Легенда о проклятом воине

Глава 2. С милым рай в загородном доме

Я открыла глаза. Утренний свет пробирался сквозь окошко с милыми занавесочками. Вот только где я — было совершенно непонятно. Самая обычная, хотя и добротная мебель, двуспальная кровать, комод, шкаф, кресло…

Было прохладно, несмотря на огромное одеяло и плед сверху, подоткнутые под ноги. Я заглянула под одеяло и поняла, что на мне ничего нет… Так. Паника — дело нехитрое. Я не знаю, где я, не помню, как сюда попала, и на мне нет одежды!.. В животе заурчало. Ах да, дорогой, тебя ещё не хватало в списке катастроф!..

Дверь тихонько приоткрылась и явила красавца–мужчину. Кажется, только что одной катастрофой стало больше. Высокий, широкоплечий, темноволосый, в тонкой шерстяной рубашке и брюках чёрного цвета…

Сказка, а не утро.

— Ты уже не спишь?

Я молча смотрела на него. Такая красивая улыбка… Но мой нос замёрз, и я решила проблему кардинально — нырнула с головой под одеяло, пытаясь заодно вспомнить хоть что–то. Вспоминалось с трудом.

Я слышала мягкие шаги и поскрипывающие половицы. Почувствовала приминающуюся рядом постель. Огонь, крики, гадкая рожа, почему–то сильно похожая вот на этого красавца… Голова шла кругом, паника была на низком старте. Да ещё и холодно так, что озноб бьёт!

Совсем рядом было большое тёплое тело — это чувствовалось сквозь одеяло. Разум подсказывал, что ещё ни одно подобное тело не приносило ничего хорошего. Но спина уже согревалась — в отличие от противоположной части… Конфликт разума и тела пришлось решать в несколько этапов. Для начала — развернуться. Затем полностью отвоевать одеяло в безраздельное пользование — мне это даже удалось! Лежащее рядом огромное тело не возражало, скорее, принимая добровольное участие в передаче собственности. С последним этапом было сложнее. Вот источник тепла, вот мерзнущая я, — казалось бы, решение очевидно. Но разум вопиял, категорически протестуя.

Жан осторожно приоткрыл верх одеяла, встретившись взглядом с его обитательницей.

— Родная, тебя оставить в покое?

— Смотря, что ты собираешься делать, — настороженно буркнула я, косясь на вожделенный источник тепла.

— Хотел предложить горячий завтрак. А что, есть варианты?

Обитатели недр норы из одеяла смущённо нырнули поглубже.

— Малыш, я так не понимаю. Конкретизируй ответ.

— Я замёрзла, хочу есть и ничего не помню о том, как сюда попала, и где моя одежда…

Он лучезарно улыбнулся, осторожно выкапывая меня обратно.

— Меня ты хотя бы помнишь? — насмешливый тон.

Источник уютного тепла напахнул совсем близко, и я сдалась, уткнувшись холодным носом в горячую мощную грудь. Хорошо–то как!..

— Драккати, это не ответ, родная…

— Я помню тебя, Жаник… — сказала и стыдливо осеклась, удивившись непривычно нежной интонации собственного голоса. Просто выразить нежность интонациями у меня получалось редко, а тут само вырвалось!

Мою макушку поцеловали.

— Я тебя отнесу вниз, хорошо? Там теплее, и завтрак стынет. Горячая вода ещё есть, можешь умыться. Из одежды ничего предложить не могу пока, но с этим что–нибудь придумаем. Молчание — знак согласия.

И прежде, чем я успела хоть что–то возразить, меня вместе с одеялом сгребли на руки и понесли вниз. На лестнице стало неуютно, и я инстинктивно высунула одну руку из одеяла и уцепилась за его мощную шею. Он перехватил меня поудобнее и спустился уже окончательно вниз. Здесь и правда было гораздо теплее. Просторная комната, поделённая на две части. В одной — большой очаг и маленький стол на четыре человека, а в дальней части — пара кресел и уютный диванчик перед камином — его я заметила мельком. Но меня отнесли в боковую комнату, оказавшуюся ванной. Тазик для умывания, деревянная бадья типа ванны и — о, чудо, — настоящий туалет! И никаких побегов на мороз! Ура!..

— Я могу дать тебе свою рубашку, другого всё равно пока ничего нет, — он поставил конструкцию из меня и одеял на деревянный прохладный пол.

— Хорошо, только и на ноги, пожалуйста, что–нибудь…

— Я поищу.

Дверь прикрылась, оставляя меня наедине с позабытым деревенским чудом сантехники. В кувшине была горячая вода, и я с наслаждением умылась. С сомнением покосилась на ванну… Понежиться в тёплой воде сейчас было очень соблазнительно. Вот только где взять воду?

В дверь тихонько стукнули костяшками пальцев.

— Кати, можно?

— Нет!.. — я подхватила плед, закрываясь им. С одеялом возиться было некогда, а вот в плед вполне можно было завернуться. — Теперь можно…

Он вошёл, держа в руках белоснежную рубашку и чистое махровое полотенце. Объяснил, как включается вода. Здесь ещё и водопровод имеется, к которому я так привыкла в замке! Ещё бы знать, что это за место…

— Жааан… А где мы?

— Это лессканский пригород, один из моих домов. Позже всё расскажу.

И вышел! Ладно… С этим тоже разберёмся. Позже, так позже.

Набрала воды и минут пятнадцать отмокала в ванне. Я бы провела там и больше времени, но желудок недвусмысленно дал понять, что его хозяйка — негодяйка. Поэтому голову пришлось мыть быстро — благо выбор шампуней и мыла хоть какой–то был. Не мой арсенал в Весигаре, конечно, но могло быть и хуже!

Вытерлась, надела белоснежную рубашку Жана, огромную — под стать её владельцу. Рукава были слишком длинные, и их пришлось закатать. Застегнула пуговицы почти до верха и вышла в зал. Какой бы ни была длинной рубашка, а всё равно хотелось натянуть её пониже. Но выбора не было. Перед дверью стояли мягкие войлочные тапочки — слишком большие для меня, но, на удивление, новые! И тёплые. Последнее было важнее. В столовой никого не было, и я побрела дальше.

Жаник сидел возле камина, в кресле, расслабленно откинувшись на его спинку головой, разметав по плечам тёмные волнистые волосы, и из–под полуопущенных ресниц наблюдал за огнём. За окном тихо падал снежок, ясно светило солнышко, заполняя комнату уютным утренним светом. Между диваном и камином стоял небольшой столик из тёмного дерева, на котором были две чашки дымящегося кофе, нарезанное мясо на тарелочке и несколько аппетитных булочек двух видов. Это было так трогательно!..

Завтрак для меня… Да ещё и от него! Меня охватило щемящее чувство нежности и благодарности за заботу. Конечно, воспоминания о вчерашнем дне были смутными, но я была уверена — он вряд ли сделал что–то, заслуживающее недоверия. Я тихонечко подошла сзади и положила руки ему на плечи, несмело массируя их. Он шевельнулся, располагаясь так, чтобы мне было удобнее достать. Это прибавило мне смелости. Такие тугие мышцы, горячая кожа… Он тихо застонал от удовольствия.

Было в этом что–то новое, неизведанное — делать массаж мужчине по собственной воле. И, что самое ужасное, — похоже, это приятно не только ему!.. Мне всегда нравились его волосы. Сейчас они немного мешали и щекотали предплечья. Я переместила ладони на его гриву, собирая объёмный хвост. Волосы были ещё немного влажные, и вились больше, чем обычно, — это красиво смотрелось. Я снова их распустила, провела ладонью по всей длине, любуясь ими. Он поймал меня за руку и мягко потянул, усаживая на колени спиной к себе. Его руки щекотно скользнули по плечам, спускаясь к запястьям. Он чуть сжал мои пальчики, а затем, не отпуская их, обнял меня нашими руками. А на шее я почувствовала его горячее дыхание, лёгкие касания губ и чувственный поцелуй в какую–то слишком чувствительную область шеи…

Замерев, я прислушивалась к ощущениям. Ни о чём противоестественном они мне не поведали. Скорее наоборот, это было приятно! А ещё на затылке стало горячо от его дыхания — он зарылся носом в мои волосы, нежно гладя им затылок. По телу прошли мурашки… Мммм!.. Я прикрыла глаза, нежась в этих ощущениях. Но тут меня слегка запрокинули, развернув боком, и неожиданно поцеловали уже в губы… И вот в такой момент вредный желудок решил снова громко напомнить о себе!..

Он оторвался от моих губ, целомудренно приложившись к ним напоследок, и посмотрел в глаза.

— Кати, я буду последним эгоистом, если ты сейчас же не поешь!..

Я обиженно покосилась на еду, как на врага. У него на коленях, в кольце сильных рук, было уютно и тепло, и покидать насиженное место совершенно не хотелось! А ещё мне всё больше нравилось целоваться, и отвлекаться от этого занятия на еду казалось странным. Булочки–Жаник–булочки–Жан — переводила я обиженный взгляд с одного на другое. Выбор был очевиден!

Жан тихо рассмеялся, отстраняясь от моего поцелуя и вызывая невольную ответную улыбку. Всё ещё улыбаясь, я упрямо посмотрела в серо–голубые глаза, скользнув взглядом к губам.

— Любимая, тебя насильно кормить?! Я не знаю, какие ты любишь на завтрак булочки. Поэтому одни — с черничным вареньем, а другие — к мясу. Надеюсь, кофе ещё приличной температуры, хотя за такие ласки с твоей стороны я готов разогревать его хоть всё утро…

Пришлось слезать с коленей и перебираться на диван. Кофе оказался вкусным, мягким и с лёгкой шоколадной ноткой. А булочки… Мммм!.. Свежие, с тонкой хрустящей корочкой и нежнейшим черничным вареньем внутри! Уплетала уже четвертую, и пришло вдруг озарение, что он, наверное, ещё не завтракал, а на тарелке со сладким остались всего две… Я смущённо покосилась на Жана. Он с каким–то тихим упоением наблюдал, как я ем, словно это было что–то фантастическое! Ну, фантастическим в данный момент был только притупившийся голод.

