11.

Дождь беспрерывно барабанил в окно комнаты, где сидела Кэтрин. Снаружи бушевала гроза и, похоже, не собиралась утихать. Отвлекшись на минуту, Кэтрин села на подоконник, глядя на крупные капли, молотившие по стеклу. Как жаль, что они не могли выбить из головы ненужные воспоминания.

Как бы она ни доказывала себе, насколько предательски вел себя Эван, на смену этим мыслям тотчас приходили другие. Как он тотчас бросился на ее защиту, выступив и против сэра Хью, и против Дейвида, какой нежностью и любовью окружил ее.

А еще более мучительными были воспоминания о том, как он целовал и ласкал ее, шепча на ухо нежные слова. Какими замечательными любовниками они могли бы стать. Неужели и это было лишь притворством? Или нет, и это все не так, как ей кажется, — вроде бы с такими словами обратился к ней Эван там, на дороге.

Прислонившись лбом к стеклу, чтобы холод остудил пылающее лицо, Кэтрин думала о том, как ей быть. Как вырвать этого человека из своего сердца?

Со вздохом она спрыгнула с подоконника и подошла к заветному книжному шкафу. Сосуд был На месте. Она смотрела на него, удивляясь, почему жизнь ее изменилась к худшему после того, как ей удалось завладеть им. Сегодняшний разговор об убийстве напомнил ей, какими бедами обернулось ее стремление заполучить сосуд. Леди Мэнсфилд потеряла сына. Эван потерял близкого друга. Сама Кэтрин начала обманывать всех…

Стук в дверь прервал поток ее мыслей:

— Да?

— Можно мне поговорить с вами?

Тревожная настороженность оставила Кэтрин. Это был Бос. Дорогой, милый Бос.

— Входите, — ответила она, легким толчком задвигая потайную полку на место, и повернулась к двери.

В распахнувшихся створках появился Бос с легким выражением сочувствия, смягчавшим строгое лицо. При виде преданного слуги Кэтрин стало легче на душе. Нет, она должна была добыть сосуд. Не ее вина, что лорда Мэнсфилда убили и ограбили. И сосуд нужен был не только ей самой, но и многим людям, за которых она несла ответственность.

Они так много сделали для процветания поместья. И относились к своей госпоже с такой теплотой. Бос доказал это сегодня, когда примчался за ней в экипаже. «Непредвиденное происшествие» оказалось всего лишь предлогом, под которым он избавил ее от лондонского сыщика. Когда мистер Куинли появился в замке и объявил, кто он такой, Бос страшно встревожился. Но вести себя с ним так, как с Эваном, он посчитал неразумным. Это могло вызвать у сыщика подозрения. Но и позволять, чтобы он терзал миссис Прайс, сколько ему вздумается, Бос не собирался. И он отправился ей на выручку. Уже за одно это она должна быть бесконечно благодарна ему. Добираться до замка в компании мистера Куинли и Эвана было бы слишком невыносимо.

Бос, казалось, был чем-то смущен. Застыв как статуя, он долго стоял, потом прочистил горло.

— Прошу прощения, что побеспокоил вас, мадам. Но возникли кое-какие сложности.

Неужели снова пришел мистер Куинли? — Это связано с мистером Ньюкомом.

На лице дворецкого появилось легкое презрительное выражение. В порыве обиды и гнева Кэтрин уже успела рассказать Босу все, что выяснила сегодня о предательстве Эвана. В ответ на это дворецкий, к его чести, даже не сказал: «Я вас предупреждал». Но рассердился не меньше, чем она.

Кэтрин выжидательно посмотрела на Боса, стараясь казаться спокойной.

— Да? И в чем же сложность?

— Боюсь, он хочет, чтобы вы его приняли.

Все ее попытки сохранить спокойствие при этом известии немедленно рухнули.

— Он здесь? Внизу?

Вскинутые вверх брови старика говорили о степени его удивления.

— Разумеется, нет, мадам. Не думаете же вы, что я позволю этому человеку войти в дом после того, как он поступил с вами?

Кэтрин постаралась скрыть свое разочарование:

— Да, да. Вы отправили его восвояси. И правильно сделали.

Бос поджал губы:

— Попытался отправить, мадам. Но он отказывается уходить. Именно из-за этого и возникли сложности.

Уразумев наконец смысл его слов, Кэтрин бросилась к окну.

— Вы хотите сказать, что он сидит снаружи под дождем? — Она протерла запотевшее стекло и попыталась рассмотреть, где Эван. Но было слишком темно, и дождь стоял сплошной стеной, так что невозможно было ничего разглядеть.

