Глава 19

Глава 19


Вечер в ресторане заканчивается поцелуем. Клим не заставляет меня. Я сама тянусь к его щеке, когда замечаю напряженные взгляды в нашу сторону. На секунду прижимаюсь к скуле, а затем он поворачивается и накрывает мои губы своими.

Этот поцелуй отличается от недавнего. Клим не напирает. Нет! Он словно пробует меня. Касается так нежно, будто я не из плоти и крови, а из тонкой паутины. Согревая дыханием, мягко раздвигает губы, ласкает языком зубы и нёбо. Терпеливо ждет, чтобы расслабилась.

Гладит подушечками пальцев щеки. Выворачивает душу потемневшим взглядом, жаждой, которая превращает его тело в камень. А стоит мне закрыть глаза, срывается со знакомым напором.

Если кто-то в зале и сомневался в наших отношениях, то после этого поцелуя просто обязан распрощаться с сомнениями. Не целуют случайных любовниц с такой нежностью и не сходят с ума от их губ так сильно, что вместо ужина в ресторане спешат на парковку, к машине.

Вероятно, даже великий Станиславский сказал бы свое знаменитое: «Верю!», но почему-то вместо радости я ощущаю странную тяжесть за грудиной. И устраиваюсь на заднем сиденье, а не рядом с Климом..

Дорога до дома проходит в молчании. Несмотря на хмурый взгляд Хаванского, говорить не хочется от слова «совсем». Губы печет как после кайенского перца, тело бросает то в жар, то в холод, а в голове крутятся ненужные мысли, глупости со всякими «если бы» и воспоминания...

О нашей первой встрече. Пачке денег на тумбочке и моем позоре.

О второй — когда я всю свадьбу вместо радости чувствовала страх, постоянно пряталась от свидетеля и молилась, чтобы он не назвал при всех шлюхой.

О третьей... той, которая отпечаталась в памяти лучше всех и которую я надеялась забыть.

На борьбу с этим воспоминанием уходит половина пути и остатки вечера уже в доме.

Сбежав от Клима в свою комнату, я пытаюсь настроиться на следующий рабочий день. Будто последняя модница, придирчиво выбираю одежду. Полчаса кручусь в кровати и раз пять взбиваю подушку.

Но, уснув, словно в наказание, вижу себя в огромном торговом центре и чувствую, как по ногам кровавыми ручейками вытекает жизнь.

Все настолько яркое и четкое, что даже во сне меня разрывает от отчаяния. Вновь миг за мигом переживаю свой шок, свою растерянность и боль.

Как и тогда, кричу в телефон мужу, что мне нужна его помощь. Заливаюсь слезами. И падаю... долго, куда-то глубоко. Не на пол, а сквозь него. Лечу, не замечая никого и ничего, пока не оказываюсь прижатой к мужской груди.

— Тише, тише... Все хорошо...

Я почти не слышу этих слов. Настоящее путается со сновидением, делает его еще более объемным и живым.

— Не плачь. Все будет в порядке, — раздается громче, совсем как шесть лет назад на парковке торгового центра.

Каждым звуком и словом заставляет дрожать во сне. Вместо успокоения вынуждает вспомнить, как сквозь стыд я согласилась тогда на чужую помощь. Как молилась по дороге, чтобы обошлось. Как позволяла нести себя на руках мимо машин скорой помощи и санитаров с каталкой. А потом в больнице, будто за спасательный круг, держалась за мужскую руку... все время: в приемном покое, в длинных коридорах, возле прохладного бокса операционной и сразу же после нее.

— Это прошлое, Диана. Все закончилось.

Чьи-то руки гладят меня по спине, смахивают влагу со щек и укачивают. Медленно, уверенно. Как маленькую девочку, которая первый раз разбила колени. Как взрослую женщину, которая потеряла своего ребенка и выла потом в голубую рубашку постороннего ей мужчины.

— Успокаивайся. Ты сможешь.

Простые короткие команды размазывают меня о стену между явью и фантазией. Делают боль невыносимой.

— Нет! — кричу и дергаюсь всем телом от этого дежавю. Как сквозь ледяной панцирь, прорываюсь из сновидения в реальность. — Я в порядке. В порядке... — произношу быстрее, чем успеваю хоть что-то понять.

— Молодец. Справилась. — Клим держит так же крепко, но больше не укачивает.

— Ты здесь...

Я хлопаю мокрыми ресницами, осматриваясь в темноте. От шока забываю, как вдыхать и выдыхать.

— Ты кричала и плакала.

Тру лицо, пытаясь избавиться от позорной влаги.

— Сон. Просто плохой сон.

— Я через две стены услышал.

— У тебя плохая звукоизоляция. — Смущение затапливает меня с головой. — Не нужно было приходить.

Толкаю Клима в грудь и, как только он отпускает, перебираюсь на другой край кровати.

— Тогда ты тоже так сказала, — туманно произносит Хаванский, и я замечаю горькую улыбку на его губах.

Надежда, что мой сон останется тайной, лопается мыльным пузырем. Собственное подсознание сыграло слишком злую шутку. От стыда я не знаю, куда себя деть. Хочется сбежать из комнаты. А еще лучше — из дома.

Еще минута наедине с Климом, и, наверное, так бы и сделала, но он первым встает с кровати и не оглядываясь идет к двери.

— Я ждала не тебя. — Правда сама срывается с губ.

— Ты всегда ждешь не тех, — доносится уже из коридора.

И хлопок двери, как ведро ледяной воды, смывает последние остатки моей сонливости.


Загрузка...