Невероятно. Прошло две недели, а Антея не сделала ничего, что могло бы меня расстроить. Ее появление на публике являло собой идеальную модель благопристойности и сдержанности. Такое впечатление, будто она искренне сочувствует горю и мукам сидящих на диете. Она даже сумела имитировать маленькую слезу, которая выкатилась из уголка ее темно-синего глаза, когда в студию воскресной утренней программы дозвонилась зрительница, доведенная до отчаяния. Я сижу в уютной комнате, свернувшись в кресле, на мне пижама и банный халат, я ем хлопья и запиваю их молоком — и как же меня впечатляет то, как шикарно я выгляжу. Я просто в восторге от того, что Антея не забыла воспользоваться водостойкой тушью. У каждого должны быть свои правила. Особенно у того, кто пускает слезы на общенациональном телевизионном канале.
— Наверное, я единственный человек, который, попадая на телеэкран, значительно уменьшается в весе, — говорю я Финну, который занят тем, что проверяет, как дела на сайте. Он рассеянно улыбается и снова возвращается к своим делам. — Единственное, чего я хочу, — это чтобы она больше говорила о белье. В конце концов, это самый большой источник доходов. — Три заблудшие хлопьинки выскальзывают из ложки и приземляются в лужице молока (обезжиренного) рядом с моей пятой точкой. Я зачерпываю их обратно и загрызаю насмерть.
— Гм-м, — произносит Финн.
— Ого, — продолжаю восхищенно следить за тем, как улыбается мой doppelgänger, как гордо смотрит с экрана, — кажется Антея наконец-то научилась быть мной.
— Глупая корова, — бурчит Финн.
— Что-что?
— Ничего. — Он продолжает заниматься своим делом. На щеках появляется легкий румянец.
— Впрочем, кажется, все уже заканчивается, — говорю я и ставлю чашку на пол. Ведущий по имени Алан берет с прозрачного столика кипу газет. — Просто невероятно, Антея уже двадцать минут в эфире и еще никому не нахамила. — Алан вытаскивает газету. — О-о, а вот и самое интересное — заголовки утренней прессы. Интересно, кто с кем спал.
Я ставлю чашку на пол, сворачиваюсь в кресле поуютнее и прибавляю звук.
— Орла, команда «Воскресного утра» была весьма удивлена, когда этим утром открыла пятую страницу «Санди эксклюсив», — говорит Алан.
Антея выглядит взволнованной.
— Пятая страница, — бормочу я, наклоняясь, чтобы порыться в нечитаных газетах, которые лежат на полу рядом с моим креслом. — Финн, ты сегодня покупал утренний выпуск «Санди эксклюсив»?
— Конечно, нет, — отрезает он, глядя на меня. — Это самая бульварная из всех бульварных газетенок. В ней ничего нет, кроме скабрезных сплетен и статей, которые, если честно, заставляют меня задумываться над тем, в каком обществе мы живем. Разве людям интересно знать, с кем встречается Пэтси Кенсит? Или в чем секрет множественных оргазмов?
Да! Да! О господи. Да!
Да! Да! О господи. Да!
Да! Да! О господи. Да!
— Орла, вы не хотите прокомментировать эту статью?
Антея неловко ерзает в кресле. Над бровью появляется бесстыдная капелька пота. Она раздраженно вытирает ее.
— Я подумала, что обязана сказать правду, — говорит она.
Правду?
Я в ужасе смотрю на экран. Не говорите, что Антея рассказала общенациональной прессе о том, что она не Орла Кеннеди.
— Финн, — зову я брата. — Иди сюда. Кажется, она проболталась о том, кто она есть на самом деле. Черт. И что мне теперь делать?
— Орла, успокойся, — говорит Финн. Он подходит ко мне, глядя в экран. — Если бы это было так, тогда зачем ведущему называть ее Орлой?
— Логично, — удивленно смотрю на него.
— А вы не думаете, что правда может шокировать ваших клиентов? — спрашивает ведущий.
— Клиентов. Значит, это имеет отношение к «Легче перышка». Я знала, что что-то не так, она слишком тихо себя вела. Что, черт возьми, она еще выкинула? — чтобы немного успокоиться, я берусь за руку Финна.
— Думаю, что они имеют право об этом знать, — Антея не теряет бдительности. На ее лбу проступает вторая капелька пота, Антея начинает покусывать нижнюю губу. На одном из передних зубов алеет пятнышко от помады.
— Знать о чем? — вскрикиваю я, глядя в экран.
