Летящая на пламя

Глава 11

Ярость охватила Олимпию, жгучая ярость, от которой было трудно дышать. Это чувство испепеляло ее душу, жгло изнутри, и казалось, пламя могло перекинуться на любой предмет, до какого бы она ни дотронулась.

До самой последней минуты Олимпия не верила, что Шеридан жив, что он оказался предателем. Как бы Мустафа ни уверял ее, какие бы доводы ни приводил, она выслушивала его, поступала так, как он советовал, но в душе не верила ни единому его слову. Олимпия жила в ожидании чуда, не желая смириться со смертью Шеридана, и в то же время она не могла до конца поверить в его предательство. Она действовала как во сне. Ей грезилось, что она может каким-то чудесным образом отыскать его, и когда это случится, она обретет в капитане Дрейке того мужчину, о котором всегда мечтала.

Но теперь, стоя на палубе в двух шагах от него и глядя ему в лицо — лицо падшего ангела с дымчатого цвета глазами и красивой формы ртом, мрачно сжатым сейчас, — она окончательно простилась со своими иллюзиями.

Герой, которого она любила всем своим существом, не погиб. Нет. Он просто никогда не существовал. А этот тип… этот вор, этот лгун, этот негодяй не был сэром Шериданом Дрейком. В ее душе больше не было любви к этому человеку, он сам растоптал, уничтожил ее, предал огню и пустил пепел по ветру. Но на месте прежнего чувства зародилось новое, не менее сильное — ненависть!

Олимпия зажмурилась, как от яркого света. Когда она вновь открыла глаза, он все так же стоял перед ней, глядя на нее с хорошо знакомым выражением легкого недоумения на лице. Олимпии захотелось задушить его. Шеридан двинулся к девушке, а она в это время от охватившей ее жгучей ненависти не могла даже пошевелиться или что-нибудь вымолвить.

— Прибыли, чтобы распространить идеи демократии среди здешних пингвинов, принцесса? — произнес он.

— Подонок! — бросила ему в лицо Олимпия. Это было самое грубое оскорбление из тех, которые она знала, хотя в данный момент оно казалось ей недостаточно сильным и выразительным.

Шеридан перевел взгляд с Олимпии на Мустафу, который с поразительным спокойствием воспринял тот факт, что их поиски столь неожиданно увенчались успехом. Капитан Дрейк протянул руку ладонью вверх, не сводя глаз со своего слуги. Мустафа шаркнул ножкой, отвесил хозяину два торопливых поклона, а затем вытащил вдруг из-под одеял, в которые был закутан, нитку жемчуга и положил ее в руку Шеридана, приведя таким поступком Олимпию в полное изумление и ярость.

— Одну минутку! — воскликнула Олимпия и, бросившись к Шеридану, попыталась вырвать у него ожерелье. Однако в его руке уже ничего не было.

— Отдайте мне жемчуг! Что вы делаете? Это же мое ожерелье!

Шеридан хмуро взглянул на нее.

— Тихо! — сказал он. — Не затевайте скандал, мэм.

— А я как раз хочу скандала! Где мой жемчуг? Где остальные мои драгоценности? Я…

— Заткнитесь! — прошипел он. — Все в полной сохранности, в надежном месте.

— В таком случае отдайте мне их! Неужели вы думаете, что я буду молчать, чтобы спасти вас от позора? Спасти подлого коварного вора!

— Ради Бога…

— Капитан! — закричала Олимпия, пылая от гнева, так громко, что все взоры невольно обратились на них. — Капитан Уэбстер! Я прошу вас взять этого человека под стражу. Он — вор!

Капитан повернулся к ним, прерывая свой разговор с только что прибывшими на борт его судна моряками.

— Что случилось?

— Он взял мой жемчуг. — Олимпия схватила Шеридана за руку, и ей удалось даже в порыве неистовства заставить его сделать шаг навстречу капитану. — Он положил ожерелье прямо на моих глазах себе в карман. И это после того, как он украл у меня на Мадейре все остальные драгоценности.

— Украл ваши… — Капитан Уэбстер не договорил и нахмурился. — Вы это серьезно, мисс Дрейк?

— Да! Он обманул меня в Фанчеле и завладел всеми моими драгоценностями. А только что этот человек отнял у меня… вернее, у Мустафы, мое ожерелье. Обыщите его, и вы найдете жемчуг!