— Прости, я так всё сама слопаю… Почему ты не ешь?

— Просто наслаждаюсь твоим обществом. Мне не хватало тебя все эти месяцы.

— Моё общество не самое высококультурное, как выяснилось. Так что не уверена, что был повод скучать.

Я сцапала булочку, подсела поближе к гипнотизирующему меня брюнету и поднесла к его восхищённо улыбающимся губам. Осторожно откусил, не сводя насмешливого взгляда. Я тоже очень скучала. И тоже наслаждалась его присутствием. Но сказать об этом, как и другие нежные слова — не получалось. Поэтому я выражала себя, как могла. Он аккуратно взял из моих пальцев последний кусочек зубами. Отпил из своей чашки остывший кофе, поморщившись.

— Давай новый сварю! — я подскочила, чтобы направиться на кухню, но меня поймали за руку.

— Не уходи. Побудь рядом. Я переживу и холодный кофе, и сладкие булочки!

Мелькнула догадка, и я смутилась.

— Ты не любишь сладкую сдобу?

— Терпеть не могу. Но только если она не из твоих рук.

— Так я ведь тебе в дорогу тогда… — щёки стремительно наливались румянцем.

Он пересел ко мне на диван, стискивая, целуя лицо и губы.

— Мне было приятно, Кати. На привалах это были самые сладкие воспоминания о тебе. Кроме того, это было действительно вкусно!

В душе потеплело от его слов. Я расслабилась в его объятиях, впитывая его тепло.

— Жаник, расскажи, что было вчера. Я помню обрывками, и мало что понимаю.

Помолчал немного, что–то обдумывая. И заговорил:

— Мы вчера немного пообщались в узком мужском кругу. Выпили. А потом наш общий хороший друг внезапно рассвирепел, принял свою боевую ипостась и понёсся к порталу. По пути мы с Лунем узнали, что вас кто–то обижает. Дверь в твою комнату оказалась закрыта, но это не стало проблемой…

— Я что–то помню такое…

— А как в своей боевой ипостаси Кирмегетта по комнате гоняла, помнишь? Он так и не сказал, за что. Хотя Лео утверждает, что тебя надо из себя хорошенько вывести, чтобы ты воспламенилась.

— Он правду говорит. Я так и не смогла освоить обратный процесс. Могу сдерживать силу, пользоваться ею…

Я поджала губы. Потому что вспомнила, за что я так рассердилась на лессканского молодого короля.

— Он хотел… Он сначала Ранитиэль домогался, а потом, когда она сознание потеряла — меня! А для меня это хуже смерти! А как там Ранитиэль?..

— Вот оно что… — стиснул меня, с рычащим вздохом, о чём–то задумавшись. — С Ранитиэль всё в порядке. Лео хоть и пьян был, но лечить он может, по–моему, в любом состоянии… Она сегодня зайдёт. Вы подружились?

— Скорее, сроднились по несчастью, — я смущённо улыбнулась, опуская глаза. — А что было потом?

— Потом ты перестала гореть и потеряла сознание. Дальше — портал, и я попросил перенести нас сюда. Кирмегетт тот ещё… — он скрипнул зубами. — Из него и король–то не очень вышел. Его больше заботят личные удовольствия, чем судьба Лесскана. Карточные долги, выпивка, разгул месяцами напролёт. Вчерашняя история была последней каплей после того, как вскрылась история с Ранитиэль. Ему и так грозит ссылка или тюрьма с отлучением от рода. Не могу сказать, что не рад этому. Совет Лесскана не справляется со своими прямыми обязанностями. Отец хочет поменять преемника.

— На тебя?!

— Больше у него наследников нет.

— И ты согласишься?

— Если потребуется. Я знаю, что не это тебе обещал, когда звал замуж. Но отпустить я тебя уже не смогу. Официальная помолвка состоится во дворце Лесск, через неделю. Всё то же самое, что и в Весигаре. Только, надеюсь, в этот раз ты дашь положительный ответ, и — мне.

— Так быстро?

— Кати, родная, любимая, — это не шутки! Помолвка — это не только красивые слова и родовое колечко на пальце, это ещё и закон. За возлюбленных и любовниц, уведённых у любого члена королевской династии, полагается, максимум, разговор «меч на меч». А за невест и жён — тюрьма или ссылка.

— А если они сами разрывают помолвку? Не уходя ни к кому?

— Такое бывает редко. Но это уже личное дело каждой пары.

— Мне страшно, Жан. Для меня это большой шаг, — я задумчиво гладила его руку.

Колец он не носил, но я совершенно точно знала, что родовое кольцо Лесск существует в обоих вариантах — мужском и женском. И оба видела в книге.

— Ты вчера не опалила меня огнём, родная. А это означает одно, в любом случае, — свой выбор ты уже давно сделала. И ты можешь теперь хоть тысячу раз повторить, что ненавидишь меня, — я уже не поверю.

«Драккери выбирают один раз и на всю жизнь. Сердцем», — вспомнилось мне. Похоже, он об этом знал.

— Я ненавижу, когда тебя долго нет… — тихо прошептала я, пытаясь оправдаться.

— Почему?

— Потому что… Потому что ненавижу.

— А я надеялся, потому что любишь меня…

Сердце бухнулось в грудную клетку, словно застигнутое врасплох. В этом я даже себе не признавалась!

— Не дави на меня… Я с тобой — разве этого мало? — мне стало неловко. Выбралась из кольца его рук, отодвигаясь на другой конец дивана, подтягивая колени к подбородку. Рубашку пришлось натянуть на бедра пониже. И всё равно она была сильно выше колен! Он молчал, не двигаясь с места и наблюдая за мной. Неловкая пауза затягивалась.

— Ты была когда–нибудь в Лесскане? Погода хорошая, мы могли бы прогуляться.

— Не была. Только… — я выразительно окинула взглядом его белую рубашку на себе, подарив недоуменный взгляд.

— Заодно и по магазинам пройдёмся. А с одеждой что–нибудь придумаем.

Нервно глажу голени. Что теперь будет со мной? Наверху я видела только одну спальню. Где я буду жить?

Он неспешно встал и куда–то вышел, оставив меня наедине со своими мыслями. А за окном тихо падал снег, в камине потрескивал огонь, даря ощущение уюта. В душе странным образом сочетались волнение и нехватка чего–то непонятного. Слышу мягкие шаги — я всегда поражалась, насколько тихой и мягкой походкой может обладать человек с такими немаленькими габаритами!

В руках у него был тонкий плед, который он просто положил рядом со мной. От камина было тепло, и я давно согрелась, ещё сидя в объятиях сероглазого воина. Но от пледа отказываться не стала — я не привыкла сидеть дома почти раздетой рядом с мужчиной. Это навевало неприятные ассоциации. С пледом стало гораздо комфортнее. Но самое главное — он сел не рядом, а опять в своё кресло! Расстроилась неожиданно сама для себя… И так же пришло осознание, чего конкретно мне не хватает — его тепла рядом. Остро.

Мы внимательно смотрели друг на друга. Я — настороженно, растерянно, упрямо. Он — чуть улыбаясь, азартно, но с нежностью. А затем игриво наклонил голову вбок, не отрывая взгляда. Да он заигрывал со мной! Я улыбнулась, демонстративно отвернувшись к окну. Каких усилий мне стоило, чтобы не посмотреть на него! Но я держалась, всё ещё чувствуя его взгляд на себе. Падает снежок — крупными хлопьями уже, а за окном виднеются дома. Интересно, а какой он — Лесскан?.. Тихая усмешка в полной тишине, разрываемой только треском поленьев. Он пересел сам. Но только пересел, не предпринимая больше никаких дальнейших действий. Сидела и я. Такая странная игра выходила, — но мне это нравилось! Нравилось, что меня воспринимают как человека, а не как живую куклу, — на равных! Не унижая, заботясь, оберегая.

На своей шее я ощутила тёплое дуновение, чуть всколыхнувшее подсохшие пряди волос. Вздрогнула, замерла, цепляясь взглядом за оконный пейзаж. А сердце бьётся сильнее, чаще — тук–тук, тук–тук…

Одно из поленьев в камине треснуло слишком громко, и снова тишина. И снова — напряжённое молчание. Только сдерживаю улыбку.

Обречённый вздох позади, он не выдерживает и притягивает меня к себе. А я и не сопротивляюсь, наслаждаясь его касаниями, едва не мурлыча.

— Проиграл! — счастливо произнесла я, с удовольствием опять устраиваясь в его объятиях.

Жан нежно поцеловал изгиб шеи сзади, медленно проходя носом по затылку, двигаясь к ушку. И неожиданно нежно прикусил мочку.

— Проигрыши порой бывают приятными, Кати… Иногда стоит уступить, чтобы получить желаемое.

— Так приятно быть желаемой… — мне льстило, что он оказывает мне внимание. И было немного даже страшно, что всё может закончиться!

Но он понял это по–своему, скользнув к груди, накрывая её большой, горячей ладонью. Поверх пледа.

Сначала я ничего не почувствовала. Точнее, не почувствовала ничего хорошего. Только замерла, сглотнув. Но вот его рука скользнула под плед, мягко, неторопливо и осторожно продвигаясь к тому месту, которое только что покинула. Ощущения стали ярче, — как и паника!

