2001–2014 года
— И снова седая ночь
И только ей доверяю я
Знает седая ночь не все мои тайны
Но даже и ты помочь
Не можешь, и темнота твоя
Мне одному совсем, совсем ни к чему…
С динамиков доносился голос Юры Шатунова, а я допивала уже третий бокал виски с колой и льдом. Михаэль и Сашка пошли на балкон курить. Медленно потягивая алкогольный напиток, проводила их задумчивым взглядом. Они настолько увлеклись беседой, что даже не позвали меня с собой. Почувствовала себя третей лишней. Между мной и Михаэлем была разница в семь лет. Он младше. У Сашки и Михаэля — шесть лет. У меня и Сашки четырнадцать лет.
Сашке было всего четыре года, когда меня с ее братом Андреем познакомили наши с ним общие друзья. Высокий, худощавый, с русыми волосами, и тонкими губами, парень вначале мне показался скромным и спокойным, даже слишком серьезным, для двадцати трех лет. Обычно парни в этом возраст любят легкость и воздушность. Вроде и не подросток уже, но еще и не мужчина. Сейчас бы кто-нибудь сказал: ни рыба, ни мясо. А меня вот он заинтриговал. То ли, опыта мало, то ли бес попутал. Кто сейчас разберет, что там со мной случилось. По крайней мере, я еще не встречала парней этого возраста с таким серьёзным выражением лица. Чему немного удивилась. Ему, как и мне пытались навязать новые отношения. Мы оба были против этого. Только вот спрашивать нас никто не собирался. Все произошло спонтанно. Как сейчас помню, лето, жара. Мне уже восемнадцать. И я, окончательно разочаровавшаяся в парнях.
1998–2001 года
Была у меня безответная любовь, длившаяся четыре года. Была, да сплыла, как снег по весне. Моя подруга детства Настасья, пышечка — шатеночка с длинными вьющимися от природы густыми волосами, выразительными колдовскими зеленоватыми глазами, но с чертовски милой и доброй натурой, прячущейся за отвратительно дерзким и нахальным характером, встречалась с нашим общим с ней соседом, со двора, Лехой. Наглым и самовлюблённым мальчишкой, который всегда ходил с гордо поднятой головой и высокомерным взглядом, одаривавшим нас простых смертных людишек. Он бесил меня неимоверно сильно. Все время задевал словами: «Лизка ты хоть целованная у нас? А то хочешь, научу?» За что всегда получал подзатыльник от моей подруги и лёгкий смешок: «Лешь, перестань. Не смешно ведь». А я, смущаясь и краснея от стыда, отворачивалась к ним спиной, пытаясь скрыть набегающие на глаза слезы обиды.
Кто же виноват в том, что в свои не полные тогда шестнадцать лет все еще оставалась девственницей? Ну не попался мне на пути еще тот единственный, расстрелять меня теперь что ль? Хотя нет, встретился, конечно, только вот мы даже толком не были знакомы. А я просто грезила им ночами, исписывая тонкую тетрадь любимым именем и старательно вырисовывая сердечки. Потихонечку да помаленечку, вытягивая у подруги информацию о Ярославе. На удивление, Леша даже дразнить меня перестал. Отнеся видимо с понимание, или подружка моя поговорила с ним так основательно. Вряд ли уже узнаю. Как говориться прошла любовь, завяли помидоры. Когда интерес пропадает, то и знать что-либо об этом человеке уже ничего не хочется. Нет, не так. Вначале просто стыдно было так наглеть и расспрашивать, что, да почему, да как. И только потом уже прошла любовь. И неприятный осадок на душе.
Что Настасья нашла в Лехе, для меня осталось загадкой, а я и не вмешивалась в их отношения. Так получилось, кто-то сказал ей, что Лешу видели под ручку с какой-то девицей, вот она меня и потащила за компанию наводить с ним разбор полетов. Пока мы с Настасьей учились в школе, в одном классе, Леша уже обучался в техникуме, на строителя, на втором курсе. Ярослав Смольников был его одногруппником. Высоким, спортивного телосложения, шатеном с веснушками на щеках. Вечно озорной улыбкой на слегка припухших губах, и удивительно пронзительным взглядом цвета шоколада. Весельчак и заводила в компании. Душка с огромным сердцем добряка. Я как увидела его, не могла глаз оторвать. Мне же хватило двух минут, чтобы влюбиться в его улыбку и солнечный взгляд, когда он поверхностно пробежался взглядом в мою сторону. Только так и не решилась подойти познакомиться. Скромненько удалилась в сторонку и наблюдала за Яром на расстоянии около двадцати метров, прислонившись к дереву, тень которого скрывала мой откровенный взгляд в его сторону.