— Не надо так волноваться, мисс! Успокойтесь. — Капитан пригладил выбившуюся прядку своих легких седых волос надо лбом. — Это какое-то недоразумение. Бедняги долго пробыли на скалистом необитаемом острове, несколько дней назад у них кончились продукты. Может быть, этот парень просто немного спятил? Эй, дружище, как тебя зовут?

Шеридан прислонился к борту и, скрестив руки на груди, окинул Олимпию взглядом, в котором сквозили досада и раздражение. На его губах играла мрачная улыбка.

— Дрейк, Шеридан Дрейк, сэр. А эта женщина, как я понял, опять выдает себя за мою сестру.

— Выдает!.. — изумленно ахнула Олимпия и потеряла дар речи.

— Так вы знакомы друг с другом? — удивленно спросил капитан Уэбстер, переводя взгляд с Шеридана на Олимпию, и его лицо заметно помрачнело. — В таком случае что все это значит? Что это за история с обманом?

— Это был даже не обман, — воскликнула Олимпия, — а самая обыкновенная кража. Могу я с вами поговорить с глазу на глаз, капитан? Я постараюсь вам все объяснить.

Капитан Уэбстер поколебался немного, оглянувшись вокруг и видя горящие любопытством глаза своих матросов и бородатых моряков затонувшего судна.

— У меня нет времени на разговоры. Я должен в первую очередь позаботиться об этих людях, разместить их на корабле, накормить, а также отправить продукты питания на остров, где заночуют остальные матросы с потерпевшего кораблекрушение судна, поскольку уже стемнело.

— Да, конечно, я все понимаю, но он — вор! Я клянусь вам, что этот человек украл мои драгоценности стоимостью в несколько тысяч фунтов, а только что отобрал мой жемчуг! Если его немедленно не посадить под замок, то неизвестно, что еще он вздумает стащить.

— Простите меня, мисс… гм! — Уэбстер замялся и кашлянул, — …мисс Дрейк, вы слишком резки. Ведь у нас еще нет никаких доказательств…

— Обыщите его! Выверните его левый карман, и там вы найдете мой жемчуг.

— Эй! — Один из спасенных моряков, тот, который был одет в капитанский китель не по росту, внезапно бросился к Уэбстеру, схватил его одной рукой за грудки и приставил к подбородку дуло пистолета. — Обыщи его, живо!

Старпом «Федры» кинулся было на помощь к своему капитану, которому угрожала серьезная опасность, но два моряка из экипажа потонувшего корабля сбили его с ног, и все трое покатились по палубе. Через несколько мгновений один из двух бородачей встал, вытирая с довольной ухмылкой окровавленный нож о свой сюртук. Старпом «Федры» лежал на палубе ничком, совершенно неподвижно. Второй бородач пнул тело помощника ногой. Тот не пошевелился. На палубе стало вдруг так тихо, что были слышны только завывания ветра да скрип фонаря, раскачивающегося на мачте.

— Кол! — крикнул человек, угрожавший расправой капитану Уэбстеру, и показал подбородком на Шеридана. — Раздень его. И найди у него жемчуг. А ты, Билл, пройдись по каютам, обыщи весь корабль и прикончи всех офицеров. Живо! Да не вздумай трогать матросов, они нам еще пригодятся.

— Послушайте, вы понимаете, что хотите сделать? Вы хорошо подумали, прежде чем принять такое решение? — сказал капитан Уэбстер твердым голосом, но его узловатые руки заметно дрожали.

Коренастый ткнул его пистолетом в челюсть.

— Считай, что ты уже умер, старик, и не зли меня больше. Не забывай, что я тебе сказал!

Олимпия бросила на Шеридана испуганный взгляд. Он стоял неподвижно, молча наблюдая, и, по всей видимости, нисколько не был удивлен всем происходящим. Когда огромный детина по имени Кол схватил его, он не оказал ему ни малейшего сопротивления и лишь еще раз взглянул в глаза Олимпии, его взор выражал злость и презрение. Но тут Кол толкнул Шеридана обеими руками, и тот отлетел к мачтам, сильно ударившись о них спиной. Шеридан сумел удержаться на ногах, снова выпрямился и, выполняя приказ Кола, снял свой сюртук и протянул его моряку.

Кол разорвал его пополам, обшарил каждую складку, но ничего не нашел. Затем Шеридан поочередно отдал пирату свой пистолет, жилет, рубашку и, наконец, сапоги, оставшись на ледяном ветру босым и полураздетым. Жемчуга не было.

