Леди на монете

Глава 5

Хотя Фрэнсис и не удалось побывать в Англии, сейчас перед ней открывалась прекрасная возможность показать себя в свете. Генриетта попросила ее стать одной из фрейлин в новом доме в Сен-Клу, и несмотря на то, что их матери считали Фрэнсис слишком юной для этой роли, в конце концов ей было разрешено всюду сопровождать супругу Филиппа Орлеанского. Она принимала участие в охоте, катаниях на лодках, в fetes champêtres[26] и официальных приемах.

Однако наибольший успех выпадал на ее долю во время маскарадов, ибо Филипп обожал переодевание и позирование, к тому же мало кто танцевал так прелестно, как его юная жена и Фрэнсис Стюарт.

Поскольку обе они выросли под сильным домашним гнетом, новый образ жизни – относительная свобода и внимание мужчин пьянили их. Они были совсем юными и истосковались по беззаботному веселью, поэтому с радостью предавались любым развлечениям и тем удовольствиям, которые они приносили, и в то время, как юная герцогиня Орлеанская приобретала все большую известность, новая испанская королева заметно скучнела, а Двор ее тускнел, потому что она была enceinte.[27]

Тем временем Генриетта, девическая привлекательность которой уступила место женской красоте, прекрасно и со вкусом одетая, очаровала парижан. Сам король Людовик старался проводить в ее обществе как можно больше времени, и Фрэнсис, которая всегда боялась его внимания, вздохнула с облегчением. Однако очень быстро стало заметно, что Филипп, имевший репутацию ревнивого человека, перестал обращать внимание на свою юную жену.

– Как вы можете быть такой веселой и счастливой, если совсем не любите своего мужа? – неоднократно спрашивала ее Фрэнсис, которая пыталась понять перемены, произошедшие в Генриетте, ее переход от сдержанности к возбужденно-оживленному настроению, и которая считала, что эти столь очевидные перемены есть нечто иное, как маска, которая должна была скрыть разочарование неудачным замужеством.

– Потому что я не требую и не жду невозможного, – отвечала ей Генриетта со вздохом. – К тому же, у нас обеих есть прекрасный опыт, и мы можем оценить предел наших возможностей.

В той новой жизни, которую они обе теперь вели, им редко удавалось посидеть и поговорить вдвоем, как раньше. Кроме того, высокое положение, которое занимала Генриетта, лишило их отношения былой сердечности.

Однако сейчас, после отъезда мадам де Мотвилл, которая приезжала по просьбе вдовствующей королевы, считавшей, что ее дочери следует вести себя более скромно и сдержанно, Генриетта присела на террасу, чтобы отдохнуть в обществе своей кузины.

– Теперь, когда ваши гости уехали, я надеюсь, что мы наверстаем упущенное, – сказала Фрэнсис, глядя в сад, где среди цветущих роз Филипп прогуливался под руку с очень красивым кавалером. – Однако; хоть вы и замужем всего несколько недель, ваш супруг редко бывает у вас. Но даже когда он и появляется, непременно присутствует и этот отвратительный шевалье де Лорран. Их взгляды встретились, и Фрэнсис поняла, что без обычного оживления и блеска в глазах Генриетта выглядела гораздо старше своих семнадцати лет.

– Да, – тихо сказала она, прежде чем выйти к очередной группе гостей, – всегда здесь будет шевалье де Лорран.

Фрэнсис не поняла, что имела в виду Генриетта. Она инстинктивно не любила этого молодого человека, но не потому, что он не обращал на нее никакого внимания, а потому что именно из-за него Филипп бывал груб с Генриеттой. Ей хотелось бы побольше узнать о нем, но камергер, низко поклонившись, уже пропустил вперед несколько человек из числа приглашенных гостей, известных своими непринужденными манерами и легкомысленным поведением, которые должны были помочь Фрэнсис устроить танцы. Среди них было несколько личных друзей Генриетты, и, поскольку все они были молоды, Фрэнсис чувствовала себя с ними достаточно свободно, и скоро они уже разговаривали и смеялись все вместе. И, конечно, они не смогли обойти молчанием такую тему, как предстоящая женитьба Карла на португальской принцессе Екатерине.

– Так это уже окончательно решено? – спросил граф де Гиш, пробираясь сквозь толпу гостей к Генриетте, и успокоился только тогда, когда подошел и встал возле ее кресла. – У графини Д'Арблей вчера во время игры в карты спорили, что он женится на принцессе Оранской. Его так гостеприимно встретили в Голландии…

– Им следовало бы знать его получше, – заметила Генриетта. – Принцесса Луиза отказала ему, когда он был изгнанником без единого пени в кармане. Как же он может жениться на ней сейчас?

