7.

Некоторое время Эван не мог понять, почему Кэтрин выскользнула из его объятий. Он чуть не застонал от досады. Потребовалось несколько секунд, чтобы его затуманенная страстью голова прояснилась.

Но когда ясность мыслей вернулась, Эван разобрал, кто стоит перед ним. Дейвид Морис. И он назвал Кэтрин своей невестой. Но разве Кэтрин не говорила, что отказала ему?

Не отводя взгляда от Мориса, Кэтрин воскликнула:

— Я никогда не была твоей невестой. И ты прекрасно знаешь об этом.

Морис вздрогнул, словно она ударила его по щеке.

— Не была. Но станешь ею. И я не намерен спокойно наблюдать, как этот наглый богатей развлекается с тобой.

Переведя взгляд с Кэтрин на Мориса, Эван выпрямился, возблагодарив небеса за то, что сумерки наверняка скрывают выражение его лица.

«Наглый богатей?» — слова эти, конечно, вызваны лишь ревностью поклонника, не имеющего никаких прав на Кэтрин. Они ведь не обручены. Впрочем, их отношения его не касаются, хотя эта женщина воспламенила его так, как не удавалось ни одной уже очень давно.

Кэтрин вспыхнула от гнева. Голос ее зазвенел:

Человек, которого ты посмел оскорбить, — Эван Ньюком. Ты, конечно, не мог не слышать о нем. Его перу принадлежит книга «Законы развития кельтских языков».

Злоба на лице Мориса уступила место обиде. И Эван пожалел, что Кэтрин начала объяснять, кто он. Хуже этого она ничего не могла придумать.

— Он приехал, чтобы собрать материалы для книги, — продолжала Кэтрин. — И просил меня оказать ему содействие.

Морис окинул Эвана злобным взглядом.

— Неужто такому серьезному ученому может помочь женщина, которая опубликовала всего лишь парочку пустяковых статей в никому не известном журнальчике?

Кэтрин, смутившись, не нашлась, что ответить. И тут рассердился Эван. Сколько можно третировать бедную женщину? Ей и так уже сегодня досталось! Сначала в церкви, где ее терзали воспоминания о прошлом. Затем он сам нечаянно задел самое больное место. И потом на нее обрушился с дурацкими обвинениями в колдовстве полупьяный болван.

Теперь еще это! Черт бы побрал этих жестокосердных кретинов!

С решительным видом он встал между Кэтрин и Морисом. Ему удавалось, когда он того хотел, остудить пыл даже своего распоясавшегося отца. Юстин называл его в такие минуты: «Лорд Ньюком». И вот, с соответствующими интонациями, Эван заговорил:

— Я слышал, что вы умный человек, Морис. Но, судя по всему, вы не смогли по-настоящему оценить талант миссис Прайс. Ее неповторимая манера изложения и дар рассказчика, который подчеркивает красоту каждой легенды, вызывают только восхищение. И я сочту за честь показать ей первой свои записки.

Морис сжал кулаки.

— Вот как? Этим, значит, вы здесь и занимались, тиская ее? Показывали ей свои записки?

— А вот это вас никак не касается, — отрезал Эван. — Миссис Прайс, по-моему, объяснила это достаточно четко. Игнорируя Эвана, Морис обратил взгляд на Кэтрин.

— Боже! Неужели ты не видишь, с кем имеешь дело? Искатель приключений, который не прочь покрасоваться перед провинциалкой и переспать с ней ночку, чтобы потом навсегда выкинуть из головы?

Эван ощутил, как все больше и больше закипает, и ему понадобилось собрать всю свою волю, чтобы не дать гневу выплеснуться. Ему еще ни разу не приходилось выступать в сомнительной роли соблазнителя и покорителя женских сердец.

— Послушайте, Морис!..

— Это ты слушай, что тебе говорят, наглый лондонский богатей! — Ядом, который переполнял голос Мориса, можно было бы отравить не одну сотню человек. — Я не позволю тебе забавляться с моей Кэтрин…

— Я не твоя! — снова выкрикнула Кэтрин. — Ты не имеешь никаких прав на меня!

— Только из-за проклятия, — так же яростно отозвался Морис. — Разве не ты мне говорила, что, не будь проклятия, вышла бы за меня замуж?

Проклятие? Эван повернулся к Кэтрин. Что за вздор несет этот дуралей?

Кэтрин не поднимала глаз ни на него, ни на Мориса.

— Это звучало не так. И если бы ты повторил слово в слово, что я тебе ответила, то понял бы все сам.

— Вот я и повторяю, что ты сказала. Все дело в заклятии.

— Каком заклятии? — вмешался Эван. Выражение превосходства промелькнуло на лице Мориса и, глядя на Кэтрин, он сказал:

— Ему ты об этом не говорила? Наверное, потому, что знала: больше чем на одну ночь ты ему не нужна. Он никогда не женится на тебе. — Но затем в глазах его вспыхнула тревога: — Или же ты солгала мне про заклятие? Сама придумала всю эту легенду?

— Я не… — начала было Кэтрин.

— Ты хочешь взять его себе в любовники? — Желваки играли на лице Мориса. — Только вчера ты целовала меня. Но взять в любовники не пожелала. Говорила, будто не хочешь портить свою репутацию. Что же произошло за это время? С чего это ты готова, как последняя шлюха, стелиться перед этим заезжим богатеем?