Спокойно, Кати, спокойно… Если не больно — значит, не страшно. Я напряглась всем телом, как перед броском. Его поглаживания и лёгкие массирующие движения неожиданно оказались приятными, — что для меня–то было в новинку! Как вообще это может быть приятным?! Но оно было. Не настолько сильно, чтобы получить удовольствие, но и не отталкивало своей грубостью. Жан вообще не был груб — никогда. А подсознание шептало: «Беги, беги, беги!..». Как и всегда.

— Моя девочка, моя Кати… — шептал он на ушко, чувственно целуя шею, и скользнул рукой под расстёгнутую уже до живота рубашку.

Мир опять начал двоиться… Прошлое накатывало волнами неприязни, и только контрастирующая разница между тем, что и как со мной делали тогда и сейчас, не давала панике овладеть разумом окончательно. Слишком много эмоций, слишком много страха. Убрала его руки, отодвинулась, села, ощутив ступнями дощатый пол из–под пледа. Стыдно… и панически страшно!

— Кати. Посмотри на меня, — тихий низкий голос.

Сжалась. Стиснула ворот рубашки, закрываясь наглухо и упрямо глядя в пол. Дыхание сбито, тело била дрожь. Он терпеливо ждал. Десять секунд, двадцать. Затем встал, отодвинул столик вбок, расчищая таким образом пространство между мной и камином. Я вскочила, но убежать не успела. Поймал, усадил снова на диван, вставая на колени передо мной. Паника разбавилась удивлением. Зачем он это делает? А Жан, всё ещё держа мою руку в своей, нежно начал целовать каждый пальчик. Я удивлённо распахнула глаза и уставилась на него. Поцелуй, ещё поцелуй, ещё… Он нежно прикусил мизинец и принялся за тыльную сторону ладони. Я смотрела на это, как загипнотизированная, всё ещё не понимая — нравится мне это, или нет. Но вот ведь штука — к тому моменту, как он перешёл на запястье — я почти успокоилась! Он перевернул запястье внутренней стороной к себе, одарив очень чувственным поцелуем. И если раньше он вырисовывал на нём узоры пальцами, то теперь это делал языком и губами. Это было так необычно! Хотя нет — это было восхитительно!.. Жан раскрыл мою ладонь и таким же образом поцеловал самый центр. Я резко вдохнула от неожиданности и, кажется, забыла выдохнуть. Он что–то такое делал с моей рукой, от чего мысли в голове становились мутными, а идея о побеге померкла, хотя никуда не делась. Потёрся слегка щетинистой щекой о мою ладонь, прикрыв глаза. Такое красивое и вдохновенное лицо, столько нежности и просьбы во взгляде…

Я слегка прикусила губу, решаясь. И протянула к нему вторую руку — мне захотелось коснуться его смолянистых длинных волос. Пропустила между пальцами вьющиеся волны. Коснулась смуглой щеки, поймав его взгляд. Наклонилась к его лицу, переместив ладони на его мускулистую шею. Он ждал. Робкое касание губами его губ. Никакой реакции! Из упрямства решила повторить ещё раз, но уже не так поверхностно, стараясь, как успела научиться… И опять ничего!

Обиженно отстранилась, поджав губы и глядя в его глаза. И уже хотела было оттолкнуть, когда он резко и настойчиво притянул меня к себе, обжигая неистовым поцелуем, проникая языком в рот. Я пискнула, но тут же расслабилась, закрыв глаза, и отдалась во власть ощущениям. Такой страстный сначала поцелуй становился всё нежнее, а мой несчастный разум, кажется, капитулировал. Тело стало словно воздушным, расслабленным, и ощущение падения в бездну всё усиливались. Так приятно мне ещё никогда не было!.. Словно это слияние было не только физическим, но и духовным. Потому что в груди разливалось тепло, распространяясь искорками по всему телу. А источник этого тепла делал сейчас всё, чтобы это не заканчивалось.

Кажется, он сам получал огромное удовольствие от этого поцелуя. В полузабытьи я обвила его шею руками, и вынырнула из дурманного омута, только когда он притянул меня за поясницу к себе, разведя колени. И пока я соображала, возмутиться или нет, — просто не успела отреагировать, плавая, словно в тумане, — он опрокинул меня поперёк дивана, продолжая целовать. Его горячие руки скользили по бёдрам, а я чувствовала тяжесть Жана на себе, его разгорячённое напряжённое тело через одежду, и не понимала, что со мной происходит! Должен быть привычный страх, как минимум — отвращение!

Но моё тело, словно послушная ласковая кошка, отзывалось на его требовательные и ласковые прикосновения. Горячие поцелуи на шее, груди, — рванул рубашку, и по полу и дивану с тонким звуком посыпались остатки застёгнутых пуговиц! Я испугалась. Дёрнулась, осознавая, что одежды на мне почти не осталось, упёрлась руками в его плечи, отталкивая, пытаясь выбраться, сжаться! Но это же всё равно, что отодвинуть скалу, — горячую, рельефную, напористую, упёртую…

Он на несколько секунд оторвался от часто вздымающегося холмистого объекта своих притязаний, перехватил мои запястья и поднёс к губам, нежно целуя каждое, переходя уже знакомым приёмом на центр ладоней. Такое острое ощущение, от которого пошли мурашки по коже, снова распахнулись глаза, и застыл вдох в груди!.. На несколько мгновений он отпустил мои руки, гипнотически зависшие в воздухе после таких поцелуев, — я даже забыла, что лежу без одежды с разжатыми ногами и эрлом Стаалем между ними! А он потянул с себя рубашку через голову, и… Всё, вот теперь точно забыла!.. Точёное, мускулистое, огромное тело, играющее мышцами при каждом движении в отблеске каминного огня и водопад обожаемых мною длинных тёмных волос, выскальзывающих из ворота и рассыпающихся по буграм мышц. Литой, идеальный, внушительный торс заставлял задохнуться от восхищения и невольного уважения к сокрушительной мощи! Даже свежий бурый шрам, рассекающий наискось смуглую грудь и плечо, не портил картины, скорее наоборот, дополняя её. Рубашка отлетела в сторону, Жан улыбнулся, перехватывая мой восхищенный взгляд, и склонился снова, щекотно скользнув волосами по моей обнажённой груди и животу.

Нежный поцелуй, и зависшие в нерешительности руки он мягко заводит себе за шею, проведя моей ладонью по своей груди. От этого жеста дыхание перехватило и бросило в жар. Он скользнул руками под мою поясницу, прижимая к себе, давая ощутить его каждой клеточкой непривычно звенящего тела. Теперь я чувствовала его обнажённый жаркий торс кожей, — так волнующе, так чувственно! Ничего подобного я раньше не испытывала. Очнулась, только когда он прекратил целовать и хрипло шепнул в губы:

— Держись за меня…

Не совсем и не сразу поняла, чего он хочет, — но через пару секунд инстинктивно уцепилась за мощную шею, прижимаясь всем телом, когда он подхватил меня и переместился на диван, усаживая верхом на свои бёдра. Снова горячий поцелуй в губы — я ответила! И сама себе удивилась — куда делась эта робкая, скромная девочка?! Он ласково гладит мою спину большими тёплыми ладонями, и мне кажется, что я такая маленькая и хрупкая рядом с ним… Восхитительное ощущение! Его руки снова скользнули к груди, накрывая их ладонями, лаская, массируя. А мне стало неудобно — и в кои–то веки не морально. Просто изначально неудобно было сидеть, и я заёрзала, устраиваясь покомфортнее на его бёдрах, краем сознания ошеломлённо осознавая, что это за бугор, и почему же так неудобно сидеть… Тихий рычащий стон раздался в мои губы, он сжал свою большую ладонь на моей груди — почти до боли! Я перехватила его напряжённые пальцы, отрывая их от груди…

— Жан, больно!..

Отстранился, ослабляя хватку, глядя на меня затуманенным взором тёмно–серых глаз.

— Прости, родная… Я так тебя хочу… — он опустил голову, целуя, лаская места, куда только что впивались его пальцы. — Ты просто потрясающая!..

Влага его горячего рта обожгла страстью навершие одного из холмов, вырывая стон из моей груди. Так жарко, так сладко!.. Пальцы вплелись в его гриву, прижимая к себе. Прикрыла веки, откинула голову назад, наслаждаясь непривычными ощущениями. Ещё! Ещё!.. Он отодвинул меня на край своих чуть разведённых коленей, не прекращая жаркой ласки. Скольжение горячей ладонью по внешней стороне бедра — ласково, от коленей к бёдрам и обратно. Медленно, прочувствованно, словно наслаждаясь каждым сантиметром бархатистой кожи. И снова плавящая дорожка рук, но уже по внутренней стороне бедра. Волнительно, пугающе. Слишком близко к грани дозволенного! Я перехватила его руки, останавливая, и приподнялась. Испуганно посмотрела в обрамленное смолянистыми волнами красивое мужественное лицо… Жан подтянул мои колени на себя, вынуждая почти упасть обратно. Крепко обнял одной рукой, игнорируя мои.

— Всё будет хорошо. Расслабься…

— Не могу, — испуганно прошептала, поражённо слушая его чарующий голос.

— Можешь, любимая… Ты ведь мне доверяешь?..

Смотрю в его потемневшие глаза и молчу. Как можно довериться мужчине? Но так хочется… Ему — хочется.

— Кааати, моя нежная лааань…— жарко выдохнул в ушко, — просто поцелуй меня, и не думай ни о чём. Я твой — помнишь?..

Что–то дрогнуло в груди тёплое. Коснулась губами его приоткрытых губ. И снова провалилась в бездну ощущений! Его голос, всё ещё звучащий в голове с последними фразами, его запах, тепло, волосы, щекотно ласкающие распалённую кожу: всё снова завертелось, успокаивая, подталкивая к чувственному наслаждению. И плавное, ласковое движение его руки, спустя время неотвратимо устремившееся вверх по внутренней стороне бедра… Тело напряглось в ожидании прикосновения... Это будет больно?..