— Что это у тебя? — Кол схватил поблескивающий на груди Шеридана кулон в виде полумесяца.

— Это всего лишь медь, — сказал Шеридан, сбрасывая руку Кола со своей груди.

Но Кол крепко ухватился за кулон и сначала пробовал металл на зуб, затем поскреб его ножом и внимательно взглянул на него при тусклом свете фонаря.

— Да-а, — протянул он разочарованно и выпустил кулон, висевший на цепочке, из рук. Медный полумесяц снова упал на грудь Шеридана. — Дешевка. Гони сюда жемчуг, парень!

— Да нет у меня этого проклятого жемчуга! — Шеридан развел руками. — Где он? Ты видишь его на мне? — Он усмехнулся, видя, с каким азартом Кол рвет его одежду в клочья. — Не забудь отодрать подметки у сапог.

Но тут Кол залепил ему такую затрещину, что Шеридан покачнулся, на секунду потеряв равновесие.

— Ну ладно, — проговорил он, потирая свою скулу, по которой пришелся удар. — Я принимаю твои доводы.

Он повернулся к Мустафе и заговорил по-арабски. Слуга что-то переспросил, и несколько минут они горячо спорили, в то время как остальные моряки смотрели па них с возрастающим нетерпением. Когда вышедший из себя Кол сделал шаг в его сторону, Шеридан вскинул голову и что-то коротко приказал слуге резким тоном. Мустафа, шаркая ногами, вышел вперед, и все увидели на его ладони отливающую матовой белизной нитку жемчуга. Кол схватил ее, но тут последовал резкий окрик главаря, и рослый парень неохотно отдал ему ожерелье, которое коренастый спрятал во внутренний карман своего морского кителя.

— А все остальное тоже у этого маленького ублюдка? — спросил главарь. — Давай-ка сюда все.

— Остальное на острове.

— Где?

— Без меня не найдете, я покажу.

— Так кто такая все же эта толстушка? — Главарь кивнул в сторону Олимпии.

Шеридан взглянул на нее, чуть заметная судорога пробежала по его телу, ледяной ветер трепал его темные волосы. Он отвел глаза в сторону и сказал:

— Это моя сестра.

Кол сделал угрожающее движение. Олимпия открыла было рот, но Шеридан опередил ее.

— Это моя сестра, — резким тоном повторил он. — Она стащила жемчуг у своей госпожи в Фанчеле. Мы должны были встретиться в Порт-Джексоне. — На его губах появилась кривая ухмылка. — Как вы успели заметить, между нами произошла небольшая размолвка.

Главарь пристально взглянул на Олимпию, не убирая пистолет, в упор наставленный на капитана Уэбстера.

— В таком случае это очень ловкая девица, — воскликнул он, скептически сдвинув брови. — Кем она служила?

— Горничной, — отвечал капитан Дрейк.

— Думаю, что эта сучка сама могла бы отвечать, а? Шеридан увернулся от удара, который хотел нанести ему Кол.

— Конечно, — сказал он. — Только знаешь, этому парню не следует бить меня. Я сегодня и так чересчур сговорчивый.

— Как звали твою хозяйку, девочка?

Олимпия провела кончиком языка по пересохшим губам, чувствуя по тому, как все взоры устремились на нее, что от ее ответа зависело что-то очень важное. Ей невольно захотелось разоблачить всю эту ложь и оправдаться в глазах пораженного подобным развитием событий капитана Уэбстера, доказав свою непричастность к темным делам, о которых шла речь. Она хотела решительно заявить о том, что никогда не была воровкой и сестрой вора и от всего сердца желает прекратить всякие отношения с Шериданом Дрейком, который, по существу, совершенно чужой ей человек.

Но она понимала, что ей грозит смертельная опасность. Олимпия знала, что в случае, если они догадаются, кто она такая, ей несдобровать. Бандиты сделают ее своей заложницей, вечной пленницей, которая, по мнению этих отчаянных людей, сможет приносить им деньги. Олимпия давно поняла, что представляют собой эти люди, — они были каторжниками с транспортного судна, которое, по-видимому, потерпело кораблекрушение. А морскую форму, снятую с убитых или погибших моряков, они надели для того, чтобы обмануть на первых порах своих спасителей. Олимпия тряхнула головой и попыталась унять дрожь в руках.

— Я служила у… у миссис Стодард, но нитку жемчуга я стащила у одной ее гостьи, — добавила она для большей достоверности.

Главарь хитро взглянул на нее.