Краска стыда залила лицо Кэтрин. И терпение Эвана истощилось. Он поднял Дейвида за воротник и прижал к стене гостиницы.

— Как ты посмел назвать эту леди шлюхой?! Сию же минуту проси у нее прощения. Немедленно! Иначе я вырву у тебя язык из глотки!

Морис попытался оттолкнуть Эвана, но его силенок явно не хватало, чтобы разжать крепкие, как у крестьянского парня, пальцы.

— Отпусти меня! — Морис принялся извиваться и дергаться, стараясь вырваться из рук Эвана.

Тогда тот сжал ему горло.

— Немедленно проси прощения у миссис Прайс. Но тут она коснулась его плеча.

— Пожалуйста, Эван. Отпустите его. Пусть он идет куда хочет.

Эван заколебался.

— Пожалуйста, — прошептала Кэтрин, — мне невыносимо видеть, когда кому-то больно.

Ее слова привели Эвана в чувство. Кэтрин столько выстрадала за этот вечер, и он не станет причинять ей новых мучений. Вид дерущихся из-за нее мужчин вряд ли доставит молодой женщине удовольствие.

Сделав несколько глубоких вдохов, Эван сумел подавить слепую ярость. С некоторым усилием он выкинул из головы оскорбление, которое бросил в лицо Кэтрин негодяй, и сосредоточил внимание на нежной ручке, лежащей у него на плече.

Очень медленно и неохотно он опустил Мориса на землю, разжал руки и отступил на шаг, тяжело дыша и все еще не совсем успокоившись.

— Твое счастье, что у миссис Прайс такое доброе сердце. Я бы не отказал себе в удовольствии дать тебе взбучку.

— Идемте, — попросила Кэтрин и потянула его за собой.

Он повернулся к ней и поэтому пропустил удар, который Морис, собравшись с силами, нанес ему кулаком в подбородок.

— Ах ты ублюдок! — Мгновенно утратив власть над собой, Эван приготовился к драке.

Морис бросился на него, и они оба покатились по земле. Эван краем уха услышал, как вскрикнула от ужаса Кэтрин, но затем снова внимание его переключилось на противника. Морис, навалившись на него сверху, снова занес кулак, но теперь Эвану ничего не стоило отразить удар, а потом и подмять под себя пылающего негодованием задиру.

Теперь драка завязалась не на шутку. Морис оказался неплохим бойцом. Несмотря на худобу, он был сильным и ловким; ему порой удавалось уклоняться от мощных кулаков Эвана и нанести удар самому. Мужчины катались по земле, и попеременно верх одерживал то один, то другой.

Но когда Эван входил в раж, никто не мог ему противостоять. А сейчас он был вне себя от гнева. Он ненавидел мужчин, способных оскорбить женщину. Как ненавидел и тех, кто нападает сзади. Но больше всего ему была ненавистна мысль о том, что Морис вчера целовал Кэтрин. Именно это довело его до исступления.

И когда алая пелена застлала ему глаза, он набросился на школьного учителя, уже не думая ни о чем. Всего через несколько мгновений Морис больше не отвечал на его удары, а только стонал и силился увернуться от них.

— Прекратите! — вскричала Кэтрин. Но занесенный кулак все равно опустился на распростертое тело.

— Прекратите! — повторила она, хватая Эвана за руку, которую он снова поднял для удара. — Хватит с него! Довольно! Неужели вы не видите, что он почти без сознания?

Ее голос прорвал алую пелену ярости, заставив Эвана очнуться и осознать, где он и что делает. Эван медленно разжал кулаки. Стоило только посмотреть на Мориса, чтобы понять, насколько права Кэтрин. Кажется. Эван несколько переусердствовал. Сжавшись в комок, закрыв голову руками, как щенок, ждущий пинка хозяина, Морис лежал, не в силах шевельнуться.

И последние капли гнева окончательно улетучились. Что он натворил! Да разве можно так избивать человека? Человека, чья жизнь драгоценна, как и все живое вокруг?

И, как всегда после прорвавшейся наружу вспышки бешенства, Эван ощутил стыд — настолько сильный, что он граничил с отвращением к себе. Если бы не Кэтрин, которая вовремя остановила его…

Морис понял, что Эван больше не собирается бить его, и со стоном перевернулся на бок. Эван ощупал поверженного противника, проверяя, целы ли кости. Хотя учителю досталось как следует, похоже, покалечить его Эван не успел.

— Давайте оставим его одного, — прошептала Кэтрин, дергая его за руку. — Хватит с него унижений.

Эвану была понятна ее логика. Он слишком хорошо знал, каково это — встретиться лицом к лицу с человеком…

любым, после того, как тебя избили до полусмерта. А видеть того, кто тебя избил, еще хуже.

Он медленно поднялся, отряхнул пыль с брюк. Что-то такое мокрое и холодное капало с подбородка. Эван провел рукой по лицу. Кровь? Откуда? И правый глаз видит хуже — наверное, заплыл, после того как Морис попал ему кулаком во второй раз. Ну и видок у него, должно быть.

Кэтрин прикоснулась пальцем к его рту.

— У вас губа кровоточит, — сказала она с тревогой в голосе.