С каждым пройденным сантиметром ломались мои стереотипы, страхи… Только остался на краю сознания маленький комочек недоумения по поводу странной реакции тела. Потому что с каждым его движением всё больше разливается жар по животу и бёдрам от того места, которое со сладким ужасом ждало прикосновения. И вот, уже почти достигнув точки ожидания, он вдруг изменил путь, скользнув вбок! Я вздохнула, не прекращая поцелуй, — такие игры меня уже сводят с ума!

Горячая ладонь, едва касаясь, прошлась по животу, задержалась на груди, напоминая, кто здесь хозяин. И спустилась вниз, накрывая средоточие бёдер. Я замерла, упёршись в его мощную грудь ладошками, готовая сорваться в любую минуту, если мне хоть что–то не понравится! Медленные, поглаживающие движения. Ласковые пальцы настойчиво проникают между складок, от чего дыхание стало неровным, щёки заливает жар, сердце бешено колотится… Это было… волшебно! Его губы на моей шее обжигают жаром поцелуя кожу, чередуя влажный язык и осторожные покусывания. А внизу происходит нечто невообразимое — его пальцы нашли очень чувствительную точку и теперь поглаживали её, меняя темп, описывая круги и восьмёрки вокруг неё и рядом.

Боги! Как же это…

Я сорвалась на стон.

Комната поплыла, и я уже не очень понимала, что происходит! Мне было жарко, колотил озноб. А Жаник вдруг ещё и неожиданно скользнул внутрь, не забывая одновременно ласкать большим пальцем там, где и прежде! Вот только это не вызвало никакого протеста, наоборот, — вздрогнула, хватая воздух пересохшим ртом, выдохнула неожиданно в голос, чувствуя усилившуюся волну удовольствия…

Через какое–то время я услышала до боли знакомый звук бряцающей пряжки ремня.

Замерла, вскрикнула «Нет!..», распахнула глаза, панически переводя взгляд с его потемневших глаз на замершую на ремне руку. Такого предательства я пережить не могла! Жан переложил руку с ремня на мой затылок и притянул к своим губам, жарко целуя, и усилил напор внизу…

Успокоившись, уже через несколько я секунд не смогла связно соображать. Всё моё внимание, ощущение, мысли занимали только его умелые ласки. Мурашки стали острым покрывалом подниматься откуда–то снизу, обнимая поясницу и спину. Моё дыхание становилось всё реже, но я старалась не обращать на это внимания — мне безумно нравилось то, что делает со мной мой ласковый мужчина!

В дверь стучали. И судя по всему, уже не первый раз…

— Жаан… — выдохнула с хрипом его имя, всё ещё плывя где–то во власти ощущений.

— Никого нет дома, — он продолжает ласкать шею, грудь, и…

Я прикрыла глаза, слушая себя и волшебные ощущения. Танец пальцев внизу всё ещё заставляет гореть и судорожно напрягать мышцы бёдер, но снова стук. Отвлеклась, рефлекторно оглянулась на дверь. И жар пошёл на убыль — здравствуй разум! Который мгновенно выдал мне паническую капитуляцию от осознания того, что вообще происходит!

Поймала его руку, отводя, и быстро ретировалась с колен в ванную, вывернувшись из руки, перехватившей напоследок талию. Я включила воду, заглушая тишину шумом воды, и прислонилась к стене. Всё тело ныло, а внизу живота требовали продолжения банкета ощущений! Пытаюсь отдышаться, прийти в себя. Но, как в тумане, — оглушена и поглощена последними переживаниями. А если подумать хорошенько — то такие ощущения были впервые. Закусила припухшую губу, вспоминая шокирующе ласковые руки… Внизу живота всё резко напряглось, возвращая волну жара, — но не постепенно, а сразу! Я глухо вскрикнула от скручивающей боли, не понимая, что происходит, и заскулила, сползая по стеночке…

Мне стало страшно. Что делать в этой ситуации? Позвать Жана я побоялась. И постаралась справиться сама. Подставила под холодную воду руки, умылась, ощущая контраст с горячей кожей на щеках. Узор на раковине отвлекал мыслей, приносящих боль. И я постаралась сосредоточиться на нём. Кажется, помогало. Для верности залезла целиком в ванну, под прохладную воду.

Через какое–то время я уже не знала, как мне поступить. В ванной я сидеть уже устала, успев принять душ, вытереться насухо и прийти в себя. Но и выходить из неё было стыдно — мало того, что мой сероглазый мужчина ждал меня за дверью, так ведь мог ждать ещё и не один — кто–то же ведь пришёл?! А я в одной его рубашке, и так не пригодной для встречи гостей, да ещё и порванной местами. Приложилась ухом к двери, чтобы понять, что за ней происходит. И услышала голоса, — мужские, женские, и отпрянула от неожиданности от двери, — в неё постучали!

— Дракки, ты нас пустишь? Я тебе кое–что принесла, и что–то мне подсказывает, что тебя это обрадует!

— А мы — это кто?!

— Если ты не против, я тоже зайду, Драккати! Это Ранитиэль.

Я помедлила, запахивая рубашку. И открыла дверь, впуская девушек. Они вошли, тут же закрыв за собой дверь. Обе окинули меня оценивающим взглядом, и Ринка протянула мне большой свёрток. В нем оказались два платья — белое и зелёное.

— Спасибо, девочки! — я благодарно им улыбнулась.

— Там ещё твоя шубка тебя ждёт, и корзина с цветами. Землянику, извини, не довезли… — покаянно созналась Ринка.

Ранитиэль задумчиво смотрела на меня. Выглядела она вполне нормально после вчерашней переделки, Леонелль всё–таки отлично лечит. А затем она обратилась к подруге:

— Ринкания, выйди, пожалуйста. Нам нужно поговорить с Кати.

Мы обе удивлённо уставились на неё. Ринка перевела вопросительный взгляд на меня, я в ответ пожала плечами. Она вышла.

Когда мы остались вдвоём, Рани прислонилась спиной к двери, о чём–то задумавшись и обняв себя за плечи. Я ждала.

— Ты не против, если я пока начну одеваться?

— А?.. Нет, конечно, переодевайся.

Я зашла за ширму и стянула рубашку. Платье я выбрала белое. Почему–то хотелось именно этого цвета, и он как нельзя лучше подчёркивал моё настроение. К тому же, оно было строгого кроя, с длинными рукавами и воротником под горло. Тесно обнимающее, украшенное белоснежно–серебристым кружевом, идущим широкой лентой вокруг плеч и груди. А Рани всё молчала. И только когда я вышла уже одетая, она сфокусировала на мне свой взгляд и восхищенно ахнула.

— Ты такая красивая, малышка! Надо только волосы уложить… Хочешь, помогу?

— Ну, если эльфийской принцессе угодно так поступить, то кто я такая, чтобы мешать?..

— И это правильно, — польщённо улыбнулась она.

Пока Ранитиэль расчёсывала мои волосы и заплетала их в косички, я решилась спросить:

— О чём ты хотела со мной поговорить?

Молчание.

— Я задам один вопрос. И хочу услышать на него честный ответ. И никаких «не знаю». Договорились?

— Не знаю, — честно ответила я.

— Кати, я серьёзно.

— Так и я серьёзно! А что за вопрос?

— Ты любишь Жана?

Я запнулась. Память услужливо прорисовала образ сероглазого воина. Принцем я его так и не смогла представить — просто привыкла, что он воин, воевода. Вот он уступчиво и нехотя играет со мной на Николь–Холмах, и потом мы едем на вороном жеребце в Общину. А вот проказливо утягивает выпечку — то ли от любопытства, то ли от голода. Сладкая, не любит ведь, — я же не знала!.. А вот он мне снится каждую ночь, сероглазой тенью приходя во сне, и шепчет самые тёплые, самые нужные слова.

— Ты так улыбаешься… Совсем не та Кати, что собиралась на помолвку с владыкой.

— Рани, почему ты спрашиваешь? — я и правда улыбалась. Мне было тепло от воспоминаний о нём, и ещё теплее знать, что он рядом — за этой дверью.

— Просто хочу знать правду. Для меня это важно.

Я набралась то ли наглости, то ли смелости и спросила в ответ:

— А ты его ещё любишь?

Она вздохнула и, помолчав, ответила, доплетая одну из тонких косичек:

— Это уже не важно. Я помогла ему с порталами, когда он попросил. Видела, как он страдает и насколько тяжело ему просить о помощи у меня. Он вообще редко что у кого просит. Упрямый слишком. Жан любит тебя, и глубоко в душе мне больно это осознавать. Но ты удивила меня. Когда спасла жизнь дракона и ловца — обоих! И когда сумела защитить меня и себя от этого жирного борова… Я ведь видела, как ты гоняешь его по комнате. Вся в огне, с вертикальными зрачками, что–то шипя и рыча на своём языке, — истинная дочь драконов! Только не думай, что Кирмегетт понял хоть слово… Пришла в сознание, но пошевелиться не могла — голова раскалывалась от боли.

— Значит, видела и то, что я не смогла обжечь Жана…

— И это тоже. Я хочу, чтобы ты понимала ценность этого выбора. И признала его, хотя, как я поняла, ты мало что выбирала реально. Я видела, какими глазами он на тебя смотрел тогда… И если у меня ещё была надежда побороться за него с тобой, не скрою, то теперь… Мне сложно сказать это, но я должна. Спасибо, что защитила меня тогда. Я этого не забуду.

Я развернулась к ней, вставая.

Как же больно было осознавать, что стала помехой на пути чьего–то счастья. Я представила себе, что бы я почувствовала, если бы смогла уйти, уступить ей… И поняла, что не смогу. Я ведь тоже долго ждала. Мучительно долго. И расстаться со своим счастьем теперь было бы безумием!