— Тогда расскажи-ка мне о том, что знает каждая горничная. — Коренастый поморщил нос. — Расскажи мне, как надо выводить пятна с шелка.

— А… — Олимпия вздохнула, пытаясь вспомнить, что делали в таких случаях ее служанки. — А какие пятна?

— Любые, моя кошечка.

— Шелк замачивают в молоке, вот и все, — сказала она наобум, понимая, что у нее нет времени на раздумья.

— Ну да, — недовольно сказал Шеридан, и Олимпия сразу же поняла по выражению лица главаря, что попала пальцем в небо. — Неудивительно, что тебя выгоняли из всех домов, в которые мне удавалось тебя пристраивать, и я понимаю теперь, почему ты испортила половину моих жилетов. Простите мою сестру, джентльмены, она…

— Она — не твоя сестра, — отрезал главарь. — И она — вовсе не горничная, это так же очевидно, как то, что меня зовут Боб Бакхорс. Кто эта девица?

Шеридан закатил глаза.

— О Господи! Чего вы добиваетесь? Кого вы хотите видеть на ее месте? Какую-нибудь принцессу, черт возьми? Она моя сестра. Жемчуг у вас, завтра я покажу вам место, где спрятаны остальные драгоценности. — И Шеридан похлопал себя по голому телу, ежась от холода. — Однако верните мне мои сапоги и дайте какую-нибудь одежду, или вам придется расспрашивать пингвинов о том, где я зарыл сокровища.

— Я буду допрашивать по этому поводу тебя, и никого больше, и не вздумай врать и изворачиваться, — сказал Бакхорс. — Свяжите их покрепче. — Он толкнул капитана Уэбстера. — А эту баранью котлету посадите под замок так, чтобы никто из членов экипажа до пего не добрался.

В первый и, пожалуй, последний раз в своей жизни Шеридан выступал в роли уголовного преступника. И хотя к этой роли его толкало само провидение — он ведь был незаконнорожденным сыном человека со странностями, — она претила ему.

На этот раз он, похоже, подорвался на собственной мине. После страшного кораблекрушения в этом глухом, Богом забытом месте вдруг появляется принцесса и начинает во всеуслышание трещать о своих проклятых драгоценностях, стоя перед шайкой отчаянных головорезов, отпетых каторжников, спасшихся с затонувшего транспортного судна. Кроме них и Шеридана, из экипажа судна уцелел только один полковник, чокнутый малый. Этот несчастный сразу же заявил, что теперь он является командиром конвоя, и заверил преступников в том, что доставит их к месту назначения при первой же возможности. Уголовникам, конечно, вовсе не понравилась такая перспектива, и они тут же застрелили полковника, поплатившегося за отсутствие смекалки.

Шеридан, видя, какой оборот принимают события, постарался запастись всем необходимым. Он обзавелся крепким канатом, смастерил плот из обломков корабля, прибитых к берегу, раздобыл продукты питания. Каторжники в это время были заняты совсем другими заботами — такими, например, как драки со смертельным исходом за оставшийся бочонок рома. Шеридан возблагодарил Бога за то, что «Федра» отыскала их прежде, чем эти дикари начали изготавливать каменные копья для охоты друг на друга и занялись людоедством после десятинедельного пребывания в этих мрачных местах. Но Бог, проявив милость свою, одновременно решил воздать Шеридану за его тяжкие грехи, устроив так, что на борту спасшего их судна оказалась эта вечно сеющая вокруг себя разлад и смуту особа.

Но участь Олимпии в этой ситуации была достойна еще большей жалости, чем его собственная. Она смотрела сейчас на Шеридана широко раскрытыми глазами, в которых отражались такой ужас, злость и растерянность, что он испугался, как бы она еще чего-нибудь не натворила с перепугу. Поэтому Шеридан взглянул на нее в упор, стараясь внушить принцессе одну-единственную мысль: «Молчи, веди себя тихо, доверься мне целиком, я сам буду с ними говорить».

Когда Шеридану связали руки, недоверчивый Бакхорс подошел к нему, чтобы проверить, крепки ли веревки. А затем главарь бандитов, одетый в потрепанный китель покойного капитана транспортного судна, подошел к связанной Олимпии и начал ощупывать ее. Олимпия задохнулась от негодования, когда этот мерзкий тип фамильярно дал ей пинка под зад.

— Отведите ее в капитанскую каюту, — распорядился он. — Я займусь ею.