— Самую малость. — Он попытался стереть кровь, надеясь, что Кэтрин не станет вновь дурно. Его бывшая невеста упала бы в обморок при виде даже капельки крови, а Кэтрин была даже более пуглива, чем Генриетта.

Но Кэтрин его удивила. Хотя лицо ее заметно побледнело, она достала платочек и осторожно промокнула ранку на губе Эвана, отчего у него сразу снова перехватило горло. Потом мягко коснулась распухшего глаза:

— Потерпите немного.

Придется. И надо будет непременно сделать холодный компресс. Только бы ребра были целы. Он глубоко вздохнул — нет, вроде бы не больно. Эван хорошо помнил, что испытывал, когда лет в одиннадцать отец сломал ему ребро.

Но вот нога его беспокоила. Когда Морис бросился на него и они упали, он ударился коленом о камень.

— Идемте, — сказала Кэтрин, — я сумею оказать вам первую помощь. Вам будет трудно поверить в это, но я немного разбираюсь в медицине. — И негромко добавила: — Я стала изучать это дело после смерти Вилли.

Эван позволил ей вести себя, пытаясь не показывать, насколько мучительно ему ступать на правую ногу. Но, оказывается, Кэтрин вела его отнюдь не в дом.

— И куда мы держим путь? — шутливо спросил он.

— В мой замок.

Он резко остановился. Только этого ему сейчас недоставало — оказаться наедине с милой крошкой Кэтрин. Несмотря на все происшедшее, он по-прежнему желал ее и вполне мог сорваться, а это было бы неразумно.

В ответ на попытку Эвана вырвать у нее руку Кэтрин проговорила:

— Вы ведь не хотите вернуться на свадьбу в таком виде? Вы же испортите Тесс ее праздник! Но и подняться к себе в комнату, минуя гостей, невозможно. Так что у вас не такой уж большой выбор. Либо отправиться со мной, где я смогу привести вас в порядок, либо бродить по улицам Лондезана и ждать, когда кончится празднество. А это произойдет не раньше утра,

Кэтрин была права. Только оказавшись у нее в замке, он получит возможность заняться поисками пропавшего письма или злополучного сосуда. А еще ему хотелось выяснить, почему на нее набросился на свадьбе этот пьяный дурак.

Тем не менее ему не хотелось исчезать с места драки, словно он преступник.

— А как насчет него? — кивнул он в сторону Мориса, который пытался сесть, хотя каждое движение вызывало у него стоны. — Вы не собираетесь залечивать и его раны?

«Ведь только вчера вы с ним целовались», — мелькнула у него ревнивая мысль.

И почему даже мысль о том, что она целовала Мориса, заставила его побагроветь от гнева? Похоже, эта женщина околдовала его.

Кэтрин, казалось, не заметила ревнивых ноток в голосе Эвана.

— Я зайду в гостиницу и предупрежу Анни. Она сумеет помочь Морису, не поднимая лишнего шума. — Она указала в сторону аллеи, которая вела к постоялому двору. — Там стоит мой экипаж. Бос настоял на том, чтобы я взяла экипаж, поскольку на обратном пути уже стемнеет. Сэр Рейнальд, сэр Хью и я — только мы трое приехали в экипаже. Так что вы без труда найдете мой — это тот, который без кучера. Джон на празднике вместе со всеми.

Эван продолжал стоять все еще в нерешительности, и Кэтрин легонько подтолкнула его вперед.

— Ступайте! Я догоню вас.

Она не стала смотреть, как он ковыляет по дорожке, и быстро скрылась внутри дома. Дотащившись до фасада здания, Эван действительно легко отыскал экипаж Кэтрин. На козлах двух других дремали кучера. А ее лошади стояли, привязанные к дереву.

Направляясь к карете, Эван, несмотря на боль в ноге, улыбнулся: только Кэтрин позволила своему кучеру веселиться вместе с остальными гостями.

Сиденье в экипаже оказалось таким узким, что Эван с трудом на нем поместился. Больную ногу он положил на сиденье напротив.

Устроившись, Эван принялся ждать, не в состоянии успокоить роившиеся в голове мысли. Неужели он и вправду целовал Кэтрин, хотя вовсе не собирался делать этого? Да, это случилось на самом деле. И он все еще продолжал ощущать вкус ее губ, их мягкость и сладость. Ее кожа была нежной, как лепесток розы, и целовать ее было одно наслаждение. Такое же, какое он испытал, когда ее темные кудри, словно шелковые ленты, опутали его пальцы.

Наверное, и самые сокровенные места ее тела столь же нежны и сладостны. Узнает ли он это когда-нибудь?

«Черт побери! — выругался он, чувствуя, как его плоть снова начинает твердеть. — Да что же это! Или я совсем потерял разум?» При одной мысли о ней в нем туг же вспыхивало желание. Как и при виде ее слез он не в состоянии был не броситься ее целовать.

Женские слезы всегда вызывали в нем особенное чувство сострадания —с детских лет, когда ему приходилось слышать, как всхлипывает избитая мать. И теперь, несмотря на вполне зрелый возраст, при виде рыдающей женщины он готов был сделать все что угодно, лишь бы только утешить ее. Но еще никогда ему не приходило в голову успокаивать женщину поцелуями. С другой стороны, ему пока и не встречались столь трепетные натуры, с такой мягкой, беспомощной улыбкой, как у Кэтрин, с ее погруженным в себя взглядом.

