Ложь Моего Монстра

Глава 19

Саша

Сегодня у Кирилла день рождения.

Я знаю, поскольку Карина втянула меня в планирование какой-то вечеринки-сюрприза. Моя задача — вернуть его домой в положенное время, чтобы он смог съесть хотя бы кусочек торта, который она заказала месяц назад.

И хотя в теории это звучит легко, в реальности все обстоит сложнее. Кирилл обычно проводит большую часть ночи в клубе и возвращается только в безбожные часы раннего утра.

Самое странное в его дне рождения то, что он приходится на один день раньше моего. Всего на один. Ну, с разницей в восемь лет, но тем не менее.

Но он этого не знает, ведь дата моего рождения в армейских документах — липовая. В прошлом году он спросил меня, хочу ли я отдохнуть на свой день рождения, и я призналась ему, что эта дата фальшивая. Он спросил о моей реальной, но я ответила, что все равно не праздную, так что в этом нет смысла.

И я не праздную. По крайней мере, с тех пор, как умерла моя семья.

От одной мысли о праздновании без вечеринки, подарков, ужина и игр с кузенами меня тошнит. Лучше думать, что эта глава моей жизни давно закончилась.

У новой меня нет дня рождения. Только обязанности.

Однако, как и Карина, я хочу сделать день рождения Кирилла особенным. Он все время что-то замышляет или реализует, у него почти нет времени на себя и свою семью — не то чтобы он высоко ценил это. Он заботится только о благополучии Карины.

Проблема в том, чтобы вернуть его домой. Виктор отказывается сотрудничать и выполняет только то, что от него требует Кирилл. Юрий сказал, что у него нет сил убедить Кирилла в чем-либо, а Максим такой: «Он не любит праздновать свой день рождения. Он вообще знает, что он существует?»

Я не удивилась бы, если бы он не знал, учитывая его напряженные отношения с матерью. Его сестра сказала, что она всегда хотела подарить ему разные воспоминания о дне его рождения, но не знала как — и тут в дело вступаю я.

С тех пор как два месяца назад албанцы похитили меня, все между нами изменилось.

Последовали бесчисленные события, в основном война с ирландцами и много драмы в жизни Рай, но, в конце концов, организация пришла в состояние устойчивого простоя.

Это видно по скучающим лицам мужчин, а их беспокойство чувствуется в воздухе. И я имею в виду не только наших мужчин, но и каждого солдата братства.

Эти люди настолько привыкли к насилию и войне, что в состоянии мира им становится не по себе. Я отчасти такая же, и единственная причина, по которой меня не мутит, — Кирилл мучает меня каждую ночь. Он либо связывает меня, либо затягивает кожаный ремень на моем горле, либо склоняет меня над ближайшей поверхностью, чтобы трахнуть меня как животное.

Именно эта его животная сторона обеспечивает мне необходимую стимуляцию. И я думаю, что ему это тоже нужно, поскольку наши ночные занятия становятся все более интенсивными с каждым днем. Иногда мне кажется, что я умру в муках наслаждения. В других случаях я выдерживаю удар за ударом, пока мы оба не выдохнемся и не насытимся.

Но чаще всего я испытываю извращенную потребность в большем и большем. Я жажду его дикости, того, как он доминирует, кусает и ставит синяки на моей коже. Он не сдерживается и не обращается со мной как с нежным цветком. Отнюдь.

Кирилл дает мне именно то, что мне нужно, а взамен берет то, что он захочет.

Я начала ненавидеть дневное время, поскольку не могу к нему прикоснуться. По крайней мере, не тогда, когда вокруг полно народу.

Как бы мне ни было неприятно это признавать, Кирилл контролирует себя лучше, чем я. Хотя я часто ловлю себя на том, что пялюсь на него и вспоминаю, какие вещи он делал с моим телом накануне вечером, он обычно не обращает на меня внимания и ведет себя профессионально.

За что я ему благодарна, ведь меньше всего мне нужно, чтобы мужчины, которыми я должна руководить, думали, что я занимаюсь сексом с их Боссом.

Иногда, однако, он присылает мне сексуальные сообщения из ниоткуда, от которых мне становится не по себе. Хуже всего то, что обычно это происходит, когда мы находимся в окружении других людей.

Например:

Ты выглядишь напряженной. Хочешь, я расслаблю тебя с помощью своего члена?

