Леди и Бродяга

Первая глава

– ЗАЧЕМ ВООБЩЕ ты его позвал? Точнее… их. Они всегда ходят стаей, как собаки?

– Он неплохой парень.

– Антон, я тебя не понимаю, с каких пор ты общаешься с… такими?

– Слушай, он оказал мне кое-какую услугу, и я его отблагодарил. Это простая вежливость.

– Какую еще…

– Вера, отдыхай и не лезь не в свое дело. Это моя вечеринка.

– Это мой… дом!

– Если тебя беспокоит, что они испачкают твои белые диваны, вызовешь завтра клининг. Разговор закрыт.

Слышу шаги и с облегчением выдыхаю. Не хотелось бы подслушивать чужие разговоры, а ссоры тем более, но так уж вышло. Теперь главное – не попасться Вере на глаза. И как только эта мысль возникает у меня в голове, дверь гардеробной вздрагивает, ручка опускается и в полутемное помещение падает луч света из гостиной.

Вера появляется на пороге. Идеально гладкие волосы немного растрепаны – будто она их зачесала назад пальцами, белый муслиновый костюм небрежно застегнут, на шортах виднеется красное винное пятно. Она делает два шага к вешалкам и только потом замечает меня.

– Ты что тут делаешь? – Вера нависает надо мной. Она уже взялась за пуговицы, чтобы расстегнуть рубашку.

– Э-э… сижу.

– На полу? В шкафу? Ты что, домовой эльф? – Она говорит недовольным раздраженным тоном, то и дело морщится и вздыхает. Прямо как мама, когда поругается с папой и еле держится, чтобы не сорваться на нас. – Ты что, на моих носках сидишь?

Это правда. Я перевернула на пол корзину белых носков Веры, чтобы было мягче, и понимала, что возмездие непременно меня настигнет.

– Господи, когда ты уже станешь нормальной? Иди к себе! Живо!

Вера хватает с вешалки новый костюм и явно ждет, когда я уйду.

– Мне и тут неплохо.

– Мне плевать, моя сестра не будет сидеть в шкафу, пока в доме вечеринка! А если тебя тут кто-то увидит? Позорище. Они решат, будто мы тебя терроризируем и держим под замком.

– Да я просто хочу почитать книжку.

– Ну так читай у себя.

– Там очень шумно, ты же знаешь.

– Боже мой, ты взрослый человек, что с тобой не так? Ну пошла бы и провела время с… не знаю, нашла бы себе друзей.

– Сомневаюсь, что там будет кто-то, кто мне понравится.

– Ох, простите, Леди Джейн Остен, мы и правда для вас недостаточно хороши. Господи, страшно представить, как будет выглядеть твой парень и где ты его найдешь. Ах да… Он будет выглядеть никак и найдешь ты его… нигде! Ты же выше этого.

Вера плотно сжимает губы, отворачивается и какое-то время молчит.

– Я просто хочу, чтобы ты вела себя нормально, это не так уж и много. Иди уже на свою крышу, не нервируй.

Я вскакиваю с горы носков, потом пытаюсь собрать их, но Вера шипит на меня: «Сама соберу, иди уже!» Пробираюсь через плотную толпу, извиняясь и держа книгу над головой, чтобы никого не задеть острым углом.

– О-о-о, привет, Леди Джейн. – Один из друзей Веры встает передо мной, раскинув в стороны руки, будто рассчитывает на объятия.

– Э-э… пока…

Уворачиваюсь и бегу к лестнице. Родители не одобряют мое сидение на крыше, потому что считают, что я заболею от первого же сквозняка, но сегодня их нет, а Вера в этом смысле более лояльна. Особенно когда хочет, чтобы я ей не мешала.

– По-здрав-ля-ем! – доносится уже в который раз.

Толкаю дверь на лестницу, преодолеваю двадцать ступенек, и я на воле. Мы живем в красивом большом доме, огороженном высокими заборами. У нас есть оранжерея, зимний сад, большая беседка, где мы никогда не обедаем вместе и тем более ни о чем не беседуем, и терраса на крыше, где бываю только я, и то тайком. Отсюда открывается вид на поселок, звездное небо и озеро, на берегу которого стоит наш дом. Пожалуй, три-четыре главы «Джейн Эйр» – ровно столько нужно, чтобы пережить праздник Веры.

За весну это чуть ли не восьмая вечеринка, а впереди лето, родители уедут на дачу к морю, и мы с сестрой останемся вдвоем. Мне проще съехать к бабушке, чем жить тут. Хотя, если сестра будет не против моего торчания на крыше, может, лето окажется не таким уж и плохим?