— Совершенно верно. Я решил, что наглец уйдет, поскольку дождь все усиливается. Но он оказался очень упрямым и продолжает сидеть на ступеньках.

— И как долго он сидит? — в тревоге спросила Кэтрин.

— Около двух часов. Он заявил, что не уйдет, пока ему не будет позволено переговорить с вами.

Два часа! Гроза бушует больше часа. Неужто все это время он провел под проливным дождем?

Сверкающий зигзаг расколол темное небо пополам. Кэтрин вздрогнула.

— Его нельзя оставлять там, под дождем! Это опасно. Его может убить молнией.

— Вряд ли можно на это надеяться! — сухо заметил Бос.

— Бос! — вскричала она осуждающе и бросилась к дверям.

— Должен заметить, что это решило бы кое-какие ваши проблемы — если бы мистер Ньюком… скажем так… скончался по не зависящим ни от кого обстоятельствам.

Кэтрин обошла Боса, который встал было у нее на пути.

— Да, конечно. И тогда мистер Куинли обвинит меня в смерти не одного, а уже двух человек. Если с мистером… с Эваном что-нибудь случится, я никогда не прощу себе этого!

Бос с трудом поспевал за ней:

— Тогда позвольте, я сам позову его в дом и распоряжусь, чтобы о нем позаботились. Вам нет необходимости заниматься этим. Он побудет здесь, пока не утихнет гроза, а потом я отправлю его.

— Да, на бешеной Медее. — Она быстро обернулась к Босу. — Я понимаю ваше желание помочь мне. Но если я предоставлю его вашим заботам, Бос, то, боюсь, как бы он не оказался в котле с кипящим маслом.

— А если вы, мадам, станете заботиться о нем, то не заметите, как окажетесь в тюрьме. Ведь он приехал в Лондезан с намерением найти причину для вашего ареста.

Кэтрин прикусила губу:

— Знаю. Неужели вы думаете, будто мне это не известно? — Она искоса посмотрела на дворецкого. — Но и оставлять его под дождем я не могу. Это будет значить, что я ничем не лучше его.

Бос вздохнул:

— У вас слишком доброе сердце. Рано или поздно оно погубит вас.

— Не сомневаюсь. — Бос выглядел таким расстроенным, что Кэтрин добавила: — Не беспокойтесь. Ему не удастся снова причинить мне боль. Теперь я знаю, с кем имею дело. Мне просто надо убедиться, что с ним все в порядке, а потом я предоставлю слугам позаботиться о нем. Хорошо?

— Как прикажете.

Не обращая внимания на его скептическую мину, Кэтрин пустилась бегом вниз, по пути отдав приказание миссис Гриффитс и горничным, чтобы они начали греть воду и развели огонь в Красной комнате. Едва дождавшись, когда Бос набросит ей на плечи плащ, Кэтрин выбежала наружу.

Сначала льющий как из ведра дождь ослепил Кэтрин и она ничего не могла разглядеть. А потом взгляд ее наткнулся на Эвана, и она стремглав бросилась к нему, чуть не сорвавшись со скользких ступеней. Эван сидел на краю мраморной лестницы, подтянув колени к груди и пригнув голову, чтобы хоть как-то укрыться от проливного дождя…

Острое чувство сострадания захлестнуло Кэтрин, но она тут же отругала себя за это. Эван заслужил и не такое наказание за свое подлое предательство. И ведь Кэтрин вовсе не просила его торчать тут под дождем. Тем не менее она присела рядом и взяла его за руку.

— Кэтрин? Это ты? — пробормотал он.

— Да, — ответила она.

— Наконец-то ты сжалилась надо мной, — укоризненно произнес Эван.

— Идем в дом, — попросила Кэтрин. — Идем. Не сиди здесь.

Он посмотрел на окно:

— А я подумал, ты отошла от окна просто потому, что тебе надоело смотреть на меня.

— Не болтай глупостей, — произнесла она, — я понятия не имела, что ты здесь. Иначе я сразу велела бы Босу впустить тебя.

— А я все это время думал, что ты таким образом наказываешь меня. И поскольку вполне заслужил наказание, то смирился. — Яркая вспышка молнии осветила его лицо.

— Помолчи, — пробормотала Кэтрин. Виноватый тон Эвана тронул ее сердце. — Идем скорее. Ты промок насквозь и продрог до костей.

Теперь, когда Эван встал, Кэтрин увидела, что он дрожит как лист на ветру. Но сквозь дробь, которую выбивали зубы, ему удалось выдавить:

— Ничего страшного. Я заслуживаю худшего.