Придя в ярость и не сознавая, что он делает, Шеридан шагнул к Бакхорсу, чтобы остановить его. Но когда он уже готов был наброситься на главаря, пнуть его ногой, ему в живот уперлось дуло пистолета. И тут же Кол нанес ему неожиданный сильный удар по шее, сбив с ног. Шеридан рухнул на колени со связанными за спиной руками.

В ушах у него зазвенело, но ему удалось подняться на ноги, прежде чем головорезам пришла блестящая мысль забить его ногами до смерти, что, похоже, было их любимым развлечением.

— Не трогайте меня, — торопливо сказал он, — иначе я забуду то, что собирался вам сказать.

Бандиты отвели Шеридана вниз, вытащив на палубу для расправы двух офицеров, которым повезло намного меньше, чем ему. Это были второй и третий помощники капитана. Остальные члены экипажа «Федры», безоружные и лишенные своих командиров, с ужасом взирали на все происходящее. Беспощадность, с которой действовали головорезы, произвела впечатление на матросов «Федры» и внушила невольное опасение даже самым законопослушным из них, на что, впрочем, и рассчитывали бандиты.

В кают-компании Кол привязал Шеридана к стулу. В углу комнаты кто-то зашевелился и всхлипнул, и Шеридан увидел, что с пола быстро поднялась сухопарая горничная Олимпии и, не глядя на него, вышла за дверь.

Вскоре ее, Олимпию и Мустафу втолкнули в каюту капитана. Никто не побеспокоился, чтобы найти Шеридану какую-нибудь одежду, и он страшно замерз, пока Бакхорс, сидя напротив, допрашивал его.

— Итак, где же спрятаны остальные драгоценности?

— На острове, — сказал Шеридан. — Я уже говорил, что завтра утром покажу вам это место.

— Скажи, где они, и я добуду их прямо сейчас. Ты и этот маленький негодяй ведете себя, словно поганые язычники. О чем вы там болтали между собой на варварской тарабарщине? Ты слишком хитер и ловок, а я таких терпеть не могу!

Шеридан искоса взглянул на Бакхорса.

— Я не обманываю вас. Если ты настаиваешь, я скажу тебе прямо сейчас, где спрятаны драгоценности. Но вы все равно не сможете отыскать их в такой темноте. И ты будешь круглым дураком, если попытаешься добраться до берега при таком прибое. Матросы не станут тебя и слушать.

— Но старый болван как раз собирался отослать шлюпку назад, — сказал главарь, зло поглядывая на Шеридана.

— Готов держать пари, что капитан собирался переправить на берег продукты питания для оставшихся там, а вовсе не людей. Он взял бы крепкие бочонки и пустил вплавь к берегу, чтобы прибой выбросил их на землю.

Бакхорс задумчиво нахмурился, а затем махнул одному из своих разбойников.

— Иди к этому старому дураку и спроси его, что он собирается делать.

Тот моментально исчез за дверью. Шеридан тем временем спрашивал себя, что надумала Олимпия. Не пришла ли ей в голову очередная сумасбродная идея, и не задумала ли она сгоряча бежать, например, через иллюминатор. В таком случае она просто застрянет в круглом отверстии и не сможет двинуться ни туда, ни сюда. Впрочем, это не самая страшная опасность, нависшая над ней сейчас.

— Кто она, Дрейк? — спросил снова каторжник.

— Моя сестра, Бакхорс.

Главарь встал подбоченясь. В это время по ступеням трапа загромыхали сапоги посланного им с поручением разбойника.

— Этот старик совсем спятил. Весь трясется. По словам Билла, он боится, что на родине его отдадут под суд за все случившееся. Но все же мне удалось вытащить из него то, что я хотел. Он сказал, что собирается связать вместе пару ящиков с провизией, обернуть их в парусину и бросить в море, поскольку такой волной их обязательно прибьет к берегу.

Бакхорс пристально взглянул на Шеридана.

— Итак, признавайся, откуда ты мог это знать?

— Я служил на флоте. Бакхорс засопел.

— Кем?

Шеридан холодно взглянул на каторжника.

— Я был капитаном британского военного судна, если уж на то пошло.

На губах главаря заиграла отвратительная ухмылка.

— Ах так! Значит, ты был морским офицером, командовал военным судном, а потом вместе со своей сестрой стал карманником. — Он кивнул Колу, и тот подошел к Шеридану. — Говори мне правду!