– Что вы знаете про эту португальскую инфанту? Какая она? – спросила Фрэнсис, которая всегда интересовалась разными людьми.

Однако оказалось, что про Екатерину никто ничего не знает.

– Маленького роста и темноволосая, – неуверенно сказал кто-то.

– И очень набожная. Ведь она выросла в одном из лиссабонских монастырей, – добавил другой голос.

– Карл Стюарт очень быстро перевоспитает ее, – усмехнулся граф де Гиш, прикрыв рот рукой.

И молодые люди рассмеялись, вполне согласные с ним.

– Наша мать одобряет этот выбор, – укоризненно заметила Генриетта.

– Потому что инфанта – католичка, – ответила ей миссис Стюарт, которая приехала, чтобы забрать свою старшую дочь обратно в Коломб. – Знаете ли вы, мадам, когда принцессу Екатерину Брагансу привезут в Англию? Когда намечена свадьба?

– Говорят, весной, дорогая миссис Стюарт.

– А кто будет приглашен к ее Двору? – одновременно спросили несколько голосов.

– Она привезет из Лиссабона своих собственных фрейлин, – напомнила им Генриетта.

– Бедняжка, – прошептала Фрэнсис, – ведь она даже не знает английского!

Она почти не слышала комплиментов, которые говорил ей месье Батист, умный флорентинец, который ставил для короля в Фонтенбло все классические балеты и хотел, чтобы Фрэнсис исполняла роль Венеры.

– Но эти фрейлины не останутся здесь. Они только помогут принцессе на первых порах. Королева Англии должна иметь английский Двор, – объяснила присутствующим Генриетта.

– А это означает, что жены и дочери министров вашего брата получают новые прекрасные возможности, – заметил граф де Гиш, предлагая Генриетте руку и приглашая ее на прогулку.

– Особенно те из них, кто был с ним в годы изгнания, – не преминула вставить свое слово миссис Стюарт.

После того, как красивая пара удалилась в сторону пруда, оставшиеся продолжили начатый разговор, и Фрэнсис жадно ловила все, что говорили гости, не обращая никакого внимания на любезности месье Батиста, которыми при других обстоятельствах не стала бы пренебрегать в надежде, что они ей когда-нибудь пригодятся.

– Наша королева не просто должна быть окружена англичанками-фрейлинами, горничными и тому подобное.

Они все должны быть молодыми, – заметила одна из девиц, которая явно уже видела себя при Дворе Екатерины. – Ведь и королева сама молода.

– Король Карл и восхитительный герцог Букингем – с ними никогда не будет скучно при Дворе, – ответила ей другая, предвкушая предстоящие развлечения и удовольствия.

– Оказаться около королевы – это было бы восхитительно!

– Если у королевы хороший характер и ей нетрудно угодить, – вставила Фрэнсис, повернувшись к ним через плечо. – Мы знаем только то, что она воспитывалась в большой строгости. Вдруг она окажется мегерой?

– Мегера из Лиссабона, – прошептал флорентинец, стараясь привлечь внимание Фрэнсис попытками прикоснуться к ней. Однако она постаралась отделаться от него, сославшись на то, что за ней приехала мать, и карета королевы уже ждет их во дворе.

Когда Фрэнсис покинула общество гостей, и до нее перестали долетать звуки их голосов, она сразу же забыла о желаниях и намерениях разных девиц. Но собственные устремления заговорили вполне отчетливо, и она без труда поняла их. Слуга принес ей пальто в безлюдную прихожую.

– Екатерина Браганса, – тихо повторяла Фрэнсис, пока слуга в умопомрачительной орлеанской ливрее прощался с ней почтительным поклоном. – Какое красивое имя! Она непременно должна быть доброй!

Фрэнсис надела капюшон так, чтобы он как можно лучше и привлекательнее выглядел на ее красивых волосах. Было заметно, что она сознательно не торопится. Мысль о жизни при Дворе, где она снова будет лишена всех радостей и удовольствий, испугала Фрэнсис, но поскольку она сама выросла в суровых условиях, хоть, конечно, и не в монастыре, ей показалось, что она смогла бы поладить с будущей королевой. И поскольку она была в прихожей одна, Фрэнсис позволила себе немного постоять перед зеркалом.