— Сейчас тебе приготовят горячую ванну, — сказала Кэтрин и повела его вверх по лестнице. — Служанки сменят тебе одежду. Ты согреешься…

— Служанки? — Он остановился. — Ты что, собираешься передать меня на их попечение и исчезнуть? Если так, то лучше я останусь здесь. По крайней мере, отсюда я смогу видеть тебя в окне.

— Какой… какой ты глупый! — Схватив за рукав, Кэтрин тянула его вверх по лестнице. Но он, молча глядя на нее, упирался. — Ну что за упрямец! Ты наверняка уже простудился! Пойдем в дом, не стой здесь!

— Мне надо поговорить с тобой, Кэтрин! И пока ты не пообещаешь побыть со мной наедине, я буду стоять здесь хоть до скончания века.

Кэтрин помедлила, на секунду подумав о том, а не оставить ли его на ступеньках… Но она не могла пойти на это.

— Ну хорошо! Я дам тебе возможность высказаться, хотя это ничего не изменит. — Она потянула его за собой. — А теперь-то ты войдешь, надеюсь?

Хотя Эван снова содрогнулся от холода, на губах его появилась едва заметная улыбка:

— Я целиком в твоем распоряжении, как всегда.

К моменту, когда она вошла с Эваном в дом, плащ у нее промок насквозь. Игнорируя мрачно насупившегося Боса, Кэтрин сбросила плащ на руки лакею и велела другому слуге отвести Эвана в Красную комнату и помочь ему снять одежду.

— Я сам займусь этим, — вмешался Бос, останавливая слугу.

— Бос!.. — предостерегающе начала Кэтрин.

— Обещаю, мадам, что я не стану варить его живьем в масле. Но мне кажется, что он должен находиться в надежных руках.

Кэтрин прекрасно поняла, что подразумевает Бос, говоря о «надежных руках», и не знала, радоваться или раздражаться по поводу постоянного стремления дворецкого защитить ее.

— Кэтрин? — проговорил Эван, когда с одной стороны его подхватил лакей, а с другой — дворецкий. — Мне надо поговорить с тобою. Помни, ты обещала побыть со мной.

Ей стало не по себе от того, что слуги слышат эти слова.

— Ну конечно, — сказала она. — Как только тебя… устроят поудобнее.

Неужто он воображает, будто она намерена присутствовать при том, как его будут купать и переодевать? Это было бы слишком даже для Эвана.

Попросив самого высокого из лакеев одолжить Эвану свою одежду, Кэтрин нашла миссис Гриффите, и та заверила хозяйку, что горячая вода уже готова и ее сию минуту отнесут наверх в Красную комнату.

Отдав все необходимые распоряжения, Кэтрин растерянно принялась мерить шагами холл. Что теперь делать? Придется поговорить с Эваном, как она пообещала. Но как определить, где он лжет, а где говорит правду? Он ведь обманывал ее с самого начала!

Тут Кэтрин вспомнила, что ведь и она тоже лгала ему. И по-прежнему продолжает обманывать. Но ведь это не одно и то же, попыталась она убедить себя. Она лжет ради будущего — и своего собственного, и будущего людей, которые зависят от нее. А он лжет… потому что…

Хочет выяснить, кто убил его друга. Со вздохом она подумала о письме леди Мэнсфилд. Эван ему не просто друг. Он самый близкий его друг. И когда она вспомнила, какой ужасной смертью погиб лорд Мэнсфилд, она поняла, почему Эван готов был пойти на все, чтобы разоблачить его убийц.

Но только почти. Стремление разоблачить убийцу не оправдывает методов, к которым он решился прибегнуть.

Если он подозревал ее с самого начала, то почему не сказал об этом прямо? Почему не расспросил Кэтрин, вместо того чтобы затевать все эти постыдные игры… делать вид, будто его интересует она сама, стараться ей понравиться?

Что бы Эван ни собирался сказать ей, это не снимет в него вины. Пусть не надеется. Кроме того, теперь ему известно все. Так почему он не оставляет ее в покое и не убирается наконец назад в Лондон?

Ответа на этот вопрос она не находила. Но одно Кэтрин знала совершенно точно: остаться с ним наедине будет очень трудным испытанием для нее.

К тому времени, когда явился Бос и сообщил, что Эвана искупали и переодели и он желает поговорить с ней, Кэтрин твердо решила: она согласится выслушать Эвана, но только не один на один. Пусть он выскажется, но в присутствии дворецкого.

Как она и ожидала, Бос принял решение госпожи с радостью. Ему вообще было не по себе от того, что Кэтрин собирается разговаривать с Эваном. Но если Босу было не по себе, то каково было самой Кэтрин?