Сегодня чествуют парня Веры, который победил не то в математической олимпиаде, не то просто в конкурсе и, кажется, уедет учиться за границу. Вера прожужжала мне уши, какой Антон Васильев молодец и как она им восхищается, а мне уже просто тошно это слушать. За каждым словом кроется мысль, что она, Вера, для него недостаточно хороша и ей просто повезло ухватить этот счастливый билет. Мерзко. Это первый и предположительно последний парень Веры, у них все идеально и правильно. Начать встречаться в одиннадцатом классе, пройти вместе период личностного становления, пожениться, купить квартиру, завести детей, сделать из них таких же идеальных членов общества и стать гордостью для обеих семей.

Вера – образцовая дочь. Она одевается сдержанно, элегантно. Ее светлые волосы либо собраны в строгий пучок, либо идеально выпрямлены. Она с первого класса учится на отлично, в качестве будущей профессии выбрала международные отношения, знает три языка, не слушает музыку, не читает романы. Она правда умная, ей буквально достался весь гений нашей семьи. А мне достались тяга к книгам про любовь, винтажным платьям с юбками миди и кружевами да длинные рыжие волосы, такие тяжелые, что мама в детстве швыряла в стену расческу в тщетных попытках их расчесать. Вера не появляется со мной в обществе, даже в школе она обходила стороной этажи, где проходили мои уроки, и никогда не садилась рядом в столовой. А еще сестра ждет, когда я образумлюсь и стану как все. Найду парня из числа детей друзей семьи, займусь образованием, перестану мучить ее уши игрой на виолончели, которую Вера грозится выкинуть в окно по два раза на дню, поскольку я не то чтобы талантливый музыкант.

Сестра с детства занималась гимнастикой, поэтому она такая гибкая и стройная, как тростиночка. Я ниже ее, у меня нет впалых щек, и я даже в теории не представляю, как можно сесть на шпагат.

Поправляю бархатный бант, удерживающий часть моих тяжелых волос, которые вечно выпадают из всех причесок и лезут в глаза, и, скинув туфли, с ногами забираюсь в кресло.

– Эй, есть тут кто?

На крышу частенько таскаются любители покурить, если не запереть дверь, а я этого, кажется, не сделала. Если они это поймут, терраса превратится в проходной двор.

– Ау-у!

Голос низкий, мужской и незнакомый, но не то чтобы я достаточно близка с кем-то из друзей Веры.

Почти никто из них не откажет себе в удовольствии поиронизировать над моим видом и непременно решит утащить вниз на вечеринку, попытается вручить бокал вина или пива, потому что это самое смешное – споить младшую сестренку Веры. Такую чопорную и возомнившую о себе бог весть что. Я прекрасно знаю, что они думают и как меня называют. Мне жаль, что я не умею веселиться как они, – вероятно, жизнь была бы куда проще.

– О, чего не отзываешься? Немая?

Шаги, выдающие расслабленную, чуть шаркающую походку. Надо мной нависает тень, так что я уже не могу не поднять голову.

Парень совсем не похож на гостей Веры. Он в кожаной куртке, но не в модной и сверкающей фурнитурой, а в затертой до проплешин и наверняка пропитанной тяжелым запахом кожи. У него бритая голова, щетина на подбородке и во всем облике нет ни единого признака роскоши. Кажется, на футболке можно разглядеть дырку в районе груди, но, быть может, это что-то дизайнерское? Вошли же в моду рваные свитера.

Парень склоняется ближе ко мне, уперев руки в колени, и, прищурившись, улыбается. Мне кажется знакомым его лицо, будто я видела его во сне или мельком в толпе. Густые брови, широкая улыбка и очень темные, но живые глаза. Говоря «живые», я имею в виду таинственный необъяснимый блеск, который они излучают. Это заставляет смотреть на человека снова и снова. Как будто передо мной волшебник или мистическое существо в обличье человека.

– Здорóво, принцесса!

У него низкий голос, который я назвала бы прокуренным, но, может, это, конечно, не так, просто я додумываю на ходу романтичные подробности к его и без того яркому образу.

Он загорелый, ничем не походит на холеных парней, тусующихся внизу.

– Привет. – Я так напряжена, что здороваюсь, кое-как разжимая челюсть.

– О, ты все-таки не немая? – Он продолжает улыбаться, а я краснею. Да так, что щеки аж горят, это невозможно остановить. Уголки губ сами дергаются в ответной улыбке.

– Покраснела, – по-кошачьи ухмыляется парень, голос у него мурлыкающий, довольный.

– Это из-за холода, – спокойно отвечаю я, но парень будто не слышит.

Нужно привести сердце в порядок и велеть ему не колотиться так очевидно громко. Аж уши закладывает.

– Не оправдывайся. – Он подмигивает. А потом садится прямо на холодный деревянный пол террасы.