Я все еще чувствую вкус твоей маленькой жадной киски на своем языке. Я вернусь за добавкой сегодня вечером.

Тебе лучше не утомляться, поскольку ты не уснешь, пока не захлебнешься моей спермой.

Тебе больновато? Может, нам стоит отложить мой член и позволить моему языку позаботиться о тебе?

Будь в моей комнате в десять. Голая. Ложись на спину, ноги в стороны. Если когда я войду, моя киска не будет хорошо видна, ты будешь наказана.

Трудно оставаться такой же безучастной, как он, когда я получаю эти сообщения. А этот придурок ухмыляется, как будто знает, какой именно эффект он на меня оказывает.

Я не могу не испытывать чувство облегчения от того, что у нас с Кириллом установилась рутина. Не думаю, что он еще полностью доверяет мне, но я этого и не ожидала. Самое главное, что он смотрит на меня так, как будто не может насытиться мной, как будто ему не терпится выгнать всех, только чтобы я была полностью в его распоряжении.

Он может быть ублюдком по отношению к этому, не утруждая себя дружелюбием по отношению к мужчинам, которые его очень уважают.

Но с этой странной стабильностью приходит страх, что это лишь вопрос времени, когда дерьмо снова попадет в вентилятор. И я не имею в виду войны Братвы или нестабильные отношения с картелями. Я могу справиться с перестрелками и хаосом.

Но с чем я не могу справиться, так это с возможным вмешательством в дела моей семьи и с тем, что Кирилл узнает обо всем, что я храню в тайнике глубоко внутри себя.

Прошло уже несколько месяцев после инцидента в России, и с тех пор больше ничего не происходило. Мой дядя не выходил на связь, и не было никаких явных покушений на жизнь Кирилла, за исключением того эпизода с поставкой наркотиков. Или... в том месяце, когда некоторые ирландские солдаты специально нацелились на него. Или несколько недель назад, когда кто-то пытался совершить на него покушение, когда мы выходили из клуба.

Но... это же нормально, верно? Первые два случая были войнами между бандами, а третий мог произойти потому, что он кого-то обидел — что бывает чаще всего.

По крайней мере, я предпочитаю думать о них именно так. Я не верю, что дядя Альберт или бабушка посылали сюда людей именно для этих миссий. Если бы они это сделали, дядя предупредил бы меня, чтобы я покинула корабль Кирилла.

Не то чтобы я послушаюсь.

Я часто думаю, как у них дела и насколько Майк вырос с тех пор, как я видела его в последний раз. Всякий раз, когда я скучаю по нему, я звоню дяде Альберту, но он никогда не отвечает. Иногда я думаю о том, чтобы навестить их, но образ того, что случилось с Кириллом, когда я была там в последний раз, быстро перечеркивает эту мысль. Кроме того, они отреклись от меня. Не думаю, что им есть дело до того, что со мной происходит.

Не помогает и то, что у меня постоянно возникает чувство конца света из-за возможности катастрофы в ближайшем будущем. Я была очень резкой и, возможно, слишком жестокой по отношению ко всем, кто пытался приблизиться к Кириллу, не говоря уже о том, чтобы дотронуться до него.

Может быть, я воспринимаю все это слишком близко к сердцу, или у меня паранойя без причины.

Но в том-то и дело, что причина есть. В глубине души я знаю, что это лишь вопрос времени, когда что-то случится. И, возможно, именно поэтому я была на взводе.

— Тебе нужно расслабиться, — шепчет мне на ухо глубокий голос.

Это только заставляет меня напрячься еще больше. Во-первых, это прозвучало из ниоткуда. Во-вторых, горячее дыхание Кирилла у моего уха заставляет меня дрожать и вызывает в памяти эротические образы плоти против моей плоти и тихих слов, звучащих на моей коже.

Мы покидаем дом Пахана после долгой дневной встречи. Уже наступила ночь, так что сейчас он отправится в клуб, и мне нужно придумать способ заставить его вернуться домой.

— Я расслаблена, — бормочу я, наблюдая, как наши мужчины направляются к машине.

Виктор бросает на меня знающий взгляд, но он больше не настаивает на том, чтобы все время быть рядом с Кириллом. Мне кажется, но я не уверена, что он немного смягчился после моего похищения. Он все еще остается упрямой, неподвижной горой, но он больше не считает своим долгом быть засранцем ради того, чтобы поиздеваться и похихикать.