— Бакхорс! — закричал каторжник по имени Билл, ворвавшийся в кают-компанию, запыхавшись от волнения. — Бакхорс… этот старик умер, умер прямо на наших глазах.

— Черт бы вас побрал! — взревел Бакхорс. — Я же говорил вам.

— Я даже не дотронулся до него, клянусь. На нем нет ни одной царапины, можешь проверить. Он вдруг начал задыхаться, упал на пол и стал белым, как простыня.

— А ты уверен, что он умер?

— Никаких сомнений. Иди и посмотри сам. И даже если он еще дышит, то вряд ли уже способен командовать судном.

Бакхорс выругался в сердцах. Он начал в ярости расхаживать по каюте, а затем вдруг ударил кулаком в переборку, резко повернулся и взглянул на Шеридана.

— Послушай, ты сумеешь управлять этим кораблем, а? Шеридан смерил взглядом коренастого пирата, на котором синий китель трещал по швам.

— Нет, если ты хоть пальцем тронешь мою сестру, — медленно и отчетливо проговорил он.

В каюте стало тихо. Где-то под порывами ветра скрипели снасти и оторвавшиеся доски обшивки били о борт с глухим стуком.

— А с чего ты взял, что я положил глаз на эту злючку? — спросил Бакхорс. — Мне больше понравилась вторая девица.

— В таком случае вели развязать меня, — сказал Шеридан. — И дай мне одежду.

Бакхорс назвал его ловкачом и приказал, чтобы в кают-компанию привели Олимпию и Мустафу. Первой вошла Олимпия. Увидев ее понурую голову и удрученное лицо, Шеридан с огромным облегчением подумал, что самое страшное уже позади и у них есть шанс вырваться из рук бандитов.

Бакхорс отправился в каюту капитана, чтобы поразвлечься там с горничной Олимпии. Шеридан погрузился в молчание, сочтя за лучшее сидеть тихо, поскольку его стражник в красном мундире, похоже, так и искал предлог для того, чтобы сломать ему пару ребер.

Коротая время, Шеридан разглядывал свою принцессу. Она подняла на него взгляд, который пронзил его, словно отравленная стрела. Ее ярко-зеленые глаза, казалось, способны были уничтожить его светившейся в них жгучей ненавистью.

Шеридану стало не по себе. Он вдруг мрачно подумал, что, не желая в этом признаться самому себе, сильно скучал по ней и что чувство, шевельнувшееся в нем в тот момент, когда он неожиданно увидел Олимпию на палубе, было не столько досадой, сколько волнением от встречи.

Сама же Олимпия в этот момент словно оцепенела от страха. Шеридан понимал, в каком состоянии она находится, потому что хорошо знал ее. Сейчас она сидела, опустив плечи, и была похожа на нахохлившегося воробья. Шеридан не раз видел ее в минуты сильного испуга с опущенной головой и потупленным взором. И хотя она бросала на Шеридана время от времени из-под густых ресниц взгляды, исполненные ужаса, Шеридан знал, с каким благоговением и бесконечным доверием она может смотреть на него, человека, которого считала героем.

Однако этого больше не случится. Олимпии раскусила его и теперь видит насквозь.

Шеридан не испытывал особого сожаления по этому поводу. В течение трех последних месяцев он вообще не думал о ней. Или считал, что не думает. Его жизнь шла своим чередом без потрясений, если не считать частых ночных кошмаров, от которых он просыпался в холодном поту, но в них он не мог винить Олимпию. Он бросил ее из-за того, что она казалась ему жутким бременем со всеми своими революционными идеями, невинностью и проклятыми зелеными глазами, которые чуть не свели его с ума.

А теперь он пытался договориться с этим убийцей и негодяем Бакхорсом, в то время как любой другой здравомыслящий человек на его месте ради своего спасения и выгоды продал бы принцессу. Если бы она не подняла шум из-за своих чертовых драгоценностей, Бакхорс и остальные каторжники действовали бы по заранее намеченному плану, то есть главарь разыгрывал бы из себя капитана, а другие преступники — матросов и пассажиров затонувшего судна, они вели бы себя тише воды ниже травы и мирно слиняли бы в первом же порту.

А вместо этого уголовники превратились теперь в неуправляемую шайку убийц, от которых можно было ждать всего, чего угодно.

Шеридан терпеть не мог отчаянных, на все готовых людей. Его челюсть все еще болела от удара Кола, и ему казалось сейчас, что он запросто мог бы выбросить эту сумасшедшую девицу за борт, предварительно посалив ее в мешок, если бы у него была такая возможность.

