Лето наших надежд (СИ)

33

Что такое дом? Раньше моим домом был Екатеринбург, но с тех пор, как отца не стало, воспринимать нашу квартиру на Урале как родную я не могу. Москва тоже так и не стала моим домом — два последних года я снимаю небольшую студию на Университете, а до этого жил в общаге. Назвать что-то из этих мест домом у меня никогда не возникало никакого желания. Существует мнение, что дом — это не место, а люди, создающие в нем атмосферу. Если представить, что это так, у меня сегодня появилось ощущение, что Лера — это и есть мой дом. Необъяснимая фигня, но сейчас, когда мы лежим с ней на палубе катера, она сладко сопит у меня под мышкой, а я смотрю, как угасают последние звезды и светлеет небо на горизонте, я испытываю абсолютную гармонию чувств, мыслей и ощущений. И мне хорошо. Это состояние — не страсть, не радость обладания, не эгоистичная гордость от того, что я оказался у Леры первым мужчиной. Это тепло, спокойствие, ставший родным аромат мяты и мандаринов и близость, физическая и эмоциональная, которая словно дополняет меня. Ставит на нужное место кирпичик, которого не доставало в стене, и теперь, на этом самом месте, можно начинать строить дом, которого у меня так давно не было.

Лера что-то бормочет во сне и теснее прижимается к моей груди. Я обнимаю ее крепче, тычась носом в ее макушку, отчаянно сопротивляясь естественному утреннему возбуждению и одновременно желанию дать ей поспать еще немного.

На самом деле нам уже давно пора. И я, и Лера должны успеть в лагерь до горна и отмеренное нам время неумолимо утекает, но мне так не хочется нарушать совершенство этого момента, так не хочется уезжать — кто знает, когда нам в следующий раз удастся побыть вместе.

— Лера, — шепчу я ласково, выждав драгоценные минуты. — Пора просыпаться.

Она вздыхает и умилительно трется щекой о мою грудь, но глаза не открывает.

— Лера, уже утро, — повторяю я, касаясь свободной рукой ее щеки.

Она что-то неразборчиво мычит и забавно морщит нос, на котором собираются точки-веснушки. В следующий миг длинные ресницы вздрагивают и девушка, наконец, открывает глаза.

— Ох, — бормочет она удивленно, вскакивая так быстро, что я не успеваю ее удержать. — Я уснула.

— И? — с улыбкой спрашиваю я, наслаждаясь ее трогательным замешательством и сонным выражением на прекрасном лице.

— Извини, я не хотела, — она одновременно пытается пригладить взъерошенные волосы и поправить рубашку, мою рубашку, которая сползла с одного плеча.

— Чего ты не хотела? — уточняю я, откровенно забавляясь ее смущением.

— Засыпать.

— Что в этом плохого?

— Нам пора возвращаться? — отвечает она вопросом на вопрос.

— Пора, — подтверждаю я, не скрывая сожаления. — Но мы еще вернемся, если захочешь.

Протянув руки, я заключаю Леру в объятия и, не взирая на слабый протест с ее стороны, притягиваю к себе.

— Мне надо почистить зубы, — шепчет она застенчиво, едва приоткрывая рот.

— Угу, — бормочу я, целуя ее в бровь, в висок, в скулу и уголок сжатых губ.

— Кирилл, ну, пожалуйста.

— Расслабься, — советую я.

Не дав девушке возможность увернуться, я прижимаюсь своими губами к ее губам, раздвигаю их языком, легонько прикусываю зубами. Мои руки медленно ползут по всем изгибам ее тела, поднимая вверх льняную рубашку, наслаждаясь гладкостью и теплотой обнаженной кожи.

С приглушенным горловым стоном оборона Леры падает. Тонкие руки обвивают меня за шею, губы раскрываются, а язык включается в чувственную игру. Но эта игра совсем не та, что была ночью. Эти поцелуи другие — не жгучие, а почти ленивые. В них нет бешеной страсти, а лишь нежность и теплота, которые не приближают, а, наоборот, отдаляют момент кульминации.

— Ты, блин, просто чудо, — бормочу я, посасывая мочку ее уха.

— Еще, — выдыхает Лера, подставляя свою шею моим губам.

Не в силах отказать себе и ей в удовольствии, я послушно касаюсь языком ее кожи, прочерчивая влажную дорожку от уха до ямочки у основания шеи. Лера покрывается мурашками, ее дыхание становится рваным и бурным, а градус возбуждения между нами подскакивает сразу на несколько пунктов.

— Ещё, — стонет она, характерно двигая бёдрами, сводя меня с ума.

— Эй, потише. Тебе, скорее всего, сегодня нельзя, — шепчу я, стараясь сохранить рассудок. — Может быть дискомфорт.

— Неважно, — бормочет Лера, запуская тонкие пальцы мне в волосы. — Я тебя хочу.

— Нас могут увидеть.

Лера резко замирает, а потом так же торопливо отстраняется от меня, начиная поправлять рубашку. Ее выразительные глаза в это время бегают по сторонам, осматривая абсолютно пустую набережную, которая лентой вьётся в пятидесяти метрах от пришвартованной яхты.

— Я не знала… Не подумала…

— Прекрати паниковать, — говорю твёрдо, приподнимаясь, чтобы заключить ее в объятия и еще немного продлить сладость момента. — Ещё слишком рано для случайных туристов.

— Я чувствую себя глупо, — говорит она смущенно, пряча лицо у меня на груди. — Ты, наверное, думаешь, что я ненормальная.

— Я думаю, что ты совершенно очаровательна, — отвечаю я с улыбкой и, отстранившись, звонко целую девушку в кончик носа. — Но нам, к сожалению, пора.

Лера шарит рукой по столику и находит на нем свой телефон.

— Ого, почти шесть, — говорит она изумлённо.

— Именно, — подтверждаю я, поднимаясь на ноги и протягивая ей руку, чтобы помочь встать.

— Мы опоздаем к зарядке? — спрашивает она обеспокоенно. — Я обещала девочкам, что вернусь к тому времени.

— Если поторопимся, не опоздаем, — обещаю я. — У тебя есть десять минут, чтобы переодеться и умыться. Внизу есть зубная щетка. А я пока здесь приберу.

Лера кивает и, захватив с собой сумку и одежду, торопливо идёт к лестнице в каюту. Но наступив на первую ступеньку, вдруг оборачивается.

— Спасибо, Кирилл, — говорит она, глядя мне в глаза. — Что бы ни случилось в будущем, эту ночь и это утро я никогда не забуду.