– И миссис Фрэнсис Тереза Стюарт, – торжественно произнесла она свое полное имя в пустой комнате так, словно сообщала о прибытии знатной гостьи. – Фрейлина Ее Величества королевы Великобритании Екатерины!

Пока их карета катила по парижским улицам, Фрэнсис и миссис Стюарт напряженно молчали. Не подозревая об этом, они думали об одном и том же. Фрэнсис мечтала оказаться там, где жизнь бьет ключом. Лишившись мужа, миссис Стюарт была озабочена более надежными гарантиями благополучия своих детей. Никто из них не говорил о своих надеждах, чтобы не быть осмеянным.

Однако спустя весьма непродолжительное время миссис Стюарт нашла возможным поговорить о том, что ее волновало, с королевой Генриеттой-Марией. Она подбиралась к этому очень деликатно, издалека, тактично говоря о том, что их обеих волнуют судьбы дочерей, нравственность которых подвергается при Дворе суровым испытаниям.

– Скорее следует говорить о добром имени, чем о нравственности, – поправила ее королева Генриетта-Мария, сохраняя достоинство. – Злые языки сплетников таковы, что им нельзя давать ни малейшего повода. Именно поэтому я и просила мадам де Мотвилл поговорить с герцогиней и предупредить ее.

– Ваше Величество имеет в виду короля? Ужас в том, что вы почти ничего не можете сделать. Совсем недавно я просила у вас разрешения отправить своих детей в Шотландию.

– До свадьбы Людовика? Когда он уделял Фрэнсис слишком много внимания?

– Да. И когда Его Величество узнал об этом, он намекнул мне, что не имеет никаких дурных намерений. – Миссис Стюарт улыбнулась, вспоминая что-то. – Но я совсем не такая легковерная.

И Генриетта-Мария улыбнулась ей в ответ.

– Без сомнения, он не привык к подобным проявлениям шотландского благоразумия. И должна признаться вам, что ваша дочь вела себя не по годам мудро.

– Это правда. Она всегда старалась не оставаться с ним наедине. Мне кажется, мадам, Фрэнсис почувствовала огромное облегчение, когда Людовик, очарованный необыкновенным шармом вашей дочери, неожиданно заинтересовался ею.

– «Неожиданно» – это не совсем так, дорогая Софи. Как только у нее появилась возможность есть досыта и прилично одеваться! При том, что раньше, он не проявлял к ней никакого интереса и говорил, что не понимает своего брата, который готов жениться на мощах святой девы!

– Он так говорил?! О нашей дорогой принцессе?

– Милорд Сент-Олбанс случайно услышал эти слова. При том, что, несмотря на все трудности, для бедной девочки делалось все возможное. Она действительно была очень худенькая. И невинна, я надеюсь.

– Сейчас они живут в такой роскоши, что мы боимся за их неокрепшие души. Чтобы эта роскошь не разрушила их. – Рассчитывая на определенный эффект, миссис Стюарт глубоко вздохнула. – Я не уверена, правильно ли я поступлю, если попрошу Ваше Величество разрешить мне сейчас отвезти Фрэнсис в Англию. Может быть, каким-нибудь чудесным образом для нее найдется хоть самое скромное местечко при Дворе новой королевы?

Начиная понимать истинную причину всего этого сочувственного и проникновенного разговора, вдовствующая королева быстро встала и положила руку на плечо своей преданной подруги.

– Не волнуйтесь, дорогая Софи. Как бы сильно я ни нуждалась в вашем присутствии, я не стану вам мешать, – сказала она.

Генриетта-Мария пересекла комнату и, подойдя к бюро, взяла лежавшее на нем письмо.

– Если бы вы дали мне возможность прочитать письма из Уайтхолла от лорда Чемберлена, я бы сама очень скоро все вам сказала. Мне уже известно, что вашу Фрэнсис одной из первых выбрали в придворные дамы для будущей невестки.

Забыв обо всех условностях, миссис Стюарт в изнеможении опустилась в дубовое кресло, стоявшее возле одного из высоких окон.

– Уже выбрана… Одной из первых, – прошептала она.

– Она станет одной из четырех фрейлин.

– Потому, что она Стюарт? Или потому, что она весела и красива?

– Разумеется, она самая прекрасная девушка в мире, – великодушно призналась мать Генриетты.

Опустившись на одно колено, миссис Стюарт поцеловала руку стареющей королевы.

– И Ваше Величество позволит нам уехать?