— А ведь могла бы и обмануть. — Губы Кирилла кривятся в ухмылке, и я клянусь, что мое сердце вот-вот вырвется из своего заточения. Как мне противостоять обаянию Кирилла, каким бы извращенным оно ни было? Ответ — никак, и это не потому, что я не пыталась.

Не помогает и то, что в последние месяцы он стал более привязчивым. В отличие от прошлого, когда было ясно, что мы строго используем друг друга, сейчас он лежит рядом со мной и иногда засыпает. Прижимая меня к себе.

Мое любимое время суток — спать в его объятиях, слушать биение его сердца и быть окруженной его теплом. И, может быть, я слишком много думаю, но мне хочется верить, что теперь между нами есть нечто большее.

Он даже заставил меня дать ему какое-то прозвище, которое я редко использую, так как это слишком неловко.

Так что теперь, когда он подтрунивает или ведет себя непринужденно, я реагирую эмоционально и не по правилам.

— Я действительно такая, — говорю я защищаясь.

— Ты не можешь быть расслабленной, чтобы спасти свою жизнь. — Он похлопывает меня по плечу, и хотя это простой, невинный жест, который он мог бы повторить с любым другим, я не могу побороть температуру, которая поднимается во всем моем теле.

— Это неправда.

— Ты все еще ведешь себя как солдат вне армии, Саша. Может быть, нам стоит попозже сходить в сауну и расслабить эти мышцы.

Мне не нравится, как он подчеркивает слово «мышцы», и я не могу не думать о том, как он впервые коснулся меня в той сауне и как пожирал меня заживо, пока я не потеряла сознание.

— Прекрати, — шиплю я себе под нос.

— Что? Тебе нужно немного расслабиться.

— Боюсь, что твои методы только усиливают напряжение.

Он подходит ближе ко мне, и я вдыхаю его кедровый аромат. Когда он говорит низкими, мрачными словами, все мое тело дрожит.

— Так вот почему ты просила еще, когда скакала на моем члене прошлой ночью?

— Кирилл!

Он отталкивается, его выражение лица совершенно бесстрастно, чего нельзя сказать о моих разгоряченных щеках.

— Что?

Рай выходит из дома, за ней следуют два ее охранника, и физически врывается между нами, прижимая руку к бедру.

— Ты мудак, вот что. Оставь Сашу в покое.

Я прочищаю горло и потираю затылок. С тех пор как нас вместе похитили, Рай пыталась убедить меня бросить Кирилла и стать ее охранником, потому что, по ее мнению, он не только не заслуживает меня, но и не знает, как со мной обращаться.

Она также была той, кто рассказал мне о том, что Кирилл планирует сделать с ее сестрой. К счастью, она пообещала не угрожать ему по поводу его сексуальности и не раскрывать мой пол, и все разрешилось — или я надеюсь, что разрешилось.

— Его зовут Александр, — говорит Кирилл жестким тоном, и весь его юмор исчезает за долю секунды. — И ты не имеешь права указывать мне, что делать с тем, что принадлежит мне.

— Саша — человек, и тебе лучше относиться к нему как к человеку, иначе я выцарапаю тебе глаза.

— Хотел бы я посмотреть, как ты попытаешься.

— Я не шучу, Кирилл.

— Я тоже. А теперь отойди от меня, пока я не снес тебе голову.

— А если я откажусь?

— Мисс, — я улыбаюсь и становлюсь перед ней. — Ничего страшного, правда.

Она смотрит на меня с мягким выражением лица. Рай, конечно, изменила свой тон со мной с тех пор, как увидела мою вагину. Но опять же, она всегда была защитницей женщин в этой организации, ориентированной на мужчин.

— Как это может быть ничего? У тебя только что было красное лицо. Он тебя ругал? Устроил тебе разнос?

Черт.

— Нет, нет, это не так...

— А что, если так? — Кирилл обрывает меня и говорит своим отчужденным тоном. — Я предупреждаю тебя, Рай, не суй свой нос в наши с Александром дела, или ты пожалеешь об этом.

— Покажи мне свое худшее. Если я снова поймаю тебя за издевательствами над Сашей, я с тобой разберусь. — Затем она вскидывает волосы в чисто примадоннском стиле и уходит, стук ее каблуков эхом отдается позади нее.