Июнь, вечера еще прохладные, и я кутаюсь в длинный кардиган, мне в голову ни за что бы не пришло сесть прямо на холодный пол, но парня дискомфорт ничуть не смущает.

– Ты кто? Не видел тебя внизу.

– Меня там не было.

Э-э, и как прекратить шептать? Я будто осипла от волнения. Расслабиться не получается, так что я решаю просто смотреть куда угодно, но не на этого парня.

С колен падает книга, и я начинаю шарить по полу, но парень первым поддевает ее пальцами и протягивает мне в тот момент, когда и я хватаюсь за обложку. Он изучает ее, потом смотрит на мои напряженные пальцы, запястье, обхваченное плотной тканью манжета, и так медленно касается взглядом всей руки, плеча, лица.

– Так как тебя зовут?

– Джейн Эйр.

Почему я решила, что он спросил название книги? Он же точно сказал что-то другое!

Я краснею еще больше, на глазах выступают слезы, и перехватывает дыхание. Очень глупо. Но оправдываться будет еще глупее.

– Почему не веселишься, Джейн?

– А это не очевидно? – Я тихо смеюсь, убираю книгу за спину и прикрываю лицо холодными ладонями, чтобы остудить пылающие щеки и как-то отвлечься.

– Красивый наряд. – Парень щурится, покуривает сигарету и внимательно на меня смотрит.

Я в кремовом платье со свободной юбкой, длинными рукавами из легчайшей полупрозрачной ткани на манжетах, в каком могла бы гулять по Пемберли Элизабет Беннет[1]. Это современная интерпретация, а не костюм для косплея, но все равно выглядит не очень-то привычно, я отдаю себе в этом отчет. Просто никакая иная одежда мне не кажется комфортной.

Я гений мелочей. Старинные сережки, кожаные ботинки со шнуровкой, кулоны, найденные на гаражных распродажах. Никакой бутафории, во всем должен быть смысл. Я могу гнать водителя отца через весь город, чтобы забрать купленную на «Авито» пару древних серебряных пуговиц, потому что мне это нравится, делает меня счастливой.

– Так кто ты? Что тут делаешь, если тебя не было на вечеринке?

– Я тут живу.

– Ты одна из дочерей Звонцова?

– Ага…

– Не похожа на старшую. Ты же младшая, верно?

Киваю.

– Какой курс?

– Я… школу только закончила, – говорю это и протягиваю парню пепельницу, которая стоит на столике у кресла-качалки для гостей Веры.

Парень послушно тушит сигарету, достает бутылку колы из большого кармана куртки и, запрокинув голову, делает пару глотков, даже мне предлагает, но я качаю головой. Он смеется надо мной, кажется, по крайней мере у него улыбка на губах почти все время. Смотрит так внимательно, что я не выдерживаю и опускаю взгляд, будто рисунок на хлопковой ткани интереснее сидящего напротив парня.

– Восемнадцать есть?

– Ч-что?

– Восемнадцать, говорю, есть?

– Е-есть… Неделю как исполнилось.

От вопроса веет чем-то неприличным, но я стараюсь не заигрываться в барышню девятнадцатого века, а отдавать себе отчет, что в нем нет ничего предосудительного. И все-таки не получается. Щеки опять идут пятнами.

– Понятно. Учиться в местный институт пойдешь?

Он имеет в виду частный институт в нашем районе, открытый лет пять назад при спонсорской поддержке моего отца и его друзей. Исключительно коммерческая организация, где учится едва ли триста человек.

– М-м… Вроде того, документы… подала.

Вообще-то мне еще не положено знать, поступила я или нет, но, конечно же, да. Уверена, ни для кого не будет сюрпризом, что Звонцова стоит первой в списках первокурсников. Все, что мне для этого было нужно, – переступить порог приемной комиссии, что я и сделала на прошлой неделе.

– А я… не видела тебя раньше?

Сейчас он скажет «да», и чары спадут, я пойму, почему он мне так знаком и почему я краснею, как идиотка. Окажется, что это сосед или, быть может, кто-то, с кем я в детстве играла в песочнице.

– Не думаю. – Он хмурится, качает головой. – А ты прикольная. – Парень широко улыбается и подмигивает мне.

– Тебя кто-то подослал? – Я сглатываю.

Он пожимает плечами. Может, это сын каких-то друзей родителей и Вера решила, что мне нужно начать с ним встречаться, чтобы стать нормальной? Она вечно про это говорит. Правда, одежда у него странная. Но, может, он просто бунтарь, как я? Или я не бунтарь, а скорее не от мира сего?

