Тэвис Маккинон действительно был упрям настолько, что не желал отказываться от идеи, в которую верил. Уже несколько месяцев он работал над чертежами корабля нового типа, — корабля с корпусом из железа.
До сих пор корабли делали из дерева, но Тэвис вынашивал совершенно новый проект — судно из дубовых досок с железной, непробиваемой обычными снарядами обшивкой…
Тэвис и его чертежник, молодой шотландец по имени Роберт Макнаб, стояли склонившись над столом и что-то горячо обсуждали. Рассуждения Тэвиса о будущей обшивке из железнодорожных рельсов произвели такое сильное впечатление на Натэниела, что он, забыв о цели своего визита в мастерскую, спросил:
— Ты хочешь сказать, что подобную обшивку невозможно будет пробить из пушки?
— Да, если мы возьмем двухдюймовое железо. На флоте сейчас используются одиннадцатидюймовые орудия, в которые заряжают пятнадцатифунтовые снаряды, а чтобы пробить дыру в таком железе, понадобятся тридцатифунтовые.
— Откуда ты знаешь?
— Пробовал, — как ни в чем не бывало ответил Тэвис.
— О Боже! Тэвис, ты рехнулся. Нормальный человек не станет делать того, что делаешь ты.
— Нормальные люди и не делают открытий.
— Пропади они пропадом, эти открытия! — воскликнул Натэниел.
Тэвис захохотал и принялся сворачивать чертежи.
— Вот потому, друг мой, ты — банкир.
— Почему? Потому что не сумасшедший? Ладно, давай немного пройдемся.
Друзья пошли по затихшей корабельной верфи, прислушиваясь к отдаленному позвякиванию бакенного колокола, а затем, выйдя в город, двинулись по главной улице. Возле церкви было шумно. Присмотревшись, Тэвис заметил работающих на кладбище людей.
— Весенняя уборка, — сказал Натэниел. — Пошли, Тэвис, это место наводит на меня уныние.
Тэвис его не слышал, остановившись возле кованой ограды. Он смотрел на женщину, поправлявшую светлые волосы. Через секунду она надела на голову серый чепец, но ему хватило одного взгляда, чтобы узнать ее — такой цвет волос был только у Элизабет Робинсон. Но что она делала здесь, — среди вдов, старых дев и матерей семейств? Не в состоянии сдержать любопытства, он, повернувшись к Натэниелу, сказал:
— Ты иди, а я тут еще побуду.
— Ладно, потом увидимся, — совершенно не понимая, что происходит с приятелем, ответил Натэниел. Отойдя на несколько шагов, он обернулся и спросил: — А к Колменам ты сегодня собираешься?
— Не исключено, — рассеянно ответил Тэвис.
Натэниел скрылся за поворотом, а Тэвис перелез через ограду и направился мимо одетых в темное женщин в дальний угол кладбища.
Элизабет стояла на коленях у надгробия. Камень был кое-где покрыт лишайником, но надпись можно было без труда прочитать: «Пейшенс Робинсон», ни даты, ни каких-либо слов, но Тэвис почему-то сразу догадался, что это могила ее матери. Он тихо стоял за ее спиной, наблюдая, как она вытаскивает из земли сорняки маленькими руками без перчаток.
Тэвис подошел совсем близко. Поддавшись порыву, он с трудом удержался от того, чтобы, заключив ее в объятиях, не поцеловать в приоткрывшиеся от удивления губы. Ему показалось, что она хочет что-то сказать, но она молчала, и Тэвис спросил:
— Вам помочь?
— Нет… я уже почти все сделала, — ответила Элизабет.
— Красивый камень… Мама?
Элизабет не стала объяснять, когда и отчего умерла ее мать, а, лишь кивнув, произнесла:
— Отец заказал надгробие в Бостоне.
— Вы часто сюда приходите?
— После возвращения я пришла сюда первый раз, но буду бывать раз в месяц, чтобы могила не заросла сорняками.
Приблизившись еще на шаг, Тэвис присел на корточки и, неожиданно для Элизабет, взял ее руку в свою.
— Вы должны надевать перчатки, когда работаете, — заметил он, наклонился, коснулся губами тыльной стороны ее ладони и, чувствуя, как она дрожит, спросил: — Вам холодно?
— Нет, — ответила Элизабет, отдергивая руку.
— Так все же как насчет перчаток?
— Я… не могу работать в них. Мне надо ощущать пальцами землю, траву. Перчатки на руках все равно что шляпная коробка на голове. А как вы оказались здесь?
— Вам в самом деле хочется узнать?
— Да, — она кивнула.
— А как, по-вашему, зачем я пришел?
— Не знаю.
— Естественно, чтобы побыть с вами.
— Я… — Она замолчала, не находя слов.
— Никогда бы не подумал, что вы застенчивы.
— Я не застенчива… обычно.
— Только со мной?
— Пожалуй.
Элизабет посмотрела на него и улыбнулась. Его близость вызывала в ней обычное волнение, а серо-голубые глаза смотрели сейчас тепло и манили, как чистое озеро в знойный день. Каким непринужденным, каким естественным был он в сравнении с ней, превратившейся в дрожащий комок нервов, опасающейся произнести неверное слово.
— Вам говорили, какая вы красивая? — продолжал Тэвис.
— Говорили. Но какая польза от комплиментов, словами, как известно, сыт не будешь, да и в банк их под проценты не положишь.
Тэвиса неожиданно резанули ее слова. Похоже, им будет непросто найти общий язык. Элизабет, как и все на этом острове, смотрит на все с практической точки зрения и не склонна переоценивать романтическую сторону жизни.
— А вас целовал кто-нибудь… кроме меня? — решился продолжить он.
Теперь она была явно смущена, и он надеялся, что она вспомнила, как он поцеловал ее возле пруда.
— Какое вам дело!
— Но все же? Пускай дело и не мое.
— Да. Целовали, и не раз.
— И вам это было приятно?
Элизабет долго молча смотрела на него, потом поправила юбку, ловко поднялась с колен и решительно ответила:
— Представьте — да, и больше не будем об этом говорить. Всего доброго, мистер Маккинон. — Наклонившись, она подняла корзинку и, не дав ему опомниться, ушла.
— Элизабет! — попытался остановить ее Тэвис, но она лишь ускорила шаг.