— Рани, мне жаль, что у вас так вышло, — я говорила тебе это тогда, не зная, о ком ты рассказываешь, говорю и сейчас. Я тебе искренне и от всего сердца сочувствую. И я верю, что такая чудесная эльфийская красавица найдёт себе партию ничуть не хуже. Но ведь и я не виновата в том, что рядом с ним я, а не ты. Это не моя вина, и не моя ошибка. Ты спросила, люблю ли я его? Наверное, я могла бы сейчас улыбнуться и сказать, что, мол, забирай его себе… Однажды я уже так поступила ради другой девушки. Но сейчас я этого сказать не могу. Я живу им, дышу им. Я не готова потерять его снова. Мне больно от этой мысли. И я сожгу любого, кто посмеет причинить ему вред, несмотря на то, что он самодостаточен и способен защитить нас обоих. Ты это хотела услышать?

— Спасибо, — она благодарно улыбнулась. — Теперь я знаю, что он в надёжных руках. Драконы своих не бросают.

— Это ты сейчас к чему про драконов?..

— Посмотри в зеркало, поймёшь.

И я посмотрела. В отражении была всё ещё я, вот только глаза были ярко–зелёными с желтоватым оттенком. И вертикальными, во всю радужку, зрачками…

— Я не понимаю… — растерянно обернулась на неё. — Я же не голодная…

— А Леонелль сверкает своими голубыми прекрасными глазками только когда голоден?..

— Когда рассержен, или когда читает мысли… При частичной или полной боевой трансформации… Подожди, но он же не драккери!

— Нет. Но силы у вас схожие. И потенциал примерно одинаковый. Только опыта у владыки безмерно больше. Тебе столько и не снилось!

— Ты говорила, что я шипела на короля Лесскана по–драккерийски, но я этого не помню!

— Возможно, ты просто плохо контролируешь в такие минуты свою огненную сущность. Драккери — твой родной язык! Даже я, когда рассержена, перехожу на высокий эльфийский!

— Знаешь, а я ведь их тогда не узнала… Вернее… Просто видела воина и мага. Чувствовала их гнев и ярость… Запахов было много. Но никаких имён, или воспоминаний о них… Я даже не поняла сначала, о чём они говорили!

— Это похоже на восприятие драконов. Звериные инстинкты — чувствовать связи, запахи, суть. И не придавать значения мелочам вроде имён. Я не знала, что ты связала себя с Жаном — и уже давно. Иначе он бы не смог угомонить тебя в боевой ипостаси. Это было красиво. Даже трогательно.

— Я этого не помню… Ну почти. Только его глаза и наступающую слабость.

— Ты знаешь о проклятии?

— Что за проклятие?

Она замолчала, поражённо задумавшись.

— Просто спроси у него об этом. Я не уверена, что имею право рассказывать, это очень личное. А вот если не расскажет он, я его уважать перестану.

Из–за двери донёсся зычный голос Йонара — его я узнала сразу:

— Девчонки, вы там поселиться решили? Две эрлинии в одной ванной — вам же тесно!

— Хочешь разбавить нашу компанию? — ехидно и томно одновременно поинтересовалась Ранитиэль, завершая каскад из мелких косичек на моей голове. Теперь они волнами спускались по плечам, украшенные мелкими блестящими заколками, и кокетливо завивались на концах. Заплела она не всё, но то, что заплела, представляло собой каркас причёски — очень игривой!

— Не уверен. Меня тогда тут заживо похоронят… Может, лучше сами выйдете?

— Уже идём!

Ранитиэль окинула взглядом меня с ног до головы, удовлетворённо вздохнув.

— Ну всё, теперь твой возлюбленный лессканский принц точно не устоит…

— Вообще–то уже не устоял… — смущённо покраснела я…

Она кинула на меня понимающий, коварный взгляд.

— А что ты хотела — он же с женщиной в последний раз был несколько месяцев назад! Я их даже видела…

— Ты следишь, что ли, за ним?

— Я просто знаю его хорошо. Он не будет изменять, если влюблён. Ему это не интересно. Любимая женщина становится для него целью, объектом для завоевания, покорения. Все остальные становятся не важны. У меня его даже Алирана Гирарт увести не смогла — а ты видела её! Там любые, даже самые целомудренные устои пошатнутся, а Жан далеко не девственник…

— Она же страшная! В смысле, слишком экспрессивная…

— Стерва ещё та, — хохотнула Ранитиэль. — Но это для нас с тобой она малопривлекательна, а ты бы знала, сколько мужских сердец погибло под её каблучком! Говорят, по ней даже прожжённый щёголь Гаритиш сохнет.

— Дайк?!

— Ага.

— Бедный Лео…

— Да уж не беднее остальных! Ладно, пошли, — ты уже даже на человека стала похожа, хотя с драконьими глазками тоже ничего…

Мы вышли за дверь. На кухне нас ждали Йонар и Ринка, сидящие за столом. Ринка меня увидела не сразу — только ревниво проследила за округлившимися глазами Дерраши, который ещё и присвистнул. Но теперь подруга была с ним солидарна.

— А где хозяин дома? — спросила Ранитиэль.

Но я уже знала. Увидела в дальнем конце комнаты высокую фигуру. Ринка заглянула за перегородку и губами и жестами сказала «Иди!».

Он уже оделся и стоял ко мне спиной у окна, сложив руки на плечах. Я тихонько вошла в эту часть комнаты. Столик стоял на месте, покрывало сложено и лежит на диване. Он никак не отреагировал на моё появление. Стоял и задумчиво смотрел в окно. Меня охватило щемящее чувство нежности к нему.

Подошла тихонечко сзади и уткнулась лицом чуть ниже его шеи, кладя ладони на его спину. Снегопад всё шёл, на улице давно светило солнце — был чудесный день. И на душе было светло. Жан чуть повернул голову, заглядывая за плечо, и завёл руки за спину, нащупывая мои локти. Я обняла его сзади — и он тут же накрыл мои ладони своими. Такой большой и тёплый во всех отношениях. Мой.

Я вздохнула.

— Ты в порядке? — через несколько минут такого блаженного молчания он повернулся ко мне, обнимая.

— Да.

Эти серо–голубые глаза — как бездна, в которую я лечу. Нет больше ничего и никого. Спокойный, мягкий взгляд, перерастающий в восхищение.

— Вы настоящая принцесса, Drack–Hassi…

Я услышала шёпот девичьих голосов с кухни:

— Смотри, смотри! Такая любовь!..

— А они ничего так смотрятся вместе…

— Никогда не видела, чтобы она так на кого–то смотрела!

— А я не видела, чтобы так смотрел он. К сожалению…

А мне всё равно. Он рядом, и это главное. Я обняла его за шею, вставая на цыпочки, и поцеловала со всей нежностью, которую могла сейчас отдать. И его руки тут же стиснули меня в объятиях. Он ответил на мой нежный поцелуй такой же нежностью. Хотелось прошептать, сказать, выкрикнуть это слово… Но я молчала.

Жаник отстранился, приподнял за ноги над собой и счастливо улыбнулся. Я тоже улыбалась, глядя в его полные любви и блаженства глаза. Разве нужны слова, чтобы выразить чувства? До сих пор у нас получалось делать это почти без слов — жестами, улыбками, поступками.

Он шутливо покачал меня в воздухе, удовлетворённо заявив:

— Поймал. Моя!

Я рассмеялась, цепляясь за его плечи, пока спускалась по нему.

— Попалась. Твоя, — уверенно, хотя ещё и с улыбкой подтвердила я, уже стоя на полу в кольце его рук.

Жан запрокинул голову и громко произнёс:

— О, Родан, ты слышишь? Эта женщина перед ликом всех Богов признала, что она моя! И клянусь всем, что у меня есть — я уже никогда и никому её не отдам!

Тихое смущённое восхищение встретило его, когда слова были произнесены, и он снова встретился с ней взглядом. Она улыбалась и светилась от счастья — такая родная, такая любимая, — его чудо, сокровище, дивная трепетная лань. Сколько нужно было преодолеть препятствий и времени, пережить боли и разочарований, чтобы вот так, как сейчас — сжимать в объятиях ту единственную, с которой хочешь прожить всю жизнь? Она была жива, здорова, счастлива, и больше не боялась его — и видят боги, ему пришлось приложить для этого много усилий! И наплевать, что за ними давно наблюдают втихаря её подруга и его бывшая невеста. Пусть смотрят. Это уже не имеет значения. Её присутствие одурманивало не хуже травянки, только без неприятных последствий — голова шла кругом, сердце выстукивало ритм, как после тренировки. «Моя, моя, моя!» — носилось и ликовало в голове и груди. Трепетные ладошки, сжимающие его плечи, доверчивый восхищённый взгляд в обрамлении густых ресниц и ещё не остывшие от его поцелуев губы… Нежность дополнилась нарастающим возбуждением.

— Ты сказал, что покажешь мне Лесскан. Может, теперь погуляем?

— Обязательно.

***

Это был Мовелан. Небольшой пригород неподалёку от столицы Лесскана — Шейзира. Красиво оформленные улицы, здания, дома — снаружи дом эрла Лесск Стааля выглядел куда колоритнее, чем внутри — под стать другим. Изящные венцы и колонны под крышами, из камня и мрамора. Много металлических витых решёток и оград. Цветные витражи на окнах… Деревянным внутри дом был лишь потому, что так пожелал его хозяин.

Но самое впечатляющее, что открывалось взору на горизонте, — были горы. Величественные, заснеженные макушки — белые наверху и сизые ближе к основанию. Драконий Хребет. Я долго кидала взгляды на них. И за беспечными разговорами и неспешной прогулкой по Мовелану под руку с Жаном и в окружении Йонара с Ринкой и Ранитиэль по бокам я и сама не заметила, как практически влюбилась в это место.

