Весь следующий день Лера занята. Она отвечает на мои сообщения с задержкой, не появляется на обеде и полднике и только перед ужином мне удается прижать ее к стене и потребовать объяснений.
— Много дел, — отвечает она уклончиво. — Встретимся после отбоя, да?
— Лер, — говорю строго, даже не пытаясь скрыть своего раздражения. — Если у тебя что-то произошло — я хочу знать.
Она улыбается мне, привычным жестом проводит рукой по моему плечу в попытке успокоить.
— Все нормально.
— Это из-за того, что я вчера сказал? Из-за Москвы? — вглядываюсь в ее лицо, стараясь по реакции понять, что ее волнует, но Лера собрана и закрыта. Не подкопаешься.
— Это не из-за Москвы, — ее голос звучит тихо и немного обиженно. — Не думай так, пожалуйста. Неужели ты всерьез считаешь, что я не хочу быть с тобой? После всего, что было?
— Я не знаю, что думать, — я развожу руками. — Ты в последние дни ведешь себя странно, и мы почти не видимся.
— Я же сказала — много дел, — говорит она спокойно. — Дядя попросил меня помочь ему с документами — я сегодня половину дня провела у него в кабинете, разбирая архивы.
— А мне почему не сказала?
— Ты не спрашивал, — защищается она. — Я пойду, ладно? Очень проголодалась.
Когда девушка уходит, я долго смотрю ей в след, пытаясь погасить необъяснимую тревогу. Да, она действительно может быть занята. Да, она не обязана отчитываться передо мной обо всем, что у нее происходит. И все же, с ней что-то не так. И я могу поспорить на что угодно — это не связано с документами Панина.
Раздосадованный поведением Леры, я с трудом дожидаюсь вечера. Терпеть не могу эти игры — если для нее что-то изменилось, поменялись приоритеты или даже отношение к нашим встречам, я хочу это знать, а не прибывать в блаженном неведении.
После отбоя в вожатской как-то особенно много народа. Похоже, наш трюк с камерой «гоупро» приняли на вооружение все отряды, поэтому от каждого сегодня пришли минимум по двое вожатых. Мне эта тусовка не по душе — очень шумно, очень многолюдно и полно ребят, с которыми я вообще не общаюсь. Я привык к более камерным посиделкам, а сегодня тут аншлаг. И ради этого терять время, которое я могу провести наедине с Лерой? Нет уж, спасибо.
— Давай уйдем? — шепчу я ей на ухо, не упуская возможности слегка прихватить зубами мочку.
— Давай, — соглашается она с готовностью.
Но прежде, чем уйти, к моему удивлению тянется к столику с алкоголем и хватает пластиковый стаканчик с Аперолем, который намешал Матвей. За все время, что мы знакомы, я видел ее с алкоголем в руках два или три раза, а вечеринок у нас было предостаточно еще в Екатеринбурге. Еще более подозрительно, что пока мы идем по тенистым аллеям лагеря к моей машине, она полностью опустошает стаканчик и бросает его в урну. Если до этого у меня были сомнения, что я надумываю проблему, то теперь я уверен — Лера недоговаривает. И будь я проклят, если сегодня не вытрясу из нее правду.
— Что стряслось? — без прелюдии спрашиваю я, бесцеремонно заталкивая девушку на заднее сиденье и усаживаясь рядом. — Если скажешь, что ничего, я не поверю и уйду отсюда.
Она ловко перекидывает ногу и усаживается на мои колени, обвивая руки вокруг моей шеи и целуя меня в губы. Я ощущаю на языке вкус алкоголя и мяты, первые вспышки возбуждения начинают танцевать в животе, но на этот раз ей не удается сбить меня с толку.
— Говори, — бросаю я, удерживая ее лицо ладонями так, что она не может поцеловать меня снова.
— Нечего говорить, — обиженно говорит она, надувая губы. — Сегодня был чертовски сложный день. И я соскучилась.
Она делает новую попытку приблизиться, но я не позволяю. Хмурюсь, ощущая, как растет между нами напряжение, которое на этот раз не имеет ничего общего с возбуждением. Это ссора — наша первая ссора с того момента, как мы начали встречаться.
— Лера, я жду.