— Я собираюсь убить ее на хрен, — непринужденно объявляет Кирилл.

— Пожалуйста, не надо.

— Ты ее защищаешь?

— Нет. Я просто говорю, что она... хочет как лучше.

— К черту. — Он направляется к машине. — Мы едем в клуб.

Ах, черт.

Как мне теперь убедить его поехать домой? Я проверяю свой телефон и вздрагиваю, когда обнаруживаю десять пропущенных звонков и пятнадцать сообщений от Карины. Есть даже сообщение от Анны с фотографией столовой, которую она сама украсила.

Ладно, отчаянные времена, я полагаю.

Я бегу в сторону Кирилла, потом вскрикиваю и бросаюсь вниз по лестнице, ведущей к круговому подъезду. Я скатываюсь вниз по лестнице и защищаю голову руками. Удар оказывается гораздо сильнее, чем я ожидала, когда я лежу внизу на боку.

Максим бежит ко мне.

— Черт, Саша! Ты в порядке?

Когда он помогает мне сесть, Кирилл начинает толкать его, потом останавливается. Потому что Юрий, Виктор и несколько наших и паханских мужчин наблюдают за шоу.

Мышцы на его челюсти напрягаются, но он засовывает обе руки в карманы.

— Что, блять, случилось?

— Я... упал с лестницы, — говорю я между стиснутыми зубами, потому что мой бок и задняя часть бедра адски болят.

— Кто тебя толкнул?

— Никто.

Кирилл и даже Виктор сузили глаза. Черт, черт.

— Я не следил за тем, куда шел. — Я с трудом встаю на ноги с помощью Максима. — Я в порядке.

— Ерунда. — Кирилл смотрит на меня несколько молчаливых секунд. — Мы едем домой.

— Разве клуб не является нашей следующей остановкой? — спрашивает Виктор, угрожая разрушить мой план.

Кирилл не отвечает и направляется к машине. Это значит, что мы должны ехать домой.

Да.

Я начинаю идти следом и спотыкаюсь. Юрий ловит меня за руку в последнюю секунду, и я могу поклясться, что он пристально разглядывал меня в течение мгновения, прежде чем его выражение лица вернулось к нормальному.

Мне показалось?

— Я знаю, что ты обещал мисс Карине вернуть его домой, но не кажется ли тебе, что ты немного переборщил с этим? — спрашивает он своим обычным мудрым тоном.

Я ухмыляюсь, даже когда хромаю к машине.

— Я не знаю, о чем ты говоришь.

— Ты так радуешься тому, чего не знаешь.

— Кто? Я? — ну, да, может быть, я немного на взводе, поскольку Кирилл отменил поездку в клуб только потому, что я получила травму.

Это был мизерный шанс, и я не думала, что он действительно это сделает. Но опять же, это противоречит его территориальной природе — отправить меня обратно с Максимом или Юрием, пока он поедет в клуб.

Так что, скажем так, я немного счастлива.

Или очень счастлива, если учесть, что я не могу перестать ухмыляться, как идиотка. Но мое хорошее настроение постепенно исчезает, когда я сажусь рядом с Кириллом на заднее сиденье машины. Как только мы начинаем движение, он опускает перегородку, отрезая нас от Юрия и Виктора.

— Какого хрена ты творишь? — его глубокий голос мечется в воздухе, как кнут.

Моя спина замирает в напряженном положении.

— Н-ничего, я просто споткнулась.

— Ты хочешь, чтобы я поверил в эту чушь? Я бы купился на это, когда мы впервые встретились в армии, но сейчас у тебя равновесие лучше, чем у кого бы то ни было, так почему бы тебе не рассказать мне реальную причину, по которой ты выкинула этот гребаный трюк.

Ладно, обмануть его не получилось.

— Я просто хочу домой.

— Ты могла бы просто попросить об этом, как нормальное гребаное человеческое существо.

— И ты бы согласился?

— Почему бы и нет?

— О, я не знаю. Потому что ты ничему не доверяешь?

— Следи за гребаным тоном, и если ты думаешь, что это шоу заставит меня доверять тому, что ты задумала, то тебе придется проснуться. — Он протягивает ко мне руки, и я замираю.

Кирилл интенсивный в хорошие дни. В плохие дни, однако, он — сила, с которой нужно считаться.

Я чувствую, что топчусь на его пути и могу быть либо уничтожена, либо отброшена. Или и то, и другое.