Ярослав и его одногруппники с упоением громко комментировали разбирающихся между собой Лешу и Настасью, и на меня не обращали внимание. Мне же до влюбленной парочки было уже фиолетово. Я любовалась Яром, мысленно представляя, как мы знакомимся, влюбляемся друг в друга и начинаем жить долго и счастливо. Хэппи Энд. Очнулась, когда мальчишки засмеялись и начали подтруниваться уже над целовавшейся во всю парой. Перевела взгляд на них и поморщилась. Фу, ну вот как так можно прилюдно проявлять свои чувства?
Отвернулась и опустила голову вниз, внимательно изучая старенькие затрёпанные от времени сапожки. Ничего удивительного нет в том, что Ярослав не заметил меня. Видок был еще тот. Голубая с белыми полосками и огромным помпоном шапка, скрывала мои чудесные длинные по попу темные волосы, заплетенные в косу и закрученные в узелок так, чтобы поместились под шапкой. Тоненькая и короткая, едва согревающая белая куртка в темных пятнах на рукавах, которую следовало уже постирать. Подтертые, с дырками на коленях, широкие темно синего цвета джинсы и промокающие черные сапожки, подошва которых грозилась вот-вот отвалиться. Мда уж. Красота, да и только. Не, ну, а чего, подумаешь, как замарашка, зато удобно очень. И пусть одевалась я скромненько, за модой не гналась, и больше походила на пацанку, со своей размашистой походкой, совсем не от бедра, мне нравилось, как выгляжу.
Я вздрогнула, не заметив, как ко мне подбежала запыхавшаяся, довольная и счастливая подружка, подхватила под руку и поволокла за собой, прочь от смеющихся мальчишек. Успела только обреченно напоследок взглянуть на Ярослава, и вздрогнуть еще раз. В тот самый момент к нему подошли незнакомые мне две девушки. Эффектные такие фифы. С формами. Не то, что мои, 90-80-100. Одна из девиц повисла на парне и, не стесняясь, взасос поцеловала его. Меня передернуло от отвращения и злости одновременно. Захотелось подбежать к этой соске и повыдергивать ее крашеные в лиловый цвет волосы. Я попыталась затормозить, на ходу соображая, как задержаться хотя бы еще на парочку минут, чтобы глянуть, как будут дальше развиваться события. Только окрылённая от счастья Настасья даже не заметила моей слабенькой попытки остановиться. Она все так же тащила меня вперед.
Потом длились долгие четыре года недолюбви к Ярославу на расстоянии. Мы закончили школу. Отгуляли выпускной, после которого, увы и ах, я все таки лишилась девственности. Правда, не по собственной воли. Так получилось, ибо отношения с одноклассниками у меня были самыми дерьмовыми. В какой-то момент, поняла, что осталась одна, а остальные, кто уже разбежался по своим тусовкам, а кто и вовсе нажрался и блевал, не отходя от кассы. То бишь прямо себе под ноги или ближайшие кусты. Короче, провожать меня до дому было не кому, и я решила, а что со мной будет? Подумаешь, по темноте пройдусь. Ночь. Тихо. Тут тропинка, там тропинка. И дома. Ага, прогулялась, называется, мать меня за ногу. На всю жизнь запомнила, ага.
Не было тогда никаких разбирательств. Заявлений, повесток в суд. Просто приползла домой. Залезла в горячую ванную, прихватив с собой нож. И все. Даже не ревела. Просто уже сил не было. Было погано. Тошно. Отвратительно горько. Жить не хотелось. Это да. А слез не было. Я когда нож поднесла к вене на руке и слегка надавила им, меня словно током прошибло. «Что ты делаешь, дура? — проносилось в моих мозгах. — О матери подумай! Мало она что ли с Ксанкой и Машкой по судам набегалась? Кому легче будет? Ей? Тебе? Ты молодая. Вся жизнь впереди. Ну, подумаешь, изнасиловали. Синяки пройдут. Боль уйдет. На хуя за нож-то сразу хватаешься?»