За дверью каюты послышались шаги. Олимпия вскинула голову и в ужасе посмотрела в ту сторону. Дверь рывком распахнулась, и на пороге показался Бакхорс, поправляя брюки.

Шеридан напрягся всем телом, видя по выражению лица главаря каторжников, что тот в ярости.

— Лживый ублюдок! — Бакхорс сжал плечо Шеридана одной рукой, а другой нанес сильный удар ему в живот.

От страшной боли у Шеридана круги поплыли перед глазами. Ему нечем было дышать, казалось, что сердце сейчас выскочит из груди. В этот момент его ударили чем-то тяжелым в ухо, боль наслаивалась на боль. Он уже почти ничего не чувствовал, не мог ни дышать, ни думать, ни видеть.

Шеридан не знал, сколько времени прошло, не вот разрывающая его тело боль начала возвращаться, а вместе с ней он услышал как бы издалека отдельные звуки, складывающиеся в слова и фразы, и наконец различил очертания и краски окружающего мира. Он вдохнул полной грудью воздух, почувствовав при этом острую боль.

— Кто она, Дрейк?

Некоторое время Шеридан молча сидел, моргая глазами, перед которыми все расплывалось, и пытался понять смысл услышанных им слов. Его била мелкая дрожь.

— Моя сестра, — хрипло ответил он.

Сквозь туман Шеридан ясно увидел склонившееся над ним лицо Бакхорса.

— Ну хорошо, упрямый осел.

Шеридан перевел глаза на стоявшего рядом с главарем человека. Это была сухопарая горничная Олимпии, смотревшая на него с выражением дикого ужаса на лице. Бакхорс снова отвел в сторону кулак, готовясь замахнуться и нанести новый удар. Шеридан смотрел на эту чуть отведенную руку с чувством обреченности. Бакхорс вновь склонился над ним.

— Эта девка говорит, что ты врешь. Она утверждает, что вы оба вели себя вовсе не так, как ведут себя брат и сестра.

— Она ошибается, — вяло сказал Шеридан.

Бакхорс вложил в удар всю свою силу. Шеридан содрогнулся всем телом от боли и на мгновение потерял сознание. Затем он как бы сквозь дымку услышал свой собственный крик п чей-то горестный возглас и начал понемногу приходить в себя. Но тут же новый удар, от которого Шеридан задохнулся, пришелся по его виску. Он стал клониться набок, но третий удар по другому уху вернул его в прежнее положение, как куклу, которую дергают за веревочки.

Какое-то время он, видимо, находился в забытьи, но вот мрак начал рассеиваться и отступать. Шеридан открыл глаза. Перед ним стоял Бакхорс, черты лица которого расплывались, меркли и вновь возникали, словно в кошмаре.

— О, не надо, — послышался умоляющий женский голос. — Не бейте его больше.

Шеридан облизал сухие губы. Его прикушенный язык пощипывало, губы кровоточили. Он испытывал страшную горечь, так как понял своим воспаленным разумом, что защищавший его голос принадлежал вовсе не Олимпии.

«Ах так. Прекрасно. Я сейчас все скажу… Клод Николя, принц…» Шеридан закрыл глаза, пытаясь сосредоточиться.

— Я не буду его бить, — сказал Бакхорс. — Но пусть тогда этот ловкач ответит мне на вопрос: кто она?

— Сестра, — глухо сказал Шеридан. — Моя сестра.

Он уже напряг мышцы своего раздираемого болью тела, когда новый удар настиг его. В ушах Шеридана стоял звон, он хрипел, пытаясь поймать воздух открытым ртом, сердце бешено колотилось, сознание вновь заволокло пеленой, а в глазах зарябило от мельтешения ярких точек.

«На этот раз я все им скажу…» Бакхорс тряхнул стул, на котором сидел Шеридан.

— Она не сестра тебе. Мы все это прекрасно знаем, черт возьми. Так кто же она?

Шеридан открыл рот, но его язык еле шевелился. Сделав над собой усилие, он прошептал:

— Сестра.

Боковым зрением Шеридан заметил, что Бакхорс снова делает замах. Судорога пробежала по всему телу Шеридана, он чувствовал себя совершенно беспомощным.

«Не делай этого. Не надо. Я все скажу. Скажу», — мысленно молил он бандита.

— Ты убьешь его, Бакхорс, — раздался чей-то далекий голос. — И мы не сможем выбраться отсюда.