Кирилл хватает меня за бок, и я вздрагиваю.

Он поднимает мою рубашку и осматривает синяк, который становится фиолетовым на моей коже.

— Ты, гребаная… — Он прерывает себя, чтобы тяжело вздохнуть. — Если ты еще раз по какой-либо причине причинишь себе вред, клянусь, Саша…

— Не буду.

Его светлые глаза сужаются, когда они пристально, пристально смотрят на меня, почти как будто он хочет отрезать мне голову. Но потом он качает головой и аккуратно заправляет мою рубашку обратно в брюки, чтобы не причинить мне никакого дискомфорта.

Я не знаю, что на меня нашло.

Он все еще аккуратно возвращает рубашку на место, когда я бросаюсь на него.

— Какого черта ты делаешь… — Его слова прерываются, когда я прижимаюсь к его губам.

Я никогда не целовалась первой с Кириллом, никогда не находила в себе смелости сделать это, потому что всегда была неуверенной в огромности своих чувств к нему.

Это началось еще в армии и никогда не ослабевало. Это чувство становилось все сильнее и опаснее, пока я не перестала его контролировать.

Но теперь мне все равно, знает ли он, как сильно он мне нравится. Нет, «нравится» — это слишком слабое слово, оно не описывает ничего из того, с какой силой мое сердце влечет к нему.

И тут меня осеняет, когда мои губы находят его губы.

Наверное, я люблю этого мудака.

Кирилл ошарашен лишь на мгновение, прежде чем впивается пальцами в мои волосы и сжимает в кулак любую длину моих волос, за которую он может ухватиться, пожирая меня. Мой поцелуй неуверенный, эмоциональный и уязвимый. Его — воплощение разрушения.

И знаете что? В конце концов, я могу смириться с этим.

Его звериная сторона — часть его сущности, и я не хотела бы, чтобы он был другим.

Машина останавливается, и мы отрываемся друг от друга — или я.

Кирилл все еще держит руку в моих волосах, и он использует ее, чтобы вернуть мое внимание к себе.

— Не хочешь объяснить, зачем это было нужно?

— Мы в доме, — шепчу я.

— Это не отвечает на мой вопрос.

Его лицо близко. Так близко, что я могу сосчитать крошечные черные крупинки в его светлых глазах сквозь очки. Так близко, что я чувствую запах виски в его дыхании от выпитого им ранее напитка.

Я также чувствую его вкус на своем языке. Такой сильный и чертовски возбуждающий.

Я прочищаю горло.

— Ты целуешь меня все время. Ты не замечал, чтобы я спрашивала тебя, почему.

— Когда это делаю я, все по-другому. Моя цель — требовать тебя. А у тебя какая?

Я вздергиваю подбородок.

— Возможно, она в том, чтобы претендовать на тебя тоже.

Улыбка приподнимает его губы — постепенная, большая и такая великолепная, что мне хочется сфотографировать ее, чтобы смотреть на нее, когда захочется.

Виктор стучит в окно, и Кирилл, наконец, отпускает меня и выходит из машины, но не раньше, чем бросает на меня странный взгляд.

Ноге уже лучше, хотя хромота не исчезла. Как только мы оказываемся в доме, раздается взрыв конфетти, и Карина кричит: «С днем рождения, Киря!»

Виктор, Юрий, Максим и Кирилл замирают. Хотя Юрий и Максим были в курсе всего этого и помогали нам с Кариной в подготовке, они все еще охраняют Кирилла и покинут корабль, если он хоть как-то намекнет на презрение.

Хозяин дома смотрит на празднично выглядящий стол и украшения на стенах, потолке и даже полу. Анна постаралась на славу и приготовила блюда, которыми можно было бы кормить весь дом в течение нескольких дней. В стороне от пиршества на тележке на колесиках величественно возвышается огромный праздничный торт с именем Кирилла.

— Я специально его приготовила, — болтает Карина, когда он не выказывает ни одобрения, ни порицания. — Они чуть не испортили его по дороге сюда, но его удалось спасти в последнюю минуту! Анна приготовила много еды, и мы можем пригласить всех, если хочешь, кроме Юли, потому что, знаешь...

Она прерывается, когда я хромаю к ней и обнимаю ее за плечи. На ней милое розовое платье с фатином и соответствующими ногтями и туфлями. У нее даже волосы уложены так, как будто это ее собственный день рождения.

