Тем временем слуга принес закуски, и пока они сидели за столом, Роб рассказывал Абигейл о своей работе в парламенте. Он смешил матушку своими остроумными замечаниями о членах палаты лордов, не оставляя без внимания и своих политических противников. Когда Роберт сказал матери, что будет участвовать в дебатах, которые состоятся уже завтра, она очень обрадовалась такому удачному совпадению и тут же спросила, может ли присутствовать на них.
Немного подумав, Роберт ответил:
— Такие дискуссии могут приобретать довольно язвительный характер. Я не думаю…
— Чепуха, Роберт. У меня уши не завянут, если я услышу парочку резких слов. Могу тебя заверить: мне доводилось слышать всякое, а уж когда в прошлую пятницу новая лошадь моего второго зятя сбросила его на землю, я услышала такие слова, которых ваши лорды просто не знают. Но меня очень интересует, что думают члены парламента об ужасных волнениях в сельской местности.
— Ты имеешь в виду луддитов, которые громят машины? Многие их ругают, но только некоторые понимают этих людей или хотя бы сочувствуют им.
Абигейл нахмурилась, глаза у нее загорелись.
— В таком случае эти политики или слепы, или глупы, или невероятно жестокосердны!
— Я позволю тебе присутствовать на прениях, только если ты пообещаешь мне тихонько сидеть на галерее и не призывать на головы моих оппонентов громы и молнии, — сказал он с улыбкой и добавил: — Хотя, если ты это будешь делать про себя, я, пожалуй, возражать не стану.
— Я не стану делать ничего подобного ни вслух, ни про себя, — ответила Абигейл строго, довольная, что сможет увидеть, как ее некогда застенчивый сын теперь выступает перед самыми знатными пэрами королевства.
Хотя матушка в этом никогда бы не призналась, она была очень утомлена продолжительной и изнурительной поездкой в дилижансе. Несколько раз деликатно подавив зевоту, она виновато улыбнулась сыну и удалилась отдыхать в свою комнату, завтра ей предстояло увидеть Роберта на заседании палаты лордов……
Роб предупредил матушку, что сегодня вечером собирается в один из клубов на встречу с некоторыми политиками, что соответствовало истине, но он умолчал, что после этой короткой встречи он отправится в «Дом грез»… к Габи. В его душе кипел такой сонм чувств, что сейчас он нуждался лишь в примитивном утешении плоти. Он понимал, что собирается поступить, как закоренелый эгоист, и только одно его успокаивало: Габи, так же как и он, наслаждается их полуночными свиданиями.
Выйдя из клуба, Роберт сел в экипаж и приказал кучеру ехать в Сент-Джонз-Вуд. Он сидел, откинувшись на спинку мягкого сиденья, и размышлял, что подумала бы его матушка, если имела хоть малейшее представление о его грехопадении? Он должен был чувствовать себя виноватым… но ощущение вины почему-то не приходило. Его сознание отчего-то отказывалось связывать Габи или Леди Фантазию с чем-либо нечистым. То, что он переживал с каждой из них, почему-то ощущалось… как правильное. Если подобная двуличность губит его душу, что ж, так тому и быть, видно, не в его власти изменить свою судьбу.
Войдя в хорошо знакомую спальню, он неторопливо разделся и задул свечу. Комната погрузилась в темноту.
— Как же я могу покинуть мою нежную Габи… и положить конец остроумным пикировкам с Леди Фантазией? — тихо прошептал он сам себе.
В действительности ему хотелось, чтобы рядом была женщина с чистой и искренней чувственностью Габи и острым умом Фантазии, — женщина, которая интересовалась бы всеми сторонами его жизни. И он все больше утверждался в мысли, что баронесса Оберли никак не может стать такой женщиной. Но как, черт возьми, он может представить ее своей матушке, чтобы свет не воспринял этот шаг как прелюдию к сватовству?