— Ладно, — вздыхает она разочарованно. — Я разговаривала с мамой Ромы. Завтра мне нужно будет уехать.
— Зачем? — во мне закипает негодование.
Я так и знал, что тут не обошлось без этой херни из ее прошлого. С самого начала чувствовал, что этот парень от нее не отвяжется, что бы там Лера не говорила мне про их платоническую дружбу и чувство долга.
— Я ему нужна.
— Мне ты нужна тоже, — напоминаю я неожиданно резко, с трудом контролируя голос.
— Не так, как ему.
— Твою мать, Лера, и что это должно означать? — взрываюсь я.
— Только то, что я сказала, — она тоже повышает голос. — Мне надо его проведать. Я обещала.
— Я поеду с тобой, — заявляю безапелляционно, прикидывая, смогу ли урвать незапланированный выходной.
— Нет, не поедешь. Я сама.
— Лера, — говорю я, понимая, как строго и сердито звучит мой голос.
— Кирилл, — парирует она, вызывающе глядя мне в глаза, но через мгновение тяжело вздыхает: — Пожалуйста, не усложняй. Ты знаешь, что я чувствую перед ним, перед его семьей свою ответственность. Просто поверь мне.
— Я тебе верю. Ему — нет.
— Ты его не знаешь, чтобы так говорить.
— Того, что я знаю от тебя достаточно, чтобы понять, что он тобой манипулирует.
— Это не так.
Господи, как же бесит, что она постоянно становится на его сторону.
— А как?
— Мы что, проведем этот вечер за бессмысленным спором? — спрашивает она насупившись.
— Это так не работает, Лера. Отношения, — я делаю ударение на это слово. — Так не работают. Этот спор далеко не бессмысленный.
— Ты знаешь, что я не могу не поехать, — говорит она спокойнее. — Я должна.
— Тогда позволь мне поехать с тобой.
Она вздыхает и слезает с моих колен, усаживаясь на свободное сидение рядом.
— Ты не можешь поехать со мной. Не в этот раз.
— Почему?
— Потому что Рома о тебе не знает. С него достаточно потрясений.
— То есть, то, что у тебя появился нормальный парень, для него станет потрясением? Вроде бы ты говорила, что вы просто друзья.
— Так и есть. Но он сейчас очень ранимый. Господи, Кирилл, ну подумай сам. Я должна его подготовить, предупредить.
Я ни черта не понимаю в ее логике. Знаю только, что так дальше продолжаться не может. И что у этого Ромы на Леру совсем не дружеские планы. Либо так, либо она мне что-то не договаривает.
— Я согласен отпустить тебя завтра одну, если ты пообещаешь, что расскажешь ему обо мне, и в будущем я буду сам отвозить тебя к нему в больницу, — говорю твердо, чтобы она не сомневалась, что на этот раз я не шучу. — Если нет — давай заканчивать все прямо сейчас, потому что я терпеть это не собираюсь. Ты моя девушка, черт возьми, а каждую неделю ездишь неизвестно куда и неизвестно к кому.
— Я рассказала тебе про Рому, — начинает она воинственно. — Я никому о нем не рассказывала, только тебе и…
— И я ценю твою честность и доверие, — перебиваю я ее тираду. — Но это не меняет факта: я не собираюсь и дальше молчаливо стоять в сторонке, пока этот парень вьет из тебя веревки. Я ясно выражаюсь?
Лера упрямо поджимает губы. Молчит минуту, две. И я начинаю с ужасом осознавать, что в этой битве у меня нет козырей — она может выбрать его, и я ничего не смогу с этим поделать.
— Ладно, — бурчит она.
— Ладно, что? — уточняю сиплым от волнения голосом.
— Ладно, я расскажу ему о тебе. О нас.
— Ну, вот и договорились, — бросаю я удовлетворенно, просовывая руки ей под ягодицы и возвращая на теплое место на моих коленях. — Можешь продолжать.
— Я ничего не делала, чтобы продолжать, — говорит она, упрямо отворачивая от меня голову.
— Ну, тогда продолжу я, — и с этими словами стремительно накрываю ее губы своими в горячем, жадном поцелуе, цель которого показать ей, что она моя и только моя. А делиться своим я не намерен.