Вот такую оплеуху себе влепила, вставляя мозги на место. Об изнасилование смолчала. Никому не сказала ни слова. Жестко оттерла тело мочалкой, до покраснения, не жалея кожу, сдирая ее на самых нежных участках своего израненного тела, смывая следы унижения и падения. И завела дневник, куда начала записывать все события из жизни. Нет, у меня и раньше была тонкая тетрадь, куда я записывала короткие истории, описывая свои чувства. Но то было сложно назвать дневником. А теперь стала вести во истину самый настоящий дневник. Толстую тетрадь в твердом переплете, оформила старательно, оживляя ее то картинками, которые рисовала сама, то фразами взятые у Оксанки. Где она их брала, я не знала, да и не интересно было. Прочитала, запомнила. Своровала. Не суть.
А потом наши с Настасьей дороги разошлись, как в море корабли. Настасья осталась доучиваться до двенадцатого класса. Ну, а я, поступила в техникум. На продавца. Из-за сложных и плохих отношений с одноклассниками не хотелось оставаться в школе. И так сто раз пожалела, что поддалась на уговоры подруги, перевелась из другой школы и попала в ее класс. Да, и в старой школе у меня были не лучшие отношения с одноклассниками, но там, по крайней мере, были свои люди, с которыми мы припирались только в словесных баталиях, а не за школой на перемене или после уроков, выясняя кто круче и сильнее.
Школьные годы старой школы я помнила с трудом. Тогда, как раз был тот самый период в моей жизни, когда отец снова объявился в нашей жизни, не давая прохода маме. Зато отчетливо, помнила, как мы с мамой шли в школу, а папа, пьяный, плелся сзади и орал на всю улицу, какая наша мать дрянь, паскуда и шваль подзаборная. И так от самого дома до школы. Каждый божий день. В течение года. Были, конечно, и другие оскорбления, но я тогда мелкой еще была и всего не запомнила. Либо память посчитала, что помнить мне этого не стоит.
А потом еще Машка начудила. Опозорилась на всю школу. Ей-то хорошо было, мама подсуетилась и сестренка все экзамены сдала быстро и тихо. Ну, как сдала, ей просто учителя тройбаны поставили, лишь бы больше не видеть сего чуда юдного и были таковы. И то только из-за уважения к нашей маме. Она в школе главным поваром работала. А когда уволилась и сменила место работы, я посчитала, что мне в этой школе тоже делать больше нечего. Спасибо Машке, благодаря ее триумфу на меня начали показывать пальцем абсолютно все, кому было не лень. В общем, когда Настасья предложила перейти в ее школу, я с радостью ухватилась за эту идею. Забрала документы и не с кем, не прощаясь, свалила. Вследствие чего, потом дико сожалела о своем решение. Но как правило, что было, то было. Прошлое не вернуть и уже ничего не поменять.
Тем не менее, год в техникуме пролетел незаметно. Я все еще вспоминала Ярослава, но чувства поутихли. Четвертый год мой любви к нему подходил к концу, а сдвигов никаких так и не наблюдалось. Просто я его больше никогда не видела с того первого раза. А быть назойливой мухой не хотелось. И новых встреч тоже не искала. Да и после изнасилования, как-то все больше и больше шарахалась от парней в стороны. С той ночи все время всегда теперь носила баллончик с газом и маленький складной ножик. Правда и по ночам одна не расхаживала. Все больше вела затворнический образ жизни. Читала любовные романы, разбавляя их детективами и фантастикой, писала стихи. И продолжала мечтать. О чем именно, понятия не имею. Просто мечтала о том, как вырасту. Как разбогатею, построю или куплю, где-нибудь на берегу моря небольшой домик. Заберу маму к себе и мы заживем не зная горя и забот. Тьфу, ты, ну ты. Глупые мечты наивной девчонки. Ха-ха-ха. И почему тогда так тошно на душе?