Леди и Бродяга

Вторая глава

Два месяца спустя

ВЕРА ПАРКУЕТСЯ У ИНСТИТУТА, но не торопится выйти из машины. Долго смотрит на меня и хмурится, словно готовится произнести речь. Мы редко разговариваем, поэтому я не удивлена, что ей трудно подобрать слова.

– Ну что, значит, первокурсница? – улыбается она, потирает руками бедра, потом смахивает с них невидимую пыль и глушит мотор.

На улице жарко, так что на Вере кроп-топ с открытыми плечами, через руку перекинут черный жакет, волосы собраны на макушке в тугой хвост, как у Арианы Гранде.

– Вроде как, – киваю я.

– Не наломай дров в первый же день, ладно? – В голосе сестры появляется строгость. – Они… не обязательно сразу тебя полюбят.

Я вздыхаю. Понимаю, о чем она. В школе у меня почти не было друзей, так почему они должны появиться тут? Мама шутит, что я из другого века и должна была родиться на три-четыре поколения раньше, когда у нашего прапрадеда был дворянский титул, и я, быть может, жила бы счастливо, играя на виолончели и читая романы. А уж как я бы этого хотела, кто бы знал.

– Ты уверена, что… – Она машет в мою сторону рукой, в которой зажат телефон, и обводит им не то мое лицо, не то одежду. – Может, хоть бант этот снимешь?

Речь про бархатный кремовый бант, которым стянута на затылке половина волос, завитых в крупные локоны.

– Нет, спасибо, – вежливо улыбаюсь ей, будто сестра предложила что-то обыденное и совсем не обидное. Например, оставить вещи в машине или одолжить мне солнцезащитные очки.

– Ладно, если что, пиши, – бросает она и выходит из машины.

Я выхожу следом, озираясь по сторонам, как будто меня впервые выпустили на волю.

Здание института совсем маленькое и находится в какой-то старой усадьбе на окраине. Это был очень дорогой проект, о котором гудел весь город. Исключительно платное обучение, бассейн. Идеальное место для детей, окончивших частные школы. Я не уверена, что направление, на которое меня отдал папа, какое-то особенное. Ничего интересного или того, что не предложил бы любой другой институт. Экономика? Маркетинг? Что-то в этом духе, кажется.

Поправляю юбку миди из тончайшего шифона, заправляю под пояс тонкий воздушный свитер и поправляю воротничок блузки.

– Выглядишь почти нормально, – говорит сестра, машет мне рукой и удаляется, а я несмело делаю шаг вперед.

Из хорошего – тут все как я люблю. Между прочим, в своем наряде я выгляжу уместнее других, потому что в таких зданиях должны учиться девушки в воздушных платьях. Однако стоит войти внутрь, и впечатление меняется. За массивными дверями, которые открываются автоматически, меня ждет современный ремонт, интерактивные доски с расписанием, указатели и даже администратор за стойкой, будто мы в частной больнице.

– Доброе утро!

– Звонцова Лидия, – улыбаюсь я, чувствуя на себе внимательный взгляд администратора.

– Ваше расписание, хорошего дня!

Мне выдают распечатку формата А5, на которой в столбик написаны пары, напротив указаны номера аудиторий и даже есть мини-карта института на обороте.

Тут очень мало классов, мало людей, и я пока не поняла, успокаивает это или, наоборот, пугает. Мимо проходят компании, парочки и спешащие по делам студенты, а я ни на кого из них, кажется, не похожа. Каков шанс, что мне повезет найти свою компанию? Может, тут есть оркестр или клуб любителей английского романа?

Это лето началось для меня с шокирующего события – поцелуя, а значит, учебный год должен стать особенным, по крайней мере я в это, пожалуй, верила весь остаток июня, июль, а потом и август, что провела на все той же крыше с книгами. При мысли о поцелуе всегда мурашки бегут по коже. Я романтик – это нормально. Мы, романтики, такие. Впечатлительные.

Это же ничего, наверное и не значило. Я больше не видела Артема, не знала его фамилии и не нашла в соцсетях. Пыталась присматриваться к гостям на званых ужинах, которые устраивал отец, но не нашла ни в одном из взрослых знакомых черт. Мне нравилось, что он как настоящий главный герой: возник, подарил первый поцелуй и исчез. И непременно вернется снова, главе в третьей, не раньше, так что нужно только подождать и ни с кем о нем не говорить, все тайное должно оставаться в сердце, в самом сокровенном его уголке. Речь о влюбленности не идет, просто это очень важно для меня. Ерунда в масштабе других и весь мир для романтика, дышащего не воздухом, а пыльцой из нежности и наивности.

Ар-тем.

Сегодняшний день по какой-то причине я посвятила ему, уверенная, что мы встретимся в коридоре института, а я ему ни слова не скажу. Просто улыбнусь, и он поймет, что я та девчонка с крыши. Может, это что-то значит, а может, и нет. Я даже не видела его при свете дня. Но сегодня я не то грустное существо в слезах, сегодня хороший день. Тот же был темным, как самая беззвездная ночь, укрытая тучами, как тяжелым покрывалом. Грустнее всего было бы, если у него, как у Эдварда Феррарса[2], имелась бы в наличии невеста, с которой он обручился еще в детстве, а я, как Элинор, успела бы влюбиться.