И она еще больше смутилась, когда, войдя в комнату, увидела Эвана только лишь в рубашке и тесно облегающих брюках.

Кэтрин сразу порозовела.

— Я полагала, что вам предоставили полный костюм. Эван пожал плечами:

— Ничего другого не нашлось. Ни один из жилетов или пиджаков лакея на меня не налез. Твоя домоуправительница сказала, что моя одежда просохнет только через несколько часов, и я смогу надеть ее. Так что, боюсь, придется тебе терпеть меня некоторое время.

— Понятно. — Боже правый, это оказалось еще труднее, чем она думала. Без своего столичного костюма Эван выглядел скорее как искатель приключений, а не как ученый. Влажные волосы падали на лоб волнистыми прядями, сумрачное лицо вызывало у Кэтрин ощущение опасности, одновременно пугая и притягивая молодую женщину.

Это не был тот Эван Ньюком, который вежливо беседовал с ней о кельтских наречиях и греческой поэзии. Перед Кэтрин сидел тот Эван, который обрушился на Мориса с кулаками за то, что он оскорбил ее. Тот Эван, который страстно целовал ее на кухне…

Кэтрин сжала кулаки. Она не станет думать об этом, она просто не должна! И когда она снова заговорила, голос ее был вполне ровен и холоден:

— Вы сказали, что хотите поговорить со мной, мистер Ньюком.

Эван дернулся, услышав ее официальный тон. Потом посмотрел на дворецкого, который застыл рядом с Кэтрин.

— Да. Но без твоего сторожевого пса. Мне надо поговорить с тобой с глазу на глаз. Отошли его.

Откинув голову, Кэтрин взглянула на Эвана с вызовом.

— Что бы вы ни собирались сказать, вы можете это сделать при нем.

— Ты обещала выслушать меня, — проговорил он, стискивая зубы.

— Но я не обещала, что мы будем говорить наедине. Эван сощурился.

— Если ты не отошлешь его, мне придется вышвырнуть его самому.

Кэтрин буквально задохнулась от такой наглости, а дворецкий холодно заметил:

— Хотел бы я посмотреть, как вам это удастся сделать, сэр.

— Прекратите! — запротестовала Кэтрин. — Мистер Ньюком, вы не посмеете и пальцем тронуть старого человека…

— Я не старик, — возразил Бос. — И если надо, сумею постоять за себя.

— Видишь, Кэтрин? — Эван насмешливо посмотрел на нее. — Мы с ним разберемся по-мужски, без твоего вмешательства. Конечно, я постараюсь не зашибить его…

— Пропадите вы пропадом оба! — разозлилась Кэтрин. — Хорошо. Даю тебе пять минут. Но Бос будет стоять за дверью. Ты понял?

Эван пожал плечами:

— Как хочешь.

Но дворецкий оказался менее сговорчивым:

— Мадам, не могу поверить, что вы позволили этому негодяю остаться с вами наедине. Уж лучше, если мы с вами вообще уйдем…

— Я не могу, — перебила его Кэтрин. — Раз уж я пообещала поговорить с ним, я должна сдержать слово. Ступайте.

— Но, мадам…

— Пожалуйста, Бос… — прошептала она. — Я просто хочу покончить с этим делом.

Какое-то мгновение, пока дворецкий с сомнением смотрел на Эвана, Кэтрин казалось, что конфликт вряд ли разрешится мирно. Но Бос перевел взгляд на хозяйку и вздохнул:

— Как прикажете. Но я буду у дверей и при первом же вашем зове…

— Спасибо, — пробормотала Кэтрин. И как только дворецкий удалился, повернулась к Эвану:

— А вы задира, мистер Ньюком!

Видимо, она задела некую чувствительную струнку, потому что глаза его полыхнули гневом:

— А что мне еще оставалось? Иначе я не мог остаться с тобой наедине.

— И почему тебе так страстно этого хочется? — спросила она, глядя прямо ему в глаза. — Я вообще не понимаю, зачем ты здесь? Сегодня ты получил все столь необходимые тебе сведения. Теперь тебе доподлинно известно, что я делала в Лондоне. Что еще тебе нужно?

— Мне хочется, чтобы ты поняла, почему я вел себя так. Я хочу объясниться. И получить прощение.

— К чему все это? — Кэтрин подошла к камину, чувствуя, как ей вдруг стало невыносимо холодно. Стоя к Эвану спиной, она протянула руки к огню. — Я и без того все поняла. Тебе надо было найти убийцу своего друга. Ты решил, что я имею к этому отношение. И приехал сюда, чтобы следить за мной.