Тут заговорила присущая Эвану осторожность. Просто невероятно, как быстро изменилось его отношение к женщине, которую совсем недавно он подозревал во всех смертных грехах. Но сколько бы он ни повторял себе, что встреча Кэтрин с Юстином выглядит весьма подозрительно, ему не удавалось убедить себя в ее виновности. Слишком застенчива и пуглива была женщина, которую он недавно целовал. И представить ее в компании убийц — немыслимое дело. Она не могла пойти на такое.

Дверца отворилась, и Кэтрин села в экипаж. Пока кучер взбирался на козлы, она устроилась на сиденье напротив Эвана. Он пристально вглядывался в ее лицо, пытаясь угадать, не оскорбил ли кто ее, пока она ходила за кучером и разговаривала с Анни. Но так и не смог ничего понять, настолько замкнутым был ее вид.

Когда экипаж тронулся, она зажгла фонарь в карете и обратила внимание на то, как Эван старается уберечь ногу от тряски.

— Вы повредили ногу? — спросила она озабоченно.

— И сам толком не знаю. Я ударился коленом о булыжник. Может, просто ушиб. А йозможно, трещина…

Лицо ее омрачила тревога.

— Я надеюсь, что нет. Это было бы ужасно. И все из-за меня!

Он улыбнулся:

— Сдается мне, что Морис тоже приложил к этому руку…

— Да, но он бы никогда на вас не набросился, если бы не увидел нас… если бы он не появился… — Она замолчала, пряча глаза. — Вы так великодушно бросились защищать меня. И даже решились солгать.

— Солгать?

— Ну по поводу моих эссе и о том, как они хороши. Я прекрасно понимаю, что это не так. Но звучит весьма утешительно.

— С чего вы взяли, будто это неправда?

— Но вы ведь сами сказали мне, что решили познакомиться со мной из любопытства, после того, как услышали обо мне от Воганов.

— Да, но я действительно читал ваше эссе, если вы помните. И оно показалось мне именно таким, как я сказал Морису. — На самом деле Эван почти, не помнил этого эссе. Но похвала Эвана привела Кэтрин в такое воодушевление, что грешно было бы лишать ее этой радости.

Эвану не нравилось благоговейное отношение Кэтрин к его особе. Он начинал чувствовать себя самозванцем. Странно, что после того, как он кинулся на Мориса, она не разглядела в нем самого обычного неотесанного деревенщину. Интересно, если выплывет наружу правда о его происхождении, будет ли она по-прежнему смотреть на него сияющими глазами и с улыбкой, от которой у него перехватывает дыхание? Ни одна женщина до сих пор не смотрела на него так. Ни одна на свете.

— Не стоит делать вид, будто вы читали мои эссе, — продолжала Кэтрин. — Я знаю, вы просто хотели утешить меня после того, как выяснилось… — она замялась, — что вы разыскивали совсем не ту женщину. Конечно, вам было бы намного интереснее поговорить с моей бабушкой. Вот кто был необыкновенным человеком. Можно только посочувствовать, что вместо нее вам досталась такая заурядная особа, как я.

Глаза их встретились, и что-то словно шевельнулось в его душе. Нечто весьма похожее на чувство вины.

— Мне будет очень интересно побеседовать с вами, — возразил он. — Насчет бабушки я не знаю, но вас я считаю необыкновенной женщиной. И я нисколько не жалею, что вместо вашей бабушки мне достались, как вы выразились, именно вы.

— Но пока я только порчу вас.

— Ничего подобного.

— Мне не следовало идти сегодня на свадьбу, — продолжала Кэтрин, почти не слушая его. — Я должна была бы догадаться, что Дейвид начнет вести себя как полный дурак, увидев меня с кем-то.

Дейвид. Слова ревности вырвались из его уст раньше, чем Эван успел остановить себя:

— Особенно учитывая, что вы целовались с ним не далее как вчера.

Щеки ее полыхнули краской.

— А мне показалось, вы говорили мне раньше, будто отказали ему.

— Так оно и было.

— Тогда зачем вы его целовали?

— Я не целовала. Это он поцеловал меня. А это большая разница… Я пыталась остановить его, но не…

— Так

— Этот подонок целовал вас против вашей воли? — Эван выпрямился на сиденье. — Нет, кажется, я мало поколотил его.

Кэтрин покачала головой:

— Не надо говорить так. Это все равно не помогло бы — он не в состоянии понять, что я не могу выйти замуж за человека, которого не люблю.

— Это истинная причина отказа? Потому что вы его не любите? — переспросил ее Эван, памятуя слова Мориса по этому поводу.

— Конечно.

— А мне показалось, что причина в каком-то заклятии.

— В заклятии? — брови ее тревожно взметнулись вверх.

— Да. О котором упомянул Морис. Вы будто бы отказали ему, ссылаясь на это заклятие.

Кэтрин, отвернувшись к окну, молчала.

— Расскажите мне про это заклятие, Кэтрин, — попросил Эван. — Вы придумали его, чтобы избавиться от Мориса?

— Не совсем.

И она снова умолкла. Эван нахмурился. Она явно не хотела говорить на эту тему. Но он, по его убеждению, теперь имел право знать, какую историю она выдумала, чтобы держать Мориса на расстоянии, и почему тот так вышел из себя, увидев их вместе.