Эти беспокойные размышления были прерваны слабым отсветом свечей в коридоре, возвестившем о приходе Габриелл. Она быстро закрыла дверь, прежде чем он сумел хотя бы мельком увидеть ее. В полной темноте он пошел ей навстречу. Запомнив расположение мебели в комнате, Роберт теперь помнил эту спальню лучше, чем свою собственную. Он молча обнял Габи, не в силах вымолвить ни слова. Она с легким вздохом больше похожим на всхлип, обняла его за шею и жадно припала к губам, словно истомившийся от жажды путник, припавший к роднику.
Они целовались страстно, почти яростно, его руки крепко, но очень бережно обнимали ее, лаская волнующие изгибы тела. Их бедра двигались в волнообразном танце, старом, как само время. Не говоря ни слова, Роберт поднял Габи и понес к постели. Когда он наклонился, чтобы накрыть ее своим телом, она резко привлекла его к себе и прошептала:
— Пожалуйста, войди в меня, Роб. Ты мне нужен. Сейчас!
Не только он нуждался в этом утешении страстью. Амбер провела целый день в беспокойных размышлениях о Жанетт и Истхеме. Она думала о том, как удержать подругу от задуманного ею смертельно опасного шага. Амбер надеялась отвлечься, с удовольствием предвкушая полуденную встречу с Робертом за шахматной доской. Когда он прислал записку с извинениями, ей показалось, что Роб намерен прекратить свои визиты в «Дом грез».
Но вот теперь он здесь и его обнаженное тело прижато к ее нагой плоти. Чего еще ей желать в этот момент? Габриелл хотела наполнить этим моментом всю свою сущность, направляя его напряженное до предела естество во влажный жар своего тела. Когда он вошел в нее, она порывисто вздохнула и выгнулась ему навстречу.
— Да, Роб, да, — хрипло шептала она, обвивая ногами его бедра.
Они двигались в неистовстве, которое испытывал каждый из них. Роберт перекатился на спину и поднял ее на себя — новая позиция, которую они открыли не так давно. Он нетерпеливо погладил тонкую талию и буквально впился пальцами в упругие ягодицы, неистово двигавшиеся под его ладонями. Пальцы Габи оглаживали его широкую грудь, потом легли на мускулистые руки, и все это сплетение продолжало двигаться в едином неистовом ритме. Запрокинув голову, Габриелл при каждом его движении выгибалась от невероятного удовольствия.
— Помедленнее, пожалуйста… я не хочу, чтобы все закончилось быстро…
— Позволь мне поцеловать тебя, — прошептал Роберт, держа ее бедра, затем возобновил свои движения гораздо медленнее.
Она обняла его двумя руками за голову и наклонилась над ним, так что ее груди оказались над его лицом, словно спелые плоды, которые так хотелось сорвать. Его рот, горячий и сладкий, смаковал и ласкал ее набухшие соски, так что она застонала от удовольствия.
Звуки, которые она издавала, заставляли кровь кипеть в его жилах. Он схватил Габи за волосы и прижал ее губы к своим губам в еще одном проникающем в самую душу поцелуе. Ее язык, на мгновение смелый и дерзкий, затем уклончивый и приглашающий, метнулся внутрь и отступил, увлекая его за собой. Он последовал за ней в ее рот, их языки переплелись. Бедра Габриелл, уже не сдерживаемые ладонями Роберта, поднимались и опускались все быстрее, сама она извивалась, то припадая к нему, то откидываясь далеко назад в сладком ощущении близкой кульминации.
— Следуй за мной, любовь моя, — прошептала она, припав к его губам.
— Разве может быть иначе?
Не размыкая объятий, Роб перекатил Габи на спину и вошел в нее как можно глубже. Он чувствовал, как сокращаются ее бархатные ножны, побуждая его излить свое семя, и позволил себе забыть о самоконтроле, которому обучался несколько недель подряд. Он был уверен, что его Габи будет с ним в этом пресыщении, и знал, что вместе они могут подняться до звезд.
Крепко поцеловав ее, он прижался к Габриелл всем телом, и мир вокруг них взорвался.
Но в этот миг они меньше всего думали о мире.
