Ложе из роз

Глава 6

Ей грозила смертельная опасность.

Ночь была темная, на небе ни звездочки, полоска новой луны, которая прежде была отчетливо видна над головой, скрылась в густых тучах. Трава под ее ногами стала холодной и влажной. Она набросила на плечи плащ, чтобы уберечься от странного, пронизывающего ветра.

Кто-то преследовал ее.

Оглянувшись через плечо, она успела заметить закутанную в длинные просторные одежды фигуру — огромную, черную, с размытыми очертаниями, безликую и пугающую. Она не могла определить, кто это — мужчина или женщина.

Она только чувствовала, что это враг и что она должна бежать.

Она увидела, что стоит у входа в лабиринт, и растерялась. Позади послышались шаги, и она быстро вошла в лабиринт. Зловещие шаги раздавались прямо за ее спиной. Внезапно, отбросив все сомнения, она поняла, что ее жизнь в опасности.

Она шла все быстрее и быстрее, а потом побежала. Ее сердце заколотилось, дыхание обжигало легкие. Ноги стали как ледышки. Она вытянула вперед руки, нащупывая дорогу. Что-то острое впивалось ей в ладони, до крови царапая кожу.

Она зашла в тупик.

Повернув обратно, она попробовала пойти снова, начиная от последнего поворота. Она должна найти дорогу к центру лабиринта, ибо стоит только достичь его — и она спасена.

Ее плащ за что-то зацепился и соскользнул с плеч. Она оставила его там, где он упал, даже не оглянувшись. Свирепый ветер — или это было чье-то дыхание? — шевелил волосы на ее затылке. Казалось, костлявые пальцы вот-вот коснутся ее спины. Затем на ее обнаженное плечо опустилась чья-то рука. Она открыла рот, желая позвать на помощь, но не издала ни звука.

И за эти секунды, пока она пыталась убежать и оказаться в безопасности, два слова внезапно и отчетливо запечатлелись в ее голове: нить Ариадны.

Элисса рывком села на постели. Минуты две она слышала только гулкий стук собственного сердца. Казалось, она не в силах перевести дух. Она жадно вдохнула, пытаясь заполнить воздухом опустевшие легкие. Пот покрыл ее от головы до кончиков пальцев. Ее ночная рубашка стала влажной, на подушке виднелись пятна, простыни обвились вокруг тела.

Дрожа, она подняла руку и отвела влажные пряди волос со лба. Она видела сон. Это всего лишь сон, страшный сон. Ночной кошмар.

Элисса потянулась к кувшину с водой, стоящему на ночном столике, наполнила стакан — вода перелилась через край — поднесла его к губам и, не отрываясь, выпила весь. Теперь ей наконец удалось глубоко вздохнуть и сделать медленный выдох. К счастью, биение ее сердца замедлялось, постепенно восстанавливаясь, как и дыхание.

Она полностью проснулась и поняла, что в эту ночь заснуть ей уже не удастся.

Элисса отбросила одеяло и соскользнула с резной кровати шестнадцатого века — считалось, что некогда она стояла в королевской спальне Анны Датской, супруги Якова I — и подошла к окну. Через неплотно задернутые шторы в комнату струился лунный свет. Вспомнив свой кошмар, Элисса поднесла руки к бледному свету и тщательно осмотрела их. На руках не оказалось ни царапин, ни следов крови.

В спальне было жарко и душно: ни малейшего дуновения ветра не проникало через открытое окно. Стены немилосердно давили на Элиссу. Ей был необходим свежий воздух.

Элисса потянулась за своим полотняным халатом, нашарила туфли и открыла дверь спальни. Пройдя через маленькую гостиную, она вышла в коридор — там было пустынно. Элисса двигалась в темноте, как привидение, к черной лестнице, мимо кухни и комнат прислуги. Чтобы найти дорогу, ей не понадобились ни лампа, ни свеча — за годы жизни в аббатстве она прекрасно ориентировалась, и яркого света луны было более чем достаточно.

Через несколько минут она вышла на мощеную камнем дорожку, ведущую в розарий, ее обожаемый розарий. Там она сможет дышать. Там она будет на свободе.

Майлс так и не понял, что разбудило его — только что он был погружен в глубокий сон, и вдруг мгновенно проснулся. И тут он понял: во всем был виноват сон, дурной сон. Кошмар, как называют это французы.

Он с трудом припоминал его: некто — или нечто — преследовал его — чудовище, злодей, враг, и он бежал от него кругами, загнанный в темную пещеру или грот.

Нет, это была не пещера и не грот, а лабиринт. Ему потребовались неимоверные усилия, чтобы разобраться в поворотах и тупиках этого запутанного лабиринта.