Она ощутила, как Эван подошел и встал за спиной, отчего у нее мгновенно перехватило дыхание. Если Эван сейчас дотронется до нее, она не сможет устоять против его ласки.

Но Эван не прикоснулся к ней. А вместо этого глухо проговорил:

— Но есть нечто сверх того. Это не извиняет моего поведения, но мне хочется, чтобы ты знала, почему я вел себя так низко. — Он набрал побольше воздуха. — Юстин… Лорд Мэнсфилд… был единственным и самым близким мне другом… Я знал его с двенадцати лет. И ты можешь представить, как тяжело я перенес его смерть.

Кэтрин закрыла глаза, жалея, что не может зажать уши. Размышления о том, каково Эвану было после смерти друга, не слишком затронули ее. Но, стоя рядом с ним, слушая, как тяжело дается ему каждое слово, слыша боль в его голосе, она словно переживала потерю вместе с ним, хотя и ругала себя за слабость.

— Констебль расценил этот случай как обычный грабеж, — продолжал Эван. — Но я-то знал больше, чем он. Юстин показал мне… твое письмо… и сосуд, перед тем как пойти на встречу. Мне показалось странным, что ты не подписалась своим собственным именем. Юстин счел это просто шуткой. И я тогда с ним соглашался. Он предложил пойти вместе, но у меня была назначена встреча, и не смог проводить его. Когда тот, кого я ждал, не пришел, я отправился в «Козерог», надеясь, что успею застать его там.

Кэтрин, широко раскрыв глаза и затаив дыхание, повернулась к Эвану лицом. Он стоял так близко, что она могла различить горькие складки в углах его губ и выражение боли, которое возникало на его лице при воспоминании о том страшном вечере.

Эван несколько раз вздохнул, словно ему не хватало воздуха.

— И уже близ постоялого двора я, проходя мимо, случайно глянул в одну из боковых улочек. Луна в тот вечер светила очень ярко, как ты, наверное, помнишь. Мне показалось, что там кто-то лежит, и я отправился посмотреть —на всякий случай.

Вопреки всему, Кэтрин все сердцем была с Эваном. — И ты нашел его? Это ты первый нашел лорда Мэнсфилда?

Эван продолжал все так же мрачно:

— Там было столько… крови. Семь ножевых ран… Он плавал в луже крови.

Тяжелое дыхание его немного выровнялось. Глаза смотрели сквозь Кэтрин. И не в силах сдержать себя, она прикоснулась ладонью к его окаменевшему плечу.

Но Эван, кажется, даже не заметил этого жеста сочувствия.

— Я кликнул стражников, и они тотчас прибежали. Я изложил им все, что знал, — почему лорд Мэнсфилд оказался в этом месте. Стражники обыскали тело, но не нашли ни денег, ни сосуда. И решили, что это убийство с целью грабежа. — Эван проглотил комок в горле. — Но мне все это показалось чрезвычайно странным. Он отправился на встречу с таинственной женщиной, которая не сочла нужным подписаться своим именем. И ее письмо, которое было при нем, исчезло. Сколько я ни пытался согласиться со словами констебля, что Леди Туманов не имеет к смерти Юстина отношения, мне не удавалось убедить себя. Тогда я решил приехать сюда и разобраться во всем. Я даже не поделился своими подозрениями с матерью Юстина, чтобы не огорчать ее еще больше в дни траура. Я понятия не имел, кто ты, когда приехал сюда. Все, что леди Мэнсфилд написала Куинли о тебе после того, как выслушала рассказ констебля о моих догадках, мне не было известно.

— Тебе было известно только, что убийца — я, — прошептала она.

Эван вскинул на нее глаза.

— Я не настолько глуп, чтобы думать так. Но у меня было смутное подозрение, будто бы ты могла нанять людей… ну, не знаю… чтобы они украли у Юстина сосуд, и тебе не пришлось бы платить за него.

Ошеломленная Кэтрин смотрела на него во все глаза.

— Ты думал, будто я наняла людей, чтобы они ограбили его и убили?

— Да. — И когда Кэтрин шумно вздохнула, он добавил: — Это звучит дико, но такое случается. Куинли, например, считает это возможным.

Кэтрин покраснела до корней волос.

— Что ты хочешь этим сказать? Эван смотрел на нее не отрываясь.

— После того как ты уехала в карете, Куинли сообщил мне, что считает твои объяснения не слишком убедительными. По его мнению, ты могла организовать кражу сосуда… потому что у тебя не оказалось той суммы, которую требовал Юстин. И он отказался продавать за ту, которую ему предлагала ты.