Когда действительность начала возвращаться на свое место, Габриелл уютно устроилась у него на груди. Обессиленные, они лежали, тяжело дыша. Легкий блеск испарины скользил по их коже в прохладном ночном воздухе. Габриелл провела рукой по его мускулистым плечам; каждое прикосновение к этому упругому гладкому телу доставляло ей огромное удовольствие. Роберт был силен и ловок от природы, — кроме того, он рассказывал, что очень любит верховые прогулки. Может быть, он вернется в свое поместье, когда закончится сессия парламента? Может, баронесса последует за ним?
«Я не вправе задавать подобные вопросы».
Если бы Роберт хотел рассказать о своих противоречивых чувствах к леди Оберли, он бы сам заговорил на эту тему. Если же он этого не сделал…
Чтобы отвлечься от тревожных мыслей, Амбер начала легкими поцелуями покрывать упругие завитки волос на его груди, в то время как Роберт осторожно поглаживал ее по щеке. Когда она зубами царапнула его сосок и слегка потянула зубами, он негромко зарычал от удовольствия.
— Ты настоящая ненасытная маленькая шалунья, — пробормотал Роберт хрипло.
— Тебе это нравится?
Она знала точно, что ее пылкость нравится ему, а его напрягшаяся плоть, прижавшись к ее бедру, служила доказательством этого.
— Я ведь здесь, чтобы доставить тебе удовольствие, ты помнишь об этом?
— Ну… мне бы доставило удовольствие, если бы мы могли начать все сначала… только на этот раз медленно, как…
— Крылья бабочки, — прошептал Роберт со смешком, легким поцелуем касаясь ее ушка.
Затем он кончиком языка провел по контуру небольшой ушной раковины, и по позвоночнику Амбер пробежала дрожь.
— Да, мы можем заниматься этим столько, сколько ты пожелаешь, моя милая Габи.
— Ты знаешь все, что можно знать… все, чего любая женщина… могла бы захотеть, что могла бы вообразить, — отрывисто произносила она между короткими вздохами, в то время как он ласкал ее горло своим языком и оглаживал лицо кончиками пальцев.
Затем его руки начали блуждать по ее спине, осторожно поднимая спутавшиеся волосы. Он перекатился вместе с ней на бок и поднялся над ней, чтобы покрыть поцелуями шею и грудь, потом спустился ниже и наконец достиг пупка. Он уделил ему особое внимание, заставив Габи постанывать, извиваясь от удовольствия.
— Я, должно быть, сейчас соленая на вкус, — пробормотала она.
— Разве я не говорил тебе, что обожаю соленые деликатесы?
Он продолжил свои нежные ласки, используя руки и губы, не пропуская ни дюйма ее тела и тем самым приводя ее в состояние неописуемого восторга. В то время как ее тело наслаждалось этими ласками, в ее голове продолжали кружиться мысли. Если бы это могло продолжаться вечно. Если бы они могли закрыться от всего мира и оказаться одни… совсем одни во времени и пространстве. Но нет, у них есть только эта ночь.
— Эта ночь, у нас есть эта ночь. И никто не может ее отнять у нас, — шептал он.
Пока он не заговорил, она даже представить себе не могла, что его мысли так созвучны ее мыслям.
— Да, сегодняшней ночи должно быть достаточно… — прошептала Амбер в ответ, позволяя телу возобладать над разумом, отвечая Роберту поцелуями и ласками, вновь изумляясь контрасту между ее нежным и его мускулистым телом, между гладкостью ее кожи и щекочущей жесткости волосков на его теле. Со всей присущей ему силой он холил и лелеял ее тело, неистовый от страсти, нежный от… любви?
Нет, только не любовь! Он сказал, что у них есть эта ночь. И эти слова говорили о скором расставании. Его долг — покинуть ее. Но не сегодня ночью.
Она обняла его и принялась страстно целовать, крепко удерживая в своих объятиях. После продолжительного времени они стали одним целым, чтобы вместе вознестись ввысь. Ни один из них не думал о той цене, которую за эту ночь им придется заплатить завтра.