— Так оно существует, это заклятие, или нет? Пожалуйста, просветите меня насчет того, о чем болтал Морис, прежде чем наброситься на меня за то, что я вас поцеловал. Мне кажется, я имею на это право.

Довольно долго Кэтрин хранила молчание. И когда наконец заговорила, голос ее дрожал:

— Если я расскажу, вы сочтете меня сумасшедшей.

— Вполне возможно. Я вообще начинаю думать, что вы чрезвычайно опасная особа. — Эван не знал, зачем выдал свои тайные мысли. Но теперь ему стало интересно, как отреагирует на это Кэтрин.

В голосе молодой женщины чувствовалась скрытая боль:

— Вы повторяете слова моего свекра. Эван посмотрел на нее растерянно:

— Свекра?

— Сэра Хью. Который кричал на меня. Отец Вилли. Эван скрестил руки на груди. Все это становилось весьма интригующим. Ему вспомнились слова миссис Ливелин об отце покойного мужа Кэтрин.

— Так это сэр Хью кричал, что вы — отрава для мужчин?

Тяжело вздохнув, Кэтрин посмотрела ему в глаза.

— Да. И много вам удалось услышать из того, что он кричал?

— Не очень много. Я не видел, как он приставал к вам, пока музыка не затихла. В ту минуту он обвинял вас в бесплодии своей жены.

— Все это неправда — насчет того, будто я наложила на нее проклятие, которое сделало его жену бесплодной.

— Я так и подумал. — И, памятуя о слухах, которые распускались вокруг Кэтрин, по словам миссис Ливелин, он мягко добавил: — Я вообще не верю в заклятия и всякого рода магию. И тем более считаю глупостью все эти домыслы, будто вы колдовством свели мужа в могилу и заклятием сделали жену сэра Хью бесплодной. Так Морис имел в виду это заклятие?

— Что-то вроде него, но… — Кэтрин осеклась. — А как же вы узнали про моего мужа, если, как сказали, подошли только после того, как музыка прекратилась?

Черт возьми! Он совершил оплошность. Не следовало ему упоминать о том, что он услышал от миссис Ливелин. Придется сознаться:

— Мы с миссис Ливелин разговорились о вас. И это она сказала, что сэр Хью и… еще кое-кто считают… что…

— Что я его околдовала. — В голосе Кэтрин снова зазвучала старая боль. — Я знаю. Не думала я, что Анни тоже распространяет такие слухи.

— Напротив. Она хотела предостеречь меня. Убедить, чтобы я не верил той чепухе, которую будут молоть о вас. И доказывала, какая это галиматья.

— Правда? — Кэтрин вся напряглась и, отвернувшись к окну, спросила: — А говорила ли вам Анни о том, что я не первая женщина в нашем роду, о которой пороли такую же «галиматью»? Говорила ли она вам, что я лишь звено в длинной цепи женщин, у которых мужья раньше времени сошли в могилу?

«Интересно, как далеко в прошлое уходит эта „длинная цепь“? — подумал Эван.

— Анни, разумеется, ни о чем таком и не думала говорить. Она просто сообщила, что вы пережили тяжкое горе.

Кэтрин с трудом перевела дыхание.

— Горе… Да. Анни это видится в таком свете. А другие тем не менее верят, будто Леди Туманов выходят замуж из-за денег, а потом отправляют своих суженых в могилу.

— Так могут думать только суеверные невежды, Кэтрин, — нетерпеливо отмахнулся Эван. — Не стоит принимать этот бред близко к сердцу.

— Как я могу не принимать это близко к сердцу? —метнула она в его сторону взгляд. — Вы спрашивали, о каком заклятии идет речь. К сожалению, сэр Хью был не так уж далек от истины, когда назвал меня отравой для мужчин. Все женщины в нашем роду прокляты. Мужья их умирают молодыми. А сыновья — если они есть — не имеют наследников.

Эван пристально смотрел на нее, не понимая, как Кэтрин способна верить в подобную чепуху. Она производила впечатление умной женщины. Застенчивой, но вполне разумной. Наверное, сказалось то, что она много времени проводила, записывая легенды и сказания. Погрузившись в этот своеобразный мир, Кэтрин невольно попала под его влияние. Странно только, что ей удалось внушить эту чепуху и Морису.

— И все это — из-за проклятия? — Он не удержался от снисходительной усмешки. — Не может быть, чтобы вы говорили серьезно.

Лицо Кэтрин словно окаменело.

— Да, я говорю серьезно. Для такого образованного человека, как вы, это звучит смешно. Я тоже никогда не отличалась особой легковерностью. И хотя я люблю собирать народные предания, мой интерес к ним оставался чисто академическим. Но даже самые фантастические легенды таят в себе зерно истины. И порой происходит нечто такое, что невозможно объяснить с научной точки зрения. Некоторые сверхъестественные события и свидетельства очевидцев невозможно ни проверить, ни опровергнуть.

— И что это за свидетельства? Кэтрин вскинула подбородок.

— Слышали ли вы последнюю фразу, сказанную сэром Хью? Что моя мать, бабушка и прабабушка — все были отравой для мужчин?

— Да, но…

— Знаете ли вы, почему он так сказал? Потому что их мужья умерли не позже, чем через три года после женитьбы. Моя мать умерла вместе с мужем. Но обычно женщины переживают своих супругов на много, много лет. Думаю, мой случай — именно такой.