— Нить Ариадны, — пробормотал Майлс вслух, приподнимаясь на локтях.

Он обливался потом. Простыни плотно обмотались вокруг его ног. Он с трудом высвободился, отбросил одеяло и встал. Собственное отражение смотрело на него из огромного зеркала в резной раме напротив постели. В нем он видел обнаженного человека с лоснящейся от влаги кожей, спутанными черными волосами и напряженным телом.

Смертельная опасность обостряет сознание, стимулирует чувства мужчины так сильно, как присутствие соблазнительной и желанной женщины. Майлс многое узнал об этом, будучи солдатом, шпионом, да и просто мужчиной. Ему не раз доводилось бывать на зыбкой грани между жизнью и смертью. Сидя на постели, он принялся яростно растирать лицо и шею, руки и грудь и даже ноги турецким полотенцем, тщательно избегая — скорее по многолетней привычке, ибо в эти дни старые раны редко беспокоили его — длинный, зарубцевавшийся шрам на левом бедре.

Это был шрам длиной в шесть дюймов, достигающий ширины лезвия ножа — «сувенир», полученный в засаде пять лет назад в арабском квартале Занзибара, называемом Каменным городом. Разумеется, ему следовало подумать, прежде чем идти туда ночью единому. Может, его подтолкнуло к этому поступку беспокойное предчувствие? Но, как любил напоминать ему Блант, его сопернику пришлось хуже — он кончил жизнь в занзибарском канале, с ножом Майлса в животе.

Это была жестокая схватка.

Даже сейчас Майлс передернулся, вспомнив об этом. В ту роковую ночь он сильно рисковал лишиться существенно важных частей своего тела. «Такая жертва была бы слишком велика даже для королевы и страны», — с сардонической усмешкой подумал он.

Взъерошив пятерней влажные кудри на затылке, Майлс тяжело вздохнул. И не потому, что особенно часто пользовался этой частью своего мужского тела: его последняя связь завершилась за несколько месяцев до того, как он отплыл в Америку, и он не проявлял стремления возобновить ее…

Разумеется, он может жениться когда угодно. В конце концов, его долг четвертого маркиза Корк — когда-нибудь подарить миру пятого маркиза.

Главное затруднение представляли для него знакомые дамы — все они были одинаковы, на одно лицо, совершали одинаковые поступки и думали тоже одинаково. Они выписывали наряды из Парижа, отдыхали в Италии. Сезон светских развлечений они проводили в Лондоне, после пасхи уезжали в Дерби, в июне — в Эскот, потом перебирались в Каус, охотились в Шотландии, конец лета проводили в своих имениях, а потом все начиналось заново. Где бы они ни были, везде их разговоры сводились к обсуждению моды, украшений, смакованию последних сплетен. Короче, все эти светские дамы были совершенно предсказуемы и чертовски скучны.

Казалось, ответ на его вопросы известен. Все, что ему надо — найти такую женщину, которая была бы непредсказуема, даже забавна и никогда бы не надоедала ему.

— Господи! — нетерпеливо воскликнул Майлс, вышагивая по комнате. — И где же ты надеешься найти такую редкость, Корк?

Он остановился перед открытым окном, не подумав накинуть халат, и взглянул на залитый лунным светом сад. Машинально растирая рукой голую грудь, он наблюдал, как стайка оленей пасется на краю парка.

Краем глаза он заметил какое-то движение, и застыл: кто-то брел по дорожке под его окном. Фигура в белом. Женщина. Нет, девушка — ее золотистые волосы струились по спине, она повернулась и направилась в сторону розария. Это была леди Элисса.

Майлс следил, как она открыла дверь и скрылась в «Будуаре миледи».

Какого черта она там делает посреди ночи? Взяв с ночного столика карманные часы, он поднес их к окну — три часа.

«День — для честных людей, а ночь — для негодяев», — как говаривал древнегреческий драматург Эврипид.

Кроме того, ночь предназначена для влюбленных, но Майлс не верил, что в этот момент леди Элисса спешит на свидание. Сэр Хью никогда бы не отважился на такую дерзость — этот баронет был приверженцем благопристойного поведения.

— Ладно, если она идет не на свидание с этим олухом Пыорхартом, тогда какого дьявола она там делает? — пробормотал Майлс, захлопывая крышку часов.

Продолжая размышлять, Майлс Сент-Олдфорд обнаружил, что уже натягивает брюки и разыскивает рубашку и сапоги.

«Леди не пристало бродить по саду посреди ночи», — именно об этом Майлс собирался сказать Элиссе, направляясь к розарию.