— Но я от… — Она успела вовремя захлопнуть рот. Сердце ее билось, как барабан. — Но у меня были эти двести фунтов!

Боже праведный, она едва не выдала себя, признавшись, что отдала лорду Мэнсфилду требуемую сумму. И, значит, виделась с ним. Надо быть более осторожной.

— Куинли успел переговорить кое с кем в городке. Он знал о картине, за которую тебе заплатили сотню фунтов, и размышлял, откуда ты могла набрать другую сотню.

Кэтрин насторожилась:

— Почему же он не спросил меня? Я бы объяснила, что это арендная плата, которую собрала именно на этот случай. — Страх медленно начал разъедать сердце. — Собрала с тех самых арендаторов, которые в первую очередь пострадают, если меня арестуют. О, Эван, если они посадят меня в тюрьму…

— Куинли не посмеет этого сделать, — в голосе Эван на прозвучала такая неколебимая уверенность… словно он зачитывал решение суда. — Я сумел убедить его в том, что у тебя нет этого сосуда. Что ты рассказала мне все до того, как узнала, кто я такой. Мне кажется, я сумел убедить его в твоей непричастности.

Кэтрин отвернулась, уверенная, что сознание вины написано у нее на лице. Если Эван узнает правду про сосуд…

— Зачем ты убеждал мистера Куинли в том, что я не виновата? — шепотом спросила она.

— А разве я мог поступить иначе? — печально ответил Эван. — Когда я приехал сюда и ты так пыталась отделаться от меня, тогда, у озера… я сначала даже укрепился в своих подозрениях. Но боялся задавать тебе вопросы прямо, чтобы ты не ускользнула от меня. Мне пришло в голову сделать вид, будто я… хочу писать книгу…

Она мельком посмотрела на него.

— Чтобы шпионить за мной.

— Так и есть. Не стану отрицать.

Чуть не всхлипнув, Кэтрин попыталась уйти, но Эван взял ее за плечи, удержал на месте и склонился к ее лицу, так что она почувствовала движение губ своей кожей.

— А потом все переменилось. — Голос его окреп. — Чем больше времени я проводил с тобой, тем лучше я тебя узнавал. И у меня уже не оставалось ни малейшего сомнения, что все случившееся не имеет к тебе никакого отношения.

Кэтрин недоверчиво посмотрела на него.

— Тогда почему ты не сказал мне всю правду? Почему продолжал обманывать? — Слезы хлынули у нее из глаз — она больше не могла сдерживать себя. — Из жалости ты продолжал делать вид, будто я интересовала тебя сама по себе… Хотя на самом деле ты просто выведывал нужные тебе сведения.

Эван сжал руками ее плечи.

— Нет, черт побери! Потом именно ты интересовала меня больше всего остального.

Кэтрин словно не слышала его слов.

— И ты вовсе не собирался писать книгу о народных преданиях. Это была всего лишь уловка… с помощью которой ты выведывал мои секреты. И ты скорее всего и в глаза не видел моего эссе. — Все, что она копила в себе, выплеснулось наружу. — За какую же дурочку ты меня принимал, сочиняя, будто пришел пешком… только, чтобы услышать мое мнение…

— Это истинная правда, — запротестовал Эван. — Твое мнение очень много значило для меня. Именно поэтому мне было так трудно признаться во всем. После того как я понял, что ты ни в чем не виновата, меня начали мучить угрызения совести. Тем более что я очень хорошо понимал, как это обидит тебя. И, как видишь, не ошибался. Меньше всего на свете мне хотелось причинить тебе хоть малейшую боль…

Кэтрин отвернула лицо. В его голосе звучала жалость, а это было невыносимо.

— Н-н-е такая уж я слабая. И могла бы выдержать всю тяжесть правды. Ее груз легче, чем любой другой.

— А я и не считал тебя слабой. — В его голосе не было и тени снисходительности. — Все, что я видел, доказывало, насколько отважно ты встречаешь трудности. И поступаешь, как считаешь нужным. Но и самые сильные и храбрые женщины уязвимы. Мне не хотелось заставлять тебя снова переживать боль обиды. И если кто из нас и повел себя трусливо, если кто и проявил слабость, так это я. Потому что боялся: а вдруг после того, как я признаюсь, ты… возненавидишь меня… А я просто не мог бы жить, зная, что бы ненавидишь меня. Так, как ты ненавидишь меня сейчас.