Эвана, при всем его ироническом отношении к мистике, проняла дрожь.

— Четыре человека? Один за другим? Это действительно странное совпадение. А как они умерли?

— Это вряд ли имеет какое-то значение. Но мой прадед утонул в море, дедушку случайно застрелил молодой сквайр на охоте. А мои родители погибли в карете, которая сорвалась с откоса. Про Вилли вы уже знаете. — Она пожала плечами. — Умер в результате несчастного случая, как и все предыдущие. И после всех, кроме моего отца, оставались молодые богатые вдовы. Некоторые имели сыновей-наследников, но, поскольку у них никогда не рождались дети, отцы всегда завещали Плас Найвл дочерям, чтобы поместье не доставалось дальним родственникам. И, хотя все жены наследовали имения мужей, жить эти женщины предпочитали в родовом поместье. Как я. Эван покачал головой:

— Совершенно фантастическая история. И вы действительно верите, будто эти мужчины умерли из-за какого-то проклятия?

Услышав покровительственные нотки в его голосе, Кэтрин вспыхнула:

— Дело не в слепой вере. Я знаю, что это правда. Я нашла дневник, где сказано о заклятии. Сначала я тоже восприняла это скептически. Но, изучив семейные хроники и увидев, насколько все соответствует предсказанию в дневнике, поневоле вынуждена была поверить в заклятие.

— Вы хотите сказать, что только потому, что в каком-то дневнике утверждается, будто ваш род проклят, и семейная история вроде бы подтверждает это — вы верите в это проклятие? По-моему, все это безосновательно. Кроме того, почему проклятие действует только на продолжении четырех последних поколений? А как же раньше?

— Вы просто ничего не знаете, — упрямо возразила Кэтрин. — В том-то и дело, что только четыре поколения назад женщины перестали пить перед свадьбой из…

Кэтрин замолчала, и Эван затаил дыхание, тотчас догадавшись, из чего перестали пить женщины из рода Кэтрин. Из ритуального сосуда. Сосуда друидов.

— Пить из чего?.. — наконец вырвалось у него.

Побелев как мел, Кэтрин посмотрела в окно.

— Смотрите, мы уже приехали! Вы сможете сами выйти? Может, помочь?

Экипаж загромыхал по двору, вымощенному булыжником, и Эван стиснул зубы. Разговор оборвался в самый интересный момент. Но Эван не намерен был на этом останавливаться. Придется задержаться в замке, пока не удастся выведать у нее все про сосуд.

Минут десять спустя Эван уже сидел на кухне, устроившись в неудобном деревянном старинном кресле. А Кэтрин, Бос и домоправительница по имени миссис Гриффите хлопотали вокруг него. Он же ломал голову над тем, как остаться с Кэтрин наедине и продолжить расспросы.

— Нам непременно надо осмотреть его ногу, — заявила Кэтрин, накладывая холодный компресс на глаз Эвана. — Он не уверен, не сломана ли кость…

— В таком случае вам придется попросить, чтобы джентльмен снял брюки, — почти не разжимая губ, проговорил Бос.

Кэтрин порозовела.

— Ах да, конечно. Тогда осмотрите его сами, Бос. Мыс миссис Гриффите выйдем на это время.

— Это было бы весьма желательно, — процедил Бос, высокомерно глядя на Эвана.

Эвану вовсе не хотелось подвергаться осмотру.

— Послушайте, не лучше ли, если ее осмотрит врач? — возразил он, а про себя добавил: «или еще кто-нибудь, кто в таких делах разбирается лучше, чем дворецкий».

На лице старика ничего не отразилось, но тон его буквально источал презрение:

— Как пожелаете, сэр. Но тут вмешалась Кэтрин:

— Бос служил дворецким у графа Пемброка. И в обязанности Боса входило ухаживать за ним, когда с ним что-нибудь случалось во время охоты или верховой езды —а это, видимо, происходило довольно часто. Граф — очень плохой наездник, это всем известно.

Бос хранил молчание, хотя было ясно, что он не одобряет откровений своей госпожи насчет недостатков его прежнего хозяина.

— В самом деле, Эван, — продолжала Кэтрин. —Пусть Бос осмотрит вас. Он в этом разбирается гораздо лучше, чем я.

Услышав, как Кэтрин назвала Эвана по имени, Бос вскинул брови, но больше ничем не отозвался на ее тираду.

Тут Эвану пришло в голову, что было бы вовсе не плохо остаться один на один с Босом. Если тот работал у графа, то пойти после этого дворецким к Кэтрин его могли заставить только весьма тяжелые обстоятельства. Эван не располагал большими деньгами, но все же решил попробовать подкупом добыть кое-какие полезные сведения из этого старика. Судя по его кислой мине, он недолюбливает свою хозяйку.

— Ну хорошо. Если вы считаете, что так будет лучше, — сдался Эван. И женщины тотчас поспешили прочь из кухни.

Бос стал спиной к Эвану. — А теперь, сэр, будьте любезны снять штаны.

Испытывая крайнюю неловкость, Эван выполнил просьбу.

— Готово, — сказал он и откинулся на спинку кресла.

Дворецкий повернулся и склонился над ногой Эвана, которую тот вытянул вперед и положил на стул. Губы дворецкого сжались, когда он принялся ощупывать колено.