– Нет, не думаю, что я тот, кого можно подослать. – Он смеется, прикладываясь к бутылке с колой. – Просто ты интересная, платье там, книжка. Ты, наверное, и на каком-нибудь музыкальном инструменте играть умеешь?

– На в-виолончели. А откуда ты знаешь? – Мне не по себе, но не страшно.

Парень улыбается еще шире. Не могу понять, плохой он или хороший, и поэтому не знаю, уйти или остаться.

– Артем. – Он встает со своего места и протягивает мне руку.

– Лидия. – Я подаю свою, и Артем рассматривает пару колец, украшающих мои пальцы.

– Пойдешь вниз?

– Нет.

– Почему?

– Не особенно я там вписываюсь.

Мы все еще держимся за руки. Рука Артема теплая и большая, моя по сравнению с ней просто кошачья лапка.

Он смотрит на меня сверху вниз, и я наконец встаю, чтобы уйти к себе и, быть может, взять плед – тут слишком холодно – или вовсе остаться в своей комнате, но там будет шумно. Артем помогает мне подняться, смотрит, как я надеваю туфли на низком каблуке, и подает книгу.

Мы подходим к лестнице, ведущей вниз, когда толпа друзей Веры во главе с ней высыпает на крышу, и я замираю, как зверек перед охотником. Вера качает головой, глядя то на меня, то на Артема. Рядом стоит ее Антон, ерошит рукой волосы, ухмыляется. Он всегда изучает меня взглядом, будто оценивает, мне это не нравится.

– О, а это у нас кто? Тема, ты себе даже на крыше девчонку нашел? – спрашивает кто-то.

– Так, Вера, ты нас не знако-о-омила! – завывает молодой парень, стоящий рядом с Антоном.

Один из друзей Веры по институту делает шаг вперед, я его прежде не видела, значит, это не очередной сын друзей семьи.

– Тема, познакомишь с новой подружкой? – задает вопрос один из ребят, что стоят особняком от гостей Веры.

Одеты не так хорошо, как остальные, мне кажется, что они тут лишние. Все смотрят на них косо. Девушка с короткими синими волосами, уложенными в небрежные локоны, два парня в худи и кедах – такое не носят в нашем доме.

– Да, Тем, нам так интересно, – закатывает глаза девчонка с синими волосами и буквально прожигает меня взглядом. Ни разу в жизни ко мне не было обращено столько внимания.

Артем молчит, но я чувствую на спине прикосновение теплых пальцев, что ощущается немного странно, кажется, это поддержка.

– Не знали, что у тебя есть подружка. Чего по углам-то прячетесь или сосаться на крышу ходили? – Чей-то неуместный комментарий заставляет меня покраснеть, и я снова смотрю на Веру, у которой в глазах сотня невысказанных претензий.

– Да кто с ней будет сосаться, – злобно говорит она, и я отшатываюсь, словно от пощечины. Все начинают хохотать, сто раз повторяют слова Веры, и они будто множатся, увеличиваются в размерах, нависая над моей головой грозовой тучей.

– Простите, Леди Джейн, как мы могли такое подумать? – Один из друзей Веры отвешивает мне издевательский поклон.

– Только не вы! Кто угодно, только не вы! – восклицает другой.

– Размечталась, – тихо произносит подружка Веры Аня, обращаясь к каким-то девчонкам, и те начинают смеяться, глядя на Артема с такими улыбками, что мне становится не по себе, будто я слушаю не предназначенный для меня разговор. Он им нравится, вот что я подозреваю за этими взглядами.

– А что не так? – Этот вопрос задает Артем, и я оборачиваюсь, чтобы убедиться, что мне не показалось.

Да, это он. Смотрит на толпу сурово и решительно, а потом на меня. Он как будто напряженно о чем-то размышляет.

Его рука со спины перемещается на мое лицо, большой палец касается щеки и через два коротких вдоха я чувствую на губах свой первый поцелуй, и он оказывается на вкус как сигареты и кола.

У меня по щеке сбегает слезинка и еще до того, как прекращается поцелуй, касается губ Артема. Мы стоим, прижавшись друг к другу, не дольше пары секунд, но сердце успевает облиться чем-то горячим – не то кровью, не то кипятком. Совершенно новое чувство, о котором я, пожалуй, прежде только читала.

– Не нужно так делать, – шепчу я и отворачиваюсь, так и не открыв зажмуренных глаз, чтобы никого не увидеть и не разрыдаться. Щеки пылают, дыхание сбилось.

Передо мной расступаются все, даже Вера, я вижу только их ноги, потому что не поднимаю головы. Мой первый поцелуй. И пусть я сейчас плачу, прижавшись спиной к двери маленькой ванной, примыкающей к моей спальне, я все-таки еще и улыбаюсь.