– Лида, ты опоздаешь! – восклицает возникшая рядом со мной Вера и вырывает у меня из рук расписание. – Третий этаж. Ты идешь не в ту сторону. Лестница на третий только в правом крыле. Пошли, мне по пути.

– Э-э, спасибо. – Я улыбаюсь ей, но улыбка не возвращается.

– Кравцов не терпит опозданий.

– Уверена, все будет нормально. – Я пожимаю плечами и улыбаюсь какой-то девушке, которая разглядывает меня.

Она вздрагивает и улыбается в ответ. А потом еще одна. И какой-то парень тоже.

– Привет! – здороваюсь я, столкнувшись с молодым человеком, спешащим в противоположную сторону.

Он слишком удивлен, чтобы поздороваться в ответ.

– О господи, ты можешь это прекратить? Обязательно быть такой странной?

– Разве ты не просила меня быть дружелюбнее, чтобы люди не считали, что я высокомерная?

Вера только качает головой и бормочет: «Ну разумеется». Мы поднимаемся по широкой каменной лестнице, обитой каким-то зеленым материалом вроде ковролина, и я зависаю, увидев потрясающее витражное окно, которое украшает площадку между этажами.

– Быстрее! До начала занятий пара минут.

– Но если мы не увидим рассвет, мы можем опоздать на всю жизнь![3] – восклицаю я в ответ, и Вера останавливается на три ступени выше, поворачивает голову и смотрит на меня сверху вниз.

– Ч-т-о? – медленно протягивает она.

– Ничего.

Я пожимаю плечами и наблюдаю, как сестра закатывает глаза. Если отсылки к романам она просто не любит, то отсылки к мультфильмам ненавидит. И, пока мы смотрим друг другу в глаза, вселенная запускает счетчик. Песочные часы перевернуты, первые песчинки уже падают на дно колбы. Три… два… один…

Я вижу Артема. Он, как и я минутой раньше, смотрит на витраж, а затем спускается с третьего этажа вниз и идет нам навстречу.

Мое сердце начинает биться быстрее, оно, будто сорвавшаяся с поводка при виде хозяина собака, просто ликует. Я снова в игре, он опять мне улыбнется, а я покраснею. Сколько раз за лето я представляла этот момент? Сколько раз он мне снился? Мне кажется, во мне столько чувств, которые я копила всю жизнь, ни на что не растрачивала, прослыв высокомерным сухарем, и все ради этого момента! Чтобы… влюбиться с первого взгляда.

Артем смеется, обращаясь к кому-то. У него ямочки на щеках. Какая-то девушка, пробегая мимо, обнимает его, целует в щеку и о чем-то с ним шепчется. У него искорки в глазах. Они почти соприкасаются носами. У него очень красивый профиль. Артем наклоняется, достает кисточку из обрезанной пластиковой бутылки и принимается покрывать раму витражного окна чем-то прозрачным, а девушка убегает, взметнув длинными белыми волосами и пряча что-то в карман. Что-то похожее на записку.

Он все-таки в кого-то влюблен? Или просто флиртует со всеми? Почему мне кажется, что сердце вырвалось из груди и сейчас, как камешек, катится по ступенькам, рискуя рано или поздно оказаться под подошвой какого-то студента?

Я замечаю одежду Артема – черный рабочий комбинезон болтается на талии, белая майка, испачканная, видимо, тем, чем он покрывает раму, сильно пахнет смолой. Он смотрит на меня, кривовато усмехается и подмигивает, а воздух вокруг замерзает до колючих искорок, плавающих в нем вместо пыли. Я хватаю его ртом и закашливаюсь.

– Ты серьезно? – холодно интересуется Вера, с презрением глядя на Артема. – Не смей с ним связываться, поняла? Мало того что он… прислуга, – судя по тому как напрягаются мышцы на спине Артема, он слышит каждое слово, а я чувствую, как крошится под ногами пол, потому что вот-вот провалюсь сквозь землю от стыда, – так еще и от души посмеялся вместе со всеми, когда ты ушла. Неплохой вышел спектакль, но не смей даже мечтать о… продолжении. Поняла? Нашла, в кого влюбиться. Лучше бы продолжала свое затворничество!

Звенит звонок, и, судя по тому, как он нас оглушает, мы стоим под колонкой. Вера тихо и совсем не под стать нашей фамилии матерится и бежит наверх.

– Аудиторию сама найдешь, – бросает она мне через плечо, а потом исчезает за поворотом.

Мы остаемся на лестнице одни. Кисточка замирает над рамой, Артем ко мне не поворачивается, но на его губах улыбка или ухмылка, скорее даже второе. Он будто чего-то ждет, пока я мысленно считаю до трех. Щеки пылают, а сердце колотится, как сумасшедшее. А потом я бегу вслед за сестрой, поскольку не знаю, что ему сказать после всего, что он услышал от Веры. И после всего, что увидела я.