— Здесь болит?

— Нет, — отозвался Эван. Старик нажал чуть посильнее.

— О! — вырвалось у Эвана. — А вот здесь больно. Присмотревшись, Бос объявил:

— Осмелюсь предположить, что это просто ушиб. Удар пришелся в болезненное место у колена, что и мешает вам ходить. Но, думаю, к завтрашнему дню вы оправитесь. Если бы вы действительно сломали кость, боль ощущалась бы в другом месте.

Пока Бос холодно излагал свой диагноз, Эвану не без труда удавалось сохранять серьезное выражение лица, но теперь он позволил себе улыбнуться:

— Благодарю вас, Бос.

— Можете одеться, сэр. Я сейчас позову госпожу.

— Подождите! — Эван поднялся и быстро натянул брюки. — Я хотел бы принести вам свои извинения. Я вижу, что недооценил вас.

— Как вам будет угодно, сэр, — сухо проговорил Бос.

— Я говорю серьезно. Вы и в самом деле хороший дворецкий. Миссис Прайс, безусловно, повезло, что вы у нее служите.

Повернувшись, Бос уставился на Эвана с нескрываемым подозрением.

— Надеюсь, это именно так и есть.

Эван кончил застегивать брюки и сунул руку в карман.

— Мне бы хотелось отблагодарить вас за услугу. В лице Боса ничто не дрогнуло.

— В этом нет никакой необходимости, сэр.

— Ерунда. Особые услуги следует оплачивать отдельно. — И Эван протянул дворецкому соверен.

Тот замялся, но только на миг. И, хотя плата была явно завышенной, он, не моргнув глазом, опустил монету в карман.

— Благодарю вас, сэр. — И собрался было уходить, но тут Эван положил руку ему на плечо.

Дворецкий повернул голову и так выразительно посмотрел на руку Эвана, что тот убрал ее, подавив неловкий смешок. Старик явно не любил фамильярности, понял Эван.

— Бос, я готов удвоить эту сумму, если вы ответите мне на кое-какие вопросы относительно миссис Прайс.

Дворецкий уставился на него стальным взглядом.

— Прошу прощения, сэр. — Тон его стал еще холоднее, чем прежде, если только это было возможно. — Ни за какие деньги я не стану обсуждать своих хозяев.

Такого отпора Эван не ожидал. Обычно слуги любили посудачить о своих господах, а особенно за плату. Хотя, конечно, Эвану еще никогда не доводилось подкупать слуг. Но он слышал от Юстина, что тот, как правило, обращается к служанкам, желая узнать, какие подарки предпочитает их хозяйка. Ну и кое-что еще тоже.

— Но я не собирался ничего выспрашивать о ней лично, — запротестовал Эван. — Меня интересует только…

— В таком случае вам следует обратиться к самой миссис Прайс, не так ли?

Полный провал. Тон старика не оставлял никаких сомнений на этот счет. Эван даже уловил в его голосе готовность встать на защиту Кэтрин. Эван явно неправильно оценил ситуацию. И в каком-то смысле он порадовался, что Кэтрин способна вызвать такую преданность у своих слуг.

Не без смущения он посмотрел в суровые глаза дворецкого.

— Простите, если я чем-нибудь оскорбил вас, Бос.

Не ответив, Бос повернулся к двери.

— И не стоит сообщать о нашем разговоре миссис Прайс! — крикнул вдогонку ему Эван, но старик обратил столь же мало внимания на его просьбу, как и на извинение.

— Черт бы его побрал! — буркнул Эван. Все вышло из рук вон плохо. С чего он вообразил, будто сумеет разговорить этого истукана-валлийца? Теперь оставалось только надеяться, что он не проболтается своей госпоже. Разве только в нем проснется сострадание, во что мало верилось. Но Кэтрин вошла на кухню одна, причем вид у нее был встревоженный, и Эван сразу понял всю беспочвенность своих надежд.

Кэтрин несла в руках несколько кусков полотна. Не говоря ни слова, она положила все куски, кроме одного, на стол, а затем окунула этот оставшийся кусок в бадью с дождевой водой, стоявшую у двери в кухню. Но когда Кэтрин вернулась с влажным полотном, Эван увидел, как дрожат ее губы, и вновь почувствовал себя совершеннейшим негодяем.

— Садитесь, — распорядилась Кэтрин и положила холодный компресс ему на глаз. Потом пошла к плите, принесла дымящийся котелок и окунула в него другой кусок полотна. Эван весь напрягся, не понимая, что она намеревается сделать.

Но Кэтрин просто принялась горячим полотенцем тереть его разбитую губу, и при этом ее пальцы так дрожали, что нервы Эвана не выдержали.

Взяв Кэтрин за руку, он накрыл ее своей широкой ладонью.

— Что случилось, Кэтрин? Чем это я вас так вдруг испугал?

У нее не хватало смелости взглянуть ему прямо в глаза.

— Бос предупредил меня, что вы пытались узнать у него что-то обо мне. И попросили его не рассказывать мне об этом.

— Это правда, — вздохнул Эван.

— Но почему? — еле слышно прошептала она.