— Карине пришлось немало потрудиться ради этого, — говорю я осторожным тоном. Потому что он выглядит немного недовольным, и я не могу допустить, чтобы он разбил сердце своей сестры.

— Саша тоже, — говорит Карина. — И Анна. Мы хотели сделать тебе сюрприз.

На мгновение в зале воцаряется тишина, прежде чем он направляется к своей сестре. Она на мгновение застывает, но затем он целует ее в макушку.

— Спасибо, Кара.

Она ухмыляется, как идиотка.

— Не за что!

Он обнимает Анну в знак благодарности, и она улыбается, как гордая мама. Кирилл просто похлопывает меня по плечу по пути к столу и наклоняется, чтобы прошептать:

— Так вот почему ты хотела вернуться домой.

Я киваю.

— Как я и говорил. Ты могла бы мне сказать.

Могла?

Он видел себя в зеркале? Кто посмел бы беспокоить Его Величество по такому пустяку, как день рождения?

Я не успеваю сказать что-либо, как он отодвигает свой стул. Остальные следуют за ним, и Максим зовет остальных ребят, после того как Кирилл разрешил.

Болтовня и смех эхом разносятся по столу, хотя Кирилл почти ничего не говорит и только тогда, когда Виктор, сидящий справа от него, подключается к разговору.

Карина сидит слева от него, и я рядом с ней, слушаю, как она взволнована и что она не могла уснуть прошлой ночью.

Все это время я украдкой поглядываю на Кирилла. Я не знаю, устраивает ли его это или он просто притворяется ради Карины и Анны.

Общий смех и звон тарелок прекращаются, когда на вечеринке появляются Юля и Константин. Она одета сегодня в черное, как на похороны, и топает ногой по полу, увидев охранников за обеденным столом.

— Что это значит?

Карина поворачивается и прочищает горло.

— Это... э... ты... видишь ли... сегодня... ну, у Кирилла... ден...

— Соберись, идиотка. Ты что, не знаешь, как строить предложения?

Слезы собираются в глазах Карины, прежде чем политься по ее нежному лицу. Ее губы смыкаются, и вся ее беззаботная энергия исчезает.

— Мама, нет. — Константин качает головой.

— Что? Она говорила как идиотка.

— Это ты превратил ее в ту, кем она является. — Кирилл встает во весь рост и обхватывает Карину за плечи. — Если ты еще раз заговоришь с ней в таком тоне, я вышвырну тебя из дома.

— Что ты мне сейчас сказал?

— Я полностью владею этим местом. Если ты не будешь уважать моих людей в нем, ты вылетишь отсюда в одно гребаное мгновение, и я сделаю своей миссией сжечь каждую из твоих дизайнерских сумок, — он уставился на своего брата. — Уведи ее отсюда. Я не хочу видеть ее лицо.

Челюсть Константина сжимается, но он начинает оттаскивать суетливую Юлю. Я могу сказать, что ему тоже было крайне неприятно, то как она разговаривала с Кариной.

— Как ты смеешь меня выгонять? Это я тебя родила, наглый кусок мусора...

Дверь за ними закрывается, и Кирилл улыбается Карине.

— Не верь ничему, что говорит эта женщина. То, что она нас родила, не делает ее матерью, ясно?

Она дважды кивает, улыбаясь в ответ, и даже обнимает его.

Затем она отстраняется, убегает в другой конец комнаты и приносит огромную черную коробку, обернутую белой лентой. Подарок представляет собой сшитый на заказ смокинг с великолепными туфлями и парадной рубашкой.

Потратила ли она на это целое состояние? Определенно.

Анна также дарит ему свой подарок — шарф, который она связала сама. Парни предлагают ему карточки с услугами, о которых он может попросить их в свой выходной — как будто он и так не может этого сделать.

Кирилл улыбается, но улыбка исчезает, когда он находит в стопке такую же открытку от меня.

Мне пришлось поступить так же, как и остальным, чтобы не выделяться. Ведь только Карина и Анна дарили ему личные подарки.

Есть и третий подарок — роскошные часы, которые, как клянется Карина, не от нее, но она единственная в этом доме достаточно богата, чтобы купить их.

Пока они спорят о часах, Максим называет Карину скромницей, Виктор бьет его, а Юрий ругает, я выскальзываю из столовой и направляюсь в ванную с огромной улыбкой на лице.