Мне было так уютно идти по заснеженной улице полюбившегося городка с этими людьми, рассматривать достопримечательности — памятники, парки, скверы. Открывать для себя новый мир. Я за один этот день увидела больше, чем за три месяца в замке Весигар. Леонелль, бесспорно, талантливый учитель. И возможно, у него не было времени на прогулки со мной, кроме купания на озере со вполне благородной целью вылечить мою руку и натаскать физически. И я до сих пор не сомневаюсь, что он бы стал хорошим мужем. Но…

Он порой напоминал дракона, сторожащего своё золото — ревниво, жёстко, не давая свободы. Даже наша маленькая вылазка тогда в столицу Актариона, показалась мне скорее уступкой с его стороны. И его не было рядом. Я украдкой взглянула на Жана, счастливо прижимаясь к его руке, вдыхая его запах. Белый мех ворота короткой шубки щекотал лицо. Он бережно прижал меня к себе, не останавливая шаг и продолжая рассказывать Йонару про походы. И слушая уже его рассказ, воспользовался паузой и скользнул губами по моему виску.

Мы заглянули в кондитерскую, перекусив восхитительными пирожными с кремом и глазурью. Я пила какао, Ринка — кофе, Ранитиэль — чай с недомолотой корицей. А мужчины — грог. Сладкое с удовольствием уплетала только женская часть нашей компании, весело треща обо всём на свете. Даже молчаливая Ранитиэль, украдкой поглядывающая на Жана, сейчас расслабилась и болтала с нами без умолку о разнице меха волчьего, песцового и овечьего.

В уютном, но безумно дорогущем магазинчике одежды «Сирн и Баэр» мы долго мерили платья всем девичьим балаганом. Стоило дверному колокольчику звонко проголосить над нами, как нас вышли встречать хозяева. Жану там обрадовались, как родному, наобещав скидки, распродажу и бесплатное внимание. Он лишь обаятельно улыбнулся, как всегда, и хозяйка растаяла окончательно, метнувшись за кофе, коньяком и сырной нарезкой для дорогих гостей. Владельцами оказались муж и жена, которая сейчас нами и занималась, расхваливая свой товар на все лады, а мы и без того радовались красивой одежде, и спорили кому что пойдёт. Наряды и впрямь были очень качественными, красивыми и элегантными, — а выыыбооор!..

Жан с Йонаром сплавили нас в руки хозяйки, предоставив свободу и неограниченные покупательные возможности, и устроились в вестибюле с разговорами за чашкой кофе. Кажется, они неплохо сошлись, без труда находя увлекательные темы для беседы, и к вечеру, когда уже совсем стемнело, и мы с девочками уставшие, но безмерно довольные, вышли с покупками, они уже общались на «ты» и подшучивали друг над другом. Если не дружили раньше, то это был лишь вопрос времени — такие люди быстро сходятся. Тем более, в такой непринуждённой обстановке.

Хозяева провожали нас со слезами на глазах, как любимейших и обожаемых покупателей.

Домой добирались в карете — сил идти обратно через весь пригород уже не было, да и стемнело. Распрощались ещё в поездке, Ранитиэль обещала на днях показать, как пользоваться порталами. А мне нужно было ещё забрать кое–какие книги из замка — надеюсь, владыка разрешит хотя бы на время разграбить мелкими партиями его библиотеку. Я помнила, что он не хочет меня видеть. Но я и не завтра собиралась.

Дома нас ждал сюрприз. Когда мы вошли в открытую уже дверь — хотя запирали перед уходом — с покупками, дыша паром с мороза, в доме было натоплено, и пахло мясом. Из дальней комнаты выбежала девушка, присела:

— Добрый вечер, эрл Лесск, эрлиния!..

И метнулась к очагу. В печи что–то готовилось. Сверху тоже доносились голоса и копошение. Я посмотрела на помрачневшего Жана и поняла, что это — не нормально. Да я и сама мало что понимала в происходящем. Мы устали — хотелось тишины, покоя, ужина вдвоём…

На верхней площадке лестницы показалось алое платье с пышным подолом, а затем и сама его владелица, которая в открытую дверь спальни договаривала фразу:

— …и смотрите мне, чтобы было чисто! И постель перестелите!..

Она глянула вниз, расплылась в улыбке и стала чинно спускаться, придерживая подол платья.

— Жаник, дорогой, а я уж думала ты не придёшь сегодня! Ужин скоро подадут. Без хозяйской женской руки любое жилище превратится в берлогу дракона, не то, что это!..

Я оторопело наблюдала за происходящим, Жан тоже явно не был в восторге, судя по стремительно темнеющим глазам и ходящим желвакам на скулах.

Высокая, яркая брюнетка со смуглой кожей и тёмно–синими глазами. Точёный профиль, гордо вскинутый подбородок, и осанка настоящей эрлинии. Любовница? Сестра?.. Кем бы она ни была, мне было неприятно. Место, где мы провели чудесное утро и волнующую первую половину дня, словно осквернили! Брюнетка подошла ближе, окидывая меня оценивающим высокомерным взглядом. Кажется, неприязнь у нас взаимная.

— Какого чёрта здесь происходит?! — угрожающе зарычал рядом низкий мужской голос.

Эрлиния в алом платье поджала губы в узкую полоску.

— Вот как ты встречаешь родную мать, дорогой? С каких пор ты разучился хорошим манерам?!

Мои нервы сдавали… Если это — моя будущая свекровь, то пойду, сразу утоплюсь. И мучаться не придётся! Накал атмосферы просто зашкаливал. Мне хотелось провалиться сквозь землю, словно это я пришла не вовремя, ошибившись, вдобавок дверью!..

— Я никогда не вламываюсь в дом без приглашения, в отличие от тебя, мама. И не поэтому ли мы с тобой не общались уже больше года? Или ты решила освежить в памяти, насколько меня это раздражает?! — он угрожающе шагнул в её сторону, заставив попятиться эрлинию Стааль. Её губы обиженно задрожали, глаза наполнились слезами.

— Я хотела помириться, сынок. Думала, тебя обрадует такой сюрприз — твоё любимое мясо под винным соусом на ужин, хорошо прибранный дом. Я выбрала лучших служанок, чтобы они помогали тебе по хозяйству! Ты же не можешь всю жизнь прожить, как какой–то бродяга!.. Ты же принц, а теперь ещё и без пяти минут король Лесскана! — она сорвалась на тонкий крик.

— Я ничего этого не просил.

— Ты мог бы сам приехать ко мне! Перешагнуть через свои клятые гордость и упрямство — и побыть с матерью хотя бы один день!.. Любовниц, — она ткнула в меня пальцем, — у тебя будет ещё тысячи, а мать — одна!..

— Ты не уважаешь меня и мои желания! С чего я должен почитать твои?!

— Потому что я старше! Ты обязан меня уважать!..

— Если хочешь, чтобы я начал тебя уважать, начни с уважения к себе! Возможно, тогда ты заметишь разницу между «просить» и «навязываться»!..

Они кричали друг на друга, жестикулируя, и перестали меня замечать.

Шаг назад. Там, за порогом в ночь, — чужой, малознакомый город.

Второй. И я понятия не имею, куда я пойду. Но там всё же лучше, чем здесь.

Третий. Упёрлась в косяк двери. Ненавижу ссоры, ненавижу быть даже невольной свидетельницей! Слишком много этой грязи было в моей жизни. На повышенных тонах, между людьми, которые вообще не должны так друг к другу относиться… Так нельзя…

И я бы ушла — очень хотела. Но скользнула взглядом по напряжённой высокой фигуре мужчины, с которым мои страхи растворялись, словно лёд в печи. И сердце резануло болью. В конфликте всегда виноваты двое — один начал, а второй — допустил. Если я уйду сейчас, то чего я добьюсь?..

Прикрыла веки, стараясь не слушать их крики и не обращать внимания на снующих по дому служанок. Одна из них прямо из рук забрала у меня покупки. Жан всегда был для меня символом защиты. Просто я не давала труд объяснить себе это. Но сейчас, глядя, как он ругается с собственной матерью, которой у меня никогда не было, — стало по–настоящему больно. Да, она не права, да — она слишком много на себя взяла. Она мне нисколько не нравилась, и не вызывала и капли симпатии, скорее, наоборот. Но он…

Я тихонечко, обмирая от ужаса, что привлеку к себе внимание, и весь огонь достанется мне, подошла к нему сзади. Мне это нужно. И это нужно ему. Коснулась напряжённой, вздыбленной буграми мышц спины под распущенными смолянистыми волосами. Вздрогнул, замолчал, обернулся. Повисла неловкая пауза. Я не хотела привлекать столько внимания, просто почувствовала, что сейчас важно сделать именно то, что я сделала. Но эрл Лесск Стааль не знал о моих мотивах. Развернулся ко мне, отгораживая от возмущённой будущей свекрови, и без слов сгрёб в охапку.

Прикрытые веки, тяжёлый выдох, и шёпот на ушко:

— Прости, родная… Испугалась?

Молчу. Просто слушаю замедляющийся стук его сердца и чувствую, как под ладонями разглаживаются напряжённые мышцы. В моем желудке возбуждённо заурчало. Что бы там ни готовили в печи — пахло оно вкусно, и организм вовсю сигналил и требовал далеко не духовной пищи! Одними пирожными сыт не будешь…

— Я устала и есть хочу. Давай поужинаем? Пожалуйста!.. А поругаетесь потом…

Мои ладони на его лице, и я стараюсь сделать умоляющий взгляд.

Все это время эрлиния Стааль стояла, возмущённо скрестив руки на груди, и наблюдала за нами с поджатыми губами. Но, к счастью, молчала.