— А как вы сами полагаете? — У Эвана возникла надежда получить ответ на мучающие его вопросы — если только удастся убедить Кэтрин, что его любопытство носит вполне безобидный характер. — Меня интересуете вы… ну и это странное заклятие. Вы разбудили мое любопытство, а потом оборвали разговор. Я и подумал: может, Бос просветит меня насчет этого.

— Бос не знает о заклятии, — проговорила Кэтрин. — О нем известно только Дейвиду.

Она замолчала, и тогда Эван пробормотал:

— Морису вы сказали все. Почему же хотите утаить правду от меня?

— Почему вам непременно надо знать это? — спросила она печально.

Эван не нашел ничего лучшего, как привести все те же самые доводы, к которым обращался прежде:

— Я только что едва не покалечил человека из-за вашего спора по поводу этого заклятия. И мне, вполне естественно, хотелось бы уяснить до конца, в чем тут дело. — И поскольку Кэтрин не ответила тотчас, Эван сразу добавил: — И кроме того, раз вы рассказали Морису, а он упоминал о заклятии при мне, значит, это уже перестало быть семейной тайной. Морис, к примеру, не делал из этого никакого секрета.

Слова Эвана возымели желанное действие. Вздохнув, она высвободила руку и прошла к двери, ведущей в сад.

Светила луна, создавая вокруг головы Кэтрин сияющее кольцо. И Эван подумал, что еще ни одна женщина в жизни не представлялась ему столь загадочной. И столь желанной тоже.

— Я обнаружила запись о проклятии в дневнике, — начала бесстрастным голосом Кэтрин, — который попал мне в руки четыре года назад. Проклятие обрушилось на нашу семью после того, как женщины из нашего рода перестали выполнять обряд друидов: пить в день свадьбы из сосуда, который передавался от матери к дочери.

Сосуд. Вот они и подошли наконец к тому, что Эвану требовалось узнать.

— Как я понял, вы тоже отказались выпить из этого сосуда в день свадьбы? Почему? Так как ничего не знали об этом обряде? — Эвану был известен ответ, но ему хотелось услышать, что скажет Кэтрин.

— Нет. Даже если бы я и знала об обряде, то не смогла бы его исполнить. Моя прапрабабушка продала его.

Продала. Значит, сосуд принадлежал роду Кэтрин до того, как стал собственностью семьи Юстина.

— И кому его продали?

— Какое это имеет значение? — насторожилась Кэтрин. — Его больше нет. И заклятие продолжает действовать.

— Да, но ведь сосуд можно вернуть, не так ли? Надо только узнать, в чьих он руках. И тогда заклятие перестанет действовать. — Эван затаил дыхание, ожидая ответа Кэтрин.

Пауза затянулась надолго. Наконец она опять вздохнула:

— Я попыталась. Вот почему Морис так расстроился. Мне показалось, будто я нашла, что искала, и он с нетерпением ждал моего возвращения из Лондона. Но мужчина, который пообещал мне продать нашу семейную реликвию… не появился. И мне пришлось уехать с пустыми руками. А значит, проклятие по-прежнему продолжает висеть надо мной. Вот почему я отвергла предложение Дейвида.

Ее слова как гром поразили Эвана. Итак, она вовсе не встречалась с Юстином. Его, очевидно, убили по дороге к ней. А сосуд похитили воры. И Кэтрин пришлось вернуться домой. Вот и все.

Нечто в этом духе он и ожидал услышать.. Поскольку давно понял: ни о каком умышленном сговоре Кэтрин с убийцами не могло быть и речи. И почему вообще у него возникли подозрения, будто Кэтрин замешана в этом преступлении?

Потому что пропало письмо. Глупо, конечно, основываться только на такой маловажной детали. Оно могло выпасть во время драки. К тому же Эван видел, что Юстин положил его в коробку с сосудом, и воры могли унести его с собой. Вряд ли Кэтрин решилась бы рассказать о своей поездке в Лондон, будь она хоть в малейшей степени при-частна к гибели Юстина. Могла бы ведь и промолчать.

Как же поступить? — размышлял Эван. Сказать ей правду, что он приехал в Лондезан только из-за Юстина? Нет, Кэтрин и без того огорчилась из-за этой истории с якобы заинтересовавшими Эвана ее эссе. Ему не хотелось причинять молодой женщине еще большее огорчение своим признанием, что он обманывал ее буквально во всем.

Оставалось одно — придерживаться версии насчет сбора материала для книги. Еще несколько дней притворства, и Эван сможет вернуться в Лондон, к своему прежнему спокойному существованию.

Правда, он не очень на это надеялся. Теперь, после того, как Кэтрин Прайс так стремительно ворвалась в его жизнь.

— Теперь вы все знаете обо мне, — негромко закончила Кэтрин и обернулась к нему. — И понимаете, чем я опасна для мужчин.

В голосе ее прозвучала привычная нота горечи. Эван без труда распознал ее, так как сам таил ее в груди, когда долгое время был предметом всевозможных досужих разговоров, домыслов и даже ненависти. Ему хорошо знакомо было это чувство одиночества и потерянности.

И такое страстное желание утешить ее, обласкать, помочь забыть свои беды охватило его, что Эван порывисто поднялся и подошел к Кэтрин. Обняв ее за талию, он сказал, глядя ей в глаза:

— Я вовсе не считаю тебя опасной, — проговорил он негромко, но твердо.

После чего его губы сами собой коснулись губ Кэтрин.