— А вдруг они почувствуют себя обманутыми?
— Не понимаю, с чего бы им чувствовать себя обманутыми. Они ни разу не жаловались, напротив, приходит множество писем с благодарностью.
— Но вы говорите, что все эти письма не для вас, — подталкивает ее Алан.
— Почему не для вас? — снова вскрикиваю я. — Финн, сейчас же беги и купи «Санди эксклюсив». Я больше не могу ждать. Он послушно встает и выходит из комнаты, через несколько секунд возвращается, протянув руку в ожидании денег.
— Все верно. — Антея снова извивается на стуле.
— Если быть точным, то в статье говорится, что вы никогда не носили «Белье-Нивидимку» и у вас никогда не было необходимости носить его, несмотря на то что вы регулярно говорите своим клиентам в «Легче перышка» о том, что считаете его незаменимым. — Алан показывает на Антею толстым указательным пальцем.
— Я говорю им то, что они хотят услышать. Если у женщины живот висит ниже колен и в последний раз она видела свои ноги несколько месяцев назад, то ей вряд ли захочется узнать, что мой живот плоский, как блин, даже без трусов «упругий живот». Вы со мной согласны? — раздраженно бросает ему Антея.
Господи. Натуральная гадина. Я просила ее прорекламировать «Белье-Невидимку», и вот как она это делает. С содроганием слежу за тем, как Алан упрекает ее в методах продажи. А что скажет Джастин?
— Можно сказать, что вы ведете себя так же бесчестно, как рыночный торговец, который торгует флакончиками с парфюмерией, а потом оказывается, что в его флакончиках — подкрашенная вода? — с неприязнью говорит Алан.
— Нет, я бы так не сказала. В этих трусах нет ничего плохого. Они помогают толстым… но, как вы видите, я не толстая. — Антея встает и проводит руками по своему телу. — Я худая. — Для двух отдельно взятых зрителей, которые с трудом понимают, что происходит, она четко произносит по слогам: — ХУ-ДА-Я.
Звонит мой мобильный телефон. Не отрывая глаз от экрана, я дотягиваюсь до него и беру трубку. Это Джастин.
— Орла! — гневно говорит он.
— Да.
— Что, черт возьми, происходит?! — Джастин срывается на крик. Затем умолкает и, несмотря на то что нас разделяют сотни миль, я знаю, что сейчас написано на его лице. — Питер, — кричит он, — принеси мне бренди!
— Джастин, успокойтесь, пожалуйста. Дышите глубже, — советую я ему.
— Но что происходит?! — кричит он. — Я ничего не понимаю! Вы сидите на государственном телеканале, спускаете мой товар в унитаз и одновременно говорите со мной и просите меня успокоиться! Как я могу успокоиться? — Его голос становится все выше. — У меня такое чувство, что я очутился в одной из серий «Секретных материалов».
— Та женщина — не я, — тихо говорю я. Какое мне теперь дело до соглашения с «Абакус Венчурс»? Если я не расскажу этому человеку правду, то он окончит свою жизнь в психушке.
— Но… — он запинается, и я слышу как он делает большой глоток, — почему Алан называет ее Орлой Кеннеди? Почему она говорит о моих трусах?
— Она — мой двойник, — просто отвечаю я.
— Что? Как близнец?
— Не совсем. — Я делаю глубокий вдох. — Она мой двойник.
— Ваш что?
— Телесный двойник. Понимаете, когда один человек притворяется другим человеком.
— Шизофреник? — рявкает Джастин. Он зол, но я его понимаю. — Какого черта вам понадобился двойник? Вам что, не нравится быть звездой общенационального масштаба?
— «Абакус Венчурс», компания, которая одолжила мне деньги на покупку ваших трусов и разработку сайта, решила, что у меня непредставительный вид для участия в рекламной кампании проекта «Легче перышка». Им понадобился другой человек, потому что я не тощая.
В трубке раздается хмыканье.
Ведущий держит в руках трусы «упругий живот», он растягивает их, насколько это возможно, и спрашивает Антею, что в них не так. Это хлопчатобумажные розовые трусы, по талии обшитые кружевом. Для больших трусов они довольно симпатичные. Алан спрашивает ее, почему она не хочет их носить. Антея неспешно встает, выхватывает растянутые трусы и прикладывает к своему животу. Трусы шире, чем ее талия, как минимум, на шесть дюймов. Антея принимается расхваливать преимущества трусиков «стринг».