Шеридан приготовился к удару, но его не последовало.

— Выберемся. Я придумаю что-нибудь, — послышался голос Бакхорса.

— Да, как же, черт бы тебя побрал. — В голосе, принадлежавшем, по-видимому, Колу, звучало нетерпение. — Таким образом ты все равно ничего не добьешься от него. Он скорее сдохнет, чем что-нибудь тебе скажет. Да он, похоже, уже ничего и не может сказать!

— Так что же ты предлагаешь? Выбивать признание из нее, из этой девчонки?

Шеридан подавил приступ тошноты, подкатившей к горлу, и поднял голову.

— Нет, я знаю другой способ, более надежный, и, главное, этот парень останется жив. Он скажет нам все, если эта девица действительно чего-нибудь стоит. Мне надо только полотенце и немного воды.

Бакхорс сильно толкнул спинку стула, на котором сидел Шеридан, и тот больно ударился затылком о переббрку. У него закружилась голова.

— Тогда сходи и принеси все, что тебе нужно. Бакхорс похлопал Кола по спине.

Шеридан еле слышно вздохнул, чувствуя огромное облегчение от того, что его прекратили бить. Он сидел, опустив голову; все его тело горело огнем. Вокруг него двигались и разговаривали какие-то люди, но он не обращал на них никакого внимания, сосредоточившись на резкой боли, которую ему причинял каждый вдох и выдох.

— Я не буду бить тебя, — сказал Кол, ухмыляясь.

«О Боже», — всполошился Шеридан, и его сердцг учащенно забилось. Он закрыл глаза.

— Несите все это сюда. Ставьте. Вот так, — раздался снова голос Кола, обращавшегося к вошедшим матросам.

Шеридан замер, с ужасом ожидая, что последует дальше. А Кол нарочно тянул, разглагольствуя о синяках и ссадинах Шеридана, оставшихся на его теле от побоев Бакхорса.

— Ну ладно, приступим, — наконец мягко сказал Кол. — Итак, мистер Дрейк, кто эта маленькая леди?

Шеридан открыл глаза и взглянул на рослого уголовника, а затем перевел взгляд на полотенце, ведро с водой и кувшин. От дружеского тона Кола по его спине забегали мурашки.

— Значит, вы не хотите говорить на эту тему, я правильно вас понял? — Кол покачал головой. — Ну как вам не стыдно. Вам должно быть чертовски стыдно!

Он склонился над Шериданом и положил ему на лицо развернутое полотенце. Послышался звук льющейся воды, и Шеридан ощутил, как струйки побежали по полотенцу, пропитывая ткань.

Сначала он почувствовал только прикосновение влажной материи к лицу, которая приятно холодила его воспаленную кожу.

Но затем Шеридану стало трудно дышать. Влажное полотенце плотно облегало его лицо, и при каждом вдохе ткань засасывало в ноздри и в рот. Вскоре вода начала сочиться, проникая струйками в его носоглотку. Шеридан проглотил воду и закрыл рот, пытаясь дышать носом, но кто-то наклонил назад его стул, схватил Шеридана за волосы, запрокинув его голову, и Шеридан почувствовал, как струйки воды текут по его лбу и щекам. Он сделал вдох и захлебнулся.

Шеридан начал вырываться, судорожно дергаясь и пытаясь освободиться от руки, вцепившейся ему в волосы.

«Я скажу тебе! Все скажу! Все скажу!» — стучало у него в голове.

Он еще не произнес ни слова, а только захрипел, но стул тут же опустился на все четыре ножки, а с лица Шеридана убрали полотенце. Он нагнулся, кашляя и хватая ртом воздух.

— Она не стоит таких мук, правда? — ласково спросил Кол. — Убей меня, но никто в целом мире не стоит таких мук.

Шеридан был не в силах поднять голову, но он взглянул исподлобья в угол каюты, туда, где сидела Олимпия. Она смотрела на него широко раскрытыми глазами, в которых отражался животный страх. Все пропало.

— Уф-ф! — тихо выдохнул Шеридан, чувствуя, как последние силы покидают его. Он понял, что она сдалась, она сломлена. А значит, его молчание бессмысленно. Она все равно сейчас признается во всем.

«Я скажу им все», — решил он.

— Так кто же она? — прошептал Кол.

«Вот сейчас, сейчас я им все скажу». Послышался плеск воды, наливаемой в кувшин.

«О Боже, смилуйся надо мной. Я скажу, я все скажу…»