Роб оставил мать, когда один из служащих провожал ее на галерею палаты лордов. Несколько минут он просматривал свои записи, затем сложил бумаги и сунул их в карман. Некоторые из его недоброжелателей заняли места напротив и теперь, мрачно поглядывая на своего оппонента, достаточно громко переговаривались о «защитниках черни» и «разрушении социального устройства, предписанного Всевышним». Роберт бросил нервный взгляд наверх, чтобы убедиться, что матушка не слышит, как всуе упоминается имя Господа, и с радостью отметил, что до галереи эти разговоры, по всей видимости, не доносятся.
Только бы лорд Тиздейл и его сподвижники вели себя достойно во время прений! Блажен, кто верует! Роберта целиком поглотило начавшееся обсуждение, и он не заметил, как вошла вторая дама, которая заняла единственное остававшееся как раз рядом с Абигейл свободное место на галерее. Вторая дама с головы до ног была одета во все черное, ее лицо закрывала плотная вуаль.
Амбер читала о предложениях мистера Пила, касающихся реформирования полицейской системы, точнее, почти полного ее отсутствия в Лондоне. Несогласованность различных юридических структур и сплошное взяточничество привели к возникновению и процветанию целой отрасли воровства. Места сборищ преступных элементов, или «малины», были не только убежищами для головорезов и уличных проституток, но и являлись вербовочными центрами, где совсем еще дети учились пить джин, обчищать чужие карманы и продавать свое тело, дабы не умереть с голоду. Амбер хотела услышать, как, по мнению Роберта, можно остановить это безобразие. Но больше всего ей хотелось увидеть Роба при свете дня и услышать его сильный и глубокий голос. Когда графу Баррингтону предоставили слово, он встал и, окинув взглядом присутствующих, начал свое выступление.
— Нам необходимы объединенные силы, не пораженные взяточничеством и находящиеся под контролем правительства. Люди, хорошо разбирающиеся в проблеме, должны прикрыть эти притоны. Это школы, но не те, в которых юное поколение учится читать и писать, а те, где мальчишки учатся воровать, а девочки продавать себя. Сколько такое будет продолжаться и когда мы начнем действовать?
Роберт приводил весьма драматические подробности, детально описывая творящиеся безобразия, и предлагал меры по их устранению. Абигейл не утерпела и, чуть наклонившись к сидящей рядом вдове, прошептала ей на ухо:
— Вижу, что вас, как и меня, захватило выступление графа Баррингтона.
Амбер посмотрела на немолодую женщину в сером платье. Повседневный наряд был хорошего качества, но без всяких украшений за исключением маленького золотого крестика на тонкой изящной цепочке. На шляпке женщины не было ни перьев, ни каких-либо других столь модных сегодня дополнений. Но ее лицо было приветливым и добрым.
Амбер ответила:
— Он великолепный оратор и к тому же прекрасно разбирается в вопросе. Лорду Тиздейлу нелегко придется в словесной дуэли с графом.
— Вы часто присутствуете на слушаниях? — спросила Абигейл, которой понравилась молодая вдова, показавшаяся ей вполне осведомленной в политических вопросах.
— Я получаю «Кроникл» и «Тайме». Когда я узнаю, что граф Баррингтон будет выступать, стараюсь не пропускать заседания. Нас объединяет желание помочь беднякам, особенно детям. Я восхищаюсь его острым умом и крепким нравственным стержнем.
— У вас так много общего, а вы лично знакомы с графом? — спросила Абигейл.
— Нет, — поспешно ответила Амбер.
«У нас гораздо больше общего, чем вы могли бы себе представить». Даже скрывшись под густой вуалью, она никогда бы не признала, что знакома с Баррингтоном, тем более в таком месте.
— Конечно, я бы почла за честь знакомство с этим джентльменом, но он граф, а я бедная вдова.
Абигейл ласково погладила ее по руке.
Роб вновь заговорил, отражая очередные резкие нападки на «чернь».
Время шло, обсуждение становилось все более жарким, Абигейл и Амбер шепотом обменивались замечаниями о недостатках социальной политики тори и восхищались графом, который остроумно и проницательно вскрывал эти проблемы. Когда заседание наконец закончилось, обе женщины встали и пошли к выходу с галереи. Амбер собралась было поблагодарить свою соседку за приятную беседу, но та опередила ее.