Не хочу сглазить, но, по-моему, день рождения удался.

Закончив свои дела, я мою руки и замираю, увидев в зеркале отражение Кирилла. Он прислонился к дверной раме, скрестив ноги, и возится с карточкой, которую я сунула ему вместе с карточками других охранников.

— И это все, что я получил за огромный день рождения, ради которого ты чуть не сломала ногу, чтобы я присутствовал?

Я позволила воде капать с моих рук в раковину в течение минуты, затем повернулась к нему лицом, вытирая их полотенцем.

— Эта карточка может означать множество вещей. Используй ее с умом.

— У меня так много карточек. Что, если я потеряю этот особенный подарок на день рождения?

Я усмехаюсь.

— Перестань быть придурком. На самом деле у меня есть другой подарок, но я не могу показать его тебе при всех.

Он поднимает бровь.

— Другой подарок? Где он?

Я прикусываю нижнюю губу, затем расстегиваю брюки. Звук шуршащей одежды настолько усиливается в тишине, что я практически трушу.

Одним движением я спускаю трусы-боксеры так, что он может увидеть черные чернила, обрамленные краснотой, прямо над моей киской.

Кирилл выпрямляется, выражение его лица становится недоуменным, он подходит ко мне, обхватывает меня за бедро и нежно проводит пальцами по русскому слову.

Лучика.

— Черт, — произносит он голосом, полным благоговения. — Когда ты успела это сделать?

— Сегодня утром.

— Когда ты должна была быть с Кариной?

Я киваю.

Он сужает глаза, и его хватка усиливается на моем бедре, его пальцы впиваются в него.

— Нанес ли мужчина чернила на твою кожу, Саша? Позволяла ли ты мужчине смотреть на то, что, блять, мое?

— Нет, ты, пещерный человек. Это была женщина.

— Имя? Данные? Местонахождение?

— Чтобы ты мог доставить ей неприятности? Ни в коем случае. Во всяком случае. Ты не сказал мне, что ты думаешь? Тебе... нравится?

— Я люблю это. Давно следовало выгравировать на тебе мое имя, но это было бы сделано неаккуратно, ножом.

Я закатываю глаза.

— Ты такой романтик.

— Я знаю.

— Это был сарказм.

— Я знаю. — Его взгляд все еще прикован к татуировке, когда он проводит по ней туда-сюда.

Я такая слабачка. Мне пришлось принять три сильных обезболивающих, прежде чем я позволила девушке сделать мне татуировку. Я больше никогда не буду набивать татуировку. Я не могу понять, как Кириллу и остальным удалось нанести изображения карт на свои тела.

— Теперь я хочу увидеть это вблизи и лично, пока буду вытрахивать твои мозги, — он берет меня за руку. — Пойдем.

— Нет, — я пытаюсь вырвать руку и терплю неудачу. — Мы не можем.

— Почему нет?

— У тебя вечеринка, помнишь?

— Тогда вечеринка окончена.

— Кирилл, нет. Все будут такими расстроенными.

— Не моя проблема.

— Ладно, подожди. Подожди! Если ты задержишься хотя бы на два часа, я расскажу о своем настоящем дне рождения.

Он поднимает бровь.

— Один час.

— Полтора.

— Договорились, — Он делает паузу. — Когда твой день рождения?

— Завтра.

— Правда?

Я киваю.

Он лезет в пиджак, потом хватает мою руку и застегивает браслет из нержавеющей стали на моем запястье.

— Как… — Я запнулась.

— Он у меня с прошлого года, и я собирался подарить его тебе только тогда, когда ты скажешь мне свой настоящий день рождения.

— Ты... носил его с собой все это время?

— Возможно.

О, вау. Думаю, мое сердце тает у его ног, пока мы разговариваем.

— На нем выгравирована снайперская винтовка, — я прикасаюсь к выгравированному изображению, а затем задыхаюсь от надписи на русском языке. — И Саша!

— Это также унисекс.

Я обнимаю его.

— Спасибо! Спасибо!

Его рука обхватывает мою спину.

— С днем рождения, solnyshko.

Слезы застилают мне глаза. Я думала, что больше никогда не буду праздновать свой день рождения, но Кирилл доказал мою обратное.

Я хочу отмечать все свои последующие дни рождения рядом с ним.