Нежный поцелуй на моих губах. И он повернулся к матери, не выпуская меня из рук:

— Мы ужинаем втроём. В обмен на твоё обещание больше никогда не лезть в мою жизнь без приглашения. Вся прислуга, разумеется, немедленно уходит.

Она удивлённо вскинула брови, кинув на меня изучающий, неприятный взгляд.

— Только семейный ужин, Жан, — эрлиния Стааль выразительно кивнула на меня.

— Драккати — моя невеста. И ты всё ещё в моем доме. Либо соглашаешься на мои условия, либо перемирия не будет даже в перспективе.

— Невеста?! ОНА?! Жааан!.. — она медленно выдыхала через сжатые губы, закатив глаза.

— Мама, возьми себя в руки.

— Хорошо. Если по–другому ты не хочешь, пусть будет так. И отпусти её, наконец! С тобой мать разго…

— МАМА!.. — предупреждающий рык.

На столе, застеленном белоснежной скатертью, дымились мясо и овощи на красивых блюдах. Рядом стояла соусница с горячим соусом — всё очень аппетитно пахло. Ели поначалу в тишине, разговор не клеился. Но я была голодной, и с удовольствием уплетала действительно вкусное мясо с овощами и тем самым хвалёным соусом. То ли вкусно, то ли голодная слишком. Теоретически, Жан бы тоже должен был с аппетитом поглощать ужин — за весь день мы мало что ели. Но он задумчиво ковырял гарнир, практически так и не притронувшись к мясу. Эрлиния Стааль тоже не торопилась расправляться с остывающим блюдом. Мне стало неловко. Атмосфера и так гнетущая, да ещё и я управилась со своей порцией довольно быстро.

— Когда состоится помолвка? — тихо нарушила тишину мрачная будущая свекровь.

— Через неделю. Может быть и раньше, — ответил мой… жених.

— Отец знает?

— Разумеется.

Эрлиния Стааль нервно побарабанила наманикюренными пальчиками по столу.

— Откуда вы родом, кто ваши родители, титул? — это она мне.

— Я драккерийка, из Актариона. Родителей не знаю, титула нет, — я старалась не смущаться, но вышло плохо.

— Драккерийка… Я думала, никого из драккери нет в живых уже. У вас есть образование?

— Я несколько месяцев обучалась у владыки Актариона.

Она вскинула на меня внимательный взгляд, сузив глаза. Неприятно.

— Так вы и есть та самая несостоявшаяся невеста владыки!..

Прозвучало, как обвинение…

— Откуда вы узнали? Ведь собирались проводить традиционный бал, о помолвке заявлено не было!

— Брось, дорогая. Слухи расползаются очень быстро. Неужели ты и правда думала, что на маскараде был хоть один человек, который не знал об этом? Только я не очень понимаю, почему же помолвка сорвалась… — она на секунду замолчала, и вдруг улыбнулась сыну: — Ты увёл, паршивец?

— Не увёл, а вернул.

— Невелика разница! Даааа, сынок… Ты меня всегда поражал своим талантом добиваться любой женщины. Сначала эльфийка, теперь она… Весь в отца. Такой же упёртый, и всегда упорно достигающий цели любой ценой!

Жан посмотрел на осоловелую меня. Нет, я ещё честно старалась блюсти правила приличия… Но сегодняшний день был просто рогом изобилия на впечатления, я устала, наелась и согрелась… Осторожно сжал мою руку на столе, глядя в глаза, чуть улыбаясь их уголками:

— Родная, иди спать.

С сомнением перевела взгляд с него на эрлинию и обратно.

Он мягко улыбнулся, коснулся губами притянутой к себе моей руки, и негромко повторил:

— Иди.

Возражений не нашлось. Я пожелала им хорошего вечера и отправилась наверх. К великому счастью, служанки уже разбежались. В комнате была благоговейная тишина и лёгкая прохлада. Тишина меня более чем устраивала. А вот прохлада… Надо что–то с этим делать. Иначе к утру я опять замёрзну и буду изображать живой шалашик, как сегодня. Где–то на краю сознания билась тревожная мысль, что кровать одна. Нет, не так… КРОВАТЬ ОДНА. А мы ещё даже не помолвлены официально…

Но так хочется спать. Я откинула покрывало и удивлённо заметила новое одеяло — гораздо толще прежнего. И пошла искать ночную рубашку, купленную сегодня в процессе прогулки по Мовелану. Лёгкий трепет прошёлся по груди, когда я вспомнила, как мы гуляли под ручку. Вот бы так всегда! Улыбка расползлась по лицу.

Вещи оказались аккуратно развешены в шкафу — мои и его. Я стояла и смотрела на них, держась за распахнутые дверцы дорогого старинного шкафа. И не могла поверить, что это — реальность! Ещё этим летом я клялась себе, что никогда и ни за что на свете не подпущу к себе и близко ни одно лицо мужского пола, не говоря уже о том, чтобы выйти за оное замуж. И вот — этот шкаф, как прямое доказательство того, что все клятвы были напрасными. Я благоговейно прошлась рукой по его одежде — чистой, выглаженной. С каким–то замирающим восторгом, словно я подглядываю, куда не следует, и обернулась на всякий случай, чтобы убедиться, что я всё ещё одна в комнате. Так и было.

Снизу доносился негромкий разговор. О чём они говорили, разобрать было сложно, да и не хотелось, если честно. Ночную рубашку из чёрного шёлка я нашла в другом отделении шкафа. Как и несколько других. Переоделась, посмотрела на себя в зеркало… И чертыхнулась. Нет, с сорочкой всё было более чем пристойно — длинная, на тонких кружевных бретелях.

А вот про косички, наплетённые Ранитиэль, я совершенно забыла! Пришлось повозиться ещё и с ними. Через добрых пятнадцать минут копошения в волосах я всё же достигла результата — косы были расплетены. Вот только вместо них теперь была волнистая грива, и сколько я её ни расчёсывала — результат был одним и тем же. Вот Бездна!.. Слегка намочила волосы, и снова начала расчёсывать — прядь за прядью, локон за локоном. Результат оказался немного лучше. Я придирчиво покрутилась перед зеркалом и вздрогнула, увидев в нём не только своё отражение. Жан стоял, прислонившись к двери, и с довольной улыбкой наблюдал за картиной «Драккати и зеркало».

— Ты меня напугал!.. Когда ты успел войти?

— Я думал, ты спишь давно. Старался не разбудить, — он оторвался от косяка двери и двинулся ко мне.

Я покосилась на кровать и всё–таки озвучила терзавшую меня мысль:

— А тебя не смущает, что здесь только одна спальня?..

— Меня вряд ли это может смутить, — скольжение рук по гладкому шёлку на талии, и нежный поцелуй в изгиб шеи. — Кати, ты не хочешь со мной спать?

Краснею. Как ни крути эту фразу, а всё одно выходит, что нет!..

— Жан, я ведь официально тебе ещё даже не невеста! И будь здесь Мастер Беорн, он бы напомнил тебе о некоторых традиционных правилах приличия…

— Его здесь нет, любовь моя. Мы в Лесскане, и вряд ли кто–нибудь попробует сказать хоть слово, что мы проводим совместные ночи до свадьбы. Никому нет никакого дела до этого. Так что решаешь только ты. Хочешь — я останусь. Нет — уйду вниз, на диван.

О, конечно… Вот сегодня утром я прямо сама всё и решала!.. Три раза «ха–ха». С другой стороны, подобный выбор подкупал. Как там Ринка про своего аиста говорила? Настойчивый, и такому трудно отказать?.. А этот ещё и коварный, похоже. Вот только ещё и терпеливый — это сильно согревало душу.

— Я бы хотела спать сегодня одна, — тихо прошептала, словно побоялась, что он услышит. Но он услышал.

— Только сегодня?.. — басовито мурлыкнули мне в ушко, потёршись носом о висок.

Мы стоим возле большого зеркала во весь рост — он обнимает сзади, встречаясь со мной взглядом в отражении. И какой–то гармоничной показалась мне картинка напротив. Хотя с Жаном, наверное, любая девушка бы смотрелась гармонично.

Тело обдало волной жара, когда он скользнул к груди, по–хозяйски накрыв ладонями и слегка сжав.

— Сегодня — точно! — я испуганно отпихнула его руки, провернувшись вокруг себя и делая шаг назад. И тут же ощутила их на спине, глядя, как эрл Лесск Стааль коварно улыбается, спуская их ниже. А у меня уже мурашки по коже!

Взгляд упал на шкаф — я только что видела в нём запасное одеяло. Вывернулась, в мгновение ока оказалась возле шкафа, достала одеяло, постельное бельё и вручила эту стопку оторопевшему красавцу — коварство с лица стёрлось, как и не было! А затем развернула его по направлению к двери — вы когда–нибудь сворачивали горы?! — и мягко подтолкнула к ней.

Заснула не сразу, ворочаясь в непривычной постели и переживая, что обидела хозяина дома, фактически выставив его из его же спальни. Нужно было самой уйти вниз, глупая. Самоуничижение работало недолго — усталость взяла своё. Ночь прошла спокойно и тихо. Только ближе к утру приснилось, что я иду по улице, и мне холодно. Долго ёжилась, пытаясь согреться, вспомнила, что я вообще–то ещё и огненный маг, а потому должна уметь с этим справляться. Развела костёр и села рядом прямо на снег. Теплее не стало. Разозлилась, вставая, подняла руку — и в ней полыхнул огонь.

Я так и проснулась — сидящей в кровати с полыхающим огнём в руке!.. И страшно подумать, что бы было, если бы я НЕ проснулась!.. Посмотрела на огонь обиженным взглядом и впитала его в себя. Огонёк послушно, едва не пожимая плечами, если бы таковые были, растёкся по ладони и исчез. Мол, не хочешь — чего тогда зря звала?..