Кэтрин покачала головой:

— Тебе не следовало заходить в своем притворстве так далеко. Не стоило делать вид, что тебя влечет ко мне…

— Боже! Неужели ты считаешь это притворством? Да разве это мыслимо? — Резким движением Эван повернул Кэтрин к себе и сверкающими глазами пробежал по ее лицу. Черты Эвана выражали страшное напряжение. —Желание нельзя изобразить. Уверяю тебя. Даже на одну долю секунды. Поверь, все то время, пока я целовал тебя, мне стоило неимоверных усилий сдержаться и не сорвать с тебя одежду. И даже когда я не знал, виновна ты или нет, желание не покидало меня.

Его слова подействовали на нее ошеломляюще. До последней минуты она считала, что его страсть была лишь частью его игры. Но не обманывает ли он ее снова? Или, может быть, опять пытается пощадить ее чувства?

Не решаясь взглянуть ему в лицо, чтобы не прочесть на нем себе приговор, Кэтрин попыталась отстраниться. Но Эван, обняв ее за талию, притянул к себе.

— Это пугает тебя? — охрипшим голосом спросил он. — И меня тоже. Потому что еще никогда и ни одну женщину я не желал так сильно, как тебя.

Кэтрин отвела взгляд. Если бы только она так страстно не хотела верить словам Эвана!

— Почему, по-твоему, я пришел сегодня? — продолжал он. — Ведь никто меня не заставлял. Зачем мне было мокнуть под дождем и ждать, когда ты позволишь мне объясниться.

— Зачем же ты пришел?

Мягко обхватив свободной рукой ее подбородок, он смотрел на нее темными, как грозовое небо, глазами.

— Потому что мне невыносима была мысль, что я больше никогда не увижу тебя. — Большим пальцем он провел по нижней губе Кэтрин. — Потому что не мог представить, что больше никогда не прикоснусь к тебе… не обниму… и не поцелую тебя…

Последние слова он произнес на одном дыхании, и Кэтрин поняла, что сейчас он ее поцелует. И она не нашла в себе сил воспротивиться. Просто ждала, когда его губы прикоснутся к ее губам.

И когда это случилось, дрожь прошла по ее телу. Дрожь удовлетворения от того, что она получила желаемое. Веки ее опустились сами собой, губы приоткрылись, и он впился в них медленным, чувственным поцелуем, от которого у нее перехватило дыхание… и рухнули все преграды, воздвигнутые ее волей.

Поцелуй их длился, наверное, лишь несколько секунд, но они показались ей вечностью. И когда он оторвался от ее губ, Кэтрин совершенно растерялась. Как получилось, что ее тело сразу же предало ее? Как она может целоваться с мужчиной, который скорее всего думает только о том, как бы надеть на нее кандалы?

Кажется, Эван тоже был потрясен, потому что, прижавшись лбом к ее лбу, пробормотал:

— Ты и впрямь не испытываешь ненависти ко мне. Кэтрин не могла вымолвить ни слова. Ей просто нечего было сказать.

— Я знаю, что не имел права целовать тебя, — прошептал Эван дрожащим голосом. — Но я три ночи не смыкал глаз, вспоминая, как целовал тебя тогда на кухне. И больше не мог вынести этой муки ожидания. Я так страстно хочу тебя…

«Я так страстно хочу тебя»… Его слова эхом отозвались в ее сердце, изгоняя все прежние страхи.

— Кэтрин… — пробормотал он, прижавшись губами к ее щеке.

— Что?

— Сможешь ли ты когда-нибудь простить меня? Она посмотрела на него, и волна чувств захлестнула ее с головой. Тепло его тела несло… боль. Ей было невыносимо трудно собраться с мыслями… Это тепло превращалось в огонь, который пожирал ее…

Со стоном высвободившись из его объятий, Кэтрин прошла к окну. Отбросив занавес, распахнув створки, она глотнула свежего воздуха и попыталась подавить эмоции и обратиться к своему разуму.

Но сколько бы разум ни твердил ей, что поведение Эвана выходит за рамки того, что позволено джентльмену, сердце подсказывало, что она на его месте поступала бы точно так же. Если бы кто-то убил Боса, она бы нагромоздила горы лжи, лишь бы разоблачить убийцу. А ведь она знает Боса каких-то два года. В то время как Юстин и Эван дружили с самого детства.

— Кэтрин? — повторил Эван, не двигаясь с места. — Сможешь ли ты когда-нибудь простить меня?

Кэтрин медлила, хотя уже знала, что она ответит ему:

— Думаю, что да.

Он с трудом выдохнул:

— Спасибо.

Кэтрин не заметила, когда он подошел к ней. Просто вдруг снова почувствовала его рядом с собой. Пальцы Эвана пробежали по ее волосам, которые рассыпались по плечам, когда она снимала с себя мокрый плащ. И, отодвинув эту волнистую массу, он поцеловал ее в обнаженное плечо.