Страшно даже подумать об этом. Это с ее-то костлявой задницей? Наверное, они разрезают тощие ягодицы как сырный нож.
— Если бы вы только знали, как мне сейчас тошно, — сознаюсь я.
— Вам тошно? Это мой товар спускают в унитаз. И вообще, я ничего не понимаю. Этот веб-сайт для крупных леди. Так почему, черт возьми, крупная леди не может стоять в его главе?
Логично. Но я об этом не подумала, когда зашел разговор о капитале в полмиллиона фунтов. Какая же я тряпка. Знала ведь, что Джайлс Хеппельтвейт-Джоунс дает идиотские советы, но не смогла противостоять ему Правда, пыталась на последнем совещании, потребовав, чтобы Антея рекламировала товар и вела себя так, как я, но было уже слишком поздно. Теперь она у всех прочно ассоциируется с проектом «Легче перышка». И теперь, что она бы ни говорила и ни делала, все пойдет во вред моему проекту.
С самого начала я должна была проявить характер, разговаривая с Джайлсом и Майком Литтлчайлдом. Сказать, что это моя компания и ее рекламой буду заниматься я. Я не уродлива, и в моем лице нет ничего необычного: ни больших родинок с неприглядными волосками, ни каких-нибудь шишек, которые выглядят так, словно вот-вот вылезет еще один нос. Я вполне обычный человек. На меня не оборачиваются. От меня не отворачиваются. Ну и что с того, что когда-то я весила на три стоуна больше? Зато теперь на три стоуна меньше. Моя диета приносит результат. Конечно, цель пока не достигнута и я не выгляжу, как Кейт Мосс, но и вряд ли когда-нибудь стану на нее похожа. А если честно, то и не хочу этого. Для того чтобы быть такой тощей, как она, нужна дисциплина; после вечера в ресторане придется весь день есть фрукты и пить минеральную воду.
— Наверное, людям приятнее смотреть на стройных женщин, — говорю я. — Вы хоть раз видели, чтобы по подиуму ходила толстая дама? И к тому же никто не станет рекламировать Общество анонимных алкоголиков, вытянув вперед бутылку джина, — разглагольствую я и цитирую победоносный девиз Джайлса.
— Не будет, — рявкает он, — и это вопиющая бестактность. Я сыт по горло всеми этими ненавистниками объемов, которые диктуют, что должно нравиться, а что не должно. По горло. Я делаю товар для полных женщин. Настоящих женщин. У них есть закладные. За плечами разводы. У них почти нет денег. У них вопят дети. У них варикозное расширение вен. У них молочница. Почему они не хотят, чтобы товар рекламировала настоящая женщина? А не тощая кукла, которая только и умеет, что ходить, разговаривать и есть.
— Даже не знаю, что я могу сделать, — униженно говорю я. — Она должна была быть мной. — Я выдерживаю паузу и затем уверенно продолжаю: — Я с ней серьезно поговорю.
— Серьезно поговорите? — злобно вскрикивает Джастин. — Теперь придется придумать что-нибудь посерьезнее, чем просто серьезный разговор, иначе я расторгну наше соглашение. Я не отправлю вам больше ни одной коробки. Даю пять дней на то, чтобы разобрать этот бардак. Пять дней. — Он кидает трубку.
Я смотрю в экран телевизора. Бегут титры. На заднем плане зафиксирован кадр, в котором Антея и Алан смеются, словно старые друзья, над какой-то статьей в газете, разложенной перед ними на кофейном столике. Так нечестно. Ей можно смеяться. Она свободна от любой ответственности. Она может кокетливо встряхивать волосами, в то время как я готова вырвать свои с корнем. Какой фокус можно придумать, чтобы уладить неприятности всего за три дня?
Опять звонит телефон. На определителе — домашний номер Лиз. Беру трубку.
— Дай угадаю: ты видела это шоу, — сразу же говорю я, даже не здороваясь.
— Да.
— И что думаешь?
— Все могло быть намного хуже, — спокойно отвечает она.
— Куда? Куда еще хуже?
— Значит, ты не видела газету?
— Сто лет назад отправила Финна купить ее. И куда он делся?
— Может, спрятался?
— Э?
— Орла, даже не знаю, как тебе сказать.
— Что? Ты меня сейчас с ума сведешь. — Мое сердце колотится все быстрее. — Говори же. Что?
— Орла Кеннеди, которая совсем не Орла Кеннеди, но которую все знают как Орлу Кеннеди…
— Да.
— Орла Кеннеди — топлесс.