А в спальне действительно было зябко. Немного подумав, я ступила босыми ногами на прохладный деревянный пол, преодолевая противное ощущение холода, натянула покрывало на себя — одеяло было слишком большим. И, сонная, замерзшая, всё ещё невероятно желающая уснуть, потопала вниз. Было ещё совсем темно, и идти приходилось на ощупь. Половицы лестницы, на удивление, не скрипели, и пахли деревом. Люблю этот запах. Придерживаясь за перила, как за направляющие, я спустилась в кухню, в нерешительности постояла, озираясь вокруг. Всё было прекрасно видно, хотя и в серых тонах.

Тихонько подошла к перегородке в ту часть комнаты, где были диван и камин. Жан спал, лёжа на животе. Безмятежно, глубоко. Волосы, разметавшиеся по плечам и подушке, неровно приспущенное до пояса одеяло на обнажённой широкой спине. Здесь тепло, несмотря на потухший камин. А я хочу спать. Плюнув на остатки сомнений, я осторожно улеглась рядом, уютно устроившись так, чтобы спина соприкасалась с горячим мужчиной. Жан занимал почти всё пространство дивана, но мне много было и не надо — на самом краю вполне достаточно. Только колени свешиваются — ноги у меня длинные… И очень быстро заснула.

Сквозь веки пробирался яркий дневной свет, пробуждая от не менее ярких сновидений. В доме было тихо и тепло. Из–за окна доносились радостные визги детей, играющих в снежки. С трудом открыла глаза, вспоминая, где я нахожусь. Так всегда бывает — пока открываются веки, сознание судорожно перебирает возможные варианты, пытаясь угадать реальность. Почему–то я решила, что сплю в доме знахарки в Актарионе. Не совпало. Поперёк меня лежало что–то тяжёлое и тёплое. А сзади посапывало его продолжение, грея мне спину.

Скосила глаза на смугловатую массивную конечность и вспомнила, как, замёрзнув под утро, пришла в поисках тепла в гостиную с камином. Я погладила его расслабленные пальцы, прошлась по венке, уходящей под мышцу предплечья. Такая мощная ладонь доверчиво и покровительственно покоилась на моем животе. Кажется, я отлежала себе бок. Сколько времени уже? Девять? Десять?! На другом боку оказалось лежать гораздо приятнее. Его лицо расслабленно и безмятежно. Мерно бьётся жилка на шее, пересечённой парой тонких прядей густых смолянистых волос. Ровное дыхание, поднимающее и опускающее могучую грудь и плечо.

Я откровенно залюбовалась им. Сейчас, когда он спал, был так близко, что я чувствовала его тепло сквозь тонкое одеяло на нём и покрывало на мне. И у меня была возможность без зазрения совести утолить любопытство и изучить его, не смущаясь. И не бояться быть пойманной за беззастенчивым разглядыванием. Я сонно улыбнулась своим мыслям, пробегаясь взглядом по его мускулистой шее и сильным, атлетичным плечам. Такими руками кочергу скрутить — не проблема, наверное! Осторожно положила на его плечо ладонь.

Удивительное сочетание моего тонкого запястья на фоне его огромного тела. Обвела пальцем впадины мышц, чувствуя, что он просыпается. Скользнула по волосам. И медленно, едва касаясь, провела подушечкой пальца и нарисовала линию: лоб, спинка носа, мягкие губы, щетинистый волевой подбородок, изгиб шеи, ямочка между ключицами. Жилка на его шее забилась чаще. А меня жёг азарт! Я не очень осознавала, что и зачем делаю: шкодливо улыбнулась и потянулась к той самой пульсирующей жилке на шее! Раскрыла губы, не отрываясь от кожи, коснулась языком, стараясь это сделать так, как делал он. Нахлынули запахи, мир стал чётче.

Мужчина не двигался. Я почувствовала некую связь между нами — энергетическая смесь доверия, тепла, нежности и многих других непонятных, но очень ярких и острых компонентов окутывала нас обоих. Уникальная связь. Принадлежность, собственничество, безраздельность, ревность... Дальше были инстинкты… Эта связь манила, в ней хотелось вымазаться, напитаться его запахом, попробовать её на вкус.

Я уткнулась лбом в его ключицу, разворачивая голову, чтобы потереться щекой о его грудь. Сладкая, вкусная волна!.. С упоением вдохнула его запах, удивляясь, что он до сих пор спит. Прошлась языком по мощным плитам мышц на грудной клетке, чуть прикусив коричневый кружок — и снова с блаженным, опьяняющим удовольствием потёрлась уже другой щекой. С каждым таким движением мир становился всё менее чётким, но более острым на ощущения. Так хорошо, так приятно!

Снова легла рядом, переваривая пережитые эмоции. Мягко улыбнулась. Протянула руку и положила так, чтобы чувствовать ритм его сердца. Тяжёлые, несколько ускоренные удары. И ни одной эмоции на лице. Медленно стала опускать руку вниз, получая немалое удовольствие от прикосновения. Дойдя до края одеяла, я смущённо остановилась. Моё тело расслабилось, уходила резкость и острота запахов, чёткость зрения стала вполне обычной, без красного оттенка.

Я убрала руку, пытаясь понять — он уже проснулся, или нет?

Секунда, вторая, третья…

— Ммм… А дальше?..

Его лицо по–прежнему было расслабленным, а веки — прикрытыми. И только хрипловатый мурлыкающий голос, полный провокации, был абсолютно лишён сонливости. Я шкодливо поджала губы, распахнув глаза, залилась краской и стыдливо уткнулась носом в подушку. Для пущей надёжности ещё и рукой прикрылась.

Диван заколыхался. По моим плечам и лопаткам щекотно скользнули волосы. Несколько секунд ничего не происходило.

— Значит, как выставлять меня из спальни, так мы смелые, а как приласкать… — его голос был полон иронии и лёгкого недовольства.

Из подушки тут же донёсся жалобный виноватый стон, и его обладательница постаралась закопаться ещё и в плед. Который, впрочем, Жан тут же потянул обратно.

— Нет, так не пойдёт!.. Пошалила, спряталась в подушку, и думаешь — тебе это с рук сойдёт, хулиганка моя бессовестная?..

Он ласково прикусил плечо. Вздрогнула. И, всё ещё заливаясь краской, спросила:

— А чего ты хочешь?

Тяжёлое, горячее тело немного придавило сбоку. Плед соскользнул на пол, сменяясь нагретым одеялом. Я распахнула глаза, почуяв недоброе. И очень вовремя — шаловливая большая ладонь обогнула нижние округлости и потянула шёлковую рубашку вверх, ласково, но настойчиво скользнув по бедру. Я резко развернулась и выпалила:

— После свадьбы!..

Удивлённое молчание.

— И что изменится, Кати? — его бровь поползла вверх в дополнение к полуулыбке.

Я вцепилась в руку, которая продолжала свои беззастенчивые прогулки. Закусила губу и умоляюще уставилась в потемневшие серые глаза.

— Возможно, я стану бояться меньше?..

Ласковое поглаживание пальцами моей щеки, скулы, подбородка.

— Страх никуда не денется, если ты так и будешь от меня бегать. Разве я хоть раз сделал что–то, что причинило тебе физические страдания или боль? Я тебя обижал, или был груб с тобой?

— Нет… Но ты всё время настаиваешь…

Жан напряжённо вздохнул.

— У меня достаточно самообладания и терпения, чтобы не смотреть на других женщин, Drack–Hassi. Но когда моя единственная и любимая женщина сама приходит ко мне в постель, начинает ласкать, и после этого ведёт себя, как девственница… Кати, я не каменный — могу ведь и настоять!..

Настроение ухнуло вниз.

— А я не кукла по первому требованию!.. — гневно выпалила.

Я вскочила с дивана, выбираясь из–под нависшего надо мной тела. Обида жгла глаза, требуя выхода наружу. Как он не понимает?! Лестница, быстрый перестук босых ног, удар косяка двери. Такой же, как все… Они все одинаковые!..

Я споткнулась о край ковра и с разлёту упала на колени, пропахав несколько сантиметров ещё и локтем. Приподнялась, трясясь от обиды на весь мир и просто полыхая желанием что–нибудь куда–нибудь зашвырнуть. И, не найдя ничего подходящего, со злости лягнула ногой в пол! Слёзы градом катились по щекам. Локоть саднило, коленки тоже. И от этого ощущение негодования и злости стало только ярче!

Внизу что–то громыхнуло с деревянным треском. Сжалась, замерла, превратившись в одно большое ухо. Тишина. Напряжённое ожидание. Встала, открыла дверь, выглядывая… И ничего не поняла. В кухне, куда вела лестница, было тихо и пусто. А гостиную отсюда просто не видно. Я закрыла дверь на замок и пошла одеваться. Не хочу больше здесь оставаться, мне нужно выйти на улицу, хоть куда–нибудь!.. Зелёное платье, тёплые колготки, сапоги, шубка… Из всего арсенала одежды моим было только платье. Как лишнее напоминание о том, что кое–кто стал занимать слишком большую часть в моей жизни.

Помедлив, я повесила шубку обратно. Потому что мой взгляд упал на тёплый серый мужской плащ, оказавшийся ещё и на меху изнутри. Тяжеловатый для меня. Но зато с капюшоном, и не такой заметный, как моя белая и кидающаяся в глаза дорогая шубка. Спускаясь с лестницы, я ещё тешила себя надеждой, что он внизу, что подойдёт, остановит, успокоит. Как и всегда. Но дом был пуст. Я поражённо скользнула взглядом по столику в гостиной, напополам разломанному о камин и валяющемуся теперь расщеплённой грудой дерева.

Кто–то очень разозлился. И ушёл раньше меня. Скомканное одеяло и плед валялись на диване. Чувствуя, как слёзы вновь наворачиваются на глаза, я быстро развернулась и практически выбежала за дверь.