Кэтрин снова задернула занавес, ощутив вдруг столь немыслимое по глубине желание, что это испугало ее. Одно дело — простить его. Другое — позволить ему стоять рядом, целовать, гладить ее… позволять ласкать. Бог знает куда это может завести…

Эван снова поцеловал ее в шею. И новая волна дрожи пробежала по телу Кэтрин.

— Теперь, когда ты получил прощение, можешь ехать к себе со спокойной совестью.

— Но я не хочу уезжать. — Мягко положив руку ей на талию, Эван зарылся лицом в шелковистую волну волос. Потом его губы скользнули к уху, и он прошептал: — И мне кажется, ты тоже не хочешь, чтобы я уезжал от тебя.

Тело Кэтрин снова предательски затрепетало.

— Что я хочу — это не имеет значения.

— Для меня это имеет огромное значение. — Эван снова повернул ее лицом к себе. Никогда она еще не видела его таким сосредоточенным и серьезным. — Это самое главное для меня.

В полном молчании они смотрели друг на друга. Руки Эвана покоились на ее талии, и ему, похоже, было вполне довольно этого. Но огонь, пылающий в его глазах, обещал так много. И она вспомнила, что Эван — единственный мужчина, который сумел пробудить в ней желание, который одним поцелуем превратил ее в необузданную дикарку.

Внезапный стук в дверь заставил их вздрогнуть. Эван опустил руки, однако глаз от ее лица не отвел ни на секунду.

— Мадам! — услышала Кэтрин голос дворецкого. — Прошло больше пяти минут. Прикажете мне войти?

Кэтрин замерла, глядя на Эвана. Он не шевельнул и пальцем. Но в глубине его глаз промелькнул страх, что она сейчас прогонит его от себя.

— Мадам? — повторил Бос, на этот раз уже с явной тревогой.

— Я слышу вас, Бос, — отозвалась Кэтрин. Что же делать? Она просто не в силах оторваться от Эвана… Но если она позволит Босу войти, все будет кончено. По крайней мере, пока.

— Я облегчу тебе ситуацию, Кэтрин, — тихо заговорил Эван. — И как только ты позовешь своего сторожевого пса, я уйду. Клянусь, я уйду и никогда больше не побеспокою тебя. — Он еще больше понизил голос: — Но если ты отошлешь его прочь, ты станешь моей. Я уложу тебя на эту постель и покажу, что мне хотелось сделать с первой минуты, когда я увидел тебя на озере.

Обещание, сквозившее в его словах, в звуках его голоса, в напряженной позе, возбудило ее еще сильнее.

— Выбор за тобой, — продолжал Эван. — Наверное, это несправедливо — заставлять тебя принимать решение, но я не могу больше выносить этой неопределенности. Не могу больше проводить ночи без сна, желая тебя всей силой своего существа. Если мне не дано владеть тобой, я должен уехать. Итак, выбор за тобой!

Кэтрин даже было больно дышать. Выбор… Либо отослать его прочь и никогда больше не видеть, либо отдать ему все. Он просит так много… слишком много… не предлагая женитьбы или постоянной связи. Он предлагает лишь сиюминутное удовольствие. И после этого она станет подпорченным товаром для любого другого мужчины. Может даже забеременеть…

Ей следует отчитать Эвана как следует и отправить прочь. Или самой убежать как можно скорее…

И тогда одна томительная ночь будет проходить за другой. Какой смысл в замужестве, если все равно ни один мужчина не сможет притягивать ее с такой же силой, как Эван. Ни один не вызовет у нее такого уважения, восхищения… Ни с одним она не будет себя чувствовать так, как с ним… И никогда никого другого не захочет.

Не отрывая взгляда от Эвана, она позвала:

— Бос, входите, пожалуйста!

Эван закрыл глаза. Мучительная боль исказила его лицо. В дверях появился дворецкий, и Кэтрин проговорила:

— Сегодня вы мне больше не понадобитесь. Вы свободны до завтра.

Эван распахнул глаза. И, не доверяя своему слуху, уставился на Кэтрин.

— Мадам, но не хотите же вы, чтобы я оставил вас наедине с этим…

— Вы свободны, — уже более жестко сказала Кэтрин, не в силах оторвать глаз от Эвана. А про себя взмолилась: «Ну пожалуйста, Бос. Побудьте сегодня не моим защитником, а просто слугой».

Воцарилось долгое молчание. Было так тихо, что она, казалось, слышала, как падают капли воска на подсвечник.

Наконец Бос тяжело вздохнул:

— Как прикажете, мадам, — и вышел, закрыв за собой дверь.