– Я не только разрешу вам уехать, но и оставлю здесь вашу младшую дочь, чтобы она научилась помогать мне.

Хотя благодарность и переполняла сердце миссис Стюарт, она прекрасно понимала, что не может терять ни минуты.

– Если бы вы, Ваше Величество, могли бы написать рекомендательное письмо королю Карлу… Порекомендовать Фрэнсис…

Однако Генриетта-Мария не зря была Медичи. Ее изощренность в подобных делах превосходила даже шотландскую практичность миссис Стюарт.

– Вам не следует просить об этом меня. Попросите мою дочь, – весьма решительно ответила она. – Письмо от его ненаглядной кошечки принесет Фрэнсис гораздо больше пользы.

После того, как закончились рождественские праздники и все было готово к свадьбе Карла, со слезами на глазах Генриетта писала брату:

«Не могу не воспользоваться возможностью передать Вам письмо с мадам Стюарт, которая отправляется в Англию с дочерью – одной из фрейлин Вашей будущей жены. Если бы не это, я никогда не согласилась бы расстаться с ней, потому что она прелестна и, как никто другой, может украсить любой Двор…» И, поддавшись чувству надвигающегося одиночества, добавила: «Самое желанное для меня – вновь увидеть Ваше Величество…»

– Вы будете очень скучать по Фрэнсис. Столько лет вы были вместе, – сочувственно сказала герцогине мадам де Борд, стоя возле ее письменного стола с маленьким золотым подносом, на котором лежал сургуч.

– Да. Но все-таки разница в возрасте постепенно становится все заметнее, – ответила ей Генриетта, глядя на сложенное письмо.

– Конечно, мадам, но это вполне естественно… Теперь, когда вы замужем…

– Разумеется, дорогая Борбор, – согласилась с ней Генриетта, неожиданно вспоминая прозвище, которое дала своей горничной, будучи ребенком. – Но, помимо этого, моя кузина такое странное, непредсказуемое существо! Иногда она поражает меня своими суждениями, но в последнее время я все чаще и чаще раздражаюсь от того, что она никак не может повзрослеть!

Овдовевшая мадам де Борд с пониманием смотрела на свою юную хозяйку.

– Никто из нас не взрослеет до тех пор, пока не доведется пострадать…

– Фрэнсис немало страдала и из-за отца, и из-за их дома…

– Это не совсем то… Ей еще не приходилось преодолевать ежедневные трудности, – ответила мадам де Борд, которой было прекрасно известно обо всех страданиях, которые принесло Генриетте замужество.

– Вы думаете о шевалье де Лорране и о том, что кажущееся спокойствие, с которым я все это воспринимаю, состарило меня…

Генриетта говорила очень медленно о том, о чем никогда ни с кем не разговаривала, даже с матерью, которая, казалось, была очень довольна ее замужеством.

– Если бы я была настоящей Медичи, я бы, наверное, отравила его, – добавила она, с силой вдавливая свою печать в горячий сургуч. – Но поскольку во мне течет и более чувствительная шотландская кровь, я вынуждена сносить постоянные унижения от присутствия Лоррана, защищаясь от всего напускной веселостью… Что больше всего огорчает меня в поведении Фрэнсис, – добавила она без всякой связи с тем, о чем только что говорила, – так это не ее отъезд, а то, что она сама хочет уехать.

Мадам де Борд позвонила в маленький колокольчик, чтобы принесли одежду герцогини.

– Ваше Высочество уже не станет так сильно скучать по ней, когда родится ребенок… через несколько месяцев, – успокоила она Генриетту.

– Молю Бога, чтобы это был мальчик! Особенно теперь, когда у королевы уже есть сын, – с жаром воскликнула Генриетта, прекрасно знающая, что ее супруг способен отравить всем жизнь своей яростью и ревностью. – Если родится девочка, мне, наверное, придется выбросить ее в Сену.

Мадам де Борд, которая помнила, как много и тяжело болела Генриетта, и знала, насколько мучительными были для нее интимные отношения с супругом, была готова простить ей эти слова.

– Если у вашего брата родится дочь, – сказала она, – он все равно будет обожать ненаглядную крошку, хоть ему и очень нужен сын.

– Я уверена в этом, – согласилась Генриетта и встала, чтобы поцеловать мадам де Борд. – Но все-таки давайте надеяться, что Екатерина Браганса подарит ему целый выводок сыновей таких же высоких, сильных и выносливых, как он сам!