— Я должна вам кое в чем признаться, моя дорогая. — Когда Амбер подняла голову, Абигейл произнесла шепотом: — Этот красивый молодой джентльмен с острым как лезвие бритвы умом — мой сын.
Амбер едва не вскрикнула от неожиданности и удивления.
— Вы его мать? — переспросила она.
Абигейл улыбнулась:
— Это обычная реакция. А теперь, — сказала она, беря вдову за руку, — я собираюсь вас познакомить.
Отдергивать руку было поздно и глупо, и Амбер ничего не оставалось делать как позволить пожилой даме повести ее вниз.
— Простите мадам, ваш сын окружен своими политическими друзьями, так что мне действительно лучше уйти…
— Чепуха. Он будет рад познакомиться с вами. Я в этом уверена.
С этими словами Абигейл решительно направилась к Роберту, крепко держа приятную молодую вдову за руку. Если баронесса так не подходит ее сыну, то эта леди может оказаться настоящей находкой! Как удачно, что они познакомились.
Роб увидел спешащую к нему матушку. Члены палаты лордов расступились, словно морские воды перед Моисеем, ведущим свой народ. Роберт улыбнулся и направился к ней навстречу. И только в этот момент заметил идущую за ней женщину. Матушка вела Леди Фантазию, крепко держа ее за руку, как она это часто делала с непослушными детьми.
Роберт, лишившись дара речи, остановился как вкопанный.
Сияющая Абигейл Сент-Джон воскликнула:
— Ты был великолепен, Роберт!
Роб несколько одеревенело кивнул и сдавленным голосом ответил:
— Надеюсь, я хорошо себя вел, матушка?
Затем повернулся к Леди Фантазии, которая оставалась пленницей Абигейл.
— Миледи, — вежливо поклонился ей Роберт.
— О, так вы уже знакомы? — озадаченно спросила матушка и нахмурилась.
— Да, — ответил Роб.
— Нет, — одновременно с ним ответила Амбер.
Абигейл посмотрела на внезапно покрасневшего сына, потом на явно испуганную молодую леди, и ее взгляд стал мягче. Что бы там ни происходило, очевидно, что молодые люди испытывают симпатию друг к другу. Улыбнувшись еще раз, она сказала:
— Мне так не терпелось вас познакомить, что я не потрудилась узнать имя твоей знакомой. Представь нас, пожалуйста, Роберт.
Роб сглотнул комок в горле и произнес:
— Леди Смиттон.
И именно в этот момент Амбер выпалила:
— Амбер Лихай.
И тотчас ее охватил настоящий ужас. Что на нее нашло, почему она вдруг решилась назвать свое девичье имя? Она не произносила его больше десяти лет. Амбер Лихай Вулвертон умерла и похоронена в Нортумберленде — там она и должна остаться!
Придя в себя, она сказала:
— Я забыла, что мы оба посещали один популярный политический салон.
Роб кивнул:
— Ах… да. У леди Аберли.
И опять, пока он замешкался, Амбер поспешила:
— У сестер Берри.
Затем они произнесли в один голос:
— Оба.
Теперь Абигейл хихикнула.
— Похоже, здесь какая-то путаница, — сказала она, выгибая тонкую бровь и внимательно глядя, как пунцовая краска заливает щеки сына.
Она была уверена, что под вуалью лицо вдовы заливает такой же румянец. То была тайна, настоящая интригующая загадка… которую она намеревалась разгадать.
— Не имеет значения, где вы встречались, но я бы предпочла узнать ваше имя, моя дорогая, — доброжелательно обратилась она к взволнованной молодой вдове.
— Я появлялась в салонах под вымышленным именем, потому что овдовела не так давно, а как вы понимаете, в нашем обществе предосудительно выезжать во время траура.
Амбер замолчала в смиренном смущении, надеясь, что оно удовлетворит проницательную матушку графа.
— Смиттон весьма распространенное имя, — неловко добавил Роберт.
Не давая им другого шанса для увиливания от прямого ответа, Абигейл прошептала сыну:
— Этот ужасный лорд Тиздейл открыто нападает на тебя. Ты должен дать ему достойный отпор. — Она похлопала его по руке. — Я понимаю, как ты занят сейчас, когда сессия подходит к концу. Занимайся своими делами, только постарайся не разбить Тиздейлу нос. Помни, он не твой приятель Харпер, а ты уже не мальчишка.
Не обращая внимания на оклики сподвижников, мрачный, как туча, лорд Тиздейл направлялся к Роберту. Расправив плечи, Роб стоял в ожидании, хотя предпочел, чтобы премьер-министр Ливерпул или министр внутренних дел Сидмаут отправили его в Ньюгейт. Впрочем, с еще большим удовольствием он расквасил бы Тиздейлу нос, потому что вызывать на дуэль такого проходимца было ниже его достоинства!
Не обращая на сына ни малейшего внимания, Абигейл обернулась к вдове:
— Безумно жаркий день. Я слышала, что у Гантера на Беркли-сквер подают самое вкусное мороженое в Лондоне. Моя дорогая, вас не слишком затруднит, если я попрошу вас сопроводить меня туда?
Амбер бросила на Роба умоляющий взгляд, но тут вмешался Тиздейл, который, бестактно игнорируя присутствие женщин, потребовал встречи с членами палаты общин, чтобы обсудить принятие компромиссного закона.
— С огромным удовольствием, — сумела выдавить Амбер. — Мой экипаж ждет у входа.
— Замечательно, — деланно беспечно воскликнула Абигейл, кивнув сыну на прощание.
Она видела, что Роберт несколько расстроен, но решила не мешкая увести свою новую знакомую, чтобы предоставить возможность сыну как можно скорее отделаться от лорда Тиздейла. Роб молча проводил женщин взглядом.
Как только они оказались внутри роскошно отделанного экипажа «бедной вдовы», Абигейл повернулась к Амбер и сказала:
— Несмотря на то что большую часть своей жизни я прожила в сельской местности, я неплохо разбираюсь в людях, моя дорогая… Амбер, не так ли?
Амбер узнала этот проницательный свет в голубых глазах.
«От этой женщины трудно что-либо скрыть».
— Да, — ответила она со вздохом. Возможно, малую толику правды можно будет преобразовать в правдоподобную историю. — Я не пользовалась своим настоящим именем много лет. Мой муж был очень жестоким человеком, и я не испытываю никаких нежных чувств к его памяти, да и его семья не испытывает ко мне расположения.
— У вас есть дети? — спросила Абигейл, тронутая искренней болью, прозвучавшей в голосе Амбер.
— Нет.
Краткий ответ сказал очень о многом.
— И никого из близких родственников?
Амбер мысленно улыбнулась, и ее голос заметно смягчился.
— Нет, хотя у меня много друзей, которые стали мне гораздо ближе, чем кровные родственники.
Абигейл понимала, что за этими словами Амбер скрывается некая печальная история, но настаивать на подробностях не стала.
— Это великое счастье — иметь друзей. Мне бы очень хотелось стать одним из них.
— Почту за честь, миссис Сент-Джон.
— Пожалуйста, зовите меня Абигейл. Я, будучи женой пастора, провела жизнь в деревне. Даже и представить не могла, что стану матерью графа, пока не скончались мой деверь и два его сына.
Хотя Амбер знала, как остро Роберт переживал эти потери, она не могла даже намекнуть, что ей известно о произошедших трагедиях.
— Наверное, очень тяжело терять близких людей.
— Я человек веры, дитя мое. Однажды мы все воссоединимся. А пока очень хочется увидеть, что жизнь сына устроена. Он хороший человек и борется с судьбой, которая так неожиданно наносит ему удары.
— Он прекрасно показал себя в парламенте, — осторожно ответила Амбер.
Неужели Абигейл решила заняться сватовством? Это будет настоящая головоломка — вдова священника и владелица самого известного дома свиданий! Нужно срочно направить разговор в другое русло, но, прежде чем она успела что-либо, сказать, ее экипаж остановился напротив магазина Гюнтера.
Боксер, сидевший рядом с кучером, спрыгнул на землю и оглядел оживленную улицу, обращая особое внимание на коляски и закрытые экипажи других посетителей. Через мгновение к экипажу подошел услужливый официант.
— Вы с Питером, наверное, тоже не откажетесь от мороженого, сержант-майор? — спросила Амбер.
— Это было бы замечательно, миледи, — ответил крепкий немолодой мужчина, продолжая внимательно оглядывать улицу.
— Клубничное, верно? — спросила она, зная его предпочтения.
— Да. Благодарю вас.
Абигейл внимательно наблюдала за пожилым воякой. Чрезвычайно интересно. Когда Амбер спросила, какое мороженое она предпочитает, Абигейл ответила:
— Целиком полагаюсь на ваш выбор.
Когда принесли вазочки с мороженым, женщины уселись поудобнее и стали наслаждаться лакомством. Абигейл видела, как Амбер чуть-чуть, только, чтобы приоткрыть губы, приподняла вуаль и принялась за лакомство. «Она боится чего-то… или кого-то. Со временем я завоюю доверие Амбер и узнаю, в чем дело».
— Вы очень красивая молодая женщина, моя дорогая.
— Вы очень добры, — ответила Амбер, не отвлекаясь от мороженого.
Чем быстрее она опустошит вазочку, тем раньше можно будет опустить вуаль и закрыть лицо. Глупо с ее стороны было приподнимать вуаль, даже несмотря на то что волосы оставались закрыты.
— Я не могла не обратить внимания, что вы обратились к своему лакею «сержант-майор». В нем чувствуется военная выправка.
Мягкий намек часто срабатывает лучше прямого вопроса.
— Мистер Боксер был сержант-майором во время войны. У меня дома работают несколько ветеранов. Они отлично служили своей стране, но правительство почти забыло о них.
«Бедная вдова» может себе позволить многочисленных слуг и роскошный экипаж. Она явно дама со средствами.
— Роберт того же мнения. У него в услужении также есть бывшие солдаты. — Абигейл умолкла, чтобы деликатно промокнуть рот. — Я заметила, что мистер Боксер, скорее, является телохранителем, чем лакеем, или я ошибаюсь? — невинно спросила она.
Эта женщина исключительно умна… как и ее сын. Амбер улыбнулась.
— Боюсь, что вы ошибаетесь. Мистер Боксер просто заботится обо мне, потому что я хорошо к нему отношусь, ничего больше, — твердо сказала она.
Осознав, что ее вопрос поставил Амбер в неловкое положение, Абигейл сказала:
— Роберт вынес на рассмотрение билль о назначении пенсий нашим храбрым солдатам. Вы об этом слышали?
— Да, хотя боюсь, что правительство лорда Ливерпула не собирается позволить казначейству тратить деньги на простых солдат. Предложение графа, как бы красноречиво он его ни представлял, будто бы никто не услышал, но, я думаю, это его не остановит.
— В самом деле, Роберт явно преодолел застенчивость, от которой страдал в юности, — ответила Абигейл.
— Мне очень трудно представить графа застенчивым.
Амбер вспомнила его крайнее смущение во время их первой встречи, когда она выступала в роли Леди Фантазии… и когда была Габриелл. Поглощенная этими воспоминаниями, она не услышала ответа Абигейл.
— Ох, прошу меня простить, Абигейл. Я, должно быть, витала в облаках.
Абигейл весело рассмеялась:
— Я сказала, что Роберт вырос смелым и настойчивым. Он достойно носит свой титул, и я этому рада.
— Да, он, несомненно, делает это с достоинством.
Амбер подумала, нет ли связи между ночами, проведенными Робертом с Габи, и его возросшей уверенностью в себе, но засомневалась в этом. Ведь то, что он стал умелым любовником, не имеет никакого отношения к тому, что в палате лордов он показал себя ярким оратором. Когда они встретились, он уже был известен как защитник бедных… и как борец за нравственность, добивающийся закрытия домов разврата!
Абигейл слегка наклонилась вперед.
— Вы случайно не знакомы с баронессой Оберли? Мне интересно было бы узнать ваше мнение о ней.