожертвованием, тогда бы вам не пришлось находиться в обществе такого мерзавца. Вы знаете, что о нем говорят. Не могу представить, чтобы отец одобрил общение с таким человеком.

Да, он бы точно не одобрил. А если бы он увидел то, что произошло в приемной, то перевернулся бы в гробу.

– Я не могла прогнать лорда Рочдейла, он сделал такое великодушное предложение, – ответила Грейс. – В конце концов, я же председатель совета попечителей. Мой долг не только собирать деньги, но и оказывать уважение любому, кто предлагает столь щедрый дар.

– Ваш долг удаляться с ним среди ночи и позволять ему целовать вашу руку? Такому человеку?

Новый неконтролируемый прилив жара согрел щеки. Грейс выхватила веер и попыталась охладить лицо. Пока она раздумывала, что можно сказать в свою защиту, Маргарет продолжила:

– И этот костюм… Я правда не могу понять, что заставило вас надеть такое скандальное платье. Оно совершенно неприлично. Да еще ваши волосы распущены, как у проститутки. Остается только догадываться, что ваши подруги оказывают на вас дурное влияние. Вдовствующая герцогиня Хартфорд, например.

Грейс не могла позволить падчерице пренебрежительно говорить о Вильгельмине, но прежде, чем она успела вымолвить хоть слово в ее защиту, Маргарет накинула длинную шаль на плечи Грейс:

– Вы должны прикрыться, Грейс. Мое платье достаточно респектабельно, так что мне не нужна шаль. Господи, как жаль, что я приехала так поздно, но я обещала побывать на балу у Рэймондов и поехала сначала туда. Подумать только, что вы разгуливали в этом дезабилье целый вечер… Ну что ж, я могу только напомнить, что вы все еще миссис Марлоу и у вас есть обязательство перед памятью епископа, вы должны вести себя пристойно. Пожалуйста, закройте грудь. Я молюсь, чтобы вы больше не совершили такой ошибки. Помните, кто вы такая!

Грейс завернулась в шаль, стыдясь, что именно Маргарет пришлось быть той, кто заставил ее посмотреть в лицо правде. Это действительно неприличное платье, а ее сегодняшнее поведение с Рочдейлом превзошло даже границы безнравственности. Маргарет, несомненно, хватил бы удар, если бы она знала, что Рочдейл сегодня целовал не только руку. Но как досадно, что падчерице пришлось напоминать ей о месте в обществе, об обязательствах перед епископом. Раньше Грейс никогда не были нужны такие напоминания. Она не знала, что заставило ее вдруг так необычно вести себя.

Нет, все это совершенная неправда. Грейс прекрасно знала, что с ней случилось и когда это произошло. Поцелуй в темноте кареты и другой, в уединенной комнате здесь, в Донкастер-Хаусе, изменили ее. Все безнравственные, грешные, даже похотливые мысли, которые в последнее время посещали ее, были не мыслями вдовы великого епископа Марлоу. Она не знала, кто она такая, но уж точно больше не та женщина, которой была неделю назад. Если она хочет вернуться к себе прежней, ей придется выбросить Рочдейла из своих мыслей и из своей жизни.

И все-таки оставалась завтрашняя поездка в Марлоу-Хаус, с которой надо справиться, а если Грейс правильно догадалась, то будет и что-то еще. Что, если он захочет активнее участвовать в благотворительности? Или в проектировании и постройке нового крыла? На каких основаниях она сможет убрать Рочдейла из своей жизни?

И если быть совершенно честной – глубоко, в самом дальнем, тайном уголке души, – зачем ей убирать из своей жизни мужчину, который заставляет ее колени слабеть от поцелуя?

Маргарет, естественно, сказала бы, что она отправится прямиком в ад. Что, вероятнее всего, было правдой.

Грейс Марлоу, этот образец христианской добродетели, быстро